итательницей...
     Свет тут же успокоился. Право дело, волноваться не о чем.  Погрустит,
погрустит  и  перестанет.  Грусть  -  нормальное  состояние  для   молодой
влюбленной девушки.
     Вера сегодня тоже вела себя странно, не задевала  его,  на  обыденные
вопросы отвечала односложно - в общем, находилась, как и Забава, явно не в
своей тарелке. Но ее настроение сегодня значило для Света еще меньше,  чем
настроение служанки.
     С Верой к ночи все будет предельно ясно.
     - Будет к ночи ясно - Ясна иль  не  Ясна,  -  промурлыкал  Свет  чуть
слышно.
     Его  вдруг  охватило  нетерпение.  Захотелось  поговорить  с   Репней
Бондарем немедленно. Зачем откладывать? А может, и сюда его  привести,  не
дожидаясь вечера? Долой спячку! Как говорят германцы, Sturm und Drang!..
     Он  посмотрел  на  Веру.  Гостья  пребывала  в   задумчивости,   лишь
озабоченно поглядывала время от времени на служанку. Наверное, ей тоже  не
нравилась печаль на мордашке  Забавы.  Хотя  Вере-то  подобное  настроение
должно быть по сердцу - глядишь, ревностью донимать не станут.
     И тут до Света дошло, что сегодня началась Паломная седмица. Он  даже
фыркнул: вечно так, ждешь-ждешь праздник, а наступает  всегда  неожиданно.
Хотя ныне нельзя сказать, чтобы он уж очень ждал этот праздник.  Просто  в
прошлом Паломная седмица  всегда  у  него  была  связана  исключительно  с
переменами к лучшему. После празднеств 81 года он узнал, что остается  при
канцелярии  Кудесника.  После  Паломной   седмицы   88   его   избрали   в
Государственную думу, и  он  стал  самым  молодым  в  истории  Словенского
княжества членом палаты  чародеев.  Нынешняя  Паломная  седмица  могла  бы
ознаменоваться тем, что он станет  самым  молодым  в  истории  Словенского
княжества  Кудесником.  Могла  бы...   Но   Остромир,   при   всей   своей
энергичности,  никогда  не  проявлял   излишней   торопливости,   принимая
стратегические решения, да и самому Свету надо бы сперва застраховаться от
краха.
     Тем не менее  даже  последняя  мысль  не  испортила  ему  настроения.
Наоборот, раз Паломная седмица всегда приносила радости,  боги  непременно
позаботятся о том, чтобы и эта не обманула его ожиданий.
     - С праздником всех! - сказал он громко.
     Домашние оживились, даже на лице у  Забавы  появилось  некое  подобие
улыбки. Лишь Вера посмотрела на него с удивлением:
     - А какой ныне праздник?
     Свет фыркнул. Хороша паломница, понятия не имеющая о  том,  для  чего
идет в столицу!..
     Но цепляться к ней сегодня не хотелось.
     - Забава вам объяснит.
     Оказалось, что людям очень легко поднять настроение  -  скажите  пару
слов, и все тут же улыбаются. Словно им жалование прибавили.
     А что, подумал Свет. Это  мысль...  Он  дождался,  пока  в  трапезной
появится Берендей, и громогласно объявил:
     - С сегодняшнего дня  каждый  из  домашних  будет  получать  на  пять
процентов больше, чем вчера.
     После такого сообщения  заулыбалась  даже  Забава.  Правда,  Берендей
особенной радости не проявил, но тот всегда считал, что лишние деньги лишь
портят прислугу. Улыбалась и Вера,  хотя  ее-то  сие  радостное  сообщение
ничуть не касалось. Но она тоже получит  свой  кусочек  радости,  ближе  к
вечеру. А может, и раньше... И было бы со стороны  богов  совсем  неплохо,
если бы после этого свой кусочек радости получил к празднику и Свет.
     Эта мысль опять привела его в возбуждение.


     Свет собрался ехать к Репне Бондарю сразу после ежедневного утреннего
делового совещания с Берендеем.
     Уже и экипаж велел Петру закладывать, когда  обнаружил,  что  адресом
Репни в записной  книжке  и  не  пахнет.  Впрочем,  никакой  проблемы  это
открытие собой не представляло. Репня был врачом, и разумеется, его  адрес
имелся в министерстве охраны здоровья. Свет тут же вызвал министерство  по
волшебному зеркалу. Ответа, однако, не  дождался  и  вновь  вспомнил,  что
началась Паломная седмица. А значит, в министерстве никого  нет.  Дежурные
на случай заболеваний среди паломников работают в палаточном городке около
Перыни, а все остальные отдыхают,  стараясь  побыстрее  забыть  суматошную
последнюю декаду.
