рается всё уладить, - что впервые в жизни испытал разочарование, увидев почерк Сириуса. Не слушая завываний дяди Вернона и сильно прищурившись от пыли - сова только что отбыла обратно через трубу - Гарри прочитал записку Сириуса.
     Артур рассказал мне, что случилось. Ни в коем случае не выходи из дома. Ни в коем случае.
     Это показалось Гарри настолько недостаточным ответом на всё то, что произошло с ним нынешним вечером, что он повернул свиток обратной стороной, рассчитывая найти там продолжение. Но продолжения не было.
     Его снова охватил гнев. Кто-нибудь вообще собирается сказать ему "молодец"? Ведь, как-никак, он один победил двух дементоров! А что Сириус, что мистер Уэсли, оба ведут себя так, как будто он натворил что-то нехорошее, а они просто не хотят его ругать, пока ещё не ясно, насколько всё плохо.
     - ...засовали твои долбы... то есть, тьфу, задолбали твои совы! Туда-сюда, туда-сюда! Проходной двор! Я тебя предупреждаю, парень, я этого не потер...
     - Ничего не могу с этим поделать, - огрызнулся Гарри и смял письмо Сириуса в кулаке.
     - Я хочу знать правду о том, что сегодня случилось! - прогавкал дядя Вернон. - Если на Дудли напали дурмендуры, то почему тогда тебя исключают? Говори, ты делал сам-знаешь-что? Делал? Сам же признался!
     Гарри сделал глубокий вдох, чтобы успокоится. У него опять начинала болеть голова. Больше всего на свете ему хотелось оказаться где-нибудь далеко-далеко отсюда, от этой кухни и от Дурслеев.
     - Мне пришлось применить Заклятие Заступника, чтобы отогнать дементоров, - сказал он, усилием воли сохраняя спокойствие. - Это единственное, что можно против них сделать.
     - Но что понадобилось этим демендурам у нас, в Литл Уингинге? - возмущённо закричал дядя Вернон.
     - Не могу вам сказать, - утомлённо проговорил Гарри. - Не имею представления.
     Голова раскалывалась от сильнейших, ослепляющих приступов боли. Злость отступала. Он чувствовал, что выдохся, что силы исчерпаны. Но Дурслеи продолжали сверлить его ненавидящими взглядами.
     - Это всё из-за тебя, - с напором произнёс дядя Вернон. - Это как-то связано с тобой, парень, я это точно знаю. С чего бы ещё им здесь появляться? Что они забыли в том переулке? Ты же единственный... единственный... - очевидно, он не мог себя заставить выговорить слово "колдун". - Единственный сам-понимаешь-кто на всю округу.
     - Я не знаю, зачем они здесь оказались.
     Но слова дяди Вернона стронули что-то в его усталом мозгу, и он заработал с новой силой. Действительно, зачем дементоры пришли в Литл Уингинг? Может ли быть простым совпадением то, что они оказались там же, где и Гарри? Кто их послал? Неужели они вышли из-под контроля министерства магии? Неужели покинули Азкабан и встали на сторону Вольдеморта, как предсказывал Думбльдор?
     - Так эти дерьмендеры охраняют вашу дурацкую тюрьму? - спросил дядя Вернон, словно бы следуя по пятам за раздумьями Гарри.
     - Да, - ответил Гарри.
     Если бы только голова перестала болеть! Если бы он мог пойти к себе и подумать!...
     - О-хо! Так они пришли, чтобы арестовать тебя! - радостно сообразил дядя Вернон. - Так ведь, парень? Значит, ты у нас бегаешь от закона!
     - Разумеется, нет, - Гарри потряс головой, точно отпугивая надоедливую муху. Мысли так и роились у него в голове.
     - Тогда зачем?...
     - Это он их послал, - очень тихо сказал Гарри, скорее себе, чем дяде Вернону.
     - Что? Кто он?
     - Лорд Вольдеморт, - пояснил Гарри.
     Краем сознания он отметил, и ему показалось странным, что Дурслеи, корчившиеся и вскрикивавшие, стоило произнести при них слова "колдун", "магия" или "волшебная палочка", даже не шелохнулись при звуке имени самого могущественного злого колдуна всех времён и народов.
     - Лорд... погоди-ка, - дядя Вернон скривился, мучительно стараясь что-то вспомнить, и в его свиных глазках стало появляться осмысленное выражение. - Я это где-то слышал... это не тот, который...
     - Убил моих родителей, да, - без каких-либо эмоций подтвердил Гарри.
