Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
л за ним.
- Кстати, что ты там говорил про сортировку? - спросила Гермиона призрака. - Про то, что шляпа и раньше делала такие предупреждения?
- Ах, да, - Ник, похоже, был рад поводу отвести глаза от Рона, с почти неприличной жадностью поглощавшего жареную картошку. - Я сам их несколько раз слышал. Шляпа поступает так в тех случаях, когда чувствует, что школе угрожает опасность. Совет у неё, разумеется, всегда один: быть вместе и крепить ряды.
- Окузанаит фо шкули гржат паснасана шляпа? - спросил Рон.
Рот у него был набит до отказа, и то, что он сумел издать хоть какие-то звуки, Гарри расценил как большое достижение.
- Прошу прощения? - вежливо переспросил Почти Безголовый Ник. На лице Гермионы отразилось глубочайшее отвращение. Рон, гулко сглотнув, повторил: - Откуда она знает, что школе угрожает опасность, если она - шляпа?
- Представления не имею, - ответил Ник. - Впрочем, она живёт в кабинете Думбльдора и, осмелюсь предположить, слышит там немало интересного.
- И при этом хочет, чтобы все колледжи подружились? - Гарри с сомнением посмотрел на слизеринский стол, где безраздельно царил Драко Малфой. - Как же, как же. Скорее небо упадёт на землю.
- Знаете, вы не должны так к этому относиться, - укорил Ник. - Мирное сотрудничество, вот ключ к успеху. Мы, привидения, хотя и принадлежим к разным колледжам, стараемся всячески поддерживать дружеские связи. Скажем, я, невзирая на соперничество между "Гриффиндором" и "Слизерином", ни за что не позволил бы себе вступить в спор с Кровавым Бароном.
- Это потому, что ты его боишься, - сказал Рон.
Почти Безголовый Ник сильно оскорбился.
- Боюсь? Я? Сэр Николас де Мимси-Порпиньон? Никто и никогда не смел обвинить меня в трусости! Благородная кровь, текущая в моих жилах...
- Какая кровь? - вытаращил глаза Рон. - Разве у тебя осталась...
- Это фигура речи! - Ник так рассердился, что его голова мелко затряслась на полуотрубленной шее, угрожая в любую минуту отвалиться набок. - Я, конечно, не имею возможности вкушать еду и напитки, но, надеюсь, вы не станете отказывать мне в праве на свободу слова? И меня, поверьте, не могут задеть колкости неразумных детей, потешающихся над моею неполноценностью!
- Ник, он вовсе не собирался над тобой смеяться! - заверила Гермиона, разъярённо глядя на Рона.
У того, к несчастью, рот опять был набит так, что щёки грозили разорваться, поэтому он сумел лишь выдавить из себя: "Ниител казать иичо похо". Ник, видимо, не смог принять это как извинение. Стремительно взвившись вверх, он поправил шляпу с пером, уплыл на другой конец стола и сел между братьями Криви - Колином и Деннисом.
- Молодец, Рон, - рыкнула Гермиона.
- Чего? - возмутился Рон, проглотив, наконец, то, что было у него во рту. - Нельзя уже спросить простой вопрос?
- Молчи лучше, - раздражённо махнула на него Гермиона, после чего оба надулись, и остаток ужина прошёл в недовольном молчании.
Гарри давно привык к подобным сварам и не пытался их помирить, зная по опыту, что гораздо умнее будет спокойно доесть свой стейк и пирог с почками, тем более, что потом его ждало любимое лакомство - торт из патоки.
Когда все наелись и в зале снова загудели голоса, Думбльдор поднялся из-за стола. Разговоры сразу же стихли, и все головы повернулись к директору. Гарри одолевала приятная, сытая сонливость, и он с наслаждением думал о кровати под балдахином, которая ждала его наверху, такая мягкая и тёплая...
- Разрешите мне на несколько минут отвлечь ваше внимание от этого великолепного пиршества и сказать то, что я всегда говорю в начале учебного года, - обратился к школе Думбльдор. - Во-первых, первоклассникам следует усвоить, что лес, окружающий школьную территорию, является запретной зоной для всех учащихся... Позволю себе также выразить надежду, что к настоящему моменту этот факт дошёл и до сознания некоторых старшеклассников. (Гарри, Рон и Гермиона обменялись довольными улыбками.)
