неподвижное
тело у своих ног.
   - Тебе доставляет удовольствие  знать,  насколько  женщина  желает  твоей
смерти? - поинтересовался Финн.
   Я оглянулся. Он стоял за моей спиной, бледный, как смерть, губы его  были
сжаты в одну линию, а по лицу градом катился пот. Я  видел,  как  невероятно
напряжены его плечи, шрам, пересекавший его лицо,  казалось,  был  нарисован
пурпурно-красным на белом. Он стоял так прямо, что я не посмел коснуться его
даже ради того, чтобы помочь,  боясь,  что  от  малейшего  прикосновений  он
замертво рухнет на землю.
   - Мне это не доставляет удовольствия, - просто  ответил  я,  -  но  и  не
удивляет. А ты думаешь, должно? - я покачал головой. -  И  все  же...  я  не
подозревал, что она обладает такой силой.
   - Она - мэйха Тина-пара, - отчетливо выговаривая  каждое  слово,  ответил
Финн. - Шлюха, чтобы не поганить Древний Язык. Думаешь,  она  позволит  тебе
жить?
   Неужели ты так слеп? Кэриллон, ты же видел, что она может.  Она  наполнит
твой кубок горьким ядом, а ты будешь принимать его за сладкое вино.
   - Почему? - резко спросила Торри, - Что ты такое говоришь моему брату?
   Я поднял было руку, чтобы призвать его к молчанию, но уронил ее снова.
   Финна невозможно было заставить молчать, если  он  твердо  решил  сказать
что-то.
   - Он тебе не сказал? Он собирается жениться на этой женщине.
   Зеленая шерстяная ткань колыхнулась, как облако, когда Торри  шагнула  из
шатра ко мне, поднеся к груди сжатые кулачки. Ее волосы ниспадали на грудь и
кольцами вились у колен, - Ты не  сделаешь  этого!  Электра  ?!  Кэриллон  -
одумайся! Ты видел, что она хочет сделать с  тобой  -  Электра  хочет  твоей
смерти!
   - Так же, как Беллэм, Тинстар и любой  солиндец  в  Хомейне.  Думаешь,  я
слепой, что ли? - я потянулся и схватил ее за запястье. - Я хочу жениться на
ней, когда война закончится, чтобы примирить два  государства,  столь  долго
враждовавшие. Так поступают часто, ты знаешь это не хуже  меня.  Но  теперь,
Турмилайн, теперь - быть может, это будет в последний раз.
   - Союз? - переспросила она. - Ты думаешь, Солинда  может  согласиться  на
что-то подобное? Когда Беллэм будет мертв...
   - ...Солинда останется без короля, - закончил я.
   - И она предпочтет меня прислужникам Айлини. Подумай о том, что собирался
сделать Шейн, просватав Линдир за Эллика! Он хотел  добиться  долгого  мира,
который подведет итог  всем  этим  дурацким  войнам.  Теперь  в  моих  руках
принести двум странам этот мир, и я сделаю  все,  чтобы  добиться  этого.  Я
женюсь на Электре - так же, как и ты в свой черед  когда-нибудь  выйдешь  за
принца чужой державы.
   Ее рука ослабела, кровь отлила от лица:
   - Кэриллон... постой...
   - Мы будем служить нашему  Дому,  Турмилайн,  как  некогда  наши  предки,
отчетливо выговорил я.
   - Нужно ли мне называть их?  Шейн  сам  взял  в  жены  Эллинду  Эриннскую
прежде, чем Лорсиллу Хомейнскую. А перед тем...
   - Я знаю! - выкрикнула она. - Во имя богов, Кэриллон, я старше  тебя!  Но
по какому праву ты говоришь мне, кто должен  стать  моим  мужем?  По  какому
праву ты хочешь решить это за меня?!
   - По праву брата, - мрачно ответил я,  сознавая,  что  эти  слова  больно
ранят ее. - По праву последнего мужчины нашего Дома. Но  более  всего  -  по
праву Мухаара.
