кривились  от  бешенства,
разочарования и отчаяния. Связанные песней,  они  могли  только  страдать.
Может быть так же, как страдали человеческие хозяева этих тел.
     Круг замкнулся. Меня окружали пламя, песня  и  лица.  Необыкновенные,
нечеловеческие лица. Пушистые гребешки, окрашенные огнем, стояли  ото  лба
до шеи и дрожа, говорили на своем языке. До этого момента я  видел  только
мастера песни. Теперь я увидел остальных. Я услышал их пение.
     Я не из тех, кого берет за душу музыка, я глух к ее сложностям. Я уже
говорил: музыка это шум, издаваемый с разными целями. Но  на  этот  раз  я
слышал не просто шум. Не просто песню. Звук, который наполнил каньон,  был
силой.
     Ноги подогнулись, я сел. Так же как  другие:  Дел  рухнула  рядом  со
мной, безвольно свесив руки, расслабившись, уронив рядом меч, неуклюжая от
неожиданной потери контроля над телом. То же происходило с локи:  один  за
другим, они превращались в комки плоти, как глина, ожидающая, что  из  нее
что-то слепят.
     Я открыл рот, чтобы заговорить, спросить Дел что происходит, что  они
собираются делать и что хотят от нас - она Северянка, разумеется она знала
- но я ничего не спросил, потому что не мог. Потому что песня  стала  моим
миром.
     Пламя растеклось, слилось, образовало круг. Я видел свет, только свет
и сиял он так, что я не мог его вынести.  Я  мог  сделать  только  одно  и
сделал это. Я убежал.
     Но пламя пошло за мной. Как и песня.
     - Песня рождения? - спросил кто-то.
     Песня рождения. Песня рождения? Я тупо смотрел на свет.
     Молчание.
     Имя при рождении?
     Имя при рождении. Это уже другое дело. Фраза имела смысл.
     Я нахмурился, задумался и понял, что у меня нет ответа.
     Мать или отец дают ребенку имя. Я родителей не  знал,  а  значит  при
рождении у меня имени не было.
     Я просто покачал головой.
     Песня немного изменилась.
     - Имя при рождении? - настаивала она.
     Мастер песни? Я задумался. И снова только покачал головой.
     Песня стала еще настойчивее. Это было  невыносимо.  Что-то  разрывало
мой череп.
     А потом вдруг  мелодия  задрожала.  Я  почувствовал  след  удивления,
которое ко мне не имело отношения.
     - Как тебя называют? - спросили мягко.
     На этот вопрос я мог ответить.
     - Песчаный Тигр, - сказал я.
     Песня задержалась у меня в голове в поисках правды или фальши,  нашла
ответ и позволила мне удалиться.
     Удалиться. Я нахмурился. Уставился в  пламя.  Потом  понял:  от  меня
хотели, чтобы я прошел сквозь него.
     Я поднялся, глубоко вздохнул и вышел из круга.
     Я прислонился к стене каньона, чувствуя только  что  истощен  умом  и
телом. Я уже не сомневался в рассказах Дел о магии в музыке Кантеада.  Эта
музыка прошла через мою душу и теперь я понимал ее.
     Я повернулся. За кругом света сидела Дел,  глядя,  как  раньше  я,  в
кольцо пламени. Красный свет застыл на ее лице и жестко обозначил глубокие
линии - следы утомления и напряжения. Я видел кровь, синяки, грязь. У  Дел
почти не оставалось сил, я чувствовал, что она близка к срыву.
     Я хотел подойти к ней.  Хотел  вернуться  в  круг  и  вывести  ее  из
пламени, из кольца, из песни Кантеада, но побоялся. Я узнал слишком много,
чтобы выступать против такой силы.
     Подошла очередь Дел.
     - Имя при рождении? - спросил мастер песни.
     Она смотрела в пламя.
     Он повторил вопрос мягче.
     - Дел, - ответил танцор меча.
     - Имя при рождении? - настаивал мастер песни.
     - Делила, - прошептала женщина.