- Далее. Школьный смотритель мистер Филч просил меня напомнить вам, как он уверяет, в четыреста шестьдесят второй раз, что вам запрещено колдовать во время перемен в школьных коридорах, а так же запрещен и ряд других действий, список которых висит на двери кабинета мистера Филча.
- Кроме того, в этом году в нашей школе произошли некоторые изменения в преподавательском составе. Мы очень рады вновь приветствовать в этих стенах профессора Грубль-Планк, которая будет вести занятия по уходу за магическими существами, а также счастливы представить вам профессора Кхембридж, нового преподавателя защиты от сил зла.
Раздались вежливые, но не слишком активные аплодисменты, во время которых Гарри, Рон и Гермиона в панике смотрели друг на друга: Думбльдор ничего не сказал о том, как долго пробудет с ними профессор Грубль-Планк.
Думбльдор продолжил:
- Испытания для желающих попасть в квидишные команды будут проводиться...
Он неожиданно прервался и вопросительно посмотрел на профессора Кхембридж. Поскольку из-за её роста трудно было определить, стоит она или сидит, то на протяжении некоторого времени никто не мог понять, почему Думбльдор замолчал, но когда профессор Кхембридж откашлялась: "кхе-кхем", всем стало ясно, что она, оказывается, поднялась со своего места с намерением произнести речь.
Думбльдор растерялся лишь на мгновение, а затем элегантно опустился в кресло и воззрился на профессора Кхембридж с таким горячим энтузиазмом, словно для него не было в жизни большего счастья, чем слушать её выступление. Остальной преподавательский состав не сумел столь ловко скрыть своё удивление. Брови профессора Спаржеллы уползли под разлетающиеся во все стороны волосы, а рот профессора Макгонаголл сжался в тончайшую полоску. Никогда раньше новый учитель не осмеливался перебивать директора. Многие школьники усмехались; эта женщина явно не знакома с порядками в "Хогварце".
- Благодарю вас, директор, - жеманно заулыбалась профессор Кхембридж, - за тёплые слова приветствия.
Голос у неё был высокий, с придыханием, похожий на голос маленькой девочки, и Гарри вновь ощутил к профессору Кхембридж острую неприязнь, которую и сам не мог бы объяснить; но он твёрдо знал, что ненавидит в этой женщине всё, от идиотского голоска до пушистой розовой кофты. Она ещё раз откашлялась ("кхе-кхем") и продолжила:
- Должна сказать, что я очень рада вернуться в "Хогварц"! - Она улыбнулась, обнаружив мелкие и весьма острые зубки. - И очень рада видеть ваши милые счастливые личики!
Гарри поглядел вокруг и не увидел ни одного счастливого личика. Напротив, все были неприятно поражены тем, что с ними разговаривают как с маленькими детьми.
- Я очень хочу поближе познакомиться со всеми вами и уверена, что мы непременно станем хорошими, добрыми друзьями!
При этих словах все переглянулись; некоторые с трудом сдерживали ухмылки.
- Друзьями? Так уж быть, но только если не придётся с ней меняться и брать эту жуткую кофту, - шепнула Лаванде Парватти, и обе залились беззвучным смехом.
Профессор Кхембридж в очередной раз откашлялась ("кхе-кхем"), но, когда она снова заговорила, придыхание почти исчезло, а голос зазвучал скучно и заучено:
- Министерство магии придавало и придаёт вопросу образования юных колдунов и ведьм огромное, жизненно-важное значение. Редкий дар, которым каждый из вас наделён от рождения, не будучи взлелеян путём надлежащего обучения и наставления, может пропасть втуне. Мы не имеем права допустить, чтобы древние умения, являющиеся общественным достоянием колдовского сообщества, исчезли навсегда, а потому должны бережно передавать их из поколения в поколение. Мы, педагоги, больше других ощущаем, что наше благородное призвание - охранять и пополнять драгоценный клад магических знаний, накопленных нашими предками.
