Делила заулыбалась.
     - Вот что ты делаешь, правильно? - продолжил я. - Поешь. Своему мечу.
Своим противникам. Своим богам. Чтобы заплатить дань миру,  -  я  медленно
кивнул. - Я помню слова старика,  того  Северянина  в  Харкихале,  который
продал нам теплую одежду, - я снова  кивнул.  -  Это  было  как  пожелание
хорошо петь.
     Дел тяжело вздохнула.
     - Танец нельзя танцевать в тишине.
     - И ты вызываешь к жизни меч.
     - Песня помогает вызывать, - согласилась она, - хотя нужна не  только
она... нужно знать настоящее имя... Но без песни не обойтись.
     - Но тогда песня должна быть особой, как и имя? Личная песня?  Такая,
чтобы ее не знал никто другой, - я нахмурился. - Но  в  этом  нет  смысла,
баска. Если кто-то услышит твое пение, песня уже не будет тайной.
     Дел отвернулась, по-прежнему сжимая меч и стоя на коленях.  Помедлив,
она опустилась на ковер и положила яватму на бедра. Одна рука на  рукояти,
другая на клинке, с бесконечной нежностью касаясь металла.
     - Ты создаешь новую, - сказала она, - каждый раз. Ты касаешься себя -
того, что ты есть, чем был, чем можешь стать - и делаешь из  этого  песню.
Она часть тебя, как твоя рука на рукояти, но выходит из глубин твоей души,
- за грязью, кровью и спутанными волосами безупречное лицо было серьезным.
- Ты запеваешь самого себя в меч, и меч становится тобой.
     - Тогда зачем возиться и поить его кровью? - не унимался я.  -  Зачем
заниматься ерундой и вливать в  него  жизнь  достойного  противника?  -  я
нахмурился. - А что случится, если враг не достоин? Что случится, если  ты
убьешь кого-то до того, как успеешь подготовиться?
     - Меч требует крови, - невозмутимо объяснила Дел. -  Первая  кровь  -
часть ритуала. Это обряд посвящения,  -  она  нежно  коснулась  клинка.  -
Мальчик становится мужчиной, девочка женщиной, меч яватмой. До той поры он
не полон.
     - Но ты убила не врага. Ты убила друга.
     Она только вздрогнула,  но  через  секунду  я  заметил  кровь  на  ее
пальцах. Капли стекали в руны.
     - Я убила его по необходимости, - сказала она. - Я  убила  уважаемого
мною ан-кайдина и взяла его в меч.
     - Ты не жалеешь, что сделала это?
     Ее рука плотнее сжала рукоять. Четко проступили мускулы.
     - Временами я ненавижу этот меч. Временами я ненавижу себя.
     - Ты жалеешь о том, что сделала?
     Дел посмотрела мне в глаза.
     - Нет, - сказала она, - не жалею. Это меня и пугает.


     На рассвете мы стояли перед кольцом локи: Дел,  я,  Гаррод  и  жители
Границы. Над нами сгущался туман, скрывающий край каньона. Влага  липла  к
одежде, пропитывала волосы. У меня замерзли даже нос и уши.
     Массоу вырвался от матери и побежал к Дел.
     - Прости! - кричал он. - Прости!
     Дел вздрогнула и отшатнулась. Я видел,  каких  усилий  ей  стоило  не
оттолкнуть его.
     - Прости! - кричал мальчик, прижимаясь к запястью Дел. - Это  был  не
я, я клянусь... не я... не я! - всхлипывания  заглушили  остальные  слова,
превратив их в бессвязный лепет.
     Значит они все знали. Все помнили. Киприана покраснела и старалась не
смотреть на меня. Адара не чувствовала  себя  такой  униженной,  но  и  ей
тяжело было встречаться со мной глазами. Она нервно теребила юбки.
     Я осмотрел каньон. Все Кантеада  снова  спрятались,  оставив  мастера
песни как посредника, но я помнил их этой ночью. Помнил их  со  свечами  и
камнями для охраны,  появившихся  из  темноты,  чтобы  освободить  жителей
Границы и заключить локи в кольцо, которое я уже не разрушу.
     Такая изящная вещь, кольцо, такое  хрупкое.  Гладкие  круглые  камни,
аккуратно выложенные в круг в центре каньона недалеко  от  пещеры  мастера
песни. В нем находились локи. Даэва,  Шеду,  Ракшаса.  Демоны  из  детских
снов.
     - Нам пора уходить, - сказал я. - Мы не должны  здесь  задерживаться.
Это место мира, а мы портим Кантеада песню.
