бовниц  молча
любовались этой картиной. На всех лицах ясно читалось изумление.
     Но   мне   показалось,   что    женщины    выглядели    подозрительно
удовлетворенными.
     Дел стояла надо мной, держа в руке покрытый рунами меч.
     - Я должна просить тебя сдаться, - отметила она.  -  С  тобой  все  в
порядке?
     - Теперь довольна? - прохрипел я, стараясь не  шевелиться,  чтобы  не
задеть ту часть моей анатомии, которой она меня чуть  не  лишила.  -  Тебе
почти удалось сделать меня евнухом даже без ножа.
     Дел выглядела раскаявшейся и  несчастной,  но  голубые  глаза  лукаво
блестели.
     - Мне очень жаль, - сказала она. - Это была уловка. Это нечестно.
     Ну хоть это она понимала. Я лежал на боку,  смотрел  на  нее,  мечтая
набраться сил, рвануться и снова повалить ее на песок. Но ясно  было,  что
любое резкое - и даже нерезкое - движение вызовет страшнейшую боль, и я не
стал пытаться.
     - Аиды, женщина, зачем ты возишься с мечом? Ты можешь расправиться  с
мужчиной коленом.
     - Я должна просить тебя сдаться, - напомнила она.  -  Или  ты  хочешь
продолжить танец?
     - Это был не танец,  -  отрезал  я.  -  Мы  нарушили  правила.  Но  с
продолжением, думаю, ничего не получится, - я хмуро посмотрел  на  нее.  -
Хорошо, баска, я сдаюсь. На этот раз. Наверняка даже шока придет в восторг
оттого, что на его глазах женщина победила Песчаного Тигра.
     Одной рукой она откинула назад растрепавшиеся волосы.
     - Ты прав. Мы не соблюдали ритуалы. Мой кайдин был бы взбешен,  но...
Этому приему научили меня братья. Это женский прием.
     Я сел и очень захотел снова лечь.
     - ЭТОМУ тебя научили братья?
     - Они говорили, что мне нужно иметь преимущество.
     - Преимущество, - повторил я с отвращением. - Аиды, Дел... Ты чуть не
лишила меня всех радостей жизни. И тебя бы не мучила совесть?
     Она долго смотрела на меня, потом пожала плечами, повернулась и вышла
из круга к шоке. Я умудрился подняться (пытаясь  делать  вид,  что  все  в
порядке), вложил Разящего в ножны, надел перевязь  и  застегнул.  Перевязь
Дел шока поднял сам и сам надел на  нее,  хотя  и  старался  при  этом  не
касаться ножен  -  знак  глубочайшего  уважения,  так  как  обычно  Ханджи
держаться подальше от всего, что связано с мечами (большую  часть  времени
также они относятся и к женщинам).
     - Танец был хорош. Женщина была хороша. Тигр был не слишком хорош.
     В душе я с ним согласился, но вслух ничего  не  сказал.  Гордость  не
позволила.
     Тем более в присутствии Дел.
     - Ханджи нужны хорошие воины, - объявил шока. - Женщины Ханджи рожают
плохих детей. Шока возьмет женщину с Севера в жены и освежит кровь Ханджи.
     Я уставился на него. Дел, не понимавшая  языка,  резко  взглянула  на
меня.
     - Что он говорит?
     Я улыбнулся.
     - Он хочет жениться на тебе.
     - Жениться на мне!
     - Ты произвела на него впечатление, - я  пожал  плечами,  наслаждаясь
выражением ужаса на ее лице. -  Он  хочет  иметь  от  тебя  детей,  воинов
Ханджи, - я едва заметно кивнул. - Видишь, к чему привели твои выходки?
     - Но я не могу выйти за него, - выдавила она сквозь стиснутые зубы. -
Объясни ему, Тигр.
     - Объясни сама. Это ты произвела на него такое впечатление.
     Дел взглянула на меня, потом минуту смотрела на шоку и снова  впилась
в меня голубыми глазами. Надолго. Очевидно потеряв дар речи.
     Я-то его  не  потерял,  я  просто  не  знал,  как  с  дипломатической
тонкостью преподнести мужчине отказ. В конце концов я  прочистил  горло  и
сказал первое, что пришло мне в голову.
     - Эта женщина больше чем просто  женщина  Песчаного  Тигра.  Она  его
жена. Их благословило Солнце.
     Он уставился на меня злобными черными глазками.
     - Песчаный Тигр не говорил об этом шоке.
     - Шока не спрашивал.
     Дел хмурилась, прислушиваясь к нашему разговору.
