о шевелился чернильный океан. Оба они  знали,  что  лишь  отсюда  он
кажется ласковым и ленивым, а там, внизу, волны достигают в  высоту  сотни
метров. Да если еще учесть, что это не совсем вода. А  точнее,  совсем  не
вода...
     Калинов содрогнулся: не отказали бы двигатели.
     И тут же рука Виты куда-то исчезла. Он повернул голову и увидел,  как
девушка, с трудом удерживая равновесие, заскользила  вниз.  Крылья  на  ее
спине безвольно трепетали в потоках воздуха, и Калинов понял,  что  сейчас
произойдет. Он притормозил и бросился  вниз,  чтобы  уравнять  скорости  и
подхватить уже падающую Виту. Это ему удалось с первой же попытки,  словно
он всю свою жизнь только и делал, что  занимался  спасением  погибающих  в
чужих небесах. Правой рукой он подхватил Виту за  тонкую  талию,  а  левой
стал снимать с ее спины ранец и обвисшие крылья. Это тоже  удалось,  и  он
хотел было уже закричать от восторга, как вдруг  понял,  что  его  крыльям
двоих не удержать. Вита принялась отдирать его руку от своей талии, но  он
подтянул девчонку к себе и вцепился пальцами в пояс.
     Хорошо, что пояс  узкий,  подумал  он.  Не  оторвет,  сил  у  нее  не
хватит... Но как же мне теперь одной  рукой  умудриться  снять  с  себя  и
надеть на нее крылья?
     И тогда Вита повернула голову, и  он  увидел  ее  прищуренные  глаза,
равнодушные и чужие.
     - Не надо, - сказала она зло. - Ерунда все это.
     Калинов растерялся и чуть было не разжал пальцы.
     А вокруг уже не было ни зеленого неба, ни фиолетовых солнц. Был серый
теплый вечер. С далеких прерий  остро  пахло  незнакомыми  травами.  Сзади
доносилась разухабистая музыка. Там, у салуна, они оставили своих  лошадей
и шли теперь по узкой улице, протянувшейся между двумя рядами безжизненных
нахмурившихся домов. Ноги, обутые в мокасины, мягко ступали по  непривычно
ровному камню. К ночи должен был пойти дождь, и это  было  хорошо,  потому
что в дождь уйти от погони ничего не стоит.
     Калинов пробежал взглядом по окнам. Все окна были темны и  молчаливы,
только в одном, на  противоположной  стороне  улицы,  чуть-чуть  дернулась
цветастая занавеска. А может быть, ему просто показалось. До дома  Нуартье
оставалось еще метров двести. И тридцать минут до  начала  мертвого  часа,
когда  по  городу  разрешается  передвигаться  только  бледнолицым.   Идти
приходилось медленно, потому что "зажигалки" Вита спрятала  под  юбкой,  и
они ей очень мешали. А дело надо было сделать не мешкая, ибо завтра должна
была вернуться семья Нуартье - жена и пятеро ребятишек. Уж они-то ни в чем
не виноваты.
     Послышались шаги патрульных. Патруль топал к салуну, чтобы зарядиться
очередной порцией виски.
     - Что-то они сегодня рано, - сказал Калинов.
     - Целуй меня, - прошептала Вита.
     Он втиснул ее  в  угол  между  домами.  Острая  боль  пронзила  ногу.
"Зажигалки", вспомнил Калинов, но делать что-либо было уже поздно: патруль
находился совсем рядом. Вита обняла Калинова за шею, и он прижал  ее  всем
телом к стене. Жаркое дыхание девушки обожгло ему губы,  глаза  ее  широко
раскрылись, он увидел в их глубине желание и страх. Сердце колотилось  так
громко, что, казалось, этот грохот должны услышать все  жители  города.  И
тогда Калинов вытащил из кармана стилет  и  спрятал  в  рукав.  Была  еще,
правда, маленькая надежда на то, что патруль слишком торопится в салун.
