па  спутников  больших
планет - по  заданному  генокоду  этот  прибор  был  способен  определить,
присутствует  ли  в  районе  его  действия  обладатель   заданного   кода.
Разумеется,  обладатель  кода  должен  быть  живым:   у   трупов   генокод
отсутствует. Поэтому, если, скажем, на каком-нибудь Ганимеде исчезал вдруг
человек, поиски продолжались до тех пор, пока "индикатор"  показывал,  что
обладатель данного кода где-то рядом, на этом самом Ганимеде. К сожалению,
на  Земле,  с  ее  плотностью  населения,  прибор  был  бесполезен   из-за
паразитных шумов. Если только вы не ищете свою жену в пустыне...
     Калинов ввел в индикатор три контрольных кода: свой, Виты и  Крылова.
И не удивился, когда прибор указал на наличие в данном "мире"  обладателей
всех трех кодов. Что ж, сказал он себе, значит, Зяблик  все-таки  раздобыл
где-то дисивер. Ладно, Игорек, посчитаемся...  Во  всяком  случае,  теперь
ясно, что болтаюсь я тут не зря!
     Он улыбнулся: уж последнее-то было ясно с самого начала... И  тем  не
менее, за что же награда?
     Калинов сунул прибор обратно в сумку и снова взгромоздился на коня. И
за первым же поворотом чуть не задавил одинокого пешехода, едва  успевшего
убраться на обочину.
     Это был сутулый, костлявый, бородатый старик с трясущимися  руками  и
слезящимися глазами. Одет он был в рубище и брел Калинову НАВСТРЕЧУ.
     Калинов остановил каурого:
     - Что же это вы, дедушка, шагаете посреди  дороги?  Так  ведь  и  под
копыта угодить недолго.
     Старик  достал  из  складок  одежды   грязный,   но   по-современному
выглядящий носовой платок и высморкался.
     - На этой стезе, сынок, я еще ни  одного  конька  не  встретил.  Твой
первый... А уж, почитай, целую седмицу шагаю.
     - Издалека шагаете-то, дедушка?
     Старик пожевал губами, словно не слыша, потом проговорил:
     - Издалека.
     Калинову показалось вдруг, что где-то он уже  видел  этого  замшелого
старца. Как знакомы эти слезящиеся глаза!..
     - А не встретились ли вам двое: мужчина и женщина?
     Старик посмотрел прямо в глаза Калинова, и тому  стало  не  по  себе:
словно в душу заглянула смерть.
     - Видел я тех двоих, - сказал старик. - Мужик, собой странен, и  баба
с ведьмиными очами.
     - Мужик, собой странен, - повторил Калинов. - На меня похож, да?
     - Похож. Но не ты.
     - А давно они вам встретились?
     - Сразу после обеда. - Старик  зашагал  дальше,  как  будто  внезапно
потерял всякий интерес к разговору.
     - Как после обеда? - воскликнул Калинов. - Почему после  обеда?  Обед
еще и не наступал.
     Старик  даже  не  оглянулся.  Он  неторопливо  удалялся,   костлявый,
сутулый, и начало дороги - или ее конец? - бежало в пяти метрах перед ним.
     И тут Калинов  удивленно  присвистнул.  Таким  стариком,  несомненно,
станет лет через восемьдесят Джос. Если доживет...
     - Эй, Джос! - крикнул Калинов. - Остановись!
     Старик продолжал уходить.
     Ладно,  подумал  Калинов,   топай!   А   мы   сейчас   твой   генокод
зафиксируем... А потом с генокодом самого Джоса сравним.
     Он расстегнул сумку  и  пошарил  в  ней.  Прибора  не  было.  Калинов
растерянно оглянулся.
     Старика уже и след  простыл.  И  дорога  снова  начиналась  сразу  за
спиной. И солнце, действительно, садилось: в лесу темнело. Тут старик  был
прав - обед явно миновал.