Профессор Кхембридж сделала паузу и слегка поклонилась своим коллегам, никто из которых и не подумал кивнуть ей в ответ. Тёмные брови профессора Макгонаголл сошлись на переносице, что придало её лицу ястребиное выражение, и Гарри отчётливо видел, как при очередном "кхе-кхем" она обменялась многозначительным взглядом с профессором Спаржеллой. Профессор Кхембридж продолжила:
- Каждый из директоров и директрис "Хогварца" привносил что-то новое в трудное дело руководства этой прекрасной, имеющей многовековую историю школой, и это правильно, ибо там, где отсутствует прогресс, неизбежно наступает стагнация и разрушение. В то же время, мы не можем себе позволить поощрять прогресс исключительно ради самого прогресса, так как наши древние, проверенные временем традиции чаще всего не нуждаются в изменениях. А значит, равновесие между старым и новым, между постоянством и переменами, между традициями и инновациями...
Гарри почувствовал, что не в состоянии больше слушать, его мысли всё время словно соскальзывали куда-то. Когда говорил Думбльдор, Большой зал всегда наполняла почтительная тишина, но сейчас она постепенно стала нарушаться: школьники склоняли друг к другу головы, шептались, хихикали. За столом "Равенкло" Чу Чэнг оживлённо болтала с подружками. Сидевшая недалеко от неё Луна Лавгуд достала из рюкзака "Правдобор". Хуффльпуффец Эрни Макмиллан, на груди которого сиял новенький значок старосты, не сводил глаз с профессора Кхембридж, но взгляд у него был стеклянный, и Гарри не сомневался, что Эрни не слушает, а лишь притворяется, дабы не потерять лицо.
Профессор Кхембридж ничего этого не замечала. Гарри стало казаться, что, даже если бы у неё под носом вспыхнуло восстание, она продолжала бы невозмутимо бубнить. Учителя, между тем, слушали в высшей степени внимательно, так же, как и Гермиона, которая впитывала каждое слово Кхембридж, хотя, судя по выражению её лица, эти слова ей совсем не нравились.
- ...ибо всегда оказывается, что некоторые изменения - к лучшему, зато другие изменения, по прошествии времени, неизменно признаются ошибочными. Некоторые старые традиции мы обязаны сохранить, и это естественно, другие же, отжившие свой век, следует оставить и забыть. Итак, давайте же вместе, настроившись сохранять того, что надлежит сохранить, совершенствовать то, что нуждается в совершенствовании, и искоренять то, что, по нашему мнению, вопиёт об искоренении, устремимся вперёд, к новой эре, эре открытости, действенности и ответственности.
Она села. Думбльдор захлопал. Преподавательский состав последовал его примеру, но Гарри заметил, что некоторые лишь раз-другой свели ладони вместе. К рукоплесканиям присоединилась и часть школьников; впрочем, большинство не слушало речь и не поняло, что она закончилась, поэтому, раньше, чем они успели сообразить, в чём дело и тоже начать аплодировать, Думбльдор снова встал.
- Большое спасибо, профессор Кхембридж, это было весьма познавательно, - сказал он, поклонившись ей. - Итак, как я говорил, испытания для желающих попасть в квидишные команды...
- Именно что весьма познавательно, - тихо проговорила Гермиона.
- Только не говори, что тебе понравилось, - так же тихо воскликнул Рон, переводя замутнённый взор на Гермиону. - В жизни не слышал такой скучной речи - а я, заметь, рос с Перси!
- Я сказала, "познавательно", а не "интересно", - сказала Гермиона. - Эта речь многое объясняет.
- Да? - удивился Гарри. - А мне показалось, что это полный бред.
- Среди этого бреда было кое-что очень важное, - мрачно произнесла Гермиона.
- Правда? - на лице Рона застыло непонимающее выражение.
- Как вам "мы не можем себе позволить поощрять прогресс исключительно ради самого прогресса"? А "искоренять то, что, по нашему мнению, вопиёт об искоренении"?
- Ну и что это значит? - нетерпеливо спросил Рон.
- Я тебе скажу, что это значит, - процедила Гермиона. - Это значит, что министерство намерено вмешаться в дела "Хогварца".
Вокруг послышался стук, шум; очевидно, Думбльдор распустил собрание, все вставали и готовились уходить. Гермиона испуганно вскочила.
- Рон, мы ведь должны показать первоклассникам, куда идти!
- Ах, да, - сказал Рон, который явно забыл об этом. - Эй! Эй, вы! Лилипуты!
- Рон!
- А что такого? Они такие мелкие...