     - Все хорошо, - прошептал Калинов.
     Вита зажмурилась: их осветили сзади фонариком.
     - Эй, краснокожий, помощь не требуется? - сказал кто-то.
     Раздался грубый смех, и  тот  же  голос  гнусно  выругался.  Калинова
поощрительно шлепнули по заду, снова заржали.
     Виту начало трясти, и он еще сильнее прижал  ее  к  замшелым  камням.
Боль в ноге стала почти нестерпимой. Не сорвать бы чеку, подумал  Калинов.
И кто бы мне объяснил, откуда в этом городке замшелые камни?..
     Наконец, фонарик погасили, и патруль, зубоскаля и  топая  тяжеленными
армейскими сапожищами, удалился. Калинов перевел дух, выпустил девушку  из
объятий и сунул стилет в карман.
     - Пошли, - прошептала Вита, поправляя юбку.
     Они двинулись дальше. Свет так нигде и не зажегся, фонари  висели  на
столбах мрачными темными пятнами, похожие на замерзших нахохлившихся птиц.
Подошли к дому Нуартье. Калитка, как и условились вчера, была не  заперта.
Калинов незаметно оглянулся по сторонам, вытащил стилет и осторожно открыл
створку. Вошли. Во дворе почему-то было гораздо темнее, чем на улице,  как
будто  Господь  накрыл  дом  Нуартье  капюшоном,  спрятав  их   от   всего
остального, враждебного мира. Сзади чуть слышно щелкнул запор.
     - Роже, - позвал Калинов. - Ты где?
     - Да тут я, Орлиное Перо, - послышался за спиной голос Нуартье.
     Оглянуться Калинов не успел. Руку со стилетом дернули вверх  с  такой
силой, что она, казалось, сейчас оторвется, и тут же что-то тяжелое ухнуло
по затылку. Впрочем, упасть ему не позволили, подхватили  с  обеих  сторон
под мышки, но сознание  он,  по-видимому,  на  несколько  секунд  потерял,
потому что, когда он пришел в себя, Вита  стояла  в  стороне  с  поднятыми
руками.
     Двор был залит светом. Роже Нуартье выпростал из-под  тигровой  шкуры
ручищи и, осклабившись, принялся обыскивать девушку.
     - Хороша подруга у Орлиного Пера! - сказал он и тряхнул белым  чубом.
- Давно я не обыскивал такой аппетитной краснокожей!
     Руки Нуартье скользнули вдоль тела Виты,  слегка  задержались  на  ее
груди. Нуартье зацокал языком, а Калинов закусил губу и напрягся.
     - У тебя извращенные аппетиты, Нуартье, - сказал с ухмылкой офицер. -
Она же рыжая. И тощая как полено.
     Нуартье грязно выругался, опустил руки ниже.
     - Ого! - воскликнул он, наткнувшись на "зажигалки". -  Тут,  кажется,
подарочек.
     Офицер отодвинул его в  сторону,  достал  нож  и,  сверкая  белозубой
улыбкой - сама приветливость! - принялся разрезать  на  Вите  юбку.  Ткань
легко разошлась, сквозь разрез стали видны белые трусики.
     - Что-то новенькое, - сказал офицер, взвешивая "зажигалки" на ладони.
- Ты молодец, Нуартье!.. Мисс мы пока оставим у тебя, а паренька возьмем с
собой. Шериф давно хотел с ним встретиться!.. А рыжую приведешь утром.  Вы
не против, мисс?
     Нуартье с вожделением глядел на "мисс".  По  затылку  Калинова  текло
липкое и теплое, перед глазами висела плотная багровая занавеска, за  руки
держали крепко - не вырвешься!  Он  раскрыл  глаза  пошире,  усилием  воли
отодвинул в сторону багровую занавеску и посмотрел на Виту.
     Что же ты их не поубиваешь, девочка, подумал он.  Не  спасешь  нас?..
