ли - ОНА!
     И как только он понял это, все  три  женские  фигуры  совместились  в
одну, и Калинов увидел в ней то, что давно перестал различать  -  ЖЕНЩИНУ.
Боже мой, подумал он,  когда  же  рыжеволосая  тростиночка  с  изумрудными
глазами превратилась для меня в привычную постельную  принадлежность?  Как
одеяло  или  наволочка...  Ему  вдруг  захотелось  сказать  ей  что-нибудь
особенное, такое, чтобы и она увидела в опытном, требовательном, уверенном
в себе самце того жизнерадостного парня, какого  придумала  себе  четверть
века назад. И удивился, почему он сам ни с того ни с сего стал смотреть на
нее совсем другими глазами, ведь он-то ее себе не придумал,  он  видел  ее
такой, какой она и была.
     Сказать он ничего не успел. Она начала таять, словно кто-то  выключил
голографический проектор.  А  потом  и  костер  задуло  мощным  неощутимым
порывом неприлетавшего  ветра.  И  навалившаяся  со  всех  сторон  темнота
сказала ему: вокруг что-то изменилось. А может, не  только  вокруг,  но  и
внутри него... И вообще, главное в том, что все-таки похищения не было,  а
было,  по-видимому,  "исчезновение  по  сговору  между  мнимой  жертвой  и
сообщником". Или сообщниками. И он будет не он,  если  не  узнает  причины
этого сговора. Пусть даже для решения проблемы ему придется  проторчать  в
Дримленде не один десяток лет. Земная жизнь, во всяком случае, сумеет  его
подождать...
     И если придется применить силу, что ж, он готов. Но только,  конечно,
не против Виты!
     Он вспомнил всю цепочку  своих  приключений  в  Дримленде,  и  истина
наконец-то толкнулась к нему в сознание. Он вспомнил Аничков мост,  бывший
когда-то исключительно важным для них обоих: возле одного из  вставших  на
дыбы коней Калинов-подросток назначал своей рыжей  подружке  свидания.  Он
вспомнил, какой разной  была  Вита  в  их  первые  ночи  -  то  дьявольски
распущенной, то пуритански-целомудренной, и он не знал,  что  ждет  его  в
очередной постельной игре, и это несло в себе  особую  прелесть  и  особое
удовольствие...
     Много чего он вспомнил, сидя в  безглазой  тьме,  вся  их  совместная
жизнь прошла перед ним - этап за этапом, событие за событием,  желание  за
желанием, - и причина его пребывания здесь  стала  ему  совершенно  ясной.
Кто-то - а кто, еще предстоит выяснить, -  очень  желал,  чтобы  он  снова
влюбился в свою первую жену. И Калинов поразился, как же это  до  него  не
доходило раньше. Ведь это и пацану  было  бы  понятно,  а  уж  если  брать
опытного   сорокалетнего   повидавшего   виды   мужчину,   непосредственно
связанного с работой спецслужб... Да уж, подобной толстокожести он от себя
никак не ожидал. Не зря говорят: близкое лучше видится  на  расстоянии.  И
что имеем - не храним, потерявши - плачем... Он, правда, до сих пор  и  не
догадывался о какой-то потере. И даже похищение  Марины  не  раскрыло  ему
глаз. Изо дня в день он твердил себе, что  одну  женщину  нельзя  четверть
века  любить  одинаковой  любовью  -  пылкая  влюбленность  перерастает  в
обстоятельное, мудрое чувство... И вообще, раз она для него  до  сей  поры
сексуально привлекательна, значит, он все еще любит ее. Вот так...
     Теперь  понятно,  почему  мысль   о   разводе   не   показалась   ему
кощунственной.  Он  попросту   обманывал   себя,   оправдываясь   внешними
обстоятельствами. Причина же оказалась внутри... Любовь не бывает  мудрой,
а секс без чувства и вовсе не любовь. Последние десять-одиннадцать лет его
чувство к Вите умирало, а он этого даже не заметил. Нет, иногда,  конечно,
возникала такая  мысль,  но  потом  вдруг  начинало  казаться,  что  прима
по-прежнему дорога ему, что  без  нее  ему  стало  бы  плохо,  что  он  бы
постоянно вспоминал о ней... И невдомек было, что так  вспоминают  старые,
изношенные, хоть и УДОБНЫЕ  ботинки.  И  если  новые  хороши,  если  новые
красивы, то те лишь привычнее. ПРИВЫЧНЕЕ и ничего больше!..  Эх,  господа,
любовь - величайшее  благо,  но  любовь,  ставшая  привычкой,  -  это  уже
величайшая МЕРЗОСТЬ. Наверное,  потому  они  и  несовместимы  -  любовь  и
привычка, - и, наверное, потому  любовь  умирает,  как  только  появляется
привычка. А потому боритесь в любви с привычкой, и что бы  вы  ни  делали,
дабы победить ее, все будет только на пользу  прекрасному  чувству.  Любая
крамола,  любые  отвергаемые  ханжами  выходки  -  если  они  способствуют
процветанию любви - да здравствуют!..
