й-то  звук,  похожий  на
далекий стон.
     - Что такое? - спросил Калинов.
     - Это я плачу.
     - Зачем?
     - Не знаю.
     - Где тебя найти? - Этот вопрос Калинов задал мысленно.
     - Нет-нет! - прилетел быстрый ответ. - Я не хочу. И мне  кажется,  ты
знаешь... До завтра!
     И словно порыв холодного ветра пронесся у  него  в  душе.  Как  кусок
пустоты... Стало мерзопакостно, стыд льдинкой резанул его по сердцу.
     Какая же ты сволочь, сказал  себе  Калинов.  Подонок!..  Влюбил  ведь
девчонку в придуманную тобой  личность.  Что  теперь  с  девчонкой  делать
будешь? Как правду скажешь? Или прикидываться начнешь - я не я и лошадь не
моя... А что ты там пять минут назад о вере рассуждал? О мастерах лобового
удара,  крепких  задним  умом?  О  трудностях,  которые  гордо  приходится
преодолевать?.. Вот ты и создал себе трудности. И, боюсь, преодолевать  их
придется без фанфар и  барабанного  боя.  Вместо  фанфар  будут  проклятья
матери и слезы дочери. А вместо барабанного боя - вопли  средств  массовой
информации... Доказать, правда, никто ничего не  сможет...  Да  и  вообще,
девка сама во всем виновата...
     Он и не заметил, как  в  своих  размышлениях  из  обвиняемой  стороны
превратился в потерпевшую. Ведь поскольку он  был  политическим  деятелем,
подобные метаморфозы происходили с ним не раз, и  не  было  в  них  ничего
особенного, ничего, что по-настоящему тронуло бы его  душу.  Ведь  столько
всего произошло за прожитые годы...  Но  чем-то  его  душа  была  все-таки
тронута. Иначе зачем он мысленно позвал:
     - Вита!
     Ответом ему было черное безмолвие.
     И в самом деле, с облегчением осознал он,  куда  уж  мне,  столетнему
старцу? Гипнозом не спасешься: дисивер не делает тело моложе. Так  что  не
будем заноситься. А равно и  заниматься  унылым  самобичеванием.  Ведь  на
самом деле все одновременно и сложнее и проще. Есть проблема и требуется в
ней разобраться.  И  дать  Совету  свои  рекомендации.  А  потом  спокойно
дожидаться смерти... Ну, детки-ангелочки,  казачки-разбойнички,  завтра  я
вам устрою проверочку! Будет вам дэй-дримчик - уж не обессудьте!
     Он развернулся и отправился домой. Когда он проходил мимо  целующихся
пар, губы его трогала откровенно презрительная усмешка, но этого в темноте
никто не видел. А потом ему попалась знакомая джамп-кабина,  и  ему  вдруг
очень захотелось войти туда и  набрать  искомый  индекс,  и  презрительная
усмешка  пропала,  но  этого  тоже  никто  не  видел.  Он   по-стариковски
потоптался возле кабины, размышляя над своими желаниями. И так и не вошел.
Еще раз вдохнув сладкий вечерний аромат  и  улыбнувшись  самому  себе,  он
отправился спать.



                               5. ОБРУЧЕНИЕ

     Калинов поднялся в прекрасном настроении. Все было решено. Сегодня он
должен закончить с этим делом. И нечего  усложнять!..  Конечно,  закрывать
Страну Грез - глупость неописуемая, но на место этих ангелочков  поставить
надо. Настоящие чувства, видите ли, им нужны, глубина...  А  вы  заслужите
сначала! И не нытьем да попискиванием, а делом. Как мы!.. Как наши отцы  и
деды!.. Отцы и деды, правда, делали все  по-другому.  Но  нам,  во  всяком
случае, и в голову не приходило требовать от них чего-то еще.
     Он наскоро  позавтракал,  запустил  домашний  комплекс  на  уборку  и
отправился претворять в жизнь задуманное.
