н ваш страх перед ней.  Ваш  собственный  страх.  И  в
апельсиновом  соке  был  не  яд,  а  гипноделин.  Потому  вы  поверили   и
испугались. И страх этот ослабил все  сигналы,  в  том  числе  и  те,  что
мешали.
     - А если бы не ослабил? - сказал Белов.
     - А что бы на его месте сделал ты? - спросил Плахин.
     Белов помолчал, раздумывая, потом торопливо произнес:
     - Я бы убил. Обоих. А после поворота покончил бы с собой.
     - Вот видишь, - сказал Плахин.
     - Да! - невпопад сказал Вильсон. - Капитан разыграл все  на  редкость
правдоподобно. Мне и в голову не могло прийти, что это не  яд.  Мы  же  во
всем верили капитану.
     - Естественно! - сказал Плахин.  -  Иначе  бы  у  него  ничего  и  не
вышло... Но он все равно подстраховался.  Принял  две  таблетки  витанола,
чтобы его команды были ярче и мощней.  А  в  его  возрасте  и  одной  было
много...
     Когда они вышли от Плахина, Белов сказал:
     - Дичь какая-то... Капитан Ребров, и вдруг сердце! - Он посмотрел  на
Вильсона. - Тебе не кажется, что  мы  должны  пройти  ментоскопирование  и
узнать, что же в нас такое есть?
     - А ты не боишься, что нам после этого запретят летать вместе?
     Белов промолчал, но было видно, что он боится совсем не запретов.



    Николай Романецкий
    ПОДАРОК ДЛЯ ТАМУХИ

    Последняя  стена  особняка  сдалась за пять минут до конца рабочего дня.
    Федотов  торопливо  бил  по  ней  гирей,  уже  опасаясь,  что  не успеет
    закончить  работу  и придется оставаться на сверхурочные, но стена вдруг
    жалобно заскрипела, накренилась и медленно, разваливаясь на куски, рухнула.

    Федотов  отогнал  экскаватор в сторону, опустил гирю на землю и заглушил
    двигатель.  Наступила  звенящая  тишина.  На  развалины медленно оседало
    облако  белой  пыли.  Федотов с хрустом потянулся, достал термос и выпил
    остатки чая, превратившегося в противное теплое пойло.

    Графский  дом  перестал  существовать.  Федотову  было  его слегка жаль,
    потому   что   давно   уже   этот   дом   стал  символом  города.  Город
    расстраивался,  менял  свой  облик,  а дом оставался таким же, каким был
    много  десятков  лет назад, хотя на памяти Федотова его не ремонтировали
    ни  разу.  Казалось,  он  был  вечен, но вчера утром прораб сказал, что,
    поскольку  особняк  не  имеет архитектурной ценности, исполком решил его
    сломать, а на этом месте построить столь нужный городу Дом быта.

    О  графе в городе рассказывали легенды. Федотов услышал о нем от древней
    бабки  Агафьи  еще  в  далеком  детстве.  Граф появился здесь неизвестно
    откуда,  за  немалую  мзду  получил  разрешение построить этот особняк и
    поселился  в  нем.  Семьи  у  графа  не  было,  прислуги  тоже, и как он
    управлялся с этим дворцом, одному богу было известно.

    Говорили,   что   он  был  колдун  и  знахарь,  а  бабка  Агафья  вообще
    утверждала,  что  сама видела, как граф безо всякой метлы летал по небу.
    Направлялся  он  в сторону Петрова болота, и бабка уверяла, что он летел
    на  шабаш.  Бабке  не  верили,  потому  что даже младенец знает, что без
    метлы  (тем  более  на  шабаш) не летают. Бабка очень обижалась и ругала
    неверов  густой  бранью.  Может  быть,  она  и была права, потому что на
    Петровом  болоте  действительно  что-то  происходило.  Во всяком случае,
    лесник  Ерофеев  рассказывал, что не раз видел там какие-то яркие огни и
    слышал  красивую  музыку.  Ерофееву  верили,  потому  как человек он был
    непьющий.

    Несмотря  на все эти разговоры, графа в городе терпели, потому что вреда
    от  него не было никакого, а пользу он обществу приносил немалую. К нему
    шли  все,  кого  не  могли  вылечить  в городской больнице, и он никогда
    никому  не отказывал и ни с кого не брал платы за лечение. Как он лечил,
    не  знал никто, потому что больные ничего не помнили, но уходили от него
    люди  здоровыми.  Исчез  граф  уже  после революции пятого года, когда в
    городе  стали появляться первые ссыльные. Граф принимал их у себя и даже
    водил   с   некоторыми   из   них   большую  дружбу,  после  чего  им  и
    заинтересовалась  полиция.  Куда  он пропал, никому не было известно, но
    после   этого   на  Петровом  болоте  стало  тихо  и  спокойно.  Ерофеев
    рассказывал, что в ночь, когда исчез граф, на болоте что-то взорвалось.

    Бабка  Агафья  описывала  все  это  таинственным  шепотом,  от  которого
    становилось  не  по  себе,  и  маленький  Федотов  долго  потом  обходил
    особняк,  в  котором  после  революции  размещались  всякие  учреждения,
    стороной.  И только став взрослым, он перестал верить во все эти сказки.
    Федотов  вылез  из кабины экскаватора и подошел поближе к горе обломков.
    Среди  кирпичей  валялся  всякий  мусор:  какие-то  обрывки бумаг, битые
    бутылки,  ржавые  консервные банки, гнилые доски. В одном месте прямо из
    груды  кирпичей  торчала  спинка  стула,  а  в  другом из-под деревянной
    переборки  выглядывал  уголок  какого-то ящика. Федотов, поднатужившись,
    приподнял   переборку.   Под   ней   лежал   белый   туалетный  шкафчик:
    по-видимому,  на  этом  месте  была графская ванная. Удивительно, как он
    мог уцелеть, когда рушились кирпичные стенки особняка.

    - Витька! - раздался сзади зычный голос Петра. - Пойдем в "Березку"?

    Федотов  оглянулся. Петр уже переоделся и стоял на ступеньках вагончика,
    чистый и причесанный. Федотов опустил переборку на место и побежал к Петру.

    - Сейчас, - сказал он. - Я быстро.

    Рабочая   неделя   закончилась,   и   можно   было   вполне  тяпнуть  по
    кружечке-другой  пивка, а может быть, и чего-нибудь покрепче, тем более,
    что в кармане лежал заначенный с последней халтуры червонец.

    Федотов  вымылся  под  душем, переоделся и вышел на улицу. Петр сидел на
    скамеечке   и   покуривал.   Серега   тоже  был  здесь.  Серегу  Федотов
    недолюбливал,  потому что у него вечно не было денег и он старался сесть
    кому-нибудь на хвост.

    - Пошли, - сказал Федотов Петру, с неудовольствием косясь на Серегу.

    -  Не  волнуйся,  дядя  Витя!  -  весело сказал Серега. - Сегодня пью на
    свои. - И он вытащил из кармана хрустящую пятерку.

    По  дороге  зашли  в  магазин  и взяли по маленькой. Федотов купил две -
    одну  на  завтра.  Выпить  захотелось уже изрядно, и Федотов старался не
    вспоминать,   что  обещал  Тамухе  не  пить.  Разговор  утром  получился
    коротким,  но  бурным:  крики, слезы и рыдания. После вчерашнего было на
    душе  муторно, и, чтобы Тамуха поскорее отстала, пришлось пообещать, что
    сегодня  он  не  примет  ни  капли.  И  он  бы, конечно, не пошел сейчас
    никуда,  если  бы  удалось похмелиться днем. Но похмелиться не пришлось,
    потому что прораб - черт конопатый! - всю смену крутился на площадке.

    - Ладно, - сказал Федотов. - И так целый день терпел...

    - Что? - спросил Петр.

    - Да так... Это я себе. Рыбу-то взял?

    - А как же! - сказал Петр, похлопав себя по карману.

    В  "Березке",  как  обычно,  была  толпа.  Стоять  не хотелось, и Серегу
    послали  вдоль  очереди.  Серега  тут же нашел знакомого мужика, который
    взял  им  шесть  пива.  Мироновна как раз собирала кружки со столов, так
    что за стаканом дело тоже не стало.

    Выбрали  место у стола. Петр достал из кармана и разделал вяленого леща.
    Стакан  был  один,  так  что  пить пришлось по очереди. Отхлебнули пива,
    закусили лещом. Лещ был что надо, не пересоленный и не пересушенный.

    - Хороша рыбка, - похвалил Федотов.

    - Сам ловил! - гордо сказал Петр. - Пойдем завтра со мной на рыбалку.

    - Подумать надо, - солидно сказал Федотов.

    Серега  сразу окосел и понес какую-то ерунду о том, как он прошлым летом
    ходил  на  яхте.  Язык  у  него  уже заплетался. Слаба стала молодежь...
    Выпили  по  кружке  пива  и  закурили. Мир вокруг слегка поплыл, по телу
    разлилась  приятная легкость. Два мужика за соседним столом, неторопливо
    потягивая пиво, спорили о достоинствах разных моделей "Жигулей".

    - Лучшие в мире "Жигули" продаются здесь, в "Березке"! - сказал Федотов.

    Ребята  дружно  заржали: Петр хрипло, а Серега - с повизгиванием. Мужики
    оглянулись  на  них,  но  ничего  не  сказали.  И слава богу, потому что
    заводиться Федотову совершенно не хотелось.

    Серега   вдруг  засобирался  к  подруге  в  общежитие  швейной  фабрики.
    Отговоривать  не  стали: дело молодое... Свою кружку пива он оставил им.
    Разделили ее пополам.

    - Ну, как ты, Витя? - спросил Петр. - Идем на рыбалку?

    -  Пожалуй,  можно,  -  ответил  Федотов  и вдруг хлопнул себя по лбу. -
    Черт! Совсем забыл!

    - Что такое?

    - Завтра ж у Тамары день рождения.

    - Святое дело! - сказал Петр. - Семья прежде всего... Подарок-то купил?

    - Нет. Забыл... Совсем забыл! Надо же...

    - Афоня! - сказал Петр. - Беги сейчас. Могу одолжить пятерку.

    - Давай, - согласился Федотов. - С аванса отдам.

    Они допили пиво и вышли из павильона.

    Солнце  понемногу  сваливалось  к  горизонту.  По  улице  от  гастронома
    двигался  поток  женщин  с набитыми хозяйственными сумками. Откуда-то из
    окон  общежития  авторемонтного  завода доносился магнитофонный рык Аллы
    Пугачевой.  К  дверям  общежития  по  двое,  по трое пробирались молодые
    парни  с  оттопыренными  карманами,  словно вооруженные противотанковыми
    гранатами  ополченцы  перед боем. Из кульков, которые они несли в руках,
    остро  пахло  колбасой.  Возле  полузасохшей  липы  стояли  три  женщины
    средних  лет с повязками дружинников и неуверенно посматривали в сторону
    винного магазина.

    -  Тоже  мне дружина! - ядовито сказал Петр и подал Федотову руку. - Ну,
    давай, беги за подарком. И передай жене мои поздравления.

    Федотов  двинулся  в  сторону  универмага.  Что  бы  купить  Тамухе? Эх,
    принести  бы  ей  что-нибудь стоящее, в хозяйстве необходимое!.. Вещь, а
    не  безделушку...  Увы, в кармане - вошь на аркане, только и наберется с
    Петькиной пятеркой на флакончик каких-нибудь дешевых духов.

    И  тут Федотова осенило. Шкафчик с развалин графского особняка... Чем не
    подарок?  И  вещь полезная, и модно - ведь старина сейчас в моде, даже и
    название  есть  - ретро. И деньги опять же сбережешь... Блестящая мысль!
    Тамуха будет в восторге.

    Приняв  это  решение, Федотов нетвердой походкой отправился на площадку.
    Сторож  Максимыч  наверняка еще не пришел, и Федотова беспокоило, как бы
    его  не опередили вездесущие мальчишки. К счастью, шкафчик был на месте.
    Он  по-прежнему  покоился  под  дощатой  переборкой, целый и невредимый,
    удивительно  чистый  и прохладный на ошупь. Федотов освободил его из-под
    мусора  и  взял  в  руки.  Отличный  был  шкафчик,  очень  легкий.  Граф
    разбирался  в вещах, надо отдать ему должное. Жаль, конечно, что зеркала
    нет,  но  это  можно будет исправить. Федотов потянул за ручку, и дверца
    открылась.  Она  была  одна  на два отделения и открывалась сверху вниз.
    Полочек,  правда,  не  наблюдается,  но  ведь  есть  же  у него руки. На
    стенках  шкафчика  не  было никаких надписей и ярлыков, только справа, у
    самого  края  стоял  номер  0008.  Да,  хорош  шкафчичек! Наверное, граф
    привез его откуда-нибудь из-за границы.

    Федотов  открыл  вагончик,  нашел в тумбочке пару газет и кусок веревки.
    Посвистывая  от  удовольствия,  он обернул подарок газетами, обвязал его
    веревкой  и, снова закрыв вагончик на замок, отправился поздравлять жену
    с днем рождения.

    В  подъезде  он  столкнулся  с  соседским  мальчишкой  Мишкой Башаровым,
    известным  всему  району  под  кличкой  Боша-делавар.  Боша  только  что
    окончил  школу  и  целыми  днями  болтался  по городу, "выбирая дорогу в
    жизнь"  (как  говорила  соседка).  Он  называл  себя деловым человеком и
    постоянно   таскал  туда-сюда  всякое  барахло,  увешанное  заграничными
    наклейками.

    - Здравствуйте, дядя Витя! - сказал Боша, уступая Федотову дорогу.

    - Здорово-здорово, - ответил Федотов. - Куда бежишь?

    - Дело варим, - сказал Боша и таинственно подмигнул.

    - Доваришься, - неодобрительно проворчал Федотов и пошел к лифту.

    Тамуха  уже  была  дома  и  вовсю  шуровала  на  кухне,  звякая крышками
    кастрюль.  Федотов  снял  ботинки и отправился туда, держа подарок прямо
    перед собой.

    Жена  встретила  его  неприветливо,  ее  чуткий  курносый нос заходил из
    стороны в сторону.

    - Опять?! - грозно спросила она.

    -  Что ты, что ты, Томочка! - заюлил Федотов, - Только пиво... И подарок
    тебе  принес. Вот... - он развязал веревку и снял газеты. - Поздравляю с
    днем рождения! Желаю счастья и здоровья!

    -  Будешь  с  тобой  здоровой, как же! - проворчала Тамуха, но выражение
    лица  ее  несколько  смягчилось.  -  Вынеси  его  пока на лоджию, завтра
    повесишь. Где купил-то?

    -  Что  ты,  дорогая?  - сказал Федотов. - Разве такие продаются! Это же
    старина... Достал вот по случаю...

    - Ладно-ладно. Убери и давай ужинать.

    Федотов,  затаив дыхание, чмокнул жену в щеку и потащил шкафчик в другую
    комнату,  радуясь,  что  все  сложилось  так  удачно:  и выпить выпил, и
    Тамухе  угодил.  Выйдя на лоджию, он поставил подарок на столик и тут же
    обнаружил  в  кармане  вторую  маленькую  бутылку  водки. Он достал ее и
    заметался по углам, не зная, куда ее спрятать.

    -  Что  ты там копаешься? - донесся до него голос жены. - Я уже накрываю
    на стол.

    И  тогда  Федотов  открыл  дверцу шкафчика и поставил маленькую в правое
    отделение. Авось Тамуха не полезет сейчас изучать подарок.

    Поужинали   вполне   мирно.  Федотов  старался,  чтобы  его  дыхание  не
    достигало  чуткого  носа  жены. К тому же хмель у него быстро проходил -
    не зря же его считали мужиком крепким и непробиваемым.

    После  ужина Тамуха ушла в гости к Анне. Федотов жену дома не удерживал.
    Он  понимал,  что жизнь ее скучна и однообразна: работа, магазин, кухня,
    телевизор...  иногда гости или кино с подругами. Федотов с ней никуда не
    ходил,  а  уж  если  говорить правду до конца, так это она сама не брала
    его  с  собой. Кому он интересен?.. Может быть, все пошло бы по-другому,
    если  бы  у  них  были  дети, но иметь детей от пьющего мужика Тамуха не
    захотела.  "И  без  того  в  мире  уродов хватает!" - сказала она, когда
    Федотов  заикнулся  на  эту тему. В общем, уже много лет они были чужими
    друг  другу,  и  он  бы не удивился, если бы вдруг выяснилось, что у нее
    кто-то  есть.  Не  зря  же жена в последнее время стала ходить по гостям
    все  чаще  и  чаще.  Он и сам понимал, что во всем этом вина только его.
    Другая  бы  на  месте  Тамары  давно  бы  его бросила... Как это сделала
    когда-то его первая жена...

    Пока  Тамуха  собиралась,  Федотов  сидел,  как  на  иголках.  Ему опять
    зверски  хотелось  выпить.  И когда за женой закрылась входная дверь, он
    тут же отправился за маленькой.

    Выйдя  на  лоджию, он открыл дверцу шкафчика, потянулся за бутылкой и...
    остолбенел.  Внутри  стояли  две  маленьких:  одна в правом отделении, а
    другая в левом.

    Что   за  чертовщина,  сказал  себе  Федотов.  Неужели  Тамуха  отколола
    шутку?..  Вот  только когда успела? Что-то он не заметил, чтобы она сюда
    выходила... Так, сейчас разберемся.

    Бутылка  была  оставлена  в  правом отделении - это он помнит совершенно
    точно.  Значит,  в левом - подложенная Тамарой. Проверим-ка, что это она
    там  подсунула.  Хорошо,  если  воду...  А  могла  и  уксус...  или  еще
    что-нибудь похлеще - с нее станется!