     - Но он же исчез, - нетерпеливо возразил дядя Вернон, без малейшего сожаления по поводу смерти Гарриных родителей. - Так сказал тот громила. Что он исчез.
     - Он вернулся, - мрачно проговорил Гарри.
     Это было так необычно - стоять на стерильной, как операционная, кухне тёти Петунии между холодильником последней модели и широкоформатным телевизором и преспокойно беседовать о лорде Вольдеморте с дядей Верноном. Появление дементоров в Литл Уингинге, казалось, разрушило ту огромную, невидимую стену, которая надёжно отделяла абсолютно нормальный мир Бирючиновой аллеи от всего остального мира. Два параллельных существования Гарри слились воедино, и всё перевернулось с ног на голову: Дурслеи расспрашивали его о колдовской жизни, миссис Фигг оказалась знакома с Думбльдором, над Литл Уингинг кружили дементоры, а над Гарри висела угроза никогда больше не увидеть "Хогварц". Голова заболела вдвое сильнее.
     - Вернулся? - прошептала тётя Петуния.
     Она смотрела на Гарри так, как никогда не смотрела прежде. И, впервые за всю свою жизнь, Гарри вдруг отчётливо понял, что тётя Петуния - сестра его матери. Он не смог бы объяснить, отчего это пришло ему в голову именно теперь. Он лишь понимал, что среди тех, кто находится сейчас в этой комнате, он не единственный, кто осознаёт весь ужас случившегося. Никогда раньше тётя Петуния не глядела на него такими глазами - большими, серыми и столь непохожими на глаза сестры - не превратившимися в щёлочки от злости или отвращения, а широко распахнутыми и испуганными. Казалось, она вдруг отбросила притворство и перестала упорно делать вид, что ни колдовства, ни какого-либо иного мира помимо того, в котором живут они с дядей Верноном, не существует - а ведь так было всегда, сколько Гарри себя помнил.
     - Да, - Гарри посмотрел ей прямо в глаза. - Месяц назад. Я сам видел.
     Её пальцы нащупали мощные, затянутые в кожу плечи сына и вцепились в них.
     - Минуточку, - вмешался дядя Вернон, переводя взгляд с жены на Гарри и обратно. Он был явно озадачен и даже смущён внезапно возникшим между ними взаимопониманием. - Минуточку. Так ты говоришь, этот самый Вольде... как его там... вернулся.
     - Да.
     - Тот, кто убил твоих родителей.
     - Да.
     - И теперь он послал за тобой двусмерторов?
     - Похоже на то, - сказал Гарри.
     - Понятно, - протянул дядя Вернон, снова переводя взгляд с совершенно побелевшей жены на Гарри и подтягивая брюки. Он сам и особенно его багровое лицо раздувались прямо на глазах. - Что ж, тогда решено, - объявил он, и рубашка слегка разошлась у него на груди, - можешь выметаться вон из моего дома, парень!
     - Чего? - удивился Гарри.
     - Того! Выметайся! ВОН! - дядя Вернон заорал так, что даже тётя Петуния и Дудли вздрогнули. - ВОН! ВОН! Давно следовало так поступить! Эти совы - устроили тут, понимаешь, ночлежку - взрывающиеся пудинги, сломанные стены! Хвост Дудли! Марж под потолком! Летающий форд!... ВОН! ВОН! Хватит с меня! Слышать о тебе больше не хочу! Раз за тобой гоняется какой-то маньяк, тебе здесь не место! Я должен защитить жену и сына! Я не хочу из-за тебя лишних неприятностей! Раз ты пошёл по той же дорожке, что и твои родители - пожалуйста! Только я тут не при чём! ВОН!
     Гарри застыл как громом поражённый. В руке он по-прежнему держал скомканные письма из министерства, от мистера Уэсли и от Сириуса. Ни в коем случае не выходи из дома. Ни в коем случае. НИКУДА НЕ УХОДИ ИЗ ДОМА.
     - Ты меня слышал! - кричал дядя Вернон. Он наклонился к племяннику, приблизив багровое лицо настолько, что до Гарри долетали брызги слюны. - Мотай отсюда! Полчаса назад ты и сам мечтал уйти! Так вот я - за! Проваливай! И прошу больше никогда не пачкать мой порог! Не знаю, зачем мы тебя вообще взяли, Марж права, надо было отослать тебя в приют! А мы своей добротой сами себе всё испортили, думали, что сможем это из тебя выбить, сделать из тебя человека, только уж если кто родился с гнильцой, ничего не попишешь, и теперь с меня хва... Что?! Совы?!