Ведь тебе это так просто!
     Его взгляд встретился со взглядом Виты, спокойным и пристальным. И  в
голове перестали бить колокола, и мускулы  налились  металлом,  и  Калинов
понял, что может перевернуть мир. Запросто - как школьный глобус... А  еще
он  понял,  что  Вита  желает,  чтобы  он  все  совершил   самостоятельно.
Рассчитался с Роже. Покончил с засадой... И ее чтобы спас. Как и  положено
кавалеру.
     Господи, только бы не отказало мое столетнее тело,  взмолился  он.  И
напряг мышцы.
     Люди, державшие его за руки, так  сильно  столкнулись  головами,  что
черепа их раскололись. Легким движением Калинов перебросил оба тела  через
ограду: столь много оказалось  сил.  Офицер,  все  еще  улыбаясь,  пытался
достать  правой  рукой  пистолет,  в  левой  у   него   по-прежнему   были
"зажигалки".
     Зато Нуартье уже стрелял. Лайтинг в его лапах выглядел игрушечным,  и
он спокойно выпустил в Калинова весь заряд. В упор. С двух ярдов.  Но  луч
отразился  и  ушел  куда-то  в  небо.   Калинов   сделал   шажок   вперед,
аккуратненько щелкнул Нуартье по лбу.  Голова  Роже  мотнулась  назад;  он
выронил лайтинг из рук, упал навзничь, дернулся и  затих.  Тигровая  шкура
выглядела втоптанным в грязь волшебным  цветком,  и  ее  было  жаль.  Вита
смотрела на своего кавалера с восторгом, и  имелось  в  ее  взгляде  нечто
такое, от чего мышцы Калинова прямо-таки переполнились мощью.
     Оставался офицерик.  Калинов  повернулся  к  нему.  Офицерик  уже  не
улыбался. И не пытался достать пистолет. Правой рукой он  тянулся  к  чеке
"зажигалки".
     - Не трожь! - заорал Калинов. - Полгорода спалишь!
     Было поздно.  Послышались  хлопок  и  шипение.  Физиономия  офицерика
начала вытягиваться.
     И тогда Калинов схватил Виту под мышку и, задержав  дыхание,  прыгнул
вверх, перелетел через ограду, через мостовую и опустился  во  дворе  дома
напротив. И снова прыгнул. В прыжке он успел оглянуться.
     Из  двора  Нуартье,  стремительно  увеличиваясь  в  объеме,  вставало
багровое  солнце.   Было   удивительно   тихо,   только   что-то   хрипела
полузадушенная Вита.
     Сзади полыхнуло жаром, и пришлось прыгать и  прыгать,  все  дальше  и
дальше, и уже не хватало сил на следующий прыжок, и тогда он растянулся  у
какого-то дома, прямо на брусчатке, и подмял под  себя  Виту,  прикрыв  ее
телом.
     И наваливающийся сверху плотный жар пропал. Вокруг снова была  трава,
пели птицы, и дул легкий ветерок.
     - Отпусти, - прошептала Вита. - Медведь...
     Калинов, пошатнувшись, встал. Вита села. На ее обнаженной правой ноге
виднелись два больших синих кровоподтека. Вита посмотрела  на  Калинова  и
медленно натянула на ногу разрезанную юбку. Он поспешно отвел глаза.
     - Что происходило?
     - У кого-то из нас буйная фантазия, - сказала Вита. -  Пожалуй,  даже
слишком буйная! - Она поднялась, придерживая разрез рукой. - Я домой...  С
мамой теперь придется объясняться... В таком виде...
     И не успел Калинов что-либо произнести, как она  подскочила  к  нему,
коснулась горячими губами его щеки, отпрянула и тут же исчезла.
     О Господи, сказал себе Калинов. Добился-таки своего, старый пень!