   Я продолжал сжимать ее руку в своей. Она внезапно собралась  с  силами  и
вырвалась от меня:
   - Надеюсь, ты все-таки дашь мне хоть какой-то выбор...
   - Дал бы, если бы мог, - мягко  ответил  я.  -  Но  посланники  придут  к
Мухаару Хомейны, не к его не покорной своевольной сестре.
   Я замолчал ненадолго, сознавая, что  своими  словами  причиняю  ей  новую
боль, сознавая, что тот, кто был ей желанен, сейчас слушает меня:
   - Ты полагаешь, что свободна от подобных обязанностей?
   - Нет, - наконец ответила она, - нет... не совсем.  Но  по  меньшей  мере
странно рассуждать о том, кто станет моим мужем,  когда  Трон  Льва  еще  не
принадлежит тебе.
   - Это вопрос времени, - я потер лоб и обратился к Финну.  -  Если  я  дам
тебе приказ, будешь ли ты повиноваться ему?
   Он приподнял одну бровь:
   - Обычно это входит в мои обязанности.
   - Тогда возвращайся в  Обитель  так  скоро,  как  только  сможешь.  -  он
приоткрыл было рот, чтобы возразить, но на этот раз победа осталась за мной,
Я отсылаю с тобой и  Торри,  чтобы  она  была  в  безопасности  и  более  не
переживала таких приключений, как этой ночью.
   Я не сказал, что  она  также  будет  разлучена  с  Лахлэном,  впрочем,  я
поступал так не только ради ее блага, но также и ради него:
   - Я хочу, чтобы ты выздоровел как можно скорее, - продолжал я.  -  Аликс,
без сомнения, хочет возвратиться к Доналу, так что она и будет  сопровождать
Торри, и, право же, это достойный эскорт. Оставайся там, пока не поправишься
полностью. Вот мое приказание, вассал мой.
   Финн вовсе не был доволен моими распоряжениями, но не стал  возражать.  Я
отнял у него эту возможность. И, прежде чем  я  успел  предложить  ему  свою
помощь, он отвернулся и захромал прочь.
   Ветер трепал волосы Торри, как и я, она смотрела вслед Финну. Я услышал в
ее голосе удивление и тень преклонения и вспомнил, что она  еще  очень  мало
знает о Чэйсули. Только то, о чем рассказывают легенды и баллады.
   - Это сила, - сказала она, - и гордость.  Такая  гордость,  какой  я  еще
никогда не видела. Я улыбнулся и ответил:
   - Это Финн.

Глава 16

   Небо было ясным,  хрустально-прозрачным,  и  высокое  солнце  палило  мою
непокрытую  голову.  Я  сидел  подле  своего  шатра  на  трехногом  походном
табурете: на коленях у меня лежал меч Чэйсули. Яркие  блики  отполированного
до зеркального блеска металла слепили глаза,  заставляли  меня  щуриться,  я
осматривал заточку кромок. Откуда-то -  совсем  близко  -  доносилась  песня
Лахлэна:
   Приди, о госпожа моя, и рядом со мною сядь.
   Одежд твоих изумрудный шелк - так трава зеленеет весной.
   Выслушай песнь мою Я опьянен тобой,  Я  твой  менестрель,  я  готов  тебе
сердце отдать.
   Роуэн стоял подле меня, терпеливо  ожидая  приговора.  Он  провел  долгие
часы, затачивая и отчищая мой меч. Сперва я  не  думал  даже  о  том,  чтобы
доверить ему это: в Кэйлдон я  следил  за  своим  оружием  сам,  и,  клянусь
богами, следил много внимательнее, чем за самим собой - но здесь не Кэйлдон.
Здесь была Хомейна, и мне необходимо было усвоить  королевские  манеры.  Это
включало в себя и необходимость иметь людей, которые будут следить  за  моим
оружием, доспехами и конем. И все же я только  этим  утром  сумел  заставить
себя доверить меч чужим рукам.