     Я подождал, пока она вышла из круга, ослепленная  светом  и  слезами,
взял ее за руку, отвел в сторону и прижал к себе. Ничего не говоря, ничего
не спрашивая, я просто стоял рядом с ней. Надеясь, что это ей и нужно.
     Песня усилилась. Я услышал  в  ней  диссонанс  и  жесткость.  Скрытое
требование.  Мастер  песни  не  делал  поблажек,  когда  спрашивал   имена
остальных.
     Он задал вопрос каждому из них. Адаре, Киприане, Массоу.
     Все они солгали.
     Песня усилилась. Я видел десятки раздувающихся горл и боялся, что они
разорвутся от напряжения. Я слышал  высокие  мелодичные  стенания,  низкое
гудение, негромкое отрывистое жужжание. Я ощущал силу в песне и знал,  что
локи не смогут противиться ей.
     Ей ничто не могло противиться.
     Массоу сломался первым.
     - Шеду! - закричал он. - Шеду, Шеду, Шеду!
     Мастер песни повторил вопрос.
     - Шеду! - закричал Массоу слишком низким для ребенка голосом.
     Я посмотрел на мальчика. Массоу, который больше не  был  Массоу.  Чье
имя теперь было Шеду.
     Очередь Адары. Как и Шеду-Массоу, она сломалась под песней.
     -  Даэва,  -  прошептала  женщина.  Я  видел  в  ее  глазах   ярость,
беспомощность, отчаяние.
     - Даэва,  -  снова  сказала  она,  закусив  губу.  Кровь  потекла  по
подбородку.
     - Даэва, - закричала она и крик эхом отозвался в каньоне.
     Я перевел взгляд на Киприану. Прямую, честную  Киприану.  Кокетливую,
требовательную Киприану, которая напоминала мне Дел. Которая так старалась
соблазнить меня. И которая теперь билась с песней всеми силами ее души.
     Вопрос был задан.
     - Киприана, - ответила она.
     Мастер песни повторил.
     - Киприана, - выкрикнула она.
     Ее спросила в третий раз.
     Светлые волосы встали на голове дыбом,  негнущиеся  руки  взлетели  в
воздух.
     - Киприана! - закричала она.
     Я сделал шаг вперед. Дел удержала меня и молча покачала головой.
     Я ждал. Песня не менялась, не прерывалась. Мастер песни задал тот  же
вопрос.
     Воздух в  круге  затрещал.  Я  увидел  в  голубых  глазах  бешенство,
ненависть, ярость и страх.
     - Кип... Кип... Кип... - она замолчала. Снова повторила атаку  против
имени. Ее лицо кривилось. Песня усилилась.
     - Имя при рождении? - последовал приказ.
     Губы приподнялись в хищном оскале. Имя  вырвалось  изо  рта  яростным
шипением.
     - Ракшаса, - голос больше напоминал змею, чем  человека.  -  Ракшаса,
Ракшаса...
     Сразу после ее слов воздух перестал трещать. Волосы упали  на  плечи,
руки бессильно повисли.
     - Ракшаса, - повторила она, но это был последний вызов.
     Шеду. Даэва. Ракшаса. Я никогда не слышал этих имен, но Дел их знала.
     - Свяжите их, - сказала она, - свяжите. Поставьте вокруг  них  камни.
Запойте их в круг, который никто бы не смог разрушить.
     Внутренне я вздрогнул, вспомнив, как освободил их.
     - Запойте их, - шептала Дел,  -  запойте,  -  она  замолчала,  прижав
ладонь ко рту и прикусив кожу.
     Песня изменилась. Я уловил это изменение, хотя оно было совсем тонким
и понял, что пожелание Дел будет выполнено. Я не  удивился,  когда  каждый
Кантеада, образующий круг, медленно наклонился, положил что-то на землю  и
снова выпрямился. Не выпуская свечи из рук. Не прекращая песни.
     На земле лежали камни. Круглые гладкие  камни,  покрытые  руническими
узорами, похожими на те, что я видел на стенах пещеры мастера песни. Камни
охраны, как лежавшие на вершине холма.  Как  камень,  который  я  отбросил
ногой, открыв круг. Освободив локи.