     Калинов крякнул. Такие мысли были для него не  новы,  но  он  впервые
обратил их к себе, к своей собственной жизни.  Воистину,  врачу,  исцелися
сам!.. Воистину, сапожник без сапог!
     Ну ладно, сказал он себе. И дураку понятно, что меня здесь соблазнили
моею собственной женой. Вопрос, кому это нужно?.. Конечно,  это  нужно  ей
самой.  Наверное...  Если  она  меня  все  еще  любит...  Зададим   вопрос
по-другому: не "кому это нужно?", а "кто инициатор происходящих  событий?"
И ответ "Вита" сразу  же  становится  маловероятным.  Потому  что  есть  в
разыгрываемом спектакле понимание мужской психологии.  Вита  выстроила  бы
все  разыгрываемые  сцены  совершенно  иначе.  Впрочем,  одна  сцена  была
срежиссирована ею  -  рыцарская  схватка.  Все  остальное  -  не  ее.  Все
остальное - этих двух субчиков, Джоса и Медовика. Как бы они ни  прятались
за покатые женские плечи, как бы не намекали на Витины желания, как бы  ни
старались обвинить в происходящем его самого, Калинова...  А  вот  с  ними
можно поговорить и с позиции силы: не сахарные - не растают...
     Стремление оформилось, созрело и  стало  неотвязным.  И  тьма  вокруг
исчезла. Зато под мышкой появилась кобура с парализатором, а в  кармане  -
заряженный серебряными пулями пистолет. И  Калинов  понял,  что  волшебная
палочка начала наконец выполнять его желания. А стало быть,  исполнится  и
главное  желание  -  взять  за  селезенку  двух  субчиков.   Надо   только
пожелать... И он пожелал.
     Вокруг начал выстраиваться его служебный кабинет, стены  вытекали  из
серого тумана, стыковались друг с  другом,  тянули  за  собой  из  небытия
мебель и аппаратуру. Эти декорации не показались  ему  подходящими,  и  он
загнал их назад, в серую пелену. Тогда оттуда выплыла обстановка семейного
спортивного зала: шведская стенка, гимнастические снаряды, большой  ковер,
на котором однажды ночью... Это тоже было явное не то. А потом  из  тумана
явился холм, обычный холм, заросший по-весеннему  зеленой  травкой.  Этого
холма в своей жизни Калинов не  помнил  и  потому  согласился  с  подобной
сценической площадкой. Не пришлось долго ждать и актеров. Появились Джос и
Медовик, возлегли на травку а ля римские патриции.
     Калинов достал из  кобуры  парализатор,  взял  субчиков  под  прицел,
заявил спокойно:
     - Пора бы нам побеседовать по-серьезному.
     Субчики не испугались, не вскочили, не запросили  пощады.  Джос  сел,
подтянул к груди колени. Медовик продолжал возлежать а ля.
     - Решительный парень, - сказал  Джос  Медовику.  -  Он  мне  все-таки
нравится.
     - И мне, - отозвался Медовик.
     Калинов вдруг словно со стороны увидел всю сцену: лежащего  Медовика,
сидящего Джоса и себя, нависшего над ними, с парализатором в руке.  Этакий
охранник с пленниками. Вот только неизвестно, кто кого взял в плен.  И  не
похоже  ли  это,  скорее,  на  двух  взрослых,  играющих  с   ребенком   в
казаки-разбойники? Он засунул парализатор в кобуру и лег рядом.
     - Так-то лучше! - пробормотал Медовик.
     А Джос сказал:
     - Начинайте, молодой человек! Мы вас слушаем.
     И Калинов начал.


     Когда он закончил, Джос сказал:
     - Что ж, во многом ты прав и выводы делаешь верные. Почти  все...  За
исключением самого главного - причин происходящих с тобой событий. Все эти
разговоры о тесте, желающем вновь свести свою дочь с зятем, - ерунда. Даже
если попытаться сделать поправку на принадлежность тестя к спиритосфере...