     Он огляделся. Рядом никого, слава Богу, не  было.  На  пляже  большая
группа  молодежи  играла  в  волейбол.  Классическим   кружком,   ухая   и
повизгивая. Калинов побрел туда. Левая нога ныла. Он снял брюки и  остался
в плавках. На ноге были такие же кровоподтеки, как и у Виты.
     - Чертовы "зажигалки"! - пробормотал он.
     На пляже его встретили громкими приветственными возгласами, как будто
он отсутствовал невесть как долго. Зяблика среди играющих не было. Аллы  -
тоже. Флоренс Салливан сидела в сторонке на песке, подтянув  к  подбородку
коленки, задумчиво смотрела  на  неподвижную  воду.  С  Флоренс,  пожалуй,
стоило бы поговорить, но только - упаси Бог! - не сейчас.  Калинов  поймал
на своих ранах любопытные взгляды двух или трех  девчонок.  Девчонки  были
незнакомыми, но симпатичными. Он равнодушно  кивнул  им  и  растянулся  на
теплом песке. Рядом с ним хлопнулся еще кто-то. Калинов  повернул  голову.
Это был Клод.
     - Надоело прыгать, - сказал он. - Можно, я с тобой полежу?
     - Ложись.
     - А где Вита?
     Калинов пожал плечами.
     - Ясно, - сказал Клод. - Интересно было?
     Калинов снова пожал плечами.
     - Вита - прекрасная  девушка,  -  сказал  Клод.  -  Только  ей  нужно
настоящее.
     Калинов подгреб себе под грудь кучу песка.
     - Зачем ты мне это говоришь? - спросил он.
     - Видишь ли... Ты, должно быть, заметил,  что  большинству  из  нашей
компании от  шестнадцати  до  восемнадцати  лет.  Другие  здесь  почти  не
появляются.
     - Заметил, - согласился Калинов.
     - А мне вот уже двадцать два, - сказал Клод. - Да-да... Ты не  хочешь
спросить, почему я до сих пор играю в эти игры?
     - Почему?
     - Из-за глубины... Я, конечно, не знаю, где вы были с  Витой  вдвоем.
Но  вот  когда  мы  штурмовали  тот  лагерь...  Скажи,  ты  так  ненавидел
когда-нибудь там, в Мире?..  У  меня  было  желание  передушить  оранжевых
голыми руками.
     - А мне хотелось посмотреть, есть ли у них сердца, - сказал Калинов.
     - Вот-вот. - Клод кивнул. - Ты знаешь, это как наркотик! И  я  боюсь,
что  они  подменят  жизнь  дэй-дримами...  Это,  знаешь,   как   в   музее
изобразительного искусства.  Картина  всегда  выглядит  более  яркой,  чем
жизнь. В жизни и краски более блеклые, и разноцветья неизмеримо меньше.  -
Он вздохнул. - Во всяком случае, так  кажется...  Я  ведь  сам  давно  уже
понимаю, что пора себе искать настоящее дело. И все время возвращаюсь сюда
и возвращаюсь. Нет сил уйти... И так уже шесть лет.
     - Шесть лет?! - поразился Калинов.
     Оказывается, все это существует уже давно, подумал он. И все эти годы
Страна Грез хранится в глубокой тайне...  так,  что  никто  из  нас  и  не
догадывался... И этот мальчишка прав. Я прожил без  малого  сотню  лет,  и
любил, и ненавидеть приходилось, но все это  было  как-то  мельче,  мягче,
бледнее... Как я тогда подцепил Наташку! Вот с ней у нас было настоящее...
Черт, все с ног на голову поставил! Тут настоящее, в Мире игрушечное...  А
дети во все времена играли - уж  так  они  устроены.  В  разные  игры  они
играли, и в войну тоже... Казаки-разбойники!.. И не  было  в  этом  ничего
кощунственного! Кощунство всегда придумывали взрослые...
     Подошла Флоренс Салливан. Не глядя на Калинова, шепнула что-то Клоду.