     Что-то ударило меня в живот. Изнутри, не снаружи:  я  вдруг  вспомнил
день, когда Массоу и Киприана отказались заниматься. День, когда каждый из
них объявил, что его больше не интересует танец мечей. Не интересует круг.
     Теперь они были пойманы в круг такой  же  как  тот,  из  которого  их
освободили.
     - Дел, - сказал я, - а как же остальные? Как же  Адара  и  дети?  Они
мертвы?
     Я заметил, как под мокрыми от пота волосами сошлись светлые брови.
     - Не знаю, - обеспокоенно ответила она. - Их  тела  живы,  но  в  них
локи. Они не могут друг без друга.
     - А нельзя выгнать локи? Ведь раньше у них не было тел.
     Дел медленно покачала головой.
     - Я просто не знаю.
     Я посмотрел на локи. Нет, я посмотрел на женщину и ее детей. Я  знал,
хотя сомнения и оставались, что жители Границы живы. Где-то глубоко внутри
каждого из них, куда не могли добраться локи,  жил  твердый  дух,  который
заставлял вдову и ее детей продолжить путешествие, невозможное без  помощи
мужчины.
     - Давай спросим, - предложил я, и мы пошли к  мастеру  песни.  Он  не
стоял в линии круга, он не пел. Его делом было создать песню и передать ее
остальным.
     - Мастер песни, - позвал я, - осталось еще одно дело. Имена,  которые
ты слышал от локи, это имена настоящих людей. Имена женщины  и  ее  детей.
Люди с этими именами достойны жизни.
     Гребешок задрожал и застыл.
     Песня ловушки связывает.
     - Да, - сказала Дел, - мы знаем. Но локи назвали свои настоящие имена
и освободили  эти.  Сила  рассеяна.  Можно  женщине  и  детям  вернуть  их
собственные имена?
     Кантеада нахмурился.
     Я облизнул сухие губы.
     - Ты мастер песни, - сказал я. -  Я  не  сомневаюсь,  что  ты  можешь
создать песню, которая освободит их.
     Он взглянул на нас с тревогой.
     Песня грез могущественна. Я посмотрел на знакомые лица,  за  которыми
теперь скрывались локи.
     - Я думаю, риск того стоит.
     Он тоже посмотрел на жителей Границы,  подумал  и  взмахнул  изящными
пальцами, показывая на вход в пещеру. Это был приказ, которому я не посмел
перечить.
     - Баска, - позвал я, - пошли.
     Она уже бежала.



                                   30

     Гаррод стоял перед входом в тоннель, ведущий в пещеру мастера  песни.
Не скрывая любопытства, он растерянно проводил глазами прошмыгнувшую  мимо
Дел. Пропустив ее, Северянин повернулся ко мне.
     - Я слышал крики, - сказал он. - Крики и... пение.
     - Не сейчас, - отрезал я, отмахнувшись от него. Как и Дел я скользнул
в тоннель и Гарроду пришлось последовать за мной.
     Тоннель был невероятно тесным. Ничего в жизни мне так не хотелось как
избавиться от веса камня и снова вырваться  на  свободу,  в  пустыню,  под
Южное небо. Но в глубине души я понимал, что главное сейчас - спрятаться.
     В конце концов тоннель закончился  и  я  оказался  в  пещере  мастера
песни. Меня снова ослепил яркий  свет,  который  отражался  от  металла  и
стекла, играл на ярких коврах. Глядя на узоры на стенах, я никогда  бы  не
сказал, что они нарисованы на грубом камне.
     - Дел... - начал я, но понял, что сказать больше нечего. Она сидела у
стены съежившись, закутавшись в серо-голубое одеяло, и заглянув ей в  лицо
я увидел грязь, кровь и переживания. И страх.
     Гаррод его тоже заметил.
     - В чем дело? - резко спросил он. Но ответить ни Дел, ни я не успели,
потому что Кантеада запели.
     Меня зашатало. Меня физически зашатало, заставив потянуться к  стене.