Друг мой, ни я, ни Медовик к спиритосфере не принадлежим.
     - Так я вам и поверил! - сказал Калинов.
     Джос с одноглазым переглянулись.
     - Зачем иначе вы подводили меня к возобновлению моих чувств  к  вашей
дочери?
     - Хорошо, - сказал Джос. - Придется тебе  рассказать...  Все  дело  в
том, что периодически наше Солнце проходит  в  своем  постоянном  движении
вокруг центра Галактики через участки пространства,  физические  законы  в
которых отличаются от широко распространенных. Одни  участки  имеют  резко
увеличенную энтропию, другие, наоборот, резко  уменьшенную,  в  третьих  -
отличные от наших законы тяготения, в четвертых - неравномерность  течения
времени. И так далее и тому подобное... Естественное, от  таких  перепадов
не поздоровится не только  жизни  на  планетах,  но  и  самой  центральной
звезде.
     - Насколько мне известно, такие гипотезы  выдвигались  уже  давно,  -
сказал Калинов. - И насколько известно, ни одна из них не подтвердилась.
     Джос мрачно покивал:
     - Подтвердиться они вполне могли бы, но тогда бы мы с тобой сейчас не
разговаривали. Нас бы просто не существовало...  Один  из  таких  участков
Солнечная система пересекала около  двух  с  половиной  тысяч  лет  назад,
другой - немного попозже, были и еще подобные  случаи.  В  скором  времени
предстоит пересечь очередной такой участок.
     - И ничего с Землей не случилось, - сказал Калинов.
     - Не случилось потому, что в первом случае  на  Земле  жил  я,  а  во
втором случае - Медовик. В каждом случае кто-то жил.
     - Разве вы боги, чтобы спасать целую планетную систему?
     - Я знаю одного молодого человека, - сказал Медовик, - который десять
лет назад спас Землю не будучи богом.
     - Но я спасал планету от людей! - возразил Калинов. - А уж если  быть
точным, то я вообще спасал друга.
     - Но спасая друга, ты  тем  самым  спас  и  Землю.  Благодаря  твоему
вмешательству, и агнец оказался цел,  и  волки  сыты...  Однако  это  дело
прошлого, нас же волнует недалекое будущее. Весь фокус заключается в  том,
что люди не только бывают угрозой миру, иногда случается, что  только  они
могут и спасти его. Сейчас наступает как раз такой период.
     - И естественно, именно я и должен его спасти? - Калинов фыркнул.
     - Ничего смешного в этом нет, - сказал Джос. - Мир должны спасти вы с
Витой.
     - И каким же образом?
     - Когда наступает время угрозы окружающему миру, на  Земле  рождаются
люди, противодействующие этому. Такими были мы, а теперь ты и Вита.
     - Да кто же вы, черт вас возьми! - воскликнул Калинов.
     - Ты знаешь, что меня зовут Джошуа, - сказал Джос. - Но это не совсем
так... Я - Иешуа из Ершалаима, мессия.
     - А я - Медовик из Словенска Великого, мессия.
     - Иешуа из Ершалаима?! - воскликнул Калинов. - Иисус?
     - Зовут меня и этим именем. Около двух с половиной тысяч лет назад  я
спас Землю.
     - А за это Израиль распял вас на Голгофе! - сказал Калинов.  И  вдруг
вспомнил след на руке Джоса. - Снимите обувь.
     Джос разулся. На подъеме каждой ступни выделялся  приличных  размеров
шрам. И тут Калинов, наконец, поверил. И в самом  деле,  чем  происходящее
сейчас качественно отличалось от  того,  что  происходило  десятью  годами
раньше?
     - Возможности Спасителя, - продолжал Джос, - непосредственно  связаны
с его человеческими эмоциями. Да  и  с  эмоциями  всех  других  людей.  Не
случайно ведь  в  местах,  где  социальная  атмосфера  заражена  злобой  и
ненавистью, обязательно случаются стихийные  бедствия.  Эмоциональный  фон
людей очень воздействует на природные явления. Я, например,  чтобы  спасти
тогда окружающий мир, должен был любить всех людей.  Для  этого  я  и  был
рожден.
     - Святым духом?! - не удержался от сарказма Калинов.
     Джос оставил его сарказм без внимания:
     - Да, они назвали это Святым духом. Так же  была  рождена  сорок  три
года назад моя дочь Вита. Так же рождаются и все Спасители.
     - И я?!
     - И ты, - подал голос Медовик.