Тот кивнул. Флоренс шагнула в сторону и растворилась в воздухе. Клод снова
повернулся к Калинову.
     - Домой пошла? - спросил Калинов.
     - Нет. Индивидуальный дэй-дрим... Не все ведь  являются  сюда  лагеря
штурмовать. Каждому хочется чего-то своего.
     - А зачем тогда вы устраиваете всеобщие спектакли?
     - Это не спектакли. - Голос Клода  был  спокоен:  как  будто  учитель
объясняет ученику новую тему. - А устраиваем  мы  их  затем,  чтобы  здесь
никто не чувствовал себя одиноким.
     Калинов понимающе кивнул.
     - Ты знаешь, Клод, - сказал он после паузы. - Я был неправ...  С  той
пощечиной.
     Клод Пристально посмотрел Калинову в глаза.
     - Ты странный парень, Саша. - Он покусал нижнюю губу. - Вот ты лежишь
рядом, пацан пацаном... А порой мне кажется, что  ты  лет  на  сто  старше
меня.
     - Почему? - Калинов сел.
     Как будто насквозь видят,  думал  он.  Какие  они,  в  сущности,  еще
дети... Но иногда становится страшно находиться рядом с ними.  Не  то  что
солгать - душой покривить нельзя!
     - Не знаю. - Клод пожал плечами. - Просто такое ощущение.
     Отступись, старый козел, сказал себе Калинов. А вслух произнес:
     - Пошел я домой.
     - Ага, - отозвался Клод. - Приходи завтра.
     Калинов встал и принялся натягивать штаны.
     - Только запомни, - продолжал Клод, - обидишь как-нибудь Витку - я не
погляжу на то, что ты пацан пацаном!
     - Запомню, - пообещал Калинов.
     И окунулся в серый туман.


     Когда  туман  рассеялся,  вокруг  не  оказалось  ничего  похожего  на
внутренности джамп-кабины. Калинов стоял на пороге незнакомого  помещения.
В помещении было пусто. И темно. Однако, едва Калинов  сделал  шаг  назад,
стены вспыхнули неяркими разноцветными огоньками. Намного светлее от этого
не стало, но Калинов смог разглядеть ровные шеренги столиков,  заполняющих
помещение. Он усмехнулся: кажется,  он  стоит  на  пороге  одного  из  тех
автоматических кабаре,  столь  распространившихся  в  последнее  время  по
Европе. Правда, зал был пуст, за столами никто  не  сидел,  но  весь  этот
антураж после всего происшедшего сегодня  казался  настолько  неожиданным,
что Калинову стало любопытно, что Вита придумала еще. И потому он спокойно
сел за  столик  прямо  напротив  стереорамы,  изображавшей  пустую  сцену,
задрапированную серой в полутьме  -  а  в  натуре,  по-видимому,  белой  -
материей. Кресло тут же  трансформировалось  под  очертания  его  тела,  и
Калинов подумал, что, если бы в кабаре оказался наблюдательный посетитель,
он бы немало подивился:  с  какой  это  стати  кресло,  в  которое  уселся
молоденький парнишка, приняло такие очертания?
     Наблюдательных людей в зале не оказалось, однако кабаре сразу  ожило.
Должно быть, именно Калинова здесь и ждали.
     - Добрый вечер! - раздался интимный голос, и опытное ухо Калинова тут
же уловило, что говорит автомат. - Мы рады видеть вас в нашем театре. Ждем
вашего заказа. Представление - через полчаса.
     Голос умолк, из  глубин  стола  выдвинулось  табло  меню.  И  Калинов
обнаружил, что сегодняшние приключения только разбудили  его  аппетит.  Он
даже вынужден был отметить, что давно уже не  испытывал  такого  голода  в
последние годы.  И  принялся  нажимать  кнопки,  надеясь,  что  кабаре  не
растворится в сером тумане и удастся поесть здесь,  за  этим  столом,  где
никто не мешает.