- Всё равно, нельзя называть их лилипутами!...Первоклассники! - командным голосом проорала Гермиона. - За мной, пожалуйста!
Новые ученики робко двинулись к ней по проходу между гриффиндорским и хуффльпуффским столами, причём каждый прилагал все усилия, чтобы не оказаться впереди остальных. Дети и правда выглядели крошечными; Гарри был твёрдо уверен, что сам он, когда пришёл в первый класс, не был таким маленьким. Он улыбнулся малышам. Светловолосый мальчик рядом с Эваном Аберкромби буквально окаменел, он ткнул Эвана в бок и что-то шепнул ему на ухо. Эван, с точно таким же испуганным видом, украдкой бросил на Гарри боязливый взгляд, и тот почувствовал, что улыбка, как смердосок, сползает с его лица.
- До встречи, - без выражения сказал он Рону и Гермионе и пошёл прочь из Большого зала, изо всех сил стараясь не обращать внимания на перешёптывания, пристальные взоры и указующие персты. Глядя прямо перед собой, он пробрался к выходу, торопливо взошёл по мраморной лестнице и, воспользовавшись в двух местах тайными переходами и срезав таким образом путь, скоро оставил толпу далеко позади.
Чего же и ждать, сердито думал он, проходя по коридорам верхних этажей, где почти никого не было. Естественно, что все на него таращатся; ведь прошло только два месяца с тех пор, как он на глазах у всей школы вышел из лабиринта, где проводилось последнее испытание Тремудрого Турнира, и заявил, что ему пришлось стать свидетелем возрождения лорда Вольдеморта. При этом на руках у него было тело Седрика... А вскоре школу распустили на каникулы, и у Гарри, даже если бы он и захотел отчитаться перед всеми о тех ужасных событиях, практически не оставалось на это времени.
Незаметно для себя Гарри, прошагав по коридору, который вёл к двери в гриффиндорскую гостиную, оказался у портрета Толстой Тёти и, осознав, что не знает нового пароля, остановился как вкопанный.
- Э-м... - промычал он, хмуро уставившись на Толстую Тётю. Та разгладила складки шёлкового розового платья и, в свою очередь, сурово уставилась на него.
- Нет пароля, нет доступа, - надменно сообщила она.
- Гарри, я знаю! - За его спиной послышалось громкое сопение. Гарри обернулся и увидел трусящего по коридору Невилля. - Знаешь, что это? То, что я наконец-то смогу запомнить!... - Он помахал своим низеньким кактусом. - Мимбулюс мимблетония!
- Правильно, - сказала Толстая Тётя, и портрет открылся, обнаружив за собой круглую дыру в стене, куда и полезли Гарри с Невиллем.
Гриффиндорская гостиная - уютная, круглая комната, заставленная ветхими мягкими креслами и старыми шаткими столиками - встретила их как всегда приветливо. В очаге весело потрескивал огонь, у которого, перед тем, как подняться в спальни, грели руки несколько человек; а с другой стороны Фред с Джорджем вешали на доску какое-то объявление. Гарри помахал всем на прощание и направился прямиком в спальню, у него не было настроения с кем-либо разговаривать. Невилль пошёл за ним.
Дин Томас и Симус Финниган добрались до спальни первыми и сейчас были заняты тем, что развешивали по стенам возле своих кроватей плакаты и фотографии. Когда Гарри распахнул дверь, они разговаривали, но, увидев его, тут же замолчали. У Гарри одна за другой возникли две мысли: первая - о том, что Дин с Симусом, очевидно, говорили о нём, а вторая - что у него, очевидно, стремительно развивается паранойя.
- Привет, - сказал он, подходя к своему сундуку и открывая его.
- Привет, Гарри, - поздоровался Дин, надевавший в это время пижаму вестхэмских цветов. - Как каникулы?
- Неплохо, - пробормотал Гарри. На рассказ о его каникулах ушла бы целая ночь, а он не чувствовал в себе сил ни на что подобное. - А у тебя?
- Нормально, - хмыкнул Дин. - Во всяком случае, лучше, чем у Симуса.
- А что такое? - бережно поставив мимбулюс мимблетонию на прикроватную тумбочку, спросил Невилль Симуса.