   Рубин - Око Мухаара - горел в яблоке алым огнем. Золотые зубцы  смыкались
вокруг него, как львиные копи: лев - королевский зверь. Начищенный до блеска
гербовый лев сиял чистым золотом, я решил,  что  такая  работа  меня  вполне
устраивает. Потрогал пальцем  руны,  вырезанные  на  клинке,  чувствуя  края
впадин, и кивнул:
   - Отличная работа, Роуэн. Тебе бы мастером меча быть...
   - Предпочитаю оставаться капитаном, - ответил он, - по крайней мере, пока
я служу тебе.
   Я улыбнулся и мягкой тканью стер со сверкающей стали следы своих пальцев.
   - Я же не бог, Роуэн. Я такой же человек, как и ты.
   - Это я знаю,  -  действительно,  часть  его  благоговейного  почтения  и
преклонения передо мной за последнее время улетучилась, это было заметно.  -
Но, если мне предоставили бы выбор, я продолжал бы служить Мухаару,  человек
он, или нет.
   Я поднял глаза и увидел, что он улыбается. Тонкая дымка висела в  воздухе
разогретая солнцем мелкая пыль, покрывавшая все вокруг. Я слышал звон мечей,
звуки спора и смех. Но кроме того - я слышал  арфу  и  мягкий  выразительный
голос Лахлэна.
   Приди, о госпожа моя, и слушай арфу мою:
   Пусть золото струн для тебя звенит - я буду петь и играть.
   Я буду молиться и ждать, Чтоб из алых уст услыхать, Что  ты  любишь  меня
так же сильно, как я люблю.
   Я поднял с земли пояс с ножнами и медленно вложил в них меч,  наслаждаясь
звуком скользящей по коже стали, свистом меча, легко  входящего  в  ножны  -
тоже своего рода песня. Одна из жестоких и прекрасных песен войны.  И  много
лучше, чем звук стали, рассекающей живую плоть или хруст разрубаемых костей.
   - Эй, там, в лагере! - донесся до меня  голос  издалека,  -  Послание  от
Беллэма!
   На дороге поднялось облако пыли, в лагерь въехали четверо: трое - охрана,
четвертый - хомэйн, которого перед этим я видел только однажды, когда  давал
ему это поручение.
   Охранники подвели его ко мне и придержали поводья коня,  когда  посланник
спешился и преклонил колено в быстром нетерпеливом жесте почтения. Его глаза
радостно сверкали, когда жестом я приказал ему встать:
   - Мой господин, у меня слово к тебе из Мухаары.
   - Говори.
   - Беллэм, мой господин. Он желает открытого боя - две армии  в  поле,  он
говорит, что незачем зря проливать кровь  и  тратить  время  на  бесполезные
вылазки.
   Я улыбнулся:
   - Значит, бесполезные? Настолько бесполезные, что теперь он  просит  меня
придержать моих людей, поскольку мы ослабили его хватку на горле Хомейны.
   Настолько бесполезные, что он, наконец, хочет покончить со всем этим, - я
почувствовал,  как  от  нетерпения  быстрее  забилось  сердце.   Наконец-то.
Наконец-то.
   - Что-то еще..?
   Он пытался отдышаться после долгой скачки.  В  последнее  время  я  часто
посылал своих людей на главные дороги Хомейны - обычно это были  добровольцы
из ремесленников и фермеров,  но  не  солдаты.  Некоторые  побывали  даже  в
Мухааре, чтобы получить  информацию  из  первых  рук  и  выяснить  намерения
Беллэма, о которых нам в общих чертах поведал Лахлэн.
   - Мой господин, - сказал вестник, - похоже, что Беллэм в  гневе,  ему  не
терпится покончить со всем этим. Он хочет уничтожить  тебя.  А  потому,  мой
господин, он предлагает тебе битву неподалеку от Мухаары.  Как  он  говорит,
это будет последняя битва, которая покончит с войной.