     Выскочив на улицу,  он  поежился.  Видимо,  метеослужба  решила  дать
городу отдых от тепла  и  солнца.  Утро  было  хмурое  и  холодное.  Ветер
пронизывал насквозь. По небу неслись с запада серые тучи. Деревья шумели и
раскачивались из стороны в сторону.  Можно  было  подумать,  что  в  город
раньше времени пришла осень.
     У джамп-кабины нервно прохаживалась Лидия Крылова.  Увидев  его,  она
бросилась навстречу.  Калинов  остановился,  соображая,  куда  бы  от  нее
спрятаться, но Крылова  спрятаться  ему  не  дала.  Подбежав,  она  крепко
схватила его за руку.
     -  Вы  извините  меня,  Александр  Петрович,  -  сказала  она.  -  Не
удивляйтесь, я знаю, что вы - Калинов.
     - Отпустите меня, - сказал Калинов. - Я никуда не денусь.
     Комедия какая-то, подумал он. Мать ловит сбегающего из дома сыночка.
     Она отпустила  его,  но  сделала  это  с  явной  опаской,  и  Калинов
почувствовал, что если он сделает какое-нибудь резкое движение, она  снова
схватит его за руку.
     - Слушаю вас, Лидия... э-э...
     - Сергеевна, - сказала она глухим голосом.  -  Александр  Петрович!..
Саша!.. Сашенька!.. Я знаю, что ты... что вы видите моего  Игоря...  Я  не
буду вас долго задерживать... Я только прошу вас... Он  уже  две  ночи  не
ночует дома... Вы скажите ему... передайте ему...  -  Она  задохнулась.  -
Если он не вернется, я умру!.. Так и передайте!
     Она резко повернулась и  пошла  прочь,  низко  опустив  голову.  Было
видно, как вздрагивают ее плечи.
     Калинов вздохнул. А ведь и  действительно  умрет,  подумал  он.  Чего
доброго, руки на себя наложит... Ох уж эти человеческие самки! Я бы вообще
запретил таким дамам иметь детей... Они не способны их воспитать.  Ей-богу
бы запретил, только вот есть мнение,  что  это,  к  сожалению,  негуманно.
Знать бы еще, по отношению к кому негуманно...
     Он вполголоса выругался, еще раз  посмотрел  на  Крылову  и  вошел  в
кабину.
     В Дримленде, по обыкновению, было тепло и  солнечно.  Клод  сидел  на
травке и читал  какую-то  книгу.  Рядом,  укрывшись  курткой  и  по-детски
улыбаясь, спал Игорь Крылов. Больше никого не было видно.
     - Не верти головой, - сказал Клод вместо приветствия. Виты еще нет.
     - А я и не ее ищу.
     - И вообще никого нет.  -  Клод  оторвался  от  книги  и  внимательно
посмотрел на Калинова. - Кроме нас. Рано еще. Обычно все собираются  часам
к девяти.
     - А вы? - Калинов кивнул на спящего Игоря.
     - Он вообще дома не ночевал. Мать совсем замучила своей ревностью.  А
я вместе с ним. Человек здесь в одиночку находиться не может.
     - А как же утром появляется первый?
     - Первого не бывает. Всегда появляются минимум два человека сразу.
     Игорь вдруг всхлипнул и пробормотал что-то во сне.
     - Несчастный парень! - Клод вздохнул.  -  Дома  мать  замордовала.  А
теперь ты появился...
     - А причем тут я?
     - Ты что, дурак? Или прикидываешься?.. Он же любит Виту, а она  вчера
сказала...
     - Ладно, замнем, - прервал Калинов. Ему вдруг показались страшными те
слова, которые собирался произнести Клод.
     - Привет, мальчики!
     Калинов оглянулся. Рядом стояла Алла, эффектная  как  всегда.  Больше
пока никто не появился.