Симус ответил не сразу, прежде он убедился, что его "Победоносные пустельги" повешены ровно. Потом, не поворачиваясь к Гарри, он сказал:
- Мама не хотела, чтобы я возвращался в школу.
- Что? - Гарри, снимавший с себя робу, застыл на месте.
- Не хотела, чтобы я возвращался в "Хогварц".
Симус отвернулся от плаката и, по-прежнему не глядя на Гарри, достал из своего сундука пижаму.
- Но... почему? - спросил поражённый Гарри. Ведь мама Симуса - ведьма, как же она могла опуститься до такого дурслеизма?
Симус не отвечал до тех пор, пока не застегнул пижаму на все пуговицы.
- Думаю, - произнёс он размеренным голосом, - что... из-за тебя.
- Что значит, из-за меня? - вскинулся Гарри.
Его сердце забилось очень-очень быстро, и он почувствовал себя так, как будто у него над головой вот-вот должно было сомкнуться что-то ужасно страшное.
- Ну, - протянул Симус, избегая смотреть на Гарри, - она... э-э... в общем, это не только из-за тебя, но и из-за Думбльдора тоже...
- Так она верит "Прорицательской газете"? - сообразил Гарри. - Верит, что я врун, а Думбльдор - старый осёл?
Симус наконец посмотрел прямо на него.
- Что-то в этом духе.
Гарри промолчал. Он швырнул на тумбочку волшебную палочку, снял робу, с досадой бросил её в сундук, натянул пижаму. Как же всё надоело! Все эти взгляды и пересуды! Побывали бы они в его шкуре!.. Понимали бы, каково это... Миссис Финниган уж точно не понимает... Дура, свирепо закончил он про себя.
Он забрался в постель и потянулся, чтобы задёрнуть полог, но тут Симус сказал:
- Слушай... А что на самом деле было, когда... Ну, ты понимаешь... С Седриком Диггори и вообще?
В голосе Симуса звучало опасливое любопытство. Дин, который рылся в сундуке в надежде отыскать тапочек, застыл в неестественной позе. Было видно, что он внимательно ловит каждый звук.
- Зачем ты спрашиваешь об этом у меня? - огрызнулся Гарри. - Почитай "Прорицательскую газету", как делает твоя мамочка! Там написано всё, что вам положено знать.
- Оставь в покое мою маму, - рассердился Симус.
- С какой стати я должен оставлять в покое тех, кто называет меня лжецом? - гневно бросил Гарри.
- Нечего так со мной разговаривать!
- Как хочу, так и разговариваю, - отрезал Гарри. Кровь бросилась ему в голову, и он сам не заметил, как схватил с тумбочки волшебную палочку. - А если тебе страшно спать со мной в одной комнате, то иди к Макгонаголл, пусть тебя переведут... Чтобы мамуля не беспокоилась...
- Я тебе сказал, Поттер, не трогай мою маму!
- Что тут такое?
В дверях спальни появился Рон. Широко раскрытыми глазами он посмотрел сначала на Гарри, который стоял на коленях на кровати, направляя на Симуса волшебную палочку, а потом - на Симуса, грозно поднимавшего кулаки.
- Он издевается над моей матерью!
- Чего? - не поверил Рон. - Гарри не стал бы... Мы знаем твою маму, она нам понравилась...
- Только это было раньше, до того, как она начала верить всем гадостям, которые пишет обо мне "Прорицательская"! - во весь голос проорал Гарри.
- А, - на веснушчатом лице Рона появилось понимающее выражение. - А... Понятно.
- Знаете что? - вскричал разгорячённый Симус, бросая на Гарри злобный взгляд. - Он прав! Я больше не хочу жить с ним в одной комнате, он псих!
- Ну, это уже никуда не годится, Симус, - уши Рона засветились малиновым светом, что всегда служило верным сигналом опасности.
- Не годится? Вот как? - завопил Симус. Он, в противоположность Рону, сделался очень бледен. - Ты сам-то всему веришь? Всей ерунде, которую он наплёл про Сам-Знаешь-Кого? Думаешь, он правду говорит?
- Да, верю! - гневно воскликнул Рон.
- Значит, ты и сам псих, - с отвращением бросил Симус.
- Да? Что ж, пусть так. Но зато, дружок, я, - Рон потыкал себя в грудь пальцем, - к твоему глубокому огорчению, ещё и староста! Т