     Я почувствовал на себе взгляд Дел. Признаюсь, я удивился своим словам
не меньше ее, но ведь я сказал правду.
     - А как же мы? - мягко спросила Адара. - Я знаю, вы должны  идти,  но
что нам делать? Здесь ведь мы остаться не можем.
     Гаррод стоял позади умытой Дел, на лице  которой  остались  синяки  и
кровоподтеки. Он опустил веки, спрятав  бледные  глаза,  потом  моргнул  и
посмотрел на жителей Границы.
     - Я отведу вас, - сказал он.
     Киприана отвлеклась от нас и изумленно посмотрела на Гаррода.
     Массоу не отходил от Дел.
     - А ты не можешь взять нас с собой? - спросил он.
     Я видел как тяжело было Дел, она никак не могла  забыть  локи-Массоу.
Ей пришлось приложить усилие, чтобы не шарахнуться от мальчика и  говорить
ровно.
     - Нет, - сказала она, легко касаясь  взъерошенных  светлых  волос.  -
Нет. Я должна идти. Мне нужно закончить важное дело.
     Адара смотрела на Гаррода. В ее зеленых  глазах  были  и  надежда,  и
смущение. Только тут я вспомнил, что Северянин совсем чужой  для  них,  он
появился, когда в их телах уже были локи.
     Говорящий с лошадьми взглянул на меня.
     - Я возьму на себя эту ответственность.
     Я поднял брови.
     - А ты сможешь?
     Губа со шрамом немного изогнулась.
     - После песни грез - да. Я думаю, мне еще не поздно исправиться.
     Адара расправила свои юбки.
     - Мы идем в Кисири.
     Гаррод слабо улыбнулся, кинув взгляд на Киприану.
     - Кисири далеко, но Высокогорья - мой дом. Я проведу вас  безопасными
дорогами.
     Киприана смотрела на Гаррода.
     - У нас нет лошадей.
     Бусинки в косах зазвенели, когда Говорящий с лошадьми засмеялся.
     - Предоставьте это мне. Я знаю, как достать лошадей.
     - Мошенничеством? - поинтересовался я. - Кантеада  не  ездят  верхом.
Здесь красть лошадей негде.
     Льдистые глаза прищурились и сочли недостойным со мною связываться.
     - Прошлой  ночью  мастер  песни  сказал,  что  недалеко  отсюда  есть
поселение. Я собираюсь купить  лошадей,  Южанин,  на  деньги,  которые  ты
одолжишь мне.
     - Одолжу?
     - Или дашь, - мягко сказала  Адара.  -  Ты  обещал  купить  лошадь  и
повозку вместо тех, что мы потеряли.
     - Да, - подтвердила Дел. - Обещал.
     Я кинул на нее хмурый взгляд, порылся в кошельке, отсчитал  деньги  и
отдал их Гарроду.
     Адара протянула руку.
     - Деньги будут у меня.
     Лицо у Говорящего с лошадьми было такое, словно он  проглотил  что-то
кислое. Он неохотно отдал монеты Адаре. Она завязала их в  тунику,  а  Дел
одобрительно кивнула:
     - Доверяй деньги женщине. Женщины ими лучше распоряжаются.
     - Я пойду к жеребцу, - объявил я, услышав знакомое ржание.
     Думаю, он мне обрадовался. И уж конечно  ему  было  приятно  ткнуться
носом в мою шею и размазать по мне слюну. Я выругался, отпихнул  его  нос,
вытащил колышек из земли. Повернулся и увидел Киприану.
     Щеки ее покраснели. Она обхватила себя руками  и  смотрела  в  землю,
собираясь заговорить, но никак не решаясь.
     Жеребец потянулся к ней своим вездесущим  носом.  Коснулся  ее  лица.
Понюхал и фыркнул на нее.
     Вряд ли Киприана испытывала удовольствие, когда  стирала  предплечьем
слюну с лица. Я отпихнул жеребца и вдруг понял, что было неправильно.
     Нет. Что было правильно.
     - Все это время, - сказал я изумленно, - все это время он  чувствовал
неладное. Помнишь?
     Она взглянула на меня, не успев как следует протереть лицо.
     - Он укусил Массоу, - вспоминал я. - Он  беспокоился  когда  ты  была
рядом. Жеребец нервничал, даже Гаррод  говорил  мне  об  этом.  Он  просто
ничего не мог объяснить.
     Словно подтверждая мои слова, жеребец как бы ненароком  подобрался  к
Киприане. Девочка сначала шарахнулась, но взяла себя в руки  и  шагнула  к
гнедому. Румянец заливал ее щеки.
     Я игриво шлепнул жеребца по носу.