     Шока и Песчаный Тигр целую вечность  сжигали  друг  друга  взглядами,
пока наконец старик не хмыкнул, отказываясь от своих притязаний.
     - Я говорил: если женщина победит, она будет  вольна  сделать  выбор.
Женщина будет выбирать.
     Я вздохнул с облегчением.
     - Решай, кто тебе больше нравится, баска.
     Дел долго молча смотрела на меня,  демонстративно  сравнивая  нас.  Я
понимал, что она играла ради шоки, а сам не мог сказать ни слова, опасаясь
обвинений вождя в том, что это я заставил Дел сделать нужный выбор.
     И она это знала.
     В конце концов Дел кивнула.
     - У женщины есть муж, шока. Женщина выбирает его.
     Я перевел.
     О других достоинствах не скажу, но Ханджи честный народ. Шока сказал,
что она может выбирать - он позволил ей выбрать. Он  не  мог  взять  назад
свое слово, не потеряв уважения своих людей. Я решил, что для нас  не  все
еще потеряно.
     Шока посмотрел на меня с неприязнью, -  лучше  бы  это  была  обычная
ярость. Видимо он придумал что-то еще.
     Я оказался прав.
     - Шока ничего не обещал Песчаному  Тигру.  Его  судьба  -  страдание.
Поскольку женщина по своей воле выбрала его, она тоже будет страдать.
     - Ну-у, - зашипел я.
     - Что? - прошептала Дел.
     - Мы свободны, - сказал я ей, - в определенном смысле.
     Дел открыла рот, чтобы спросить что-то, но тут же закрыла его, увидев
жест шоки. Через несколько минут к нам  подъехали  Золотое  Кольцо  и  все
тридцать девять воинов племени. Золотое Кольцо вел  двух  лошадей:  серого
мерина Дел и моего гнедого жеребца.
     - Ты отправляешься, - сказал  шока  и  сделал  знак,  благословляющий
Солнце. Довольно ясное благословение.
     Я вздохнул.
     - Этого я и боялся.
     - Да в чем дело? - взорвалась Дел.
     - Это жертвоприношение солнцу. Они нас не убьют и  не  сварят...  они
предоставят солнцу сделать это.
     - Тигр...
     - Садись в  седло,  баска.  Пора  ехать,  -  я  вскочил  на  жеребца.
Помедлив, и Дел села на серого мерина.
     Золотое Кольцо вез нас в пустыню. Час или два мы мотались кругами  по
дюнам, а потом он приказал нам слезть. И даже в этот момент, я думаю,  Дел
еще ничего не понимала. Даже когда два воина взяли поводья наших лошадей.
     Я успел похлопать жеребца прежде чем его увели.
     - Удачи, старик.  Не  забудь  все  свои  выходки,  -  я  ухмыльнулся,
вспоминая его привычки. Кое-чему я сам его научил, а кое-что было  у  него
от природы, бывают такие лошади.
     Дел смотрела как уводили ее серого. И тут все поняла.
     Никто из нас не сказал  ни  слова.  Мы  просто  смотрели  как  Ханджи
скрываются за горизонтом, превращаясь в  черную  неровную  линию  на  фоне
коричневого песка. Солнце припекало нам головы, напоминая о себе, и в  тот
миг я действительно хотел, чтобы оно было богом.
     Потому что тогда мы могли бы с ним договориться.
     Дел повернулась ко мне. Она ждала.
     Я вздохнул и ответил на ее невысказанный вопрос:
     - Надо идти. Может встретим караван.
     - А если пойдем за Ханджи? По крайней мере мы знаем, где они.
     - Нас посвятили солнцу, - напомнил я. - Если  мы  вернемся,  они  нас
точно сварят.
     - А тут мы зажаримся.
     - Ну это еще неизвестно.
     Мы посмотрели друг другу в глаза.  На  обожженном  солнцем  лице  Дел
гордость и  вызов  боролись  со  смирением.  Победил  здравый  смысл.  Она
раздраженно покосилась на меня.
     - Мы можем умереть.
     - Но еще не умерли. А я жесткий как кожа старой кумфы, помнишь?
     - Ты ранен, - сухой резкий тон исчез. Она встревожилась. - Я зацепила
тебя.
     Порез был неглубоким, просто небольшая царапина  вдоль  ребер.  Кровь
шла лишь несколько секунд и теперь все подсохло, порез покрылся  коркой  и
почти не беспокоил меня.
     Вспоминая довольно болезненную уловку, которую она отработала на  мне
в круге, я собирался изображая тяжело раненого.  Но  в  свете  сложившейся
ситуации решил, что глупо трепать ей нервы.