     Впрочем, проблемы не  было  и  тут.  Министерство  охраны  порядка  в
Паломную седмицу работало, как в обычные времена, а адреса врачей были там
в неменьшем ходу, чем адреса подпольных игорных домов.
     Так что не прошло и десяти минут, а записная книжка  уже  удостоилась
чести   содержать   в   себе   информацию   о   нынешнем   местожительстве
несостоявшегося волшебника.  Но  ехать  к  нему  расхотелось.  Репня  тоже
завершил суматошную декаду и вполне мог сейчас  где-нибудь  лежать  кверху
пузом. Поэтому Свет решил послать к Бондарю курьера, а  поелику  Петр  уже
заложил карету, в качестве курьера вполне можно было использовать и его  -
все равно никаких поездок на сегодняшний день не намечалось.
     Вызвал Берендея, велел прислать Петра. Петр тут же возник  на  пороге
кабинета.
     - Экипаж заложен, чародей!
     - Спасибо, Петруша. Я передумал. Попрошу съездить вас. Вот  адрес.  -
Свет переписал адрес и вручил бумажку кучеру.
     - Слушаюсь, чародей! Что я должен передать? Пакет?
     - Нет, сообщение будет на словах.  Попросите  этого  человека  прийти
сегодня сюда, ко мне. - Он поразмыслил, как дать понять Репне  о  цели  их
встречи. И, придумав, добавил: - Я приглашаю его на тот же час,  что  и  в
прошлый раз. Но если он пожелает прийти  пораньше,  я  ему  неудовольствия
высказывать не стану. Даже если он явится к обеду... Так и передайте!
     - Должен ли я ждать, буде нужного вам человека дома не окажется?
     Свет снова немного  подумал.  Пожалуй,  в  этом  случае  Репня  может
возомнить, что чародей Сморода слишком в нем нуждается. Конечно,  хотелось
бы определиться с Верой  пораньше,  но  с  другой  стороны,  еще  день-два
практически ничего не решают. Ему вдруг пришло в голову, что  он  и  вовсе
затеял полнейшую мерзость, но признаться себе в этом значило осознать: то,
что произойдет между Репней и Верой, волнует его не только с точки  зрения
государственных интересов. Ни подобного нетерпения, ни подобного осознания
у  члена  палаты  чародеев   Государственной   думы   Великого   княжества
Словенского быть не могло даже в кошмарном сне. И потому  Свет  быстренько
принял половинчатое решение.
     - Если нужный мне человек окажется дома, передадите ему мое сообщение
на словах. Если же его дома не будет, вернетесь и доложите. Ждать не надо.
Потом можете быть свободны.
     Петр, мгновенно сообразивший, что есть возможность провести с  семьей
всю вторую половину дня, обрадованно кивнул и выкатился из кабинета.
     А Свет сел за  стол,  достал  перо  с  бумагой  и  принялся  сочинять
концовку "Нового приишествия"
     Разумеется, земной путь Кристы должны  были  завершить  насильники  и
только насильники. В этом Свет был теперь абсолютно уверен. Такая смерть в
чем-то перекликалась со смертью Иисуса на кресте. Распятие в дорожной пыли
- это было символично и не глупо. И  где-то  даже  касалось  судьбы  любой
колдуньи реального мира.  В  подобной  реминисценции  имелся  определенный
смысл. Если ему на старости лет  удастся  когда-нибудь  опубликовать  свои
произведения, над судьбой  Кристы  будут  рыдать  и  колдуньи,  и  обычные
женщины. Первые, потому что для них изнасилование - в первую очередь конец
Таланта,  а  вторые,  потому  что  для  них  подобная  смерть  -   изнанка
наслаждения, постоянное напоминание о той  грани,  которая  существует  во
всех жизненных коллизиях, о которой никогда не вредно вспоминать,  которую
в любых обстоятельствах не стоит переступать. И выписать эту смерть  нужно
именно в той мизансцене, что он видел в душе  Веры.  На  нее-то,  судя  по
всему, эта мизансцена наведена со стороны, нечто сходное с ложной памятью,
но для Кристы мы сделаем чью-то выдумку реальной судьбой.  И  пусть  потом
Криста  вознесется  к  Цебаоту,   чтобы   жестокий   иудейский   боженька,
соединившись с ее духом, еще раз вспомнил, кого он  создал  в  стародавние
времена, намереваясь осчастливить жизнью в своем Эдемчике.