     - Все нормально, - успокоил я ее. - Я не виню тебя... Ты не имеешь  к
этому никакого отношения.
     - Но.... все, что я говорила, - девочка едва  выговаривала  слова.  -
То, что я говорила и делала...
     - Это была не ты, - повторил я. - Не ты, не твоя мать, не Массоу.
     - Но... ты мне нравился, правда, - в ее голосе  звучало  удивление  и
меня это немного раздражало. - А потом я вела себя как  дура,  говорила  и
делала такое... пыталась заставить тебя... захотеть меня, - краска  залила
ее шею, лицо от стыда покрылось потом и заблестело.  -  Я  вела  себя  как
потаскуха из кантины Харкихала, продающая себя за деньги...
     - Ты вела себя  как  женщина,  которой  нужен  мужчина,  -  грубовато
сообщил я. - Киприана, ты молода, но ты взрослеешь. Тебе нечего стыдиться.
Скоро придет день, - я вдруг подумал о Гарроде, - может даже  скорее,  чем
ты думаешь, когда мужчина ответит на твою благосклонность, - я вспомнил ее
мать, - после того, как ты выйдешь замуж.
     Киприана робко улыбнулась.
     - То же самое говорит моя мама.
     - Тогда может стоит  к  ней  прислушаться.  У  нее  есть  опыт,  -  я
повернулся и медленно пошел назад, к Дел. -  Не  вини  себя,  Киприана.  В
искренних чувствах ничего плохого нет, о них можно говорить вслух.
     Она застенчиво приподняла одну бровь.
     - А ты говоришь о них Дел?
     Я покорно вздохнул.
     - Может быть не всегда.
     Киприана примерилась к моему шагу и протянула мне раскрытую ладонь.
     - Мне это нужно, - сказала она. - Это принадлежало Ракшасе.
     В  мою  руку  скользнул  шнурок   с   красно-коричневыми   камешками,
отшлифованными за многие годы прикосновения к человеческому телу. Мысленно
я увидел шею Дел. Представил, как я надену на нее это  ожерелье,  как  она
когда-то надевала его на мать. Киприана улыбнулась и  побежала  вперед,  к
своей матери.



                                   31

     Гончие взяли нас в кольцо. Я успел позабыть, насколько они уродливы.
     Жеребца, естественно, в этот момент счастливым назвать  было  нельзя.
Он слишком хорошо помнил раны и укусы, полученные в последнем бою.  Гнедой
пританцовывал, бил копытами и фыркал, готовясь дать достойный отпор.
     - Аиды, - проворчал я, - что теперь?
     Дел сидела за моей спиной на жеребце, держась за  мою  одежду.  Думая
только о предстоящем путешествии, мы оставили позади каньон,  а  с  ним  и
охранную песню, позабыв, что только она держала гончих на расстоянии.
     - Это,  -  спокойно  сказала  Дел,  нащупывая  что-то  под  шерстяной
туникой.
     Я не повернулся, чтобы посмотреть, побоявшись  отвлечься  от  гончих,
поэтому не увидел, что она сделала. Я знал только, что  мы  были  окружены
белоглазыми хищниками, а через секунду они исчезли.  Убежали  как  побитые
собаки.
     Убедившись, что они действительно убрались, я повернулся к Дел.
     - Ладно, баска... что ты сделала?
     Она сняла что-то с шеи и передала мне. Я взял: тонкий кожаный ремешок
и крошечная металлическая трубка, серебристо сверкавшая в слабом  туманном
свете.
     - Это? - подозрительно уточнил я. - В аиды, что это?
     - Кое-что  от  Кантеада,  -  она  шлепнула  жеребца  по  бокам  и  мы
продолжили путешествие. Мне пришлось выпрямиться и переключить внимание на
гнедого.
     - Хей, - крикнул я, не выпуская из рук трубки на ремешке и  заставляя
жеребца  прекратить  прыжки,  скачки   и   приплясывание.   Когда   гнедой
успокоился, я посмотрел в сквозное отверстие в трубке. - Свисток?
     - Мастер песни сказал, что он будет отгонять гончих.
     - Но не отошлет их совсем.
     - Нет. Они действуют по заклятью  или  подчиняясь  какому-то  другому
принуждению. Может они так и будут идти за  нами,  зато  нам  не  придется
нервничать и отгонять их.
     - Мне это не нравится, - сказал я.
     Дел вздохнула.
     - А тебе вообще что-нибудь нравится?
     Я ответил не задумываясь.
     - Меч, круг, хорошая женщина. И меч, кстати, Южный... без Северного я
проживу.
     - И Южная женщина?
     Я провел жеребца через рощу и надел на шею свисток. Всегда  пользуюсь
преимуществом, независимо от его происхождения.
     - Южная женщина, - мягко начал я, - имеет несколько преимуществ.  Она
послушна и не нужно беспокоиться, что она тебе нахамит если  ее  о  чем-то
попросить. Она прекрасно разбирается в домашних делах, прекрасно  готовит,
убирает и заботится о благополучии мужа. Она знает, как угодить мужчине  в
постели и вне ее, поскольку женщине с детства объяснили кто за главного.
     Дел долго молчала и о чем-то  думала.  Я  ухмыльнулся  и  в  ожидании
ответа рассматривал уши жеребца.
     - Если Южные женщины идеальны, - наконец изрекла Дел, - почему  Южные
мужчины охотятся за Северянками?
     Моя улыбка исчезла. Собравшись с мыслями, я ответил:
     - Может из-за  того,  что  они  совсем  другие?  Цвет  кожи,  обычаи,
характеры.
     - Это означает только одно: Южные мужчины предпочитают  женщин  более
независимых и сильных духовно.
     - Возможно, - осторожно согласился я, - но я никогда не слышал, чтобы
хотя бы один Южный мужчина мечтал встречаться со сварливой женщиной.
     - Сварливая и независимая это не одно и тоже, - отрезала Дел.
     -  Только  очень  несчастная  женщина  будет   стремиться   к   такой
независимости, - упрямился я. - Держу пари, если ты спросишь Южных  женщин
как они предпочитают жить, большинство выберет Южный вариант.
     - Может быть, - холодно согласилась она. - И в первую очередь  потому
что они к нему привыкли... но они будут жить такой жизнью только  до  того
момента, пока не узнают, что такое свобода.
     - Если из-за этой свободы они не потеряют своих мужчин.
     - Настоящий мужчина не побоится независимой женщины.
     - А откуда ты  знаешь,  каков  настоящий  мужчина  и  чего  он  может
бояться? - разозлился я. - Ты так прижалась к моей спине, что можешь и  не
пытаться изображать мужчину, я все равно не поверю. А значит  и  судить  о
мужчинах ты не можешь.
     Дел немного отодвинулась от меня, к чему я совершенно не стремился.
     - Могу, - уверенно ответила она, - и могу это  доказать,  задав  тебе
один простой вопрос: ты боишься меня?
     Аиды. Здорово она расставляет ловушки.
     - Ну? - не унималась Дел.
     - Многие мужчины боялись бы...
     - А ты?
     - ...и я бы их не винил. Может ты и мужская фантазия, но  ты  женщина
не того типа... - я замолчал, чувствуя, что положение становится все более
затруднительным.
     - Тигр, ответь на вопрос. Ты боишься меня?
     - Если бы я сказал да, то соврал бы. Если  нет  -  выставил  бы  себя
самонадеянным дураком.
     - Раньше тебя это не останавливало.
     Дел всегда была любезна.
     - Нет. Я не боюсь тебя.
     - Значит настоящему мужчине не страшна женская независимость.
     Ее слова заставили меня призадуматься,  но  я  не  настолько  глуп  в
отношении женщин, чтобы поверить их льстивым фразам, от души они высказаны
или нет.
     - Ладно, - сказала она. - Так не какого типа я женщина?
     Аиды. Заметила.
     Я вздохнул.
     - На таких, как ты, Южане не женятся.
     - О таких, как я, Южане только мечтают... если у них с их невежеством
хватает фантазии.
     - Послушай, Дел, - я снова вздохнул,  признавая  свое  поражение.  Не
стоило тратить силы на  ерундовый  спор.  -  Конечно  Южане  мечтают.  Все
мужчины мечтают. И я готов поспорить, что Северяне спят и видят  женщин  с
Юга.
     - В отношении снов ничего тебе сообщить не могу,  -  ехидно  ответила
она. - Меня беспокоит только реальность, когда мужчина унижает женщину.
     - Север и Юг - два разных мира,  Дел...  с  разными  людьми,  разными
обычаями, разными богами. У каждого есть свои преимущества... но их нельзя
сравнивать, - я помолчал. -  Да  и  вообще,  с  чего  это  ты  начала  так
переживать за женскую независимость?
     Она ответила не сразу, а когда заговорила, я едва узнал ее голос.