     Сова с такой скоростью просвистела по трубе, что сначала ударилась об пол, и лишь потом с недовольным криком взвилась в воздух. Гарри поднял руку, чтобы выхватить у неё письмо в малиновом конверте, но сова пролетела над его головой к тёте Петунии. Та взвизгнула и присела, закрыв лицо руками. Сова сбросила конверт ей на голову, развернулась и вылетела обратно в трубу.
     Гарри бросился к письму, но тётя Петуния его опередила.
     - Можете открыть, если хотите, - сказал Гарри, - но я всё равно услышу, о чём оно.
     - Брось его, Петуния! - взревел дядя Вернон. - Не прикасайся! Это опасно!
     - Но оно адресовано мне, - плачущим голосом возразила тётя Петуния. - Мне, Вернон, взгляни! Миссис Петуния Дурслей, кухня, дом № 4, Бирючиновая аллея...
     Тут у неё перехватило дыхание от испуга. Красный конверт задымился.
     - Открывайте скорей! - понуждал её Гарри. - Покончите разом! Это же всё равно случится.
     - Ни за что!
     Её рука дрожала. Она дико озиралась по сторонам, словно бы в поисках выхода, но было слишком поздно - конверт загорелся. Тётя Петуния закричала и уронила его на стол.
     Из языков пламени зазвучал страшный, громоподобный голос, который, эхом отдаваясь в замкнутом пространстве, заполнил собой всю кухню.
     - Петуния, вспомни моё последнее!...
     У тёти Петунии сделался обморочный вид. Ноги её подкосились, она опустилась на стул рядом с Дудли и спрятала лицо в ладонях. Остатки конверта беззвучно догорели и превратились в пепел.
     - Что это было? - дядя Вернон охрип от волнения. - Что... я не понимаю... П-петуния?
     Та подняла голову. Её била дрожь. Она сглотнула.
     - Мальчишка... мальчишка должен остаться, Вернон, - слабым голосом выговорила она.
     - Ч-что?!
     - Он останется, - повторила тётя Петуния, не глядя на Гарри. И снова встала.
     - Он... но Петуния...
     - Что скажут соседи, если мы выбросим его на улицу, - Несмотря на чрезвычайную бледность, тётя Петуния быстро взяла свой обычный решительный тон. - Начнут задавать всякие вопросы, захотят знать, куда мы его отправили. Придётся его оставить.
     Дядя Вернон сдулся, как лопнувшая покрышка.
     - Но Петуния, дорогая...
     Тётя Петуния не дослушала и повернулась к Гарри.
     - Будешь сидеть в своей комнате, - велела она. - Из дома не выходить. А сейчас - спать.
     Гарри не пошевелился.
     - Кто прислал Вопиллер?
     - Не задавай глупых вопросов, - отрезала тётя Петуния.
     - Вы что, переписываетесь с колдунами?
     - Я сказала, спать!
     - Что это значит? Вспомни моё последнее что?
     - Немедленно спать!
     - Откуда?...
     - СЛЫШАЛ, ЧТО СКАЗАЛА ТЁТЯ - НЕМЕДЛЕННО СПАТЬ!

Глава третья

АВАНГАРД

     На меня напали дементоры и меня могут исключить из школы. Я хочу знать, что происходит, и хочу поскорее выбраться отсюда.
     Гарри трижды написал эти слова на трёх отдельных листах пергамента, как только оказался у своего письменного стола. Первое письмо он адресовал Сириусу, второе - Рону, а третье - Гермионе. Сова Гарри, Хедвига, улетела на охоту; её пустая клетка стояла на столе. В ожидании её возвращения Гарри мерил шагами комнату. Голова пульсировала от боли, и в ней теснилось столько мыслей, что заснуть вряд ли бы удалось, хотя от усталости болели и чесались глаза. Оттого, что ему пришлось тащить на себе Дудли, ужасно ныла спина, и жутко саднили шишки на голове.
     Охваченный злостью и досадой, Гарри шагал туда-сюда, сжимал зубы и кулаки и, проходя мимо окна, всякий раз бросал сердитые взгляды на усыпанное звёздами небо. На него наслали дементоров, за ним тайно следили Мундугнус и миссис Фигг, его отстранили от занятий в "Хогварце", его ждёт дисциплинарное слушание - а никто из друзей так и не потрудился объяснить, в чём дело.