Я прижался к ней левым плечом, зацепился за неровности одеждой  и  рукоять
меча звякнула о камень. Минуту я стоял так  в  шоке,  потом  опустился  на
колени.
     Не зная музыки, не интересуясь ею, я никогда не мог понять, что такое
гармония. Услышав вырывающееся из горл Кантеада пение,  я  все  понял.  Их
голоса смешивались, устремлялись вверх, сливались,  рассыпались,  связывая
самые невероятные звуки,  высокие  и  низкие,  и  всю  гамму  между  ними,
соединяя звуки, но делая это так тонко,  что  ухо  улавливало  разницу,  а
каждый звук отдельно узнать не могло.
     Аиды, это было потрясающе!
     А потом все изменилось. Это был уже  не  звук  и  даже  не  песня.  Я
услышал музыку воспоминаний, которые Кантеада яростно  вырывали  из  души.
Музыку, которая затекала во все трещины моей жизни и поднимала старательно
забытые мною кошмары.
     Я забыл многое. Но теперь снова все вспомнил.
     - Мальчик лет шести, зеленоглазый, с каштановыми волосами лежит лицом
вниз и рот его полон песка. Он старается не кричать, пока  шукар  опускает
ему на спину плеть в наказание за святотатство: я  сказал,  что  богов  не
существует. Ведь если бы они существовали, разве я был бы рабом?
     Тема  вопроса   заслуживала   не   меньшего   наказания,   чем   само
святотатство.
     - Теперь двенадцать, и снова избит. На этот  раз  отцом  девушки,  на
которую  мальчишка  смотрел  слишком  долго  и  страстно.   Девушка   сама
заигрывала с ним, а теперь клянется невинной и слезы катятся по  ее  лицу.
Но сквозь слезы она улыбается.
     Сквозь кровь ему не до улыбок.
     - Теперь юноша лет пятнадцати. Он гораздо крупнее большинства мужчин,
но постоянные насмешки и унижения заставляют его чувствовать  себя  совсем
крошечным. Глядя на его руки и ноги, можно предположить, что  он  вырастет
еще  больше,  а  жизнь  у  Салсет  обещает  в  дальнейшем  заставить   его
почувствовать себя полным ничтожеством.
     Пока своим божеством он не делает ненависть.
     - Шестнадцать. Он стал мужчиной в глазах и хиортах женщин, у  которых
есть право использовать его как они используют шкуры зверей,  чтобы  мягче
было спать. И именно в их хиортах, в их постелях, он узнает,  что  чего-то
стоит. Он понимает, что может, хотя и ненадолго, быть не просто игрушкой в
руках женщин.
     И именно в руках одной женщины, не похожей на  других,  он  состряпал
план спасения.
     План, который чуть не убил его.
     Песня по-прежнему связывала меня, но рука потянулась к  лицу.  Пальцы
искали, нашли, ощупали неровные шрамы, прорезавшие щеку так  глубоко,  что
на них не росла щетина. Песчаный тигр оставил мне глубокие отметки,  но  в
придачу к ним он дал мне свободу. Хотя я украл его жизнь в медленной  реке
теплой, яркой крови.
     Не только его, но и моей.
     - Последнее воспоминание  чулы,  ставшего  человеком.  Он  больше  не
безымянная вещь, он может назвать себя. Он - человек, который убил  кошку,
пожиравшую мужчин и детей Салсет, несмотря на  магию  шукара.  Я  совершил
достойный поступок. Я заслужил соответствующее имя.
     Я  заплатил  почетную  дань  кошке,  которая  дала  мне   возможность
спастись.
     Песчаные  тигры,  рожденные  в  Пендже,  не  принадлежат  никому.  Ни
мужчине. Не женщине. Ни богу.
     Мои пальцы прижимались к шрамам и я почувствовал, как по  щеке  текут
слезы.
     А Кантеада продолжали петь.


     Совершенно выжатый, я всем своим весом навалился на стену. У меня  не
оставалось сил на самое простое движение, я не мог даже моргнуть.  Поэтому
я не стал открывать глаза, я еще сильнее зажