- Ему нужно отдохнуть, - сказала она. - Дальше нам придется идти.
     Не дожидаясь моего ответа, Дел соскользнула с пыльной спины.
     И упала на песок.
     Я придержал жеребца и посмотрел вниз на Дел. Бурнус  завернулся  и  я
залюбовался изящными линиями ее длинных ног. На момент, только на момент я
оживился и улыбнулся.
     Дел с трудом подняла голову.
     - Ты тяжелее меня. Слезай.
     Я наклонился вперед в невысоком седле и тряхнул правой  ногой,  чтобы
вытащить ее из  стремени,  потом  перекинул  ногу  через  круп  жеребца  и
соскользнул вниз, не обращая внимания на то,  что  левое  стремя  царапает
голый живот.
     Обнаружив, что ноги собираются подогнуться, я держался за седло  пока
не убедился, что смогу стоять.  Дел  по-прежнему  сидела  на  песке,  хотя
успела пристойно одернуть бурнус.
     - Далеко мы не уйдем, - объявил я. Потом наклонился,  схватил  ее  за
мускулистое запястье и поставил на ноги. - Можешь держаться за меня,  если
хочешь.
     Мы плелись по пустыне причудливой живой цепочкой: я,  ведя  в  поводу
жеребца, и Дел, держась за перевязь, в которой отдыхал Разящий. Две лишние
ноги гнедого не давали ему  преимущества  над  нами  -  он  едва  шел,  от
усталости большое количество ног  сбивало  его  с  толку.  Он  спотыкался,
засыпая меня пылью и добавляя новые порции песка в мои  сандалии,  и  хотя
моя  шкура  привыкла  к  жаре,  я  чувствовал  как  солнце   опаляет   все
выставленные напоказ части моего тела, то есть все тело  кроме  того,  что
прикрывала набедренная  повязка  и  перевязь,  раскалившаяся  от  яростных
лучей. Но я переносил жару лучше чем Дел, хотя она  еще  куталась  в  алый
шелк. В нескольких местах  ткань  разорвалась,  почти  все  кисточки  унес
самум, но я не жалел об этом сомнительном великолепии. По крайней мере то,
что осталось хоть как-то ее защищало.
     Мы шли. Все время на Юг. Лошадь, мужчина и женщина.
     И два песчаных тигренка, спокойно спавших в сумке.


     Жеребец первым почувствовал их. Он резко остановился, голова неуклюже
повернулась на восток, едва не сбив меня с ног. Ноздри расширились,  когда
он с хрипом втянул воздух, и уши повернулись  вперед,  точно  сообщая  мне
откуда приближалась угроза.
     Я нахмурился. Присмотрелся. Приложил ладонь ко лбу, прикрывая  глаза,
и наконец узнал их.
     - Аиды, - тихо сказал я.
     Дел  уже  стояла  рядом,  подражая  моей  позе.  Она   сосредоточенно
вглядывалась  в  горизонт  и  на  бледном   лице   отчетливо   проявлялась
растерянность. Ее Северные глаза не могли это увидеть. Я видел. Четко.
     Над  горизонтом  поднималось  облако,  охровое  пятно  на  выгоревшем
голубом  небе;  завеса  песка,  летящего  из-под  копыт,   и   выдававшего
приближение. На фоне облака видна была темная  линия,  которая  постепенно
распадалась на маленькие фигурки всадников. Дел коснулась моей руки.
     - Может они поделятся с нами водой, - сказала она.
     - Не думаю, - выдавил я, стараясь не сорваться и не рявкнуть на нее.
     - Но вежливость путников...
     - В Пендже о таком не слышали. Здесь у людей простой подход к  жизни:
заботься только о себе. Никто ничего не сделает для тебя, -  я  не  сводил
взгляда с приближающихся всадников. - Дел, встань за моей спиной.
     Сталь зашипела, скользя по грубой коже.
     Обернувшись, я яростно уставился на Дел. Она смотрела на всадников  с
мрачной решимостью.
     - Убери! - рявкнул я. - И в будущем  не  вздумай  обнажать  клинок  в
Пендже пока не узнаешь всех местных обычаев. Баска... Убери меч!
     Она долго смотрела мимо меня на всадников. Я чувствовал,  как  ей  не
хотелось подчиняться мне; протест был в каждой линии  ее  фигуры.  Но  она
подчинилась. Медленно. Потом я обернулся и увидел неровный строй, плывущий
в горячем воздухе как мираж, и глубоко-глубоко вздохнул.
     - Дел, не говори не слова. Разговаривать с ними буду только я.
     - Я могу сама за себя сказать, - она  сообщила  это  холодно,  но  не
вызывающе. Дел просто предупредила.
     Я обернулся и прижал к ее  вискам  свои  широкие  ладони.  Наши  лица
разделяло несколько дюймов.
     - Делай как я говорю! Одно слово не вовремя,  и  мы  лишимся  жизней.
Поняла?
     Ее глаза, смотревшие мне за спину, вдруг расширились.
     - Кто это люди?
     Я отпустил ее и обернулся. Всадники были уже около нас,  рассыпавшись
ровным полукругом, что отрезало нам путь к спасению в  трех  направлениях.
Четвертое было свободным, оставляя место для попытки побега,  но  я  знал,
что если мы окажемся глупы настолько, что попробуем сделать это, мы  будем
покойниками прежде чем успеем сесть на лошадь.
     Как и я, они были почти обнаженными. Как и моя, их кожа потемнела  от
солнца. Но их руки были исполосованы спиральными  шрамами,  окрашенными  в
голубой цвет. На голой груди каждого были самые разнообразные  изображения
солнца с лучами. Каждый мальчик, достигнув половой зрелости,  соревновался
с ровесниками,  изобретая  рисунок,  который  его  мать  -  или  ближайшая
родственница - вырезала на  его  коже  весьма  болезненным  способом.  Все
рисунки объединяло одно:  желтый  глаз  точно  в  центре.  Черные  волосы,
смазанные жиром, были собраны сзади и перевязаны шнурками  разных  цветов.
Черные глаза жадно разглядывали меня и Дел.
     - Их носы... - прошептала она в ужасе.
     Да, носы у них были. И в каждом висело плоское  кольцо.  Цвет  колец,
как и шнурков в волосах, определял положение их обладателя  в  племени.  С
изменением статуса менялись и цвета. В  этом  племени  вообще  все  быстро
меняется, неизменной остается лишь их свирепость.
     - Ханджи, - констатировал я.
     - Каннибалы? - выдохнула Дел.
     - Пожалуй они позволят нам помыться, - сказал я ей,  -  чтобы  у  них
из-за нас песок на зубах не скрипел.
     Я пропустил мимо ушей ее дальнейшие комментарии  по  этому  поводу  и
сосредоточил свое внимание на  воине,  носившем  в  носу  золотое  кольцо,
означавшее высочайший ранг и единоличную власть.  Я  заговорил  с  ним  на
языке Пустыни, его знали все в Пендже.
     Я рассказал ему правду. Не скрыл ничего, кроме того, что  Дел  наняла
меня, чтобы проводить ее через Пенджу, и по важной  причине:  по  традиции
Ханджи женщины приравниваются к рабам. С ними  не  считаются.  Если  бы  я
признался, что Дел имеет какую-то власть надо мной, хотя бы  то,  что  она
меня наняла, меня бы посчитали  немужчиной,  а  потому  вполне  подходящей
жертвой для их каннибальских обрядов. Поскольку я не хотел стать блюдом на
обеде, пришлось приуменьшить ценность Дел как  личности.  Она  бы  конечно
возмутилась, если бы узнала об этом, но переводить для нее я не собирался.
     Если, конечно, обстоятельства не вынудят.
     Я закончил рассказ гимном, возвеличивающим племя Ханджи, и  замолчал,
надеясь, что Дел не раскроет рта.
     Золотое Кольцо совещался с остальными. Они говорили на языке  Ханджи,
но в разговоре проскакивали слова Пустыни и  я  мог  следить  за  беседой.
Главной темой дискуссии были большие проблемы  с  продовольствием.  Ханджи
обсуждали, могут ли наши кости умилостивить их довольно жестоких богов.  Я
мысленно выругался, надеясь, что Дел не передадутся мои опасения.
     В конце концов Ханджи замолчали и повернулись к  нам.  Лица  их  были
полны решимости,  что  навело  меня  на  грустные  мысли.  Золотое  Кольцо
подъехал поближе, чтобы мы в полной мере  могли  оценить  его  устрашающий
вид.
     Меня он вообще-то не испугал, я  просто  внутренне  напрягся.  А  это
большая разница.
     Из-за плетеного  пояса,  поддерживающего  кожаный  килт,  у  Золотого
Кольца торчали рукояти четырех ножей.  У  всех  остальных  ножей  было  не
больше трех. Это свидетельствовало об очень высоком ранге владельца.
     Он показал на жеребца.
     - Быстро.
     Дополнительных объяснений не требовалось. Я повернулся к Дел.
     - Нас пригласили на ужин.
     - Тигр...
     Я заставил ее замолчать, зажав рот ладонью.
     - Неудачная шутка. Они еще ничего не решили. Нам предложили сесть  на
лошадь и ехать с ними, - я вздохнул и похлопал жеребца по пыльному боку. -
Извини, старина.
     Собрав  остаток  сил  (Ханджи  безжалостны,  когда  дело  доходит  до
издевательств над теми, кого они считают слабыми)  я  вскочил  в  седло  и
наклонился, чтобы протянуть руку Дел. До сих пор не знаю, как я  не  упал,
когда она уцепилась за меня, забираясь на круп жеребца.
     Ее руки, прижавшиеся к моим ребрам, были ледяными.
     Мои вообще-то тоже.



                                    8

     Женщины Ханджи, как и мужчины, убеждены, что шрамы украшают человека.
Я и раньше видел к чему это приводило и считал, что одной встречи с  такой
красотой хватит на всю жизнь. Дел, которой до сих пор на такие зрелища  не
везло, реагировала точно по  моим  прогнозам:  на  ее  лице  были  ужас  и
отвращение, но, хвала валхайлу, она молчала.
     Женщины не прикрывали грудь, чтобы  продемонстрировать  всю  прелесть
ярко-красных узоров, покрывавших кожу. Как и мужчины, они носили  в  носах
кольца, но только простые серебряные - женщинам не полагалось различия  по
цвету колец. Их положение в племени определялось  только  замужеством  или
внебрачным сожительством, и лишь когда они добивались того или другого, им
разрешалось подвергнуться украшающему ритуалу.
     У Ханджи сразу можно определить девственницу: ее темная кожа ровная и
гладкая, а в носу нет кольца.  Это  выгодно  для  такого  мужчины  как  я,
которого не интересуют изуродованные женские тела, потому что красавицы  в
возрасте, со шрамами, раскраской  и  кольцами  в  носах,  отбивают  всякое
желание даже смотреть на них, и волей-неволей тянешься к молодым, но и тут
возникает проблема: Ханджи убеждены, что в десять лет ни одна  девушка  не
может уже оставаться нетронутой, так что девственность они теряют в  очень
юном возрасте.
     А я никогда не увлекался младенцами.
     - Теперь ясно, что на мне слишком много  одежды,  -  прошептала  Дел,
почти коснувшись губами моего уха, и я усмехнулся. Возразить было  нечего.
Женщины  Ханджи  носят  только  короткие  тканые  юбки;   туника   Дел   и
позаимствованный у меня бурнус закрывали ее с головы до ног.
     И в центре лагеря Ханджи я мог этому только порадоваться.
     - Не снимай капюшон, - посоветовал я и был приятно удивлен, когда она
не огрызнулась в ответ. Дел усвоила урок.
     Нас сопровождали все сорок воинов отряда. Разогнав отару пыльных овец
(овцы были первым основным источником пищи для племени; вторым  источником
были люди), мы подъехали к желтому хиорту в самом центре поселения. Ханджи
не  называют  свои  жилища  хиортами,  но  я  не  мог  придумать  для  них
подходящего названия. Нам  приказали  спешиться,  что  мы  сделали  весьма
охотно.
     Золотое Кольцо соскочил с лошади и  исчез  внутри  хиорта.  Вышел  он
оттуда не  один.  Кожа  сопровождающего  была  щедро  украшена  шрамами  и
разрисована всеми цветами пустыни: красным, охровым, янтарным и множеством
других. В носу у него  висело  толстое  золотое  кольцо.  Оно  было  таким
большим, что доставало до верхней губы; с таким украшением довольно трудно
есть, пить или говорить, решил я, но не сообщать же было об  этом  Ханджи,
который считал себя идеалом красоты.
     Кроме того, это был шока.
     Прежде чем кто-либо  успел  произнести  хотя  бы  слово,  я  выхватил
Разящего из ножен, опустился на колени - даже моя загрубевшая кожа ощущала
жар песка - и осторожно положил меч перед шокой. Солнечный свет, играя  на
лезвии, слепил глаза. Я прищурился, но  не  пошевелился.  Примерно  дюжина
ножей засверкали на солнце, но удара не последовало.  Склонившись  должным
образом,  опустив  голову,  я  ждал.  Посчитав,  что  проявил   достаточно
уважения, я поднялся, подошел к правому  боку  жеребца  и  развязал  самый
большой мешок.
     Из него я вытащил двух пищавших тигрят, поднес их  к  шоке  и,  снова
склонившись, положил около его обутых в сандалии ног.
     - Это подарок, - я говорил на языке Пустыни, - для  шоки  Ханджи,  да
озарит солнце его голову.