     И что, что сказал этот непонятный Вопиллер? Чей голос таким грозным, таким страшным эхом разносился по кухне?
     Почему он должен сидеть здесь, как в клетке, лишённый всякой информации? Почему с ним обращаются как с непослушным младенцем? Ни в коем случае не колдуй, никуда не уходи из дома...
     Оказавшись у сундука со школьными вещами, Гарри пнул его ногой, но от злости не избавился, наоборот, почувствовал себя еще хуже: к страданиям и без того измученного тела прибавилась острая боль в большом пальце.
     И тут, как раз когда он доковылял до окна, с улицы, тихо шурша крыльями, влетела Хедвига, похожая на маленькое привидение.
     - Наконец-то! - проворчал Гарри. - Можешь это положить, у меня для тебя работа.
     Большие, круглые, янтарные глаза обиженно посмотрели на него поверх зажатой в клюве дохлой лягушки.
     - На-ка, - сказал Гарри, взял со стола три свитка и кожаный ремешок и привязал послания к шершавой совиной ноге. - Быстренько отнеси это Сириусу, Рону и Гермионе и не возвращайся без хороших, длинных ответов. Если понадобится, долби их до тех пор, пока они не напишут приличных писем. Поняла?
     Хедвига, всё ещё с лягушкой в клюве, невнятно ухнула.
     - Тогда отправляйся, - приказал Гарри.
     Сова сразу же снялась с места. Как только она скрылась из виду, Гарри, не раздеваясь, бросился на кровать и уставился в потолок. В добавление к прочим горестям он теперь чувствовал себя виноватым перед Хедвигой за свою грубость, а ведь здесь, на Бирючиновой аллее, она у него - единственный друг. Ладно, он ещё загладит свою вину, когда она вернётся.
     Сириус, Рон и Гермиона просто обязаны ответить быстро, не могут же они проигнорировать известие о нападении дементоров. Завтра, когда он проснётся, его будут ждать три толстых сочувственных письма с планами по его немедленной эвакуации в Пристанище... На этой утешительной мысли на Гарри навалился сон, заглушивший, отогнавший прочь всё, что его тревожило.

***

     Но на следующее утро Хедвига не вернулась. Гарри безвылазно сидел у себя в комнате, выходя только в ванную. Трижды в день тётя Петуния просовывала еду в маленькое окошко в двери, пропиленное дядей Верноном три года назад. Гарри всякий раз пытался расспросить её о Вопиллере, но... с тем же успехом можно было допрашивать дверную ручку. А вообще, Дурслеи не подходили к его комнате. Гарри не видел смысла навязывать им свою компанию; этим ничего не добьёшься, кроме, разве что, очередного скандала, во время которого он может потерять терпение и опять начать колдовать.
     Так оно и тянулось три долгих дня. Гарри то переполняло беспокойство, так что он не мог ничем заниматься и лишь ходил взад-вперёд по комнате, злясь на друзей, бросивших его на произвол судьбы; то охватывала апатия, настолько всепоглощающая, что он часами лежал на кровати, уставившись в пространство и с ужасом думая о предстоящем слушании в министерстве.
     Что, если они будут против него? Что, если его исключат из школы? Сломают пополам его палочку? Что тогда делать, куда податься? Ведь теперь, зная о существовании другого мира, своего мира, он просто не сможет жить на Бирючиновой аллее. Можно ли будет поселиться в доме Сириуса, как тот и предлагал год назад, еще до того, как ему пришлось податься в бега? Можно ли будет жить там одному, ведь он несовершеннолетний? Или это решат за него? А вдруг допущенное им нарушение Международного Статута Секретности настолько серьёзно, что его приговорят к сроку в Азкабане? При этой мысли Гарри неизменно соскальзывал с кровати и снова начинал ходить по комнате.
     На четвёртую ночь после того, как улетела Хедвига, Гарри, пребывавший в стадии апатии и не способный ни о чём думать, лежал и смотрел в потолок. Неожиданно в комнату вошёл дядя. Гарри медленно перевёл на него взгляд. Дядя Вернон был одет в парадный костюм и выглядел чрезвычайно представительно.
     - Мы уходим, - сообщил он.
     - Простите?
     - Мы - а именно, мы с твоей тётей и Дудли - уходим.
     - Отлично, - равнодушно сказал Гарри и снова уставился в потолок.
     - Пока нас нет, тебе запрещается выходить из комнаты.
     - Ладно.