     - О чем болтаем?
     - Посиди, девочка, - сказал Алле Клод. - Не мельтеши.
     Алла и не подумала обидеться.
     - Мне бы хотелось поговорить с тобой, - сказала она Калинову.
     Калинов посмотрел на Клода. Тот пожал плечами, отвернулся.
     - Слушаю тебя. - Калинов встал с травы.
     - Ты не против, если мы поговорим тет-а-тет?
     О Боже, подумал Калинов, никак еще одна искательница мужской ласки...
Он усмехнулся и сказал:
     - Я не против.
     - Извини, Клод. - Алла взяла Калинова за  руку.  -  Вот  здесь  мы  и
поговорим.
     Калинов  обернулся.  Ни  Клода,  ни  Зяблика  сзади  уже   не   было.
Наблюдалась  кромка  довольно  обрывистого  берега,  заросшая   незнакомой
травой. Алла села, свесив с обрыва красивые ноги, похлопала по траве рядом
с собой:
     - Устраивайся, Саша.
     Калинов устроился, взглянул на искусительницу:
     - Вот возьму и столкну тебя!
     - Я не утону. - Искусительница  смотрела  вниз,  в  неспешно  текущую
воду,  и  не  было  в  этой  девушке  ничего  от  несчастного,  мечущегося
подростка.
     Калинов любовался ее профилем и все больше убеждался, что рядом сидит
уверенная в себе, знающая, чего она хочет от  жизни,  женщина.  Во  всяком
случае, гладить ее по голове или таскать за уши было так  же  нелепо,  как
совать в костер руки.
     - Можно задать тебе вопрос?
     - Почему бы и нет? - Она повернула к нему лицо, улыбнулась.
     Такие улыбки Калинов не раз видел у  стоявших  под  свадебным  венцом
невест. Казалось, они кричали всему миру: "Вот я и добилась своего! А  вы,
глупенькие, сомневались!"
     - Поведай мне, Аля, что ты делаешь в Дримленде?
     Она удивилась, распахнула кукольно-красивые глаза.
     - Ведь ты не производишь впечатления несчастной, обиженной  жизнью  и
родителями девушки. Зачем ты тут и почему тебя принимают здесь?
     Она вновь улыбнулась - все той же улыбкой, - подняла руку и потрепала
его за воображаемый вихор.
     - Умненький мальчишечка! - Она сорвала цветок и  бросила  в  воду.  -
Принимают  меня  потому,  что  некоторые  гораздо  сильнее  ощущают   свою
ущербность, находясь рядом со мной. Нравится людям смаковать, как  обидела
их судьба. А может быть, нравится греться в лучах чужого счастья.
     - Ты хочешь сказать, что счастлива?
     Она снова потрепала его за вихор:
     - Почти... У меня отличная семья, ни  братьев  ни  сестер,  родители,
которые во мне души не чают  и  готовы  дочку  на  руках  носить.  Хорошее
будущее, поклонников - пруд пруди...
     - Так зачем же ты тут?
     Она вдруг  перестала  улыбаться,  поморщилась,  как  будто  вспомнила
что-то неприятное.
     - А скучно все!.. Скучно знать,  что  впереди  обеспеченное  будущее.
Скучно знать, что гарантирована учеба в  престижном  университете.  Скучно
знать, что когда придет время, папочка подыщет тебе очень выгодную партию.
Скучно знать, что когда муж тебе надоест - а надоест он быстро, -  у  тебя
всегда будет возможность иметь  сколько  угодно  любовников.  Все  заранее
спланировано и обеспечено финансами. Не обеспечены только  чувства...  Как
пошло и как скучно!
     - Ты на удивление откровенна! - заметил Калинов. - Не боишься, что  я
как-нибудь использую такую информацию?