     Я услышал как возмущенная Дел громко втянула воздух сквозь  стиснутые
зубы - конечно это были не мои тигрята - но у нее хватило ума  промолчать.
Я стоял перед вождем Ханджи и надеялся, что Дел, безмерно уважавшая  своих
Северных богов, им хотя бы немного  дорога.  Замысел  был  рискованным.  Я
слышал, что людям удавалось избежать дороги  к  кипящему  котлу  предложив
взамен достойный подарок, но кто мог предсказать, на что упадет взор  -  а
следовательно и милость - шоки Ханджи.
     Тигрята снова нашли друг друга и начали кататься  по  песку,  урча  и
повизгивая. За пару дней они заметно изменились,  звуки  уже  походили  на
настоящее рычание, только пока бесполезное. Шока, как и все вокруг,  долго
смотрел на малышей. А я, позабыв о тигрятах, рассматривал его лицо.
     Это  был  пожилой  человек,  даже  скорее  старый.  Я  не  мог  точно
определить  его  возраст  -  в  Пендже  люди  стареют  быстро.   Я   видел
тридцатилетних людей, которым можно было дать  пятьдесят  и  даже  больше.
Шока был лет на тридцать - сорок старше меня, из чего  следовало,  что  мы
столкнулись   с   очень   опасным    человеком:    разве    доживешь    до
шестидесяти-семидесяти, не освоив  при  этом  с  дюжину  грязных  ловушек.
Особенно среди Ханджи.
     Он смотрел на тигрят. Темный  лоб  был  изрезан  морщинами  так,  что
седеющие черные брови почти сошлись  на  переносице.  Ханджи  нельзя  было
назвать симпатичным племенем, учитывая шрамы, раскраску и кольца в  носах,
но впечатление своей внешностью они производили. И,  исполненный  сознания
долга, я это не скрывал.
     Шока резко наклонился и подхватил одного  из  тигрят,  игнорируя  его
яростное сопротивление и возмущенные визги. Он оттянул  темную  кожу  губ,
чтобы проверить зубы, осторожно ощупал каждую лапу, чувствуя  бугорки  над
каждым непрорезавшимся когтем. Черные глаза метнулись к шнурку с когтями у
меня на шее, потом к шрамам на моем лице.
     Он усмехнулся.
     - Шока слышал о танцоре по имени Песчаный Тигр, - на языке Пустыни он
говорил безупречно, хотя использовал привычку Ханджи  говорить  о  себе  в
третьем лице. - Только Песчаный Тигр мог бы ехать по пустыне с тигрятами в
мешке, привязанном к седлу.
     Это была высокая похвала в устах Ханджи и  неохотное  признание  моих
достоинств: неохотное потому, что Ханджи считают себя сильнейшим  племенем
в пустыне. Хотя  они  могут  восхищаться  мужеством  других,  в  разговоре
наличие смелости у остальных Южан не признается. Я  не  ожидал,  что  шока
узнает меня, но своего удивления не выдал.  Вместо  этого  я  с  важностью
взглянул на шоку.
     - Конечно он Песчаный Тигр.
     - Песчаный Тигр делает Ханджи великий подарок.
     - Достойный подарок, - тонкое различие: достаточно небрежности, чтобы
подчеркнуть репутацию Ханджи, но и признание, что я получил его одобрение.
- Песчаный Тигр слышал о жестокости Ханджи и  хотел  сделать  легенду  еще
страшнее. Кто, кроме шоки Ханджи, сможет держать в лагере песчаных тигров?
     Кто, кроме шоки Ханджи, захочет?  Тигрята  обещают  вырасти  злобными
воспитанниками, но если какое-то племя с ними и справиться, то это Ханджи.
Ну да пусть это волнует шоку, хотя скорее всего он придет в восторг от  их
кровожадности.
     Старик улыбнулся, показав почерневшие зубы.
     - Шока разделит с Песчаным Тигром чашу  акиви,  -  он  всучил  тигрят
Золотому Кольцу и скрылся в хиорте.
     - Отсрочка, - одними губами прошептал я Дел. Не стоило другим видеть,
что я разговаривал с ней, женщина недостойна такого  внимания  со  стороны
мужчины. - Пошли.
     И она молча вошла за мной в хиорт.


     Шока оказался очень цивилизованным, щедрым на  акиви  и  комплименты.