     Калинов ошеломленно посмотрел на него и вновь повернулся к Джосу:
     - Вы хотите сказать, что я тоже ваш сын?
     - Нет. Ты не мой сын. Я ведь не один такой. Были и до  меня,  были  и
после. В разных народах и на разных континентах. Большинство из  них  даже
не  знают,  что  они  мессии,  но  это  не  мешает   им   выполнять   свое
предназначение.
     И Калинов вдруг вспомнил, что  давным-давно,  на  заре  своей  первой
жизни, он так и не смог узнать у матери имя отца. За всеми недомолвками  и
многозначительными пожатиями плеч, которые позволяли себе его тетушки, эта
история так и осталась покрытой тайной. Как и  история,  рассказанная  ему
когда-то будущей тещей.
     - Значит, мы с Витой тоже мессии?
     - Да. И у вас случай особый. Чтобы избежать  предстоящей  катастрофы,
создав  вокруг  Солнечной  системы  кокон  из  пространства  с  привычными
параметрами, два Спасителя должны любить друг  друга.  Всю  их  совместную
жизнь... С вами вообще  необычная  история.  По  объективным  причинам  ты
родился раньше положенного времени. Пришлось давать тебе вторую  жизнь.  К
счастью, эту непростую задачу удалось решить.
     - Это что же? - Калинов чуть не задохнулся. - Это что же, получается,
Дримленд был создан вами для этой цели?
     Джос улыбнулся:
     - А разве он не мог служить нескольким  целям?..  Но  мы  отвлеклись.
Долгое время ваши с Витой отношения нас устраивали, но с некоторых пор все
изменилось.
     - Это вы увели Виту в Дримленд?
     - Я, - сказал Медовик. - Я принял твой облик.
     - Но тогда вы не Сути... Сути не способны на такое.
     - Да, мы не  Сути,  -  сказал  Джос.  -  Мы  те,  кто  выше  Сутей  и
Суперсутей, хотя и проходим их стадию. Если хочешь, мы все вместе  и  есть
Бог.
     - Вы Бог? - прошептал Калинов. - И это вы заставили  Зяблика  украсть
мою вторую жену, поставить меня перед выбором...
     - Ну, впрямую его никто не заставлял, но в определенном  смысле  вина
наша. Зяблик и рожден только  для  того,  чтобы  постоянно  испытывать  на
прочность вашу с Витой любовь. Он своего рода индикатор...
     - Но это же бесчеловечно! - прошептал Калинов.
     - Отчего же?
     - Вы же обрекли его на несчастье!
     - Кто знает, что такое счастье? - сказал Медовик. - Вита обречена  на
любовь к тебе. Счастлива ли она? А ты сам? И счастлив ли был Джос, восходя
на Голгофу? Абсолютное счастье, наверное, возможно  только  там,  где  нет
разума. И жалеешь ли ты  сейчас  о  тех  временах,  когда  был  безответно
влюблен? А ведь тогда ты считал себя самым несчастным человеком на свете.
     - Вся беда в том, что ты рано родился, - сказал Джос. - Родись  ты  в
назначенное время, ты бы всегда любил Виту, и у нас  не  было  бы  никаких
проблем. Но перерождение привело к тому, что  стабильность  чувства  любви
тобою утеряна. Повторный брак, как оказалось, только отодвинул  угрозу  на
более позднее время. Сам понимаешь, мы не могли с этим мириться...
     Калинов слушал Джоса и  удивлялся.  В  нем  нарастало  ощущение,  что
разговор идет о совершенно постороннем человеке, о ком-то, кого он никогда
не знал, не знает и знать не будет. И  приходилось  все  время  заставлять
себя верить Джосу, а верить ой как не хотелось. Неужели и в самом деле они
с Витой любили друг друга только для того, чтобы выполнить какую-то там  -
даже и чрезвычайно важную для всего мира! - миссию. Тоже мне - мессии  для
миссии!.. Да чушь это! Он любил Виту  потому,  что  она  была  симпатичной
девчонкой, потому что она добра, хороша в постели и любила  его  самого...
Подожди, но ведь она по-прежнему симпатичная  девчонка,  добра,  хороша  в
постели и любит тебя... Так в чем же дело?! Что изменилось?
     Ответа не было. Джос с Медовиком смотрели на Калинова, и  тому  вдруг
показалось, что они запросто читают его мысли и что  они  знают  ответ  на
вопросы, задаваемые им самому себе. Вот только отвечать,  по-видимому,  не
считают нужным. Потому что свои некоторые проблемы человек  должен  решать
самостоятельно, и даже Бог не способен ему помочь.