     - Может из-за моей семьи, -  мягко  сказала  она.  -  Моя  мать  была
сильной,  волевой  женщиной,  она  научила  сыновей  уважать  ее.  Так  же
относился к ней отец. Я была единственной  дочерью...  и  росла  вместе  с
братьями, дядями и отцом. Я училась владеть ножом  и  мечом,  драться  как
мужчина. Но создала меня Стаал-Уста. Там я стала личностью,  а  не  просто
мужчиной или женщиной.
     Стаал-Уста. О чем-то похожем говорил Гаррод.  Спроси  ее,  сказал  он
мне. Спроси ее о Стаал-Уста.
     И я спросил.
     Дел не ответила. Она сидела за моей спиной и я не видел выражение  ее
лица. Судить о ее реакции я мог только по напряжению ее тела, прижавшегося
к моему.
     Устав ждать, я повторил вопрос.
     - Обитель Мечей, - наконец сказала она. - Вот что означают эти слова.
     Довольно  поэтично,  подумал  я,  и  привлекательно.  Мне   нравились
красивые слова и описания.
     Но Гаррод посоветовал спросить ее не только о названии.
     - Что такое "клинок без имени"?
     Спиной я почувствовал, как напряглась Дел.  Совсем  чуть-чуть,  но  я
заметил.
     - От кого ты это слышал?
     Я мог бы соврать, но не стал. Ничего особенного в вопросе я не видел.
     - От Гаррода. Он  был  зол...  расстроен  из-за  лошадей.  Он  сказал
что-то, - я порылся в воспоминаниях, - что-то о том,  что  ты  клинок  без
имени, - я поправил поводом жеребца. - Он говорил, что это название  пошло
из Стаал-Уста.
     - Так и есть, - холодно подтвердила она.
     - Судя по твоей реакции, это что-то секретное.
     - Клинок без  имени  означает  изгнанник,  изгой,  волчья  голова,  -
объяснила Дел. - Это человек, нарушивший кодекс чести вока.
     - Умышленно.
     - Умышленно, - согласилась Дел. -  Бывает,  что  кто-то  не  научился
уважать кодекс или не смог закончить обучение, тогда его просто отправляют
домой. Но ан-истойя, отказавшийся пройти заключительный  курс  подготовки,
делающий его кайдином, и использующий свое мастерство  во  зло,  считается
клинком без имени.
     - Ты отказалась стать кайдином.
     - Да, но я выбрала путь танцора меча, такое право дается  ученику.  Я
живу по кодексу.
     Меня как будто ударило в живот.
     - Постой, а сколько осталось, Дел?  Сколько  осталось  до  того,  как
нарушишь его?
     - Несколько недель, - ответила она без колебаний. - Если я  не  успею
добраться до Стаал-Уста за три недели и предстать перед вока, меня объявят
клинком без имени и каждый желающий сможет попытаться исполнить приговор.
     Я давно знал это, только без Северных слов.
     - Еще одно, - сказал я. - Есть ли конец у твоей песни?
     Она долго молчала, а потом я услышал:
     - Останови лошадь.
     Я решил не обращать внимания.
     - Слушай, Дел...
     - Останови лошадь!
     Я не глухой: она была не в себе. Она не кричала,  но  Дел  это  и  не
нужно, она  умеет  пользоваться  голосом.  Почуяв  неладное,  я  остановил
жеребца и обернулся, пока Дел соскакивала на мокрые листья. За льдом в  ее
глазах полыхало пламя.
     Аиды. И это я его зажег.
     - Дел...
     - Слезай, - приказала она.
     - Залезай обратно, - упрямился я. - Ты сама сказала, что осталось три
недели до того, как вока объявит о твоем изгнании. Может не  стоит  терять
время?
     Дел вынула меч.
     - Слезай, - повторила она. Вдали завыли гончие.
     Я почесал щетину. Обдумал, стоит ли спорить, и решил, что  не  стоит.
По ее глазам я понял, что она настроена серьезно и от своего не отступит.
     Я перекинул ногу и соскочил с жеребца, не выпуская из рук  повод.  Не
хватало еще лишиться гнедого теперь, когда мы столько прошли вместе.
     Дел воткнула клинок в землю. Он  врезался  в  мокрые,  гнилые  пласты
листвы, потом скользнул в дерн и застыл. Она убрала руки с рукояти.
     - Я не могу повторить тебе свои клятвы, - сказала она, -  потому  что
клятвы касаются  только  одного  человека.  Но  я  клялась  душами  убитых
родственников, написала эти клятвы кровью, рассказала о них  мастеру  рун,
который вправил их в клинок, - Дел показала пальцем на руны, мерцавшие  от
острия до рукояти, теперь наполовину похороненные в земле. -  Отречься  от
этих клятв значит обесчестить свой меч, годы  учебы,  всех  моих  близк