Когда закончилась первая фляга, мы уже были друзьями, и рассказывали  друг
другу какие мы великие воины, и что вряд ли найдется человек, который смог
бы с нам справиться. И при этом мы не врали: если бы кто-то  одолел  шоку,
он тут же отправился бы к своим богам в  кипящем  котле.  А  что  касается
меня, то проиграй я хоть раз поединок, я не сидел бы  в  хиорте  Ханджи  с
размалеванным всеми цветами радуги шокой и блондинкой  с  Севера,  которая
оказалась умна настолько, что не открывала рта.
     После второй фляги мы устали от  попыток  произвести  друг  на  друга
впечатление рассказами  о  наших  подвигах  и  перешли  на  женщин.  Здесь
требовалось преувеличить количество  побед,  одержанных  за  многие  годы,
выяснить, когда мы потеряли невинность - он ляпнул, что в восемь лет, а  я
пошел еще дальше и заявил, что в шесть, но тут же вспомнил, где  нахожусь,
и извинился за оговорку - и обсудить  способы.  Вот  когда  я  всей  кожей
почувствовал сидящую рядом Дел.
     Через некоторое время я попытался сменить тему,  но  видно  шока  мог
часами бессвязно бормотать о своих женах и любовницах и о том, как  тяжело
удовлетворять столько женщин сразу и как ему повезло, что Солнце  наделило
его бесконечной силой и великолепным инструментом.
     Я облился  холодным  потом,  когда  подумал,  что  он  предложит  эти
инструменты сравнить, но он налил себе еще акиви и кажется вообще забыл  о
чем мы разговаривали. Я уже  вздохнул  с  облегчением  и  тут  же  застыл,
услышав тихое хихиканье Дел.
     Шока тоже был не глухой.
     Он уставился на нее черными глазками и я  сразу  увидел  перед  собой
глазки  Осмуна:  маленькие,  глубоко  посаженные,  поросячьи,   бесконечно
хитрые. Шока протянул руку и откинул  капюшон,  открывая  светлые  волосы,
бледную кожу и голубые-голубые глаза.
     Он даже не смог вздохнуть.
     - Песчаный Тигр едет с женщиной Солнца!
     Само солнце - вернее Солнце - их главное божество. Пока шока  считал,
что Дел благословили боги, мы были в относительной безопасности.  Я  кинул
ей предостерегающий взгляд  и  увидел  невинные  голубые  глаза  и  легкую
вежливую улыбку.
     - Шока хочет рассмотреть ее получше.
     Я обеспокоенно посмотрел на старика, уловив воинственную нотку в  его
голосе, и заметил с какой жадностью его глаза шарили по укутанной бурнусом
фигурке.
     - Что мне делать? - прошептала Дел, не разжимая губ.
     - Он хочет рассмотреть тебя. Думаю, это не опасно. Он верит, что тебя
благословило солнце. Ладно, Дел, сними бурнус.
     Она встала, стянула бурнус через голову, и он упал к ее  ногам  ярким
пятном шелка и золотых кистей. Кожу Дел покрывал слой пыли, она изнемогала
от усталости, но это не уменьшало ее  безупречной  красоты  и  невероятной
гордости.
     Шока резко поднялся, шагнул вперед и  повернул  Дел  к  нему  спиной.
Растерявшись, она не успела и рта раскрыть. Я мгновенно вскочил  на  ноги,
но шока просто смотрел на меч, висящий в перевязи.
     Я понял, что он увидел: чужие ожившие тени, извивающиеся  в  серебре.
Как змеи, сплетенные живыми клубками; как  пламя,  вырывавшееся  из  пасти
дракона; как килт воина  в  битве  -  Северное  переплетение  без  начала,
середины и конца, бесконечные безымянные существа, замурованные в металл.
     Внутренне я поежился, вспоминая как коснулся меча, и какой  холодной,
замораживающей оказалась сталь. Как  меч  проник  мне  в  душу,  выискивая
что-то, чего я не мог ни дать, ни постичь.
     Шока посмотрел на рукоять, потом на Дел, и повернулся ко мне.
     - Женщина носит меч, - все его дружелюбие исчезло.
     Я выругал себя за то, что забыл забрать у нее меч и перевязь. Я  ведь
мог сказать, что все это мое. Тот, кто недостоин  называться  мужчиной,  в
Пендже долго не проживет.
     Я медленно и глубоко вздохнул.
     - Солнце сияет и на Севере, вдали от Пенджи, -  торжественно  сообщил
я. - Солнце, озаряющее голову шоки, озаряет и голову этой женщины.
     - Почему она носит меч? - потребовал он.
     - Потому что на Севере, где так же сияет солнце, обычаи отличаются от
обычаев шоки и Песчаного Тигра.
     Он ухмыльнулся. Я чувствовал,  как  нарас