     - Ерунда, - сказал я, - чуть глубже царапины, смотри сама.
     Она осторожно коснулась пореза и поняла, что  я  был  прав.  Ее  губы
сжались.
     - Я думала, что клинок прошел гораздо глубже.
     - Только не в танце против меня, - отрезал я. - Тебе повезло, что  ты
подобралась достаточно близко и для такой царапины.
     - Это был не настоящий танец, а что-то вроде разминки. И не такой  уж
ты жесткий, - парировала она. - Свалился сразу  после  того,  как  я  тебя
ударила. И пискнул как ребенок.
     Я нахмурился.
     - Хватит, женщина. Ты  представляешь,  каково  мне  было  ехать  сюда
верхом?
     Дел расхохоталась, а я помрачнел еще больше. Потом она вспомнила, где
мы находимся и смех замолк.
     - Почему они оставили нам оружие?
     - Это Жертвоприношение Солнцу. Было бы святотатством отправлять нас к
богу неполными, а Ханджи верят, что личное оружие мужчины это  часть  его.
Отобрав оружие, они бы обесценили жертву. А что касается тебя... видимо ты
показала себя достойной в круге.
     - Не знаю, что хорошего мне это принесло, - нахмурилась она. -  Может
если бы я проиграла, мы бы здесь не оказались.
     - Не оказались бы, - согласился я. - Если бы  ты  проиграла,  мне  бы
пришлось драться с шокой. И если бы я проиграл, ты бы стала его  женой,  в
шрамах и раскраске. А меня бы это не устроило.
     Минуту она смотрела на меня без всякого  выражения,  потом  отошла  в
сторону и вынула меч. Дел поставила клинок вертикально  и  села,  скрестив
ноги,  на  горячий  песок.  Рукоять  притягивала  солнечные   лучи,   тени
извивались под коркой металла.
     Я поежился,  нахмурился.  Хотел  сказать,  что  поскольку  она  носит
заколдованный меч, я не в силах танцевать с ней в круге на равных.
     Но Дел беседовала со своими богами, и мне пришлось говорить  с  самим
собой.



                                   10

     Через два часа Дел вся покраснела. Нежную  Северную  кожу  больше  не
защищал бурнус и я смотрел на  нее,  опасаясь  увидеть  первые  пузыри.  И
раньше на моих глазах люди получали солнечные ожоги, но не у кого кожа  не
становилась такой яростно-красной. На фоне светлых волос, бровей и голубых
глаз ожог выглядел в два раза страшней.
     Я знал, что будет дальше, но ничем не мог помочь.  Если  не  прикрыть
кожу, она будет защищаться от солнца отдавая воду. Она распухнет, появятся
прозрачные пузыри, наполненные жидкостью, пузыри лопнут и так  необходимая
организму влага стечет по другим пузырям, а потом кожа снова обгорит и так
будет продолжаться до тех пор, пока плоть, лишившись жидкости, не съежится
на костях. Пока не останется только сухая трескающаяся кожа,  обтягивающая
хрупкие кости.
     Аиды, я даже думать об этом не мог! Но я не мог и предотвратить это.
     Мы шли. Остановиться означало бы только  усилить  жару,  боль,  снова
осознать всю безнадежность  нашей  ситуации.  Движение  создавало  иллюзию
ветерка, хотя на самом деле мир застыл. Я почти мечтал о самуме и был рад,
что его нет. Ветер и песок быстро соскребли бы  обгоревшую  кожу  с  наших
костей.
     В первый раз за всю мою жизнь я хотел увидеть снег, самому убедиться,
что он холодный, мягкий и  мокрый,  как  говорят  люди.  Я  уже  собирался
спросить Дел, правда ли это, но промолчал. Зачем  обсуждать  то,  что  все
равно недоступно? Особенно если без этого ты можешь погибнуть.
     Пенджа полна тайн. Даже ее пески - загадка. Ты делаешь шаг по твердой
поверхности,  потом  проваливаешься  в  мягкий,  глубокий  песок,  который
держит, затягивает, заставляя прилагать усилия, чтобы сделать шаг.  Бедной
Дел было труднее чем мне, она не могла уловить едва заметную разницу между
песками. В конце концов я посоветовал ей идти точно по моим следам  и  она
брела за мной как растерянный, потерявшийся щенок.
     Когда стемнело, она упала на песок  и  растянулась,  пытаясь  впитать
нежданную прохладу. В  этом  заключалась  еще  одна  угроза  Пенджи:  днем
задыхаешься от жары, а ночью, если нечем защититься,  приходится  трястись
от холода. Когда солнце  скрывается  за  горизонтом,  человек  вздыхает  с
облегчением: ночь вытягивает зной из воздуха. А  потом  Пенджа  становится
такой холодной, что можно замерзнуть.