   -  Да?  -  я  ухмыльнулся,  взглянув  на  Роуэна,  -  Без  сомнения,   он
присовокупил к этому множество разнообразных оскорблений,  чтобы  приправить
свои слова перчиком, не так ли?
   Посланник расхохотался:
   - Конечно же, господин мой! Что еще может делать побитый  пес?  -  только
выть и тявкать. Он потрясает кулаками,  кричит  и  угрожает  -  и  все  лишь
потому, что становится слабее с каждым днем, -  его  лицо  разрумянилось,  -
господин мои Кэриллон, он  утверждает,  что  ты  устраиваешь  такие  вылазки
потому, что не способен командовать армией на поле  боя.  Что  ты  посылаешь
Чэйсули околдовывать его патрули, потому что на большее тебе не хватает ума.
Мой господин - мы будем биться?..
   Я видел, что он готов к этому, видел и то, что вокруг собираются  люди  -
не слишком близко, чтобы вмешаться в разговор, но достаточно  близко,  чтобы
слышать мой ответ. Я был не против. Без сомнения, всех их грызло нетерпение.
   - Мы будем биться, -  подтвердил  я,  поднимаясь.  Ответом  мне  был  хор
приветственных криков.
   - Поешь и отдохни, - продолжил я, обратившись к гонцу,  -  и  выпей  вина
любого, какого хочешь. Сегодня мы пьем за нашу победу и поражение Беллэма, а
завтра выступаем.
   Он поклонился и ушел исполнять мое приказание. Остальные  тоже  поспешили
разойтись, чтобы передать мои слова войску.  Вино  развяжет  им  языки,  они
исполнят то, чего не мог сделать я: поговорят о каждым солдатом. Теперь  моя
армия была слишком велика.
   Роуэн вздохнул:
   - Мой господин - это прекрасно. Даже я с радостью пойду в бой.
   - Даже зная, что тебя могут убить?
   - Меня могут убить в любой вылазке, - ответил он. - И что за  дело,  умру
ли я, ведя в бой двадцать солдат, или двести? Или даже две тысячи?
   Рукоять меча грела мне ладонь, рубин ярко сверкал в лучах солнца.
   - И верно, что за дело? - я оглядел лагерь. - Чем измерить  силу  Мухаара
тем ли, сколько людей льют за него кровь? Или - просто тем, что  они  готовы
умереть за него?..
   Эта мысль заставила меня нахмуриться, я тряхнул головой - сейчас не время
для таких размышлений:
   - Найди мне Дункана. Последний раз я видел его с Финном. Нам многое нужно
обсудить.
   Роуэн кивнул и тут же ушел. Я застегнул пояс и собрался было вернуться  в
свой шатер и посмотреть карты, но задержался.
   Приди, о госпожа моя - я наполнил кубок вином, Я собрал для тебя  золотых
плодов - и слаще их губы твои.
   Но напрасно я ждал, скорбя, И напрасны слова любви Ты  сказала  мне,  что
вовек не придешь в мой дом И боль в моем сердце, и пуст без тебя мой дом...
   Я поморщился и поскреб бороду. Это была поэтическая вольность:  на  самом
деле Торри вовсе не говорила, что не придет - то был приказ ее брата. И  все
эти восемь недель, что Торри провела в Обители, Лахлэн  доверял  свои  мысли
одной только Леди, забыв о том доверии, что когда-то возникло между нами.
   -  Безумец,  -  пробормотал  я.  -  Безумец,  решивший  взлететь  слишком
высоко... и, несомненно, сам знает об этом не хуже моего.
   Может, он и знал. Он часто бывал при дворах королей. Но  человек  никогда
не знает, где найдет свою любовь - так и принцесса не выбирает,  чьей  женой
ей суждено стать.
   Музыка арфы умолкла. Я стоял, слушая шорох ветра, пролетающего над  сухой
вытоптанной землей, потом выругался сквозь зубы и вошел в шатер.
   - Кэриллон.