     Калинов хотел удивиться. И не удивился. Значит, все, что должно  было
случиться с ним сегодня на  дороге,  уже  случилось.  И  что-то  случилось
еще... Что-то такое, от чего сегодняшний круг оказался изрядно  урезанным.
Вот только гостиницы  почему-то  поблизости  не  наблюдалось.  Уходящая  в
сумрак дорога, немеркнущая звезда над ней, тревожно шепчущийся вокруг лес.


     Гостиницу он  обнаружил  уже  ближе  к  ночи,  когда  над  ним  навис
беззвездный черный  экран.  Впрочем,  пройти  мимо  такой  гостиницы  было
попросту невозможно: она сияла, как рождественская елка. Ее  бы  следовало
заметить за несколько километров, но она возникла на обочине неожиданно  и
близко. Словно  кто-то  поднял  театральный  занавес  и  открыл,  наконец,
требуемые декорации. Наверное, всю эту иллюминацию просто не  включали  до
его приближения. Или саму гостиницу построили минуту назад.
     В любом случае, это  была  громадина  в  несколько  десятков  этажей.
Огромная, светлая, просторная. И безлюдная. Во всяком случае, когда  двери
перед Калиновым отворились, его никто не встретил: швейцаром и  не  пахло.
Портье за стойкой тоже не пахло. И никто не выбежал принять  у  постояльца
чемоданы. Слава Богу, не пахло и чемоданами.
     Встревоженно заржал оставленный  снаружи  каурый.  Заржал  и  замолк.
Процокали, удаляясь, копыта; все стихло.  Калинов  подошел  к  стойке.  На
стойке одиноко устроился  ключ  с  большой  биркой.  На  бирке  сияли  три
семерки.  Ключ  на  стойке  смотрелся  откровенным  пижонством:  в   отеле
подобного класса должны быть магнитные дактилозамки. Ладно, нам не  трудно
дверку и ключиком  отпереть.  Калинов  схватился  за  бирку  и  растерянно
оглянулся, надеясь, что  сейчас  из-за  какого-нибудь  незамеченного  угла
вытащится знакомая одноглазая физиономия.
     Лихо не появилось, но зато справа от стойки с легким шипением разинул
свою пасть лифт. Как голодный  бегемот.  Легкомысленно  помахивая  ключом,
Калинов вошел внутрь. Бегемотьи челюсти сомкнулись и  снова  разомкнулись.
Калинов оказался в самом обычном гостиничном коридоре. Тут тоже никого  не
было. Ноги  вязли  в  длинноворсном  ковре.  Коричневые  стены  убегали  в
бесконечность.  Тишина  призывно,  по-женски  раскрывала   свои   объятия.
Пришлось  сдобрить  ее   насвистыванием   -   иначе   становилось   слегка
страшновато.
     А вот и номер семьсот  семьдесят  семь.  И  тут  Калинов  понял,  что
сегодня все будет хорошо, сегодня он  обязательно  увидится  с  женой.  Уж
очень встретиться захотелось! Тем более что уже три  ночи  пришлось  спать
одному, а либидо, оно, знаете ли, не награда за послушание. И вообще...
     Он открыл дверь с тремя семерками. За дверью оказался  самый  обычный
гостиничный номер - ничего похожего на знакомую холостяцкую квартиру.  Вот
только номеру этому явно не хватало рук горничной, даже постельного  белья
в шкафу не нашлось. Калинов вышел в коридор и постучал в  соседний  номер:
надо же у кого-нибудь узнать,  какие  здесь  порядки.  На  стук  никто  не
откликнулся. Калинов постучал еще в несколько номеров - с тем же  успехом.
Ладно, можно поспать и без свеженьких простынок, главное  -  душ  принять.
Калинов вернулся к трем семеркам, взялся за ручку. Слева что-то мелькнуло.
Он резко повернул голову.