     Нет,  сцена  определенно  нравилась  Свету,  и  он,  окунув  перо   в
чернильницу, подобно этому перу, нырнул в  реальность  вымышленного  мира.
Слова  пристраивались  в  кильватер  друг  другу,  предложение   сменялось
предложением, абзац следовал за абзацем - давно уже он не работал с  таким
наслаждением. Это вам не блудопись для ежедневной разрядки! Нет, если бы в
мире  не  было  колдовства  и  политики,  наверняка  стоило  бы  сделаться
сочинителем.  Чем-то  эти  профессии  похожи  друг  на  друга.   Наверное,
ощущением власти над жизнью - пусть у сочинителя эта  жизнь  и  нереальна.
Зато его просчеты не уничтожают людей, как неизбежные ошибки политиков.  И
не губят вас самого, как проколы  колдунов.  Политиков  современники  чаще
всего проклинают, колдунам поголовно завидуют, а в сочинителях видят своих
закадычных друзей. Потому что без политиков не способна обойтись  история.
Без колдунов не возможна повседневная жизнь. А без  сочинителей  не  может
душа. Ко всему прочему, ни колдуна, ни политика - даже если  они  надоедят
вам хуже горькой редьки - не захлопнешь и на полку не поставишь.
     Свет и не заметил, когда пролетели полтора часа. Но тут стук в  дверь
призвал его назад, в реальный мир.
     Свет с сожалением оторвался  от  бумаги.  Оказалось,  вернулся  Петр.
Репни дома не оказалось, и Свет  неожиданно  для  себя  порадовался  этому
известию.
     Петр подивился справному настроению хозяина и  отправился  распрягать
лошадей.
     Едва он исчез, Свет почувствовал инициацию волшебного зеркала.


     Буривой Смирный  в  кабинет  вошел  стремительно  и  целеустремленно.
Словно к начальству на разнос.
     - Здравы будьте, чародей!
     - Здравы будьте, брат! - отозвался Свет. - Я не  до  конца  понял  по
волшебному зеркалу ваш эзопов язык.  Вы  хотели  сообщить,  что  случилось
нечто важное?
     - Да, - сказал Смирный. - Именно  случилось.  И  именно  важное.  Мне
кажется, меня прощупывал чародей Лапоть.
     - Вот как? - пробормотал  Свет.  Это  было  действительно  важное.  -
Расскажите-ка, почему вы решили, что он вас прощупывал?
     Смирный вдруг заволновался - аж желваки на скулах  заходили.  Стиснул
персты:
     - Чародей вызвал меня сегодня к себе и попросил доложить, что сделано
за последние сутки. Я, вестимо,  проводил  кое-какие  сыскные  действия  в
отношении научных противников Барсука, но,  вестимо,  многого  сделать  не
успел. Во-первых, потому что не верю в эту версию, а  во-вторых,  началась
Паломная седмица, и в такой обстановке работать с людьми очень сложно. Все
либо молятся у Святилища да купаются в Ильмене, либо ходят друг к другу  в
гости. Чародей начал меня ругать за нерадивость. Ни разу еще меня  так  не
ругали. - У Смирного дрогнула верхняя губа. - Однако  я  сдержался.  Молча
выслушал,  попытался  оправдаться  Паломной  седмицей,   а   потом   вдруг
почувствовал себя не в своей тарелке. Ощущение было уж больно  странным...
Будто  кто-то  обдувает  вам  затылок  теплым  воздухом.  Легонькой  такой
струйкой, и вроде бы волос у вас нет. Тепло скользит прямо по коже.
     Свет понял, что сыскник напуган. Вроде бы желваки на скулах  говорили
о злости, а дрожание губы об обиде, но было сегодня в поведении  сыскника,
в его манере держать голову, в самом звуке его,  казалось  бы,  уверенного
голоса нечто такое, что Свет  чувствовал:  Смирный  боится,  и  отнюдь  не
служебного взыскания.
     Но показать сыскнику, что  он,  Свет,  заметил  этот  страх,  значило
напугать его еще  больше.  Конечно,  сыскник  умом  понимал,  что  чародей
Сморода еще более высококвалифицированный волшебник, чем Буня  Лапоть,  но
одно дело - понимать какой-либо факт умом, и совсем другое -  ощутить  его
шкурой. Примерно так же все понимают,  что  солнце  способно  обжечь,  но,
вырвавшись на пляж, умудряются мгновенно загореть до  такой  степени,  что
помочь им потом может только сметана.
     Поэтому Свет сказал:
     - Мне кажется, вы ошибаетесь, брат. Я  хорошо  знаю,  какое  ощущение
появляется  у  колдуна,  когда  его  прощупывает  более  квалифицированный
коллега. Я не далее  как  в  пятницу  был  в  подобном  положении.  Только
прощупывал меня Кудесник.
     Рот сыскника  перекосило  в  жуткой  гримасе.  Наверное,  у  обычного
человека в этот момент физиономия расцвела  бы  грустной  улыбкой,  однако
сыскник был пусть и не ровня Свету, но волшебник. Улыбаться он не умел.
     - Между мной и чародеем Лаптем разница в квалификации  будет  поболе,
чем между вами и Кудесником.
     Он был прав, но дать ему увериться в своей правоте  было  ни  в  коем
случае нельзя. Коли Буня проверил его один раз, он вполне мог и  повторить
попытку.  А  страх  перед  прощупыванием  снижает  прочность   магического
защитного барьера чуть ли не вдвое.
     - Тем не менее, - сказал Свет,  -  когда  вас  прощупывают,  ощущение
совсем другое. Впечатление такое, словно по волосам бегают мурашки.  И  не
теплые, а прохладные. Однако если хотите, я проверю и восстановлю барьер.
     - Еще как хочу! -  Сыскник  произнес  фразу  тихо,  но  в  ментальной
области это был самый настоящий вопль о помощи.
     Свет достал из  сейфа  баул,  щелкнув  замочком,  вытащил  Серебряный
Кокошник.  Вообще-то  в   подобной   ситуации   требовалось   использовать
Колдовскую Водицу, но вытащить баклагу означало  перепугать  Смирного  еще
больше.
     - Ложитесь на оттоманку!
     Сыскник напялил Кокошник, лег навзничь, прикрыл обеспокоенные глаза.
     Свет сотворил заклинание, и Смирный тут же засопел.
     Конечно, Буня его прощупывал. Следы попытки взломать защитный  барьер
обнаружились  сразу  же,  едва  Свет  настроился  на  лежащего  перед  ним
человека. Попытка была грубой и откровенной. Думается, если бы Смирный при
взломе спал, то Буне, пожалуй бы, удалось достичь цели. В этом  же  случае
он лишь определил, что у прощупываемого человека есть барьер, но барьер  у
работника министерства безопасности - штука  достаточно  распространенная.
Особенно, когда  он  занимается  расследованием  серьезного  преступления.
Барьер может у него быть даже в  том  случае,  если  вы  лично  не  давали
санкции на его постановку. Ведь вы не Кудесник. И  тем  более  не  Великий
князь!
     Тут  Свет  почувствовал  инициацию  волшебного  зеркала  и  мгновенно
наложил запирающее заклятье. Когда у вас на  диване  лежит  бесчувственный
человек - да к тому же еще сотрудник родимого министерства безопасности, -
не время разговаривать с посторонними людьми. Кем бы они ни были...
     Зеркало угомонилось. Свет  достал  из  баула  салфетку  и  баклагу  с
Колдовской Водицей. Накрыл салфеткой лицо сыскника, брызнул ему на  голову
Водицей и тут же сотворил заклинание.  Подождал,  пока  испарится  Водица,
перестанут бегать звездочки. Снял салфетку.
     Теперь барьер можно  будет  снять  только  с  применением  Колдовской
Водицы, а наложение заклятья подобного уровня - не самое простое дело. Его
в общественном месте не совершишь.
     Он сотворил еще одно, отвращающее страх  заклинание,  снял  с  головы
сыскника Кокошник и разбудил его.
     Смирный вскочил с дивана, ошалело посмотрел по сторонам, узнал Света,
успокоился.
     - Должен разочаровать вас, брат, -  сказал  Свет.  -  Никаких  следов
работы с вашим барьером я не обнаружил. Так что  можете  чувствовать  себя
спокойно. Думаю, вам померещилось.
     Сыскник облегченно вздохнул.
     - Все у вас в порядке! - Свет  положил  руку  на  плечо  Смирного.  -
Запирайте ночью покрепче замки в доме, и все ваши страхи как рукой снимет.
     - Я вам очень благодарен, - сказал сыскник, -  но  по-настоящему  мои
страхи исчезнут лишь тогда, когда мы изобличим преступника.
     Он смотрел на Света с явным ожиданием, и Свет прекрасно  понял,  чего
он ждет.
     - К сожалению, я еще ничего не придумал. Как только что-нибудь придет
в голову, я вас немедленно извещу с курьером.
     - Завтра-то, надеюсь, будет  спокойный  день,  -  сказал  Смирный.  -
Хотелось бы поприсутствовать на богослужении.
     Они распрощались.
     Свет хотел было вернуться к незавершенной сцене Кристовой пагубы,  но
тут  снова  появилось  ощущение  инициации  волшебного   зеркала.   Теперь
разговору ничто не мешало, и Свет согласился.
     В сером тумане проявилась озабоченная физиономия опекуна министерства
безопасности от палаты чародеев Буни Лаптя.
     - Здравы будьте, чародей!
     Лысина у Буни сверкала даже в зеркале.
     - Здравы будьте, чародей! Чем обязан?
     - Да вот хотел бы обратиться к вам с одной просьбой.
     - Для вас, брат, все что угодно. Вплоть до некоторой суммы в долг.
     - Деньги мне не нужны, - сказал Буня с суровым  видом.  -  Мне  нужен
магический защитный барьер.
     Удивление Свету разыгрывать не пришлось. Однако испугаться он себе не
позволил. Скорее всего, Буня подозревал, кто  поставил  сыскнику  Смирному
барьер, но магической печати на барьере  нет  -  определить  что-либо  все
равно невозможно.
     - Зачем вам защитный барьер, чародей? А если вас вздумает прощупывать
Кудесник?
     Буня мотнул головой:
     - Барьер мне нужен не на века, а только  до  окончания  следствия  об
убийстве Барсука. Мне  кажется,  меня  пытаются  прощупать,  и  отнюдь  не
Кудесник. Кудесник, кстати, меня уже прощупывал.
     Врет, подумал Свет. И сказал:
     - Вы толкаете меня на нарушение закона, чародей.
     - Но ведь все равно, кроме меня и вас, никто ничего не  узнает.  Если
обойтись без магической печати, по защитному барьеру  не  определишь,  кто
его поставил. А я всегда могу заявить, что барьер  мне  навели  без  моего
желания. Дабы скомпрометировать...
     - Однако вы прекрасно знаете, что защитный барьер без печати способны
поставить лишь несколько человек в княжестве. Я думаю, не более десятка...
     - Четырнадцать, - с готовностью сказал Буня.
     - Ну вот, вы хотите, чтобы я попал в  нарушители  законов  Колдовской
Дружины... - Свет подчеркнуто-озабоченно покачал головой. - Честно говоря,
для вас бы я пошел на нарушение, но все дело в том... Видите ли, я здорово
устал за последние дни.  Перун  просто  затерзал  меня.  Так  что  давайте
подождем пару деньков. Я отдохну и исполню вашу просьбу.
     - А за эти два денька донесете на меня Кудеснику, и  защитный  барьер
будет ставиться с его ведома. У вас ручки чисты,  а  меня  на  Контрольную
комиссию...
     Свет поморщился:
     - Ну зачем же так, чародей? Это ведь вы толкаете меня на нарушение, а
не я вас.
     Буня пристально смотрел ему в глаза.  Этакий  сыскник,  допрашивающий
пойманного убийцу. Только убийца на  этот  раз  оказался  сыскнику  не  по
зубам...
     - Ну хорошо, - сказал наконец Буня. - Считайте, я вас  ни  о  чем  не
просил. Кстати, у моего сыскника Буривоя Смирного  стоит  защитный  барьер
без магической печати. Такой барьер ему могли поставить лишь  четырнадцать
человек в княжестве.
     Свет пожал плечами:
     - А зачем вы мне это говорите? Неужели вы думаете, что  я  согласился
бы поставить вашему сыскнику барьер без вашего ведома?
     - Нет, не думаю, - сказал Буня. - Вы, Сморода, всегда были образцовым
исполнителем законов и правил. Иначе бы вас и не прочили в Кудесники.
     Волшебное зеркало скрыло лысину Буни за туманной занавеской.
     А Свет подумал, что железный Буня, кажется, начинает нервничать.


     За обедом Забава выглядела столь же странно, как и за завтраком.  Она
явно избегала смотреть на хозяина, а когда Свет-таки ловил ее взгляд,  тот
казался непривычно тусклым, если не потухшим вовсе. И в то  же  время  она
определенно была веселее, чем обычно. Но в веселости этой  сквозила  некая
обреченность. Словно Забава  совершила  непоправимое  и  готовилась  пойти
вразнос. Впрочем, кое-что она в самом деле совершила -  поправимое  и  у