   На пороге стоял Финн. Я жестом предложил ему войти, но он только отвел  в
сторону полог - и не сдвинулся с места. Он стоял в тени, а за его спиной был
лишь ночной мрак.
   Я сел рывком, мгновенно проснувшись - да  и  спал  ли  я,  сознавая,  что
завтра мне предстоит сойтись лицом  к  лицу  с  Беллэмом?  -  и  зажег  свою
единственную свечу. Нахмурившись, я смотрел на Финна. Внезапно он  показался
мне чужим и странно сосредоточенным.
   - Возьми свой меч и иди со мной.
   Я посмотрел на меч, лежавший в ножнах подле меня. Меч, который ждал  меня
не меньше, чем я  ждал  рассвета.  Зная,  что  Финн  ничего  не  делает  без
серьезной на то причины, я натянул сапоги и поднялся - как это обычно бывает
в военных лагерях, я спал в одежде.
   - Куда? - я вынул меч из ножен.
   - Туда.
   Больше он не сказал ничего - просто ждал, когда я последую за  ним.  И  я
пошел с ним и за Сторром, к дальнему холму. Лагерь остался позади  -  мутное
красноватое зарево за гребнем холма.
   Я ждал объяснений от Финна.
   Сперва он молчал. Я видел, как он осматривает землю -  словно  в  поисках
какого-то знака. И мы увидели этот знак - одновременно.
   Пять гладких камней, расположенных правильным кругом. Финн  улыбнулся  и,
опустившись на колени, коснулся каждого по очереди кончиком  пальца,  словно
пересчитывал их или хотел, чтобы они узнали его прикосновение. Он проговорил
что-то почти беззвучно, я не понял, что Древний Язык, и ни одного  знакомого
слова. Он перестал быть тем Финном, которого я знал.
   Чэйсули взглянул вверх, по-прежнему стоя на коленях. Все вверх  и  вверх,
запрокинув голову - в небо: ночное небо, бархатный  черный  полог,  расшитый
сияющими звездами, словно драгоценными камнями. Ветер  отбросил  его  волосы
назад - я снова увидел свежий шрам, пересекающий щеку до челюсти, но  увидел
и нечто больше. Я увидел человека, ушедшего отсюда - далеко, далеко - ввысь.
   - Жа-хай, - проговорил он. - Жа-хай, чэйсу, Мухаар.
   Волк единожды обошел круг. Я видел янтарный блеск его глаз.  Финн  бросил
на него короткий взгляд - рассеянная отстраненность, без слов сказавшая мне,
что он говорит с лиир. Хотел бы я знать, что было сказано между ними...
   Ночь была прохладной. Ветер нес пыль,  песок  набился  мне  в  бороду.  Я
поднес руку к губам,  намереваясь  вытереть  их,  но  Финн  сделал  какой-то
странный жест я никогда не видел такого - и я замер. Я взглянул в небо,  как
и он - и увидел звездный венец.
   Пять звезд, образовывавших круг. как ожерелье, обвивающее шею женщины. За
миг до этого они были одними из тысяч, сейчас же - словно отделены ото всех.
   Финн снова коснулся каждого из  камней.  Потом  прижал  к  земле  ладонь,
словно благословляя - или ища благословения, и положил другую руку  себе  на
сердце.
   - Доверься мне.
   Я понял, что на этот раз он обращается ко мне, и на  мгновение  задумался
над ответом. Его неподвижность пробудила во мне неясные смутные сомнения.
   - Разве я когда-то не доверял тебе?
   - Доверься мне, - его глаза были средоточием ночной тьмы.
   Я попытался одолеть странное предчувствие:
   - Да будет так. Моя жизнь в твоих руках. Он не улыбнулся:
   - Твоя жизнь всегда была в  моих  руках.  Но  теперь  боги  доверили  мне
иное...