     - А если любовь не возродится? - сказал Калинов.
     - Возродится! - ответил Медовик.
     - Почему вы так уверены?
     - Потому что Я - твой отец!


     Вита появилась, когда божественные родственники Калинова оставили его
наконец в покое. И хотя обратить новое внимание на Виту Калинову никто  из
них не предлагал, но у  него  сложилось  впечатление,  что  весь  разговор
представлял собой некую странную игру, основной целью которой и  было  то,
чего ему никто не предлагал.
     Вита не возникла из небытия, она  откуда-то  пришла  и  поднялась  на
холм. Погруженный  в  свои  мысли,  Калинов  заметил  ее,  когда  она  уже
поднималась.
     - Привет, - сказала она и села рядом.
     - Здравствуй! - Калинов поднял голову.
     Вита была одета в некое странное рубище, напоминающее мешок с  дырами
для рук и головы. Мешок был почти непрозрачным, но это  "почти"  позволяло
угадываться под тканью различным участкам ее тела. Калинов смотрел на жену
и удивлялся: казалось бы,  он  знал  все,  скрытое  под  мешком,  вдоль  и
поперек, но захотелось вдруг узнавать все снова. Наверное, причина была  в
самом мешке...
     - Они все тебе рассказали? - спросила Вита.
     - Да, все.
     - И что ты думаешь теперь делать?
     - Во всяком случае подчиняться им я не намерен!
     Вита вздохнула:
     - Мне тоже все это не нравится. Но ведь они не отпустят  нас  отсюда,
пока не добьются своего.
     - Плевать!.. По-моему, они что-то крутят. Неужели судьба  мира  может
зависеть от того, любим мы с тобой друг друга или нет?
     Мир, который его обитатели не желают сохранить своей  любовью,  и  не
заслуживает ничего, кроме гибели.
     - Это ты сказал? - Вита с удивлением посмотрела на мужа.
     - Нет, не я. И не ты, как  я  понял...  Значит,  это  они,  наши  так
называемые отцы.
     Двое сидящих на холме покрутили головами по сторонам,  но  никого  не
увидели.
     - Они на нас давят, - сказала Вита.
     - Но мы им не уступим? - отозвался Калинов.
     - Конечно, не уступим. Я сама не согласна любить по указке сверху.
     Вита  встала,  потянулась,  опустила  руки.  Рубище  висело  на   ней
бесформенный мешком.
     Вот бы сейчас ветерок, почему-то подумал Калинов.
     И ветерок родился  где-то,  прилетел,  упруго  натолкнулся  на  Виту.
Словно стяг, затрепетал на ветру Витин мешок, плотно обтягивая ее тело.
     - Любить по указке... Да ты просто отвратителен мне, - сказала Вита.
     - А ты мне, - отозвался Калинов. - И  за  что  только  я  любил  тебя
когда-то?!
     Он поморщился и встал, намереваясь  неспешно  спуститься  с  холма  и
уйти. Но что-то  остановило  его,  какая-то  сила  приклеила  подошвы  его
ботинок к траве, рядом с Витой.
     - Как противно мне твое тело! - сказал он, и та же самая сила подняла
его руки и положила их Вите на талию.
     Вита затрепетала:
     - Как противны мне твои пальцы! - И, трепеща, положила ладони ему  на
плечи.
     По-прежнему бился о бедра подол  Витиного  мешка,  и  разлетелась  по
ветру рыжая грива. Изумрудные глаза закрылись.
     - Я просто ненавижу тебя! - крикнула Вита.
     - И я тебя! - отозвался Калинов, а неизвестная сила  толкнула  его  к
жене.
     Вита, не открывая глаз, рухнула в его объятия.


     А внизу, у подножия холма, стояли двое, не видимые ни одному глазу, и
смотрели вверх.
     - Вообще-то не стоило говорить ему и части правды, - сказал Медовик.
     - Но я хотел вызвать у него еще большее противодействие.
     - Так я и понял. Потому и начал тебе подыгрывать.
     - И нам удалось, - заметил Джос.


     Калинова  передергивало  от  отвращения,  но   его   руки,   перестав
подчиняться хозяину, раздевали жену. Процесс был хорошо знаком, но еще  ни
разу в жизни не был так противен.
     Ветер исчез - как обрезало, - и Вита шептала:
     - Оставь меня. Я не хочу. - Но ее тело так и льнуло к его ладоням.
     Калинов опустил ее на мягкую траву