     - Запрещается трогать телевизор, стереосистему и вообще наши вещи.
     - Есть.
     - И запрещается таскать еду из холодильника.
     - Угу.
     - Я запру дверь в твою комнату.
     - Как хотите.
     Дядя Вернон вперил в племянника подозрительный взгляд, явно обескураженный отсутствием возражений, но не нашёл, что сказать, и, топая, как бегемот, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Гарри услышал, как поворачивается в замке ключ и как дядя Вернон тяжеловесно спускается вниз по лестнице. Через несколько минут после этого во дворе хлопнули дверцы, раздался шум двигателя и шорох шин отъезжающей от дома машины.
     Гарри действительно не испытывал никаких эмоций по поводу отъезда Дурслеев. Какая ему разница, дома они или нет. У него нет даже сил встать и включить свет в комнате. Быстро сгущались сумерки, а он всё валялся на кровати, слушая ночные звуки, доносящиеся из окна, постоянно открытого в ожидании счастливого момента возвращения Хедвиги.
     Пустой дом тоже издавал звуки. Ворчали трубы. Гарри лежал в полнейшем ступоре, без мыслей, без движения, несчастный.
     И вдруг с кухни, очень отчётливо, донёсся грохот.
     Гарри молниеносно сел и внимательно прислушался. Это не Дурслеи - слишком рано, да и потом, он бы услышал машину.
     Несколько секунд было тихо, затем послышались голоса.
     Воры, подумал Гарри, соскальзывая с кровати и выпрямляясь в полный рост, но меньше чем через секунду до него дошло, что воры не стали бы так громко разговаривать - а тот, кто ходил сейчас по кухне, явно не давал себе труда понижать голос.
     Гарри схватил с тумбочки волшебную палочку и встал лицом к двери, изо всех сил напрягая слух. И сразу же отпрянул назад - замок громко щёлкнул, и дверь распахнулась.
     Гарри стоял неподвижно, глядя сквозь дверной проём на неосвещённую лестничную площадку, и старался уловить хоть малейший звук, но вокруг было совершенно тихо. Он поколебался мгновение, а затем быстро и бесшумно вышел из комнаты к началу лестницы.
     Сердце билось уже не в груди, а в горле. Внизу, в темноте холла, стояли какие-то люди. Их силуэты прорисовывались на фоне стекла входной двери, сквозь которое с улицы лился тусклый свет. Пришельцев было восемь или девять, и все они, насколько Гарри мог видеть, смотрели прямо на него.
     - Опусти-ка палочку, паренёк, пока никому глаз не выколол, - проговорил низкий, рокочущий бас.
     Сердце Гарри пустилось в бешеный галоп. Он узнал этот голос, но не опустил палочку.
     - Профессор Хмури? - неуверенно сказал он.
     - Не знаю, как насчёт "профессор", - пророкотал бас, - до преподавания, сам знаешь, дело не дошло. Давай-ка вниз, мы хотим нормально тебя разглядеть.
     Гарри чуть опустил палочку, но продолжал крепко её сжимать и не двинулся с места. Для подобной подозрительности у него были все основания. Не так давно он провёл девять месяцев в обществе, как он считал, Шизоглаза Хмури, но потом оказалось, что это никакой не Хмури, а самозванец, и, хуже того, до разоблачения этот самозванец пытался его убить. Гарри ещё не успел решить, как действовать дальше, а снизу послышался другой, хрипловатый, голос:
     - Всё в порядке, Гарри. Мы пришли за тобой.
     У Гарри прямо дух захватило. Этот голос он тоже узнал, хотя не слышал его уже более года.
     - П-профессор Люпин? - не веря сам себе, тихо воскликнул он. - Это вы?
     - А чего мы в темноте-то? - сказал третий голос, на этот раз совершенно незнакомый, женский. - Люмос.
     Зажёгся кончик чьей-то палочки и осветил холл волшебным светом. Гарри заморгал. Люди внизу сгрудились у подножия лестницы и пристально смотрели на него, причём некоторые, чтобы лучше видеть, вытягивали шеи.
     Рэм Люпин стоял ближе всех. Совсем не старый, он выглядел усталым и больным; за то время, что Гарри его не видел, у него прибавилось седых волос, так же, как и заплаток на порядком поизносившейся робе. Тем не менее, Люпин широко улыбался Гарри, и тот, хотя всё ещё не мог оправиться от шока, постарался ответить тем же.
     - Точь-в-точь такой, каким я его и представ