   На минуту он закрыл глаза. В звездном свете его лицо было похоже  на  лик
древнего изваяния - застывшее, белое, прочерченное глубокими тенями. Лицо, в
котором, кажется, не осталось ничего человеческого. Призрак ночи.
   - Ты знаешь, что нам предстоит завтра, - его взгляд остановился  на  моем
лице, - и знаешь, сколь велика опасность. Ты, конечно же, также знаешь, что,
если мы будем побеждены, и Хомейна останется под властью Беллэма, это  будет
означать конец для Чэйсули.
   - Хомэйны...
   - Я не говорю о хомэйнах, - голос Финна шел  словно  издалека.  -  Сейчас
речь лишь о Чэйсули и о тех богах, что создали это место. На хомэйнов у  нас
нет времени.
   - Но я - хомэйн...
   - Ты - часть нашего Пророчества, - на мгновение по  его  лицу  скользнула
знакомая ироническая усмешка. - Не сомневаюсь, ты предпочел  бы,  чтобы  все
было по-другому - если бы мог выбирать, я тоже.  Но  выбора  нет,  Кэриллон.
Если ты умрешь завтра - если будешь убит в битвах с Беллэмом - с тобой умрет
и Хомейна, и Чэйсули.
   Я почувствовал, как моя душа сжимается в трепещущий комок:
   - Финн... ты возложил тяжкую ношу на мои плечи. Ты хочешь, чтобы я рухнул
под ее тяжестью?
   - Ты Мухаар, - мягко сказал он, - Такова твоя судьба.
   Я передернул плечами, чувствуя себя до крайности неуютно:
   - Чего же ты от меня хочешь? Заключить сделку с богами?  Согласен,  скажи
только, как! Финн остался серьезен:
   - Не сделку. Боги не заключают сделок  с  людьми.  Они  предлагают,  люди
соглашаются - или отказываются. И отказываются слишком часто, - он  поднялся
с земли, опираясь на руку: в звездном свете блеснула золотая серьга.  -  То,
что я скажу тебе в эту ночь, пришлось бы  не  по  вкусу  многим  -  особенно
королям. Но я все же скажу тебе - потому, что мы  слишком  многое  делили  с
тобой... и потому, что это может кое-что изменить.
   Я медленно и глубоко вздохнул. Финн - перестал быть собой. Тому,  чем  он
стал, я не знал имени.
   - Тогда говори.
   - Этот меч, - он коротко указал рукой, - меч,  который  ты  держишь,  был
сделан Чэйсули - Хэйлом, моим жехааном. Говорилось, что он делает  этот  меч
для Мухаара, но мы в  Обители  знали  другое,  -  его  лицо  было  сурово  и
торжественно. Он не для Шейна, хотя Шейн и носил его. Не для тебя,  хотя  он
перешел к тебе, как  к  наследнику  Шейна.  Для  Мухаара,  верно...  но  для
Мухаара-Чэйсули, не для хомэйна.
   - Что-то вроде этого я слышал и раньше, - мрачно сказал я. - Эти же слова
- или похожие - часто повторял Дункан.
   - Ты сражаешься  за  спасение  Хомейны,  -  продолжал  Финн.  -  Мы  тоже
сражаемся за это - но и за то, чтобы выжить,  сохранив  наши  обычаи  и  наш
образ жизни.
   Таково Пророчество, Кэриллон. Я знаю... - он  поднял  руку,  предупреждая
мою попытку заговорить, - Я знаю, ты не задумываешься об этом.  Но  об  этом
думаю я.
   Как и все те, кто связан узами лиир, - его взгляд остановился на  Сторре,
казавшемся в ночном сумраке статуей, высеченной из темного камня.
   - Это правда, Кэриллон. Придет день, и человек, в котором сольется  кровь
всех племен, объединит в мире четыре враждующих  государства  и  два  народа
чародеев, - он улыбнулся, - Похоже, это твое проклятье, сколь  можно  судить
по выражению твоего лица.
   - К  чему  ты  ведешь?  -  его  неторопливая  манера  разговора  начинала
раздра