. Полузакрытые глаза жены  смотрели
в небо. Как в смерть.
     И все началось. Их тела впивались  друг  в  друга  с  омерзением,  но
какая-то сила тянула их друг  к  другу,  твердо,  неотвратимо.  И  Калинов
почувствовал, как внутри него поднимается удушающая волна тошноты.


     Двое внизу по-прежнему смотрели на вершину.
     - Освобождай его скорее, - сказал Джос. - Ты же видишь: он  рвется  к
ней даже сквозь твое заклятие... Он же лишится разума! Скорее!!!
     - Да. - Медовик воздел к вершине холма руки.


     - Я люблю тебя, - шептала Вита. - Просто я хотела тебе досадить,  вот
и говорила, что ты мне отвратителен.
     И случилось. Словно кто-то держал Калинова в смирительной  рубашке  и
вдруг распустил завязки. Тело Калинова вырвалось из узды, тошнота исчезла,
и он окунулся в наслаждение.
     - И я люблю тебя, - прошептал он. - А  все  остальное  было  каким-то
наваждением.
     Их тела слились так, как ни сливались с самой юности -  неистово,  но
не без страха. Словно в первый раз...
     Как я люблю тебя, мой милый, подумала Вита.
     А я тебя, подумал Калинов. Боже, мы опять слышим  мысли  друг  друга!
Как тогда, помнишь?
     Помню, подумала Вита. И мы научим этому Маринку... Теперь мы сумеем.
     А потом их мысли умерли, потому что они растворились друг в друге.
     Когда все завершилось, Вита, одеваясь, подумала:
     Ты не обращал внимания? Когда мы занимаемся  этим,  наши  позы  порой
напоминают распятие.
     Наверное,  любовь  всегда  кончается  распятием,   подумал   Калинов,
застегивая пуговицы комбинезона.
     Наверное, согласилась Вита и прильнула к нему.
     Так, в обнимку, они и  очутились  в  джамп-кабине.  А  когда  открыли
дверцу, увидели серую поверхность Ладоги и привычное солнце на небе.


     Едва они исчезли, Джос сказал:
     - Что ж, теперь можно и нам уходить. Уж коли он прорвался к ней через
твое заклятие, миру, пока они живы, ничего не грозит!
     - Не согласен, - сказал Медовик. - Миру всегда что-нибудь грозит.  Но
теперь есть надежда.
     Он снова взглянул на вершину холма. Там, устремленный в  небо,  стоял
большой белый крест.
     - Это твоих рук дело, Иешуа?  -  Медовик  глазами  показал  Джосу  на
крест.
     Джос поднял голову:
     - Нет... Но пусть стоит. Amor  omnia  vincit  [Любовь  побеждает  все
(лат.)].
     Перед тем как покинуть тело, Джос еще раз оглянулся  на  холм.  Крест
ярко выделялся на фоне сиреневого неба и  казался  похожим  на  обнаженную
человеческую фигуру.