     Она смерила его равнодушным взглядом:
     - Плевала я на тебя. Я девочка дорогая,  меня  в  обиду  не  дадут  -
единственная наследница папочкиных миллионов. Чуть что -  от  тебя  мокрое
место останется... Вот только сдается мне, и ты в  Дримленде  не  утешения
ищешь от жизни. Больно уж ты уверенный в себе и... скользкий.  И  если  бы
мне была  нужна  уверенность  в  жизни,  я  бы  все  сделала,  чтобы  тебя
захомутать. - Она плотоядно усмехнулась. - А ты бы и не заметил, дурачок!
     В последней реплике прозвучал откровенный вызов, но Калинов принимать
его не стал. Он смотрел, как медленно  уплывает  брошенный  Аллой  в  воду
цветок.
     Ай да мисс миллионерша, думал он. Для чего же ты меня сюда  потащила?
Может, и в самом деле захомутать решила?.. Ой, девочки,  до  чего  же  вам
нужна в жизни опора, коли вы на меня скопом кидаетесь! Как мухи на  мед...
Да только не сладкий я, ох какой не сладкий!
     Наследница миллионов лукаво взглянула на него и рассмеялась:
     - Что, Сашечка, зацепила я тебя? - Она протянула руку и погладила его
по лысине.
     Калинова передернуло, но ей-то лысина представлялась заросшей вихрами
макушкой, и она расценила все по-своему.
     - Ладно, не трясись!.. Не нужен ты мне.
     - Зачем же ты меня сюда затащила?
     Глаза Аллы хитро блеснули.
     - Просьба есть к тебе, миленький...  Скажи  мне,  у  тебя  с  Витяшей
серьезно?
     Вопрос  оказался  настолько  неожиданным,  что   Калинов   не   сумел
удержаться.
     - А тебе-то какое дело? - воскликнул он грубо.
     Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. И тут до него  дошло.
Так вот к кому ты неровно дышишь, красотка, подумал он.  Но  тут  я  тебе,
увы, ничем не могу помочь.
     - Так! - сказала она. - Значит, от нечего делать  охмуряешь  дурочку.
Жаль, не меня... Уж я бы на тебе отыгралась!
     - Никого я не охмуряю.
     Она посерьезнела, покусала губы.  Это  волнение  показалось  Калинову
странным. Он молча ждал. Наконец Алла произнесла:
     - Мне надо, чтобы ты  отбил  Виту  у  Зяблика.  По-серьезному  отбил,
навсегда.
     Калинов фыркнул:
     -  И  чтобы  я  на  ней  женился.  И  чтобы  парочку  детишек  с  нею
смонтировал!
     Алла шутку не оценила, нахмурила мраморный лобик.
     - Свадьба и детишки меня не касаются. МНЕ надо, чтобы ты увел у  него
эту рыжую... - Она не договорила, но Калинов понял, какое слово она хотела
произнести.
     - Зачем это тебе?
     - Экий ты, Сашечка, недогадливый... Я так ХОЧУ!
     Калинов помотал головой.
     - Я умею платить за услуги. - Она положила ему ладонь на колено.
     - Мне не нужно это. Ты опоздала.
     - Дурачок! - Она фыркнула. - Я имела в виду деньги.
     - Я тоже имел в виду деньги. Ты опоздала.
     Лет на шестьдесят, добавил он про себя.
     - Я могу много тебе заплатить. У тебя таких денег и не было никогда!
     Милая моя девочка, подумал Калинов. Да  я  бы  и  безо  всяких  денег
сделал все это. И не для тебя, а для себя! Да вот не могу.
     - А почему бы тебе не заплатить прямо самому Зяблику?  Уж  делать  из
кого-нибудь жиголо [платный любовник], так по всем правилам.
     Она оскорбленно вскинула голову:
     - За кого ты меня принимаешь! Мне не сорок лет!
     Калинов неторопливо встал, отряхнул брюки.
     - Нам больше не о чем разговаривать, Аллочка. Да и времени, я  думая,
уже нет. Наверняка ребята начинают придумывать дэй-дримы.
     Она тоже вскочила, в бешенстве топнула  ногой.  Но  Калинов  не  стал
ждать взрыва. Взял ее за руку, погладил по бархатной щечке.
     - Не могу я, Алла. Видит Бог - не могу!
     Успокоилась  она  быстро.  Улыбнулась  ему,  рассмеялась.   И   одним
движением бровей отправила в никуда речку и обрыв.


     Виты все еще не было. Калинов облегченно вздохнул: ему  не  хотелось,
чтобы она видела его совместное с Аллой появление  из  парного  дэй-дрима.
Еще неизвестно, как бы она отнеслась к такому событию.
     Те,  кто  уже  явился  в  Дримленд,  отнеслись  к  нему  с  некоторым
удивлением. Но Клод молчал, а в Стране  Грез  не  принято  лезть  в  чужие
отношения, и все тут же словно забыли о  нарушителях  распорядка.  Значит,
так надо. Отвернулись, засмеялись, загомонили. С любопытством  поглядывали
на все еще спящего Игоря. Присутствовали несколько  совершенно  незнакомых
лиц. Но Клода эти ребята знали, во всяком случае,  здоровались  с  ним  за
руку.
     - Меня мать не хотела отпускать. Пришлось через окно...
     - А мою давно уже не интересует, куда я хожу  и  зачем.  Кроме  своих
белых мышей ничего вокруг не замечает... Я думаю, если выйти замуж, то она
заметит это лишь после того, как я притащу ей внука.
     - А мне иногда хочется отца чем-нибудь  ударить!..  Может,  тогда  он
поймет, что я уже вырос.
     - А моего и бить  бесполезно.  Он  даже  на  маму  перестал  обращать
внимание, про себя уж я не говорю. А ведь любили друг друга... Эх,  скорее
бы Праздник совершеннолетия!
     - М-да-а... Еще целых четыре года...
     - А хорошо, что есть Дримленд! Всегда можно сбежать сюда, правда?
     - Да. Я здесь словно очищаюсь... А  то  порой  глаза  бы  на  Мир  не
смотрели!
     В сущности, большинство из  них  глубоко  несчастны,  думал  Калинов.
Проблема старая как мир. Отцы и дети... Но почему она  обострилась  именно
сейчас? Где-то мы дали маху... И я  догадываюсь,  где.  Все  это  началось
после  того,  как   в   законодательном   порядке   отменили   ограничение
продолжительности рабочего дня... Куда же это мы тогда смотрели? Где  были
наш  опыт  и  наши  знания?..  Как  же:   наглядное   выражение   растущей
сознательности, люди живут для общества!..  А  люди  эти  обнаружили,  что
гораздо легче работать по  двенадцать  часов  в  сутки  на  общество,  чем
потратить хотя бы пару часов на своего ребенка.  Потому  что  это  требует
гораздо более тяжкого труда - труда души и  сердца!  И  денег  за  это  не
платят... Вот тебе и возросшая сознательность, вот тебе и жизнь  на  благо
общества... Оказалось, возиться  с  металлом,  компьютерами  и  бактериями
проще, чем со своим собственным ребенком. Бактериям не  нужна  любовь,  им
вполне достаточно питательного бульона...
     Тьфу, черт, думал  он,  предстоит  нешуточная  битва.  Сколько  будет
контрдоводов! И обвинения в ограничении  свободы  личности  будут  еще  не
самыми серьезными!.. Предложить закон об обязательном участии в воспитании
своих детей?.. Но это никогда не  делалось  по  принуждению...  Во  всяком
случае, нужного результата таким путем не добьешься! Уж в этом-то  мы  уже
не раз имели возможность убедиться.
     К тому же, думал он, это только малая часть проблемы. А главная часть
- совсем в другом. Просто растить своих детей  -  это  только  у  животных
инстинкт.  А  у  людей  это  такой  же  талант,  как  и  все  прочие  виды
человеческой деятельности. И, думается,  материнство  и  отцовство  должны
быть наградой за подготовку к ним. А не как сейчас: приспичило двоим, и  -
как следствие - она мать, он отец. И почему-то для того, чтобы монтировать
силовые  установки  космических  кораблей,   надо   обязательно   получить
спецдопуск,  а  для  того,  чтобы  "смонтировать"   человека,   достаточно
всего-навсего  иметь  созревшие  природные   инструменты   да   уединенную
обстановку... Изготовить  силовую  установку  -  сложная  и  ответственная
работа, а "изготовить" человека - развлечение и удовольствие.  И  даже  не
просто удовольствие, а наслаждение. Награда  за  бездумность.  Что-то  тут
природа поднапутала... Однако, кажется, все собрались. Пора!
     Прибывшие, как обычно, рассаживались кружком. Растолкали  Игоря.  Тот
недовольно что-то проворчал, но поднялся, протирая заспанные  глаза.  Клод
разводил костер. Калинов втиснулся между двумя незнакомыми  девушками.  От
них возбуждающе пахло косметикой, но личики были живенькие  и  не  слишком
размалеванные.
     - А зачем костер? - спросил Калинов ту, что справа.
     - Чтобы легче было сосредоточиться.
     Клод сел в круг  вместе  со  всеми.  Калинов  снова  оглянулся.  Вита
по-прежнему отсутствовала.
     Ну что ж, подумал он, это даже к лучшему. С ней мне было бы  сложнее.
Тяжело ломать комедию с тем, кто тебя любит.
     Он сосредоточенно стал смотреть в костер.
     Сегодня будет мой  дэй-дрим,  думал  он,  как  бы  вы  ни  старались,
ребятишечки. Я заставлю вас плясать под мою дудку. Вы уж меня извините!
     Он сунул руку за ремень и  крепко  сжал  пальцами  дисивер,  усиливая
интенсивность гипнотического  воздействия.  Так  прошло  несколько  минут.
Наконец все опять зашевелились, загомонили.
     - Как думаешь, чей дэй-дрим сегодня победит?
     - Не знаю... Но наверное, Клода. Он сегодня в последний  раз.  Завтра
уходит в Мир. Так что сегодня должен состояться обряд  обручения  Клода  с
жизнью.
     - Клод уходит?
     - Да... А чему ты удивляешься? Всем нам когда-нибудь придется уйти...
Дримленд ведь не для взрослых, ты же знаешь.
     - А тебе не жаль?
     - Конечно, жаль, но ничего ведь поделаешь... А потом, знаешь?.. Может
быть, когда мы станем взрослыми, все изменится? Ведь  не  может  же  быть,
чтобы так все и осталось!
     Как же, изменится! - думал  Калинов.  Это  вы,  девочки  и  мальчики,
изменитесь. И каждый из вас уже не будет  мнить  себя  центром  Вселенной.
Ведь в этом и заключается взросление...  Ладно,  сейчас  будет  вам  обряд
обручения с жизнью!
     И свершилось. Исчез костер, пропали юные лица вокруг.
     За окошком, забранным толстой решеткой, синеет небо и светит  солнце.
Только что из камеры вышел священник, оказавшийся не  у  дел,  потому  что
заключенный, увы, безбожник. Заскрежетала тюремная дверь. Пришли. За мной.
В последний раз отсчитаю четыреста восемьдесят две ступеньки по  лестнице.
Никто ничего не говорит. Но я-то знаю, что это не  на  прогулку.  Безликие
фигуры.  Просто  какие-то  люди.  Да  и  не   люди   вовсе.   Материальное
обеспечение, выполняющее мою волю. Люди там, снаружи. Ждут, пока  приведут
преступника. Ну что ж, я иду. Считаю ступеньки. Обычно я спотыкался на сто
двадцать т