     Тут ему в голову пришло, что это именно его  фантазия  создала  пункт
удовлетворения  желудочных  страстей,  а  значит  -  пока   создатель   не
насытится, кабаре не исчезнет. И надо сказать,  такое  всемогущество  было
весьма приятно. Как в молодости, когда казалось, можешь абсолютно  все,  и
не было еще за плечами груза ошибок и компромиссов. Тем не менее, при всем
ощущении всемогущества, спиртного Калинов заказывать не стал:  ни  к  чему
играть в "казаки-разбойники" с собственным организмом, до добра такие игры
не доведут. Ограничился соком.
     Через минуту раскрылись створки люка, и недра стола родили  поднос  с
заказанным. Калинов взял в руки нож и вилку и  вдруг  понял,  что  пустота
зала действует ему на нервы.
     И тут же над столами разнесся гул голосов.  Калинов  в  растерянности
крутил головой. Пустых  столов  в  зале  больше  не  было,  вокруг  сидели
плечистые молодые парни, что-то жевали, разговаривали друг  с  другом.  За
столом Калинова никто не появился. Из гула  голосов  слух  не  выделял  ни
одной различимой реплики. Более того, и лица-то  у  парней  были  какие-то
неразличимые.
     Во всяком случае, когда Калинов отвел глаза от сидевшего за  соседним
столом блондина, ему показалось, что лицо  того  исчезло,  превратилось  в
неразличимую маску: точка, точка, два крючочка... Однако, если не смотреть
по сторонам, ощущения странности не возникало, а пустота больше не  давила
на психику. И Калинов принялся за обед.
     Обед был натуральный. Бифштекс оказался настоящим мясом, да  и  овощи
явно  выросли  на  грядке,  так  что  Калинов  с  давно  не   испытываемым
удовольствием очищал тарелки. Вокруг ели  и  разговаривали.  Заметив,  что
безликие парни не смотрят друг на друга,  Калинов  пришел  к  выводу,  что
каждый беседует с самим собой. Из-за столов никто не поднимался, никто  не
выходил и не входил в  зал,  но  в  конце  концов,  что  ему  за  дело  до
собственных фантазий, когда организмом  правит  желудок?  Уж  лучше  такие
сотрапезники, чем шипящие драконы или белобрысые юнцы в тигровых шкурах! С
лайтингами в руках...
     А  потом  вспыхнули  софиты,  и   стереорама   преобразилась.   Серая
драпировка покрылась разноцветными пятнами.  Донеслись  звуки  фанфар,  по
залу разнесся приятный аромат незнакомых духов. Мерно  жующие  физиономии,
как по команде, повернулись в сторону сцены. Гул голосов резко  оборвался,
словно кто-то где-то выключил кристаллофонную запись.
     А потом на сцену явилась  из  ниоткуда  прелестная  девичья  фигурка,
затянутая в облегающее одеяние. Софиты светили в глубокий вырез на  спине,
и Калинов сразу узнал Виту, хотя она и поменяла цвет волос - с  рыжего  на
белый.  Фигуру-то  так  легко  не  поменяешь...  Если   ты   не   вооружен
дисивером...
     И начался сеанс стриптиза. Калинов никогда  не  понимал  популярности
подобных заведений. Конечно, голографическое изображение на вид  ничем  не
отличается от живого тела, но ведь стриптиз - не  простой  показ  процесса
избавления от одежды. Живая артистка всегда чувствует настроение зрителей,
их желания и темперамент, и в зависимости от настроения зала  меняет  ритм
движений и музыки. Тут музыка звучала очаровательная, но ритм не  менялся.
Автоматика...
     Калинов сглотнул  слюну  и  оглянулся.  Тупые  физиономии,  глядя  на
обнажающуюся Виту, мерно пережевывали свою жвачку.  С  удовольствием.  Как
коровы.
     Господи, подумал Калинов, напрочь заб