     Ну, холод конечно понятие относительное, но  после  обжигающего  жара
дней ночи кажутся просто ледяными.
     - Хуже, - пробормотала Дел. - Это гораздо хуже чем я думала.  Столько
зноя, - она села, вынула из ножен  меч  и  положила  его  на  покрасневшие
бедра. Вспомнив холодный укус  чужого  металла,  я  едва  не  потянулся  к
Северному клинку, чтобы провести им по своей коже.
     И я бы сделал это, если бы не  воспоминания  о  немеющих  пальцах,  о
боли, пронзающей плоть. Боли, которую мне не с чем  было  сравнить.  Я  не
хотел снова почувствовать ее.
     Я  смотрел  как  пальцы  Дел  ласкали  металл.  Рукоять:  прослеживая
запутанные узоры. Клинок: нежно касаясь рун, словно они могли принести  ей
облегчение. Такие странные руны, изрезавшие металл. В полумраке они  стали
радужными. От их свечения клинок загорелся розовым, мерцающим светом.
     - Что это? - спросил я. - Что это на самом деле?
     Пальцы Дел ласкали сияющий меч.
     - Моя яватма.
     - Мне это ни о чем не говорит, баска.
     Она не взглянула на меня. Глаза смотрели в черноту пустыни.
     - Кровный клинок. Именной клинок. Полный мужества, решимости и умения
благородного бойца, и всех сил его души.
     - Если он такой могущественный,  почему  не  вытащит  нас  отсюда?  -
рявкнул я, чувствуя, что начинаю беспричинно злиться.
     - Я просила, - она по-прежнему не смотрела на  меня,  -  но...  здесь
слишком много жара... слишком много солнца. На Севере  и  вопросов  бы  не
было, но здесь... Я думаю, он теряет силы, как и я,  -  она  поежилась.  -
Сейчас прохладно, но это обман. Это просто контраст, не благородный холод.
     Даже с обожженной кожей  и  до  крайности  уставшая,  она  оставалась
гордой и неприступной. Дел убрала меч  в  ножны  и  свернулась  на  песке,
подрагивая от боли. Я  тоже  не  мог  наслаждаться  прохладой:  кожа  была
обожжена так, что ее жар не могла охладить даже ночь. Получалось,  что  мы
горели и замерзали одновременно.
     Я хотел коснуться Дел, прижать ее к себе и хотя бы  немного  защитить
от холода, согреть, но она вскрикнула при первом  же  прикосновении,  и  я
понял, что ей было слишком больно. Солнце сожгло ее Северную кожу,  а  моя
Южная шкура лишь потемнела.
     Всю ночь мы провели рядом,  вскрикивая  и  вздрагивая,  просыпаясь  и
снова забываясь в благословенном облегчении  сна,  чтобы  через  несколько
минут опять проснуться и начать круг сначала.


     К полудню солнце так раскаляет мир, что обжигаешь даже  подошвы  ног.
Приходится идти смешной семенящей походкой, стараясь не  ставить  ногу  на
песок надолго. Жар обжигает подошвы и пытаешься наступать  на  пальцы,  но
потом и их сводит, и ты подпрыгиваешь на  горячем  песке.  И  чем  сильнее
раскален песок, тем сильнее спазмы, и тогда приходится садиться и  сидеть,
пока не сможешь снова встать и сделать еще несколько шагов.
     Если у человека подошвы огрубевшие, как у  меня,  нога  может  дольше
оставаться на песке, и не так часто сводит пальцы, а  во  время  остановок
можно не садиться. Но для ног Дел - мягких и нежных -  каждый  шаг  пытка,
независимо  оттого,  как  быстро  переступать  на  другую  ногу.  Проходит
несколько часов и ты начинаешь спотыкаться, потом падаешь,  а  потом  все,
что ты можешь это не кричать, потому что ноги  жжет,  в  легких  огонь,  а
глаза так воспалены, что перестают видеть.
     Но  крика  не  будет.  Закричать  значит  потерять  жидкость,  а  это
непозволительное удовольствие.


     Дел споткнулась. Почти упала. Остановилась.
     - Баска...
     Совершенно  белые  волосы  обрамляли  багровое  лицо.  На  коже   уже
появились пузыри и из них  вытекала  сукровица.  Дел  дрожала  от  боли  и
утомления.
     - Тигр... - голос  был  чуть  громче,  чем  дыхание.  -  Так  умирать
нельзя...