    Федотов  достал  малыша  из  левого  отделения  и  отпустил  дверцу. Она
    медленно,  со  щелчком  закрылась.  Федотов  осмотрел маленькую. Бутылка
    была  как  бутылка  -  нормальная  этикетка,  светлое стекло, нетронутая
    пробка...  Словно  только  что  из магазина. А ну-ка, проверим на запах,
    подумал Федотов.

    Привычным  движением  он  сорвал  пробку  и  осторожно понюхал горлышко.
    Знакомо  пахнуло спиртным. Тогда он плеснул немного жидкости на ладонь и
    попробовал ее языком. Все стало ясно.

    Федотов  запрокинул голову, приложил горлышко к губам, и через мгновение
    малыш  был  пуст.  Федотов  удовлетворенно  крякнул. Ай да Тамуха! Ай да
    молодец!  Можно  подумать,  что  это  не  у  нее,  а  у него завтра день
    рождения.  Что это с ней случилось, с подругой жизни? С чего это она так
    расщедрилась?..  А  впрочем, какая разница? Главное, что у него еще и на
    завтра маленькая остается.

    И  тут  его  прошиб  холодный пот. Не могла ведь Тамуха совершить такого
    подвига,  ну никак не могла. Все это ему просто привиделось, чего спьяну
    не бывает... Обрадовался, вылакал, а на завтра с носом остался.

    Он  судорожно  дернул  дверцу  и отпрянул - внутри шкафчика снова стояли
    два  малыша.  Федотов  отпустил дверцу. Она закрылась тихо, безо всякого
    щелчка,  как  будто  под  нее  подложили  кусок  ваты.  Федотов  сел  на
    табуретку  и  закурил, не сводя глаз со шкафчика, словно боялся, что тот
    сейчас  медленно  поднимется  и исчезнет в вечернем небе. Федотову снова
    вспомнились  рассказы  бабки  Агафьи.  Кажется,  они  были  недалеки  от
    истины, и граф действительно знавался с нечистой силой.

    - Дьявольщина! - сказал Федотов вслух и неумело перекрестился.

    Шкафчик  в  воздухе  не  растаял.  Он по-прежнему стоял перед Федотовым,
    такой же реальный, как и пустая маленькая, валяющаяся под ногами.

    Федотов  никогда  не  был  верующим человеком. Поэтому он не стал больше
    креститься.   Он   снова   открыл  шкафчик,  достал  бутылку  из  левого
    отделения,  переставил  ее  в правое и отпустил дверцу. Раздался щелчок.
    Федотов  потянул  за  ручку.  Внутри стояли четыре малыша - два в правом
    отделении и два в левом.

    Федотов  пошел  на кухню, попил воды и, вернувшись, снова закурил. Мысли
    его  путались.  Мелькали  скатерти-самобранки, заваленные бутербродами с
    колбасой,  чередой  проходили джинны из алладиновой лампы, протягивающие
    ему  искрящиеся  на  солнце  стаканы, бригада стариков-хоттабычей, тряся
    седыми   бородами,   откупоривала   бутылки  с  незнакомыми  этикетками.
    Корявыми  детскими  каракулями  на  них  было  написано малознакомое, но
    вкусное слово "Коньяк".

    Федотов  отогнал  все  эти приятные видения и, словно собачонку, ласково
    погладил  боковую  стенку  шкафчика. Он не понимал, что перед ним такое,
    но  то, что эта штука может принести огромную пользу, сомнений у него не
    вызывало.  Вон  одних  маленьких целую уйму наштамповал. А почему только
    водку?!

    Федотов  порылся  в карманах и вытащил Петькину пятерку. Через несколько
    секунд  бумажек  было  уже  две.  Они  были  одинаково  смяты,  на обоих
    красовался  выведенный кем-то в углу чернильный крючок. Жаль только, что
    и  номера  у  них  тоже  были  одинаковые  -  это уже грозило встречей с
    уголовным  кодексом. Федотов содрогнулся. Избави бог от подобных встреч,
    подумал он и взял в руки пачку сигарет.

    Вот,   сказал   он   себе,   вот   то,   что  надо.  Зачем  мне  карьера
    фальшивомонетчика? На одной водке да на куреве сколько можно сэкономить!

    Закрылась  со щелчком и вновь открылась дверца. Федотов закурил сигарету
    из  только  что  рожденной пачки. Табак был как табак - обычная "Прима".
    Федотов  с  наслаждением  затянулся.  Голова  слегка  кружилась. Мир был
    приятен, как кружка пива в жаркий полдень.