     Коридор  теперь  бесконечным   не   был.   Теперь   он   упирался   в
перпендикулярный коридор, образуя два  угла,  и  за  правым  углом  быстро
скрылась мужская фигура. Быстро, но не настолько, чтобы Калинов  не  узнал
шпиона.
     - Зяблик! - заорал он, бросаясь в погоню. - Стой, сволочь!
     Завернул за угол. Перпендикулярный коридор был  пуст.  В  оба  конца.
Загрохотал в двери ближайших номеров. Ни ответа ни привета.
     - Будьте вы прокляты! - крикнул Калинов. - Джос, я тебе шею сверну!
     Откуда-то донесся  знакомый  голосок,  напевающий  знакомую  песенку.
Витин голосок, и песенка Витина, любимая...  Вот  только  звучал  знакомый
голосок сразу со всех сторон. Как на стадионе.
     Понурив голову, Калинов вернулся к себе в номер,  сбросил  комбинезон
прямо  на  оранжевый  ковер,  потащился   в   ванную.   Без   удовольствия
пополоскался, без удовольствия обсушился. Когда смолкло  гудение  горячего
воздуха, прислушался.
     Знакомый голосок звучал снова.  Песня  Сольвейг.  Но  доносилась  она
теперь прямо из-за двери. Калинов напялил на себя висящий на стене халат и
вышел из ванной.
     Над  кроватью,  застилая  простыню,  склонилась  горничная.  Короткая
голубая юбка, аппетитно обтягивающая круглый зад, такого же цвета  блузка,
рыжие волосы. Горничная перестала напевать, оглянулась.
     - О Боже! - воскликнул Калинов. - Вита!
     Широко распахнулись зеленые глазищи.
     - Слушаю вас, сударь!
     На лице удивление, во взгляде непонимание...
     - Вита, но это же я! Что они с тобой сделали?
     - Мне кажется, вы обознались, сударь. Я Вита, но мы с вами незнакомы.
И вам не стоило бросать одежду на пол...
     - Молчи, - прошептал Калинов, кладя ей руки на  плечи  и  прижимая  к
себе стройное девичье тело.
     - Убери свои грязные лапы,  старый  козел!  -  прошипела  по-змеиному
Вита.
     - Нет! - Калинов отчаянно замотал головой. - Ты моя жена...
     Крутанулись вокруг него стены, улетел куда-то потолок, перед  глазами
неожиданно возник оранжевый ковер и стремительно воткнулся в физиономию.


     Он пришел в себя оттого, что его похлопывали по щекам. Нечеловеческим
усилием поднял веки. Она озабоченно смотрела ему прямо в глаза.
     - Ну вот и слава Богу, сударь. Пришли в себя...
     Калинов, кряхтя, сел, прислонился спиной к кровати. Вита  с  тревогой
смотрела на него, попирая ковер круглыми коленками.
     - Кто это так меня? Ты?
     - А зачем вы лапаться? Не могу же я с каждым постояльцем...
     Калинов потер ладонью лоб. Голова быстро переставала  гудеть,  сердце
карабкалось из низа живота на место.
     - А разве я - каждый? Я твой муж, неужели ты меня не узнаешь?
     Она встала с колен, заправила за  поясок  вылезшую  блузку,  одернула
форменную юбку, откинула со лба рыжую прядь.
     - Я не замужем, сударь. Только собираюсь.
     И тут Калинов понял. Это была НЕ ЕГО Вита, этой Вите было  не  больше
двадцати. Но выглядела она так, как когда-то выглядела его  Вита.  Калинов
тяжело поднялся с ковра, сел на кровать.
     - Извините, сударь... Вы не могли бы пересесть  в  кресло?  Мне  надо
достелить постель.
     - Да пропади она пропадом, эта постель! Я и сам достелю. Кстати, меня
зовут Александр.
     - Ой! - воскликнула она. - Моего жениха тоже Сашей зовут.
     Калинов усмехнулся:
     - А тебе не кажется странным такое совпадение?
     Она смешно скривила мордашку:
     - Какое же тут совпадение? Мало ли Александров на белом свете!..  Мой
Саша такой... такой... Если хотите знать, мы даже мысли друг друга слышим.
     И мы когда-то слышали, вспомнил Калинов. Как давно это было... И было
ли вообще?..
     - Любишь, стало быть, своего Сашу?
     - Ага! - Она не сумела сдержать счастливый смешок. - И он меня  тоже.
- Она снова одернула юбку. - Я свободна, сударь?
     Калинов встал:
     - Да, конечно. Скажи только, каким образом я могу у вас поужинать.
     - О, это просто. Позвоните по телефону ноль-пять-ноль, и у вас примут
заказ. Ужин доставят прямо в номер.
     - А если я не желаю ужинать в номере! Ресторан тут есть?
     - Ресторан? - Она наморщила миленький лобик. - Ресторан... - Губы  ее
дрогнули, словно она собиралась расплакаться. - Я... не помню,  сударь.  -
Она принялась теребить воротничок блузки. -  Никто  никогда  не  спрашивал
меня о ресторане, сударь.
     - Ну ладно, иди.
     Когда девушка открыла дверь, он бросил ей в спину:
     - Скажи, а в соседних номерах кто-нибудь живет?
     Она обернулась:
     - Конечно.
     - А не живет ли тут некий Джос?.. Джоузеф? Или Игорь Крылов?
     - Мы не можем  запоминать  всех  постояльцев,  сударь.  Ваше  имя  я,
правда, запомню, но это только потому, что так  же  зовут  моего  будущего
мужа.
     - А нет ли здесь женщины примерно моего  возраста,  но  носящей  твое
имя?
     Она снова наморщила лобик:
     -  Старуха  по  имени  Вита?..  Нет,  сударь,  не  помню.  Она  давно
поселилась?
     - Думаю, сегодня.
     - Тогда я просто еще не успела ее повстречать.  Но  вы  легко  можете
узнать по справочному. Номер ноль-четыре-ноль.
     Она скрылась за дверью. Калинов  тут  же  набрал  номер  справочного,
задал вопрос.
     - Вита Калинова в отеле не  регистрировалась,  -  сказал  равнодушный
голос. - Может быть, она назвалась другим именем?
     - Может быть. - Калинов дал отбой и набрал ноль-пять-ноль.
     - Дежурный метрдотель слушает.
     Калинову показалось, что ответил тот же самый голос.
     - Могу я заказать ужин на одного?
     - А почему нет?! Хоть на десятерых... Только десять человек  вряд  ли
поместятся в номере.
     - Мне нужен  ужин  НА  ОДНОГО...  Что-нибудь  мясное,  бутылку  пива,
холодную закуску на ваш вкус. Пиво, желательно, темное.
     - Заказ принят, сударь!
     Несомненно, это был тот же голос, что и в справочном.
     Комбинезон Калинов нашел в  шкафу.  Тот  был  уже  чист  и  выглажен.
Калинов отправился  в  ванную,  переоделся,  причесался.  Когда  вышел  из
ванной, удивился: за окном был теперь ранний вечер, ночной мрак как языком
слизнуло. Только-только село солнце, и вдоль горизонта по  небу  растянули
сиренево-фиолетовую полоску. Калинов подошел к кровати и начал сворачивать
простыни - до сна было еще далеко. И  тут  его  как  громом  поразило.  Он
вспомнил картину,  виденную  прошлой  ночью.  Снесенная  с  петель  дверь,
распятая на белоснежной простыне Вита... Не его Вита, Вита Сорокалетняя, а
Вита здешняя, Юная, Незамужняя.
     Раздался деликатный стук. Калинов подошел к двери и распахнул  ее.  В
номер въехал сервировочный столик на колесиках, а за ним... Белая  блузка,
белая юбка, рыжие волосы, зеленущие глаза.
     - Ужин!
     Официантка принялась накрывать на стол. Закуски,  бутылка  десертного
вина, коньячок, фрукты, два фужера...
     - Что это? - спросил Калинов.
     - Ваш ужин. Как заказывали...
     - Я заказывал на одного.
     - Вы заказывали на двоих. Правда, я что-то не вижу вашего гостя.  Или
гостью? - Официантка игриво улыбнулась, повела кокетливо плечиком.
     Калинов смотрел на нее, покусывая нижнюю губу.  Официантка  закончила
работу, подняла глаза:
     - Что вы на меня  так  смотрите?  Если  хотите,  могу  убрать  второй
прибор.
     -  Нет,  подожди!  -   Калинов   прикрыл   глаза.   Белые   простыни,
полураскрытые губы, рыжие волосы, разметавшиеся по подушке. - Я хотел  бы,
чтобы ты была моей гостьей.
     Зеленые глазищи широко  распахнулись.  Точь-в-точь  как  у  горничной
полчаса назад.
     - Я?.. Но ведь... - Она замялась.
     - Вам ни в коем  случае  нельзя  ужинать  с  постояльцами!  -  сказал
утвердительно Калинов.
     - Почему?.. Можно, но... Я просто боюсь оставаться с вами наедине.  -
Она снова игриво улыбнулась.
     Ах так, подумал Калинов. Ладно!
     - Подожди меня, пожалуйста.
     Он вышел в коридор. Дверь с надписью "Горничная" нашлась на удивление
быстро. Распахнул ее.  Вита  в  голубом  ужинала  бутербродами,  повернула
голову в сторону незваного гостя, удивилась, перестала жевать.
     - Прости, малышка, - сказал Калинов. - Я приглашаю  тебя  на  ужин  к
себе. В компании принимать пищу веселее.
     Вита поднялась из-за стола, на краю которого  лежала  высокая  стопка
постельного белья.
     - Но я... - У горничной был изумительно растерянный вид.
     - Не бойся. Мы будем не наедине.
     - А я и не боюсь! - Она гордо вздернула носик.
     Калинов умилился: как она похожа на его жену.
     Когда они вошли в номер  под  тремя  семерками,  Вита-официантка  уже
сидела за столом. Тут же неведомо откуда явился  третий  фужер.  Обе  Виты
поприветствовали друг друга, как и полагалось старым знакомым.
     - Ну не прелесть ли этот дядечка! - воскликнула Вита-официантка.
     Вита-горничная покивала, но от комментариев воздержалась.
     Разлили вино, коньяк. Выпили.  Калинову  стало  вдруг  хорошо-хорошо.
Словно с мылом и мочалкой вымыли душу. Начисто. Обе  Виты  весело  болтали
друг с  другом.  Калинов  неспешно  пережевывал  какое-то  мясо,  даже  не
прислушиваясь к щебету дам. Вечер напоминал  домашние  вечера,  только  не
бегали вокруг стола дети да жены были помоложе. Он вдруг почувствовал, что
глупо улыбается. Как жених на свадьбе...  Тогда  он  налил  еще,  и  снова
выпили.
     - А вам не кажется странным, что вы  так  похожи  друг  на  друга?  -
спросил Калинов.
     - Не кажется, - сказала  Вита-горничная.  -  Все  счастливые  женщины
похожи друг на друга.
     - Тем более что мы и не совсем похожи, - добавила Вита-официантка.  -
Я стерва, она недотрога.
     - Чепуха! - не согласился Калинов. - Одна и та же женщина может  быть
и стервой, и недотрогой. Все зависит от того, любит она или нет.
     - Дядечка хорошо знает женщин, - сказала Вита-стерва.
     - Дядечка их совсем не знает, - сказала Вита-недотрога.
     - Пожалуй, ты права, малышка, -  проговорил  Калинов.  -  И  ты  тоже
права.
     Содержимое бутылки с  вином  не  иссякало.  Обе  Виты  раскраснелись.
Официантка поглядывала на Калинова все более благосклонно, да и  горничная
теперь не прятала глаз, когда он смотрел на нее. После  очередного  тоста,
поднятого Калиновым за рыженьких зеленоглазых  девушек,  он  повернулся  к
телефону и набрал номер справочного.
     - Справочное слушает!
     - Джос, это ты?
     - Вы ошиблись номером, - отозвался Джос.
     - Если я и ошибся, то не номером... Но зачем ты прислал ко  мне  двух
этих куколок? Что я буду с ними делать?
     В ответ раздались частые гудки.
     Ужин закончился вполне  закономерно  -  постелью.  Кровать  оказалась
неожиданно широкой, и они поместились на ней все  трое.  Калинов  начал  с
недотроги. Она была трогательно-неумела, некоторое  время  сопротивлялась,
но  получилось  все  хорошо.  Официантка,  вопреки  своим  репликам,  тоже
оказалась неумелой девушкой. Но и с ней все получилось хорошо.


     Он проснулся, когда за окном уже было светло. Открыл глаза, посмотрел
в белый потолок.
     Ему было  хорошо.  На  груди  лежали  две  горячие  девичьи  руки.  В
предплечья ему упирались остренькие тугие  молокозаводики.  Тоже  горячие.
Век бы так лежал, в коконе из девичьих тел. Он осторожно  повернул  голову
направо. Вита-горничная (а может быть, официантка)  чему-то  улыбалась  во
сне. Он осторожно повернул голову налево. Вторая Вита  чему-то  хмурилась.
Он перевел взгляд дальше, через копну рыжих волос. На спинке кресла висели
две юбки: белая и голубая. Как две сестрички.
     Калинов осторожно снял  со  своей  груди  девичьи  руки  и  медленно,
напрягая брюшной пресс, сел. Аккуратно перелез через Виту, лежащую на краю
кровати.  Обе   девушки   одновременно   вздохнули,   пробормотали   нечто
неразборчивое  и,  не  просыпаясь,  повернулись  на  другой  бок.  Калинов
улыбнулся: это движение принадлежало его приме, она всегда  поворачивалась
на другой бок, когда он вставал на утреннюю пробежку. Калинов укрыл  обеих
любовниц одеялом и  пошел  в  ванную.  Справив  привычные  утренние  дела,
взглянул в зеркало. И отшатнулся:  из  зеркала  на  него  смотрел  молодой
парень. Заспанный. Взъерошенный. Голый. Небритый. Еще не забытый.
     - О Господи! - воскликнул Калинов. - Опять?!
     Он выскочил из ванной как  ошпаренный,  с  воплем:  "Я  не  хочу!"  -
бросился к кровати.
     Кровать была пуста. Одеяло по-прежнему покрывало ее,  но  теперь  оно
лежало плоско. Калинов растерянно огляделся. Номер тоже был пуст. На столе
отсутствовали всякие признаки вчерашнего ужина. Однако, дабы хозяин номера
не подумал, что ему все приснилось с пьяных глаз, две сестрички - белая  и
голубая - все так же висели на спинке кресла.  А  в  самом  кресле  лежали
остальные дамские причиндалы, в количестве двух штук каждый сорт.  Калинов
потянул за белую бретельку, взял в руки полупрозрачный бюстгальтер. И  тут
же в номере зазвучал тихий Витин голос:
     -  Сашенька!  Мне  бы  тоже  хотелось,  чтобы  ты  всегда   оставался
двадцатилетним, но после сорока не живут мечтами.
     Голос,  казалось,  звучал  прямо  из  чашек  бюстгальтера.   Как   из
динамиков.
     Калинов насторожился, принюхался. От бюстгальтера явно пахло Витиными
любимыми духами, но не теми, какими она пользовалась четверть века  назад,
а нынешними - "Серебряной звездой". И тогда Калинов