     Я посмотрел вниз, на ее покрасневшие ноги. Даже стоя  на  месте,  она
все время переставляла их, войдя в ритм, который сама уже не  замечала.  Я
видел такое и раньше. Некоторые люди, когда солнце ударяет  им  в  голову,
теряют координацию движений. Дел еще не дошла до такого состояния,  но  ей
осталось недолго. Совсем чуть-чуть.
     Я протянул руку и откинул светлые волосы с лица.
     - А ты знаешь, как умирать можно?
     Она слабо кивнула.
     - В битве. Достойно.  Выносив  ребенка,  который  будет  лучше  тебя,
сильнее. Когда сердце и душа ослабели  за  долгие  годы  жизни.  В  круге,
подчиняясь ритуалам. Так можно умереть. Но это... - она вытянула  дрожащую
руку и обвела окружающую нас Пенджу. - Это как свеча. Она горит,  пока  от
нее ничего не останется, она была, а потом ее нет, -  Дел  задохнулась.  -
Остается капля воска... только капля...
     Я погладил ее волосы.
     - Баска, не ругай этот мир. Ты зря тратишь силы.
     Она посмотрела на меня со злостью.
     - Я не хочу так умирать.
     - Дел... нам еще далеко до смерти.
     К сожалению слишком близко.


     В пустыне без воды губы быстро трескаются и начинают кровоточить.  Ты
слизываешь соленую жидкость распухшим языком и от этого еще сильнее хочешь
пить. Ты проклинаешь солнце, жару, беспомощность и тщетность всех усилий.
     И идешь дальше и дальше.


     Увидев в пустыне оазис, ты не веришь в него, потому что  знаешь,  что
это мираж, и мечтаешь, чтобы он оказался реальностью. Это почти как  пытка
остро отточенным мечом -  он  режет  безболезненно,  но  потом,  когда  ты
удивленно опускаешь глаза, ты видишь, что клинок разрезал твой живот и то,
что еще несколько секунд назад было тобой, выпадает на песок.
     Оазис будет спасением. Он убьет.
     Он движется вместе  с  тобой,  пробираясь  через  горящие  пески,  то
приближаясь, то отдаляясь, и замирает в нескольких дюймах от твоих ног.
     Наконец ты кричишь, протягиваешь к нему руки и падаешь на обожженные,
ноющие колени. И тут же видение исчезает,  оставляя  тебя  с  полным  ртом
горящего песка, который забивает горло и от которого тошнит.
     Но и это только иллюзия, потому что в желудке  у  тебя  давно  ничего
нет.
     Ничего. Даже желчи.


     Я опустился на песок и потянул за собой Дел. Она присела, но  тут  же
снова встала и  пошла  вперед.  Я  тупо  провожал  ее  взглядом.  Стоя  на
четвереньках, в полубреду, я смотрел как девушка с Севера  спотыкаясь  шла
по песку.
     На Юг. Безошибочно.
     - Дел, - прохрипел я. - Дел... постой.
     Она не остановилась. И это заставило меня подняться.
     - Дел!
     Она даже не обернулась. Не могла же она просто бросить  меня  и  уйти
(мужчине приятно думать, что он заслуживает хотя бы немного верности),  но
эта мысль тут же утонула в океане страха. Страх  ударил  меня  в  живот  и
заставил побежать за ней.
     - Дел!
     Она спотыкалась, шаталась, почти падала,  но  упорно  шла  на  Юг,  к
Джуле. К городу, в котором она надеялась узнать хоть что-то о своем брате,
бедном симпатичном (если он хотя бы немного был похож на сестру) мальчике,
чья участь могла быть самой ужасной.
     Может ему лучше было умереть, мрачно подумал я.
     Но его сестре говорить об этом я не собирался.
     Я легко догнал ее. Хотя я был почти в исступлении от  жары,  песка  и
солнца, оказалось, что по сравнению с ней я не так уж плох.
     А когда она повернулась ко мне, я понял, что это хуже, чем я думал.
     Лицо Дел распухло, покрылось коркой и было так обожжено, что вряд  ли
она что-то видела. Веки стали огромными. Пузырям не хватало места на  коже
и они собирались в  складки,  натягивались,  потом  лопались,  вытекали  и
вздувались снова. По лицу непрерывно текли горячие капли.
     Но я испугался не этой страшной маски.  Впервые  с  начала  дня  меня
охватил озноб: ее необычные голубые глаза были пустыми.
     - Аиды, - прохрипел я в отчаянии. - У тебя песчаная болезнь.
     Она смотрела на меня в упор и  не  видела.  Может  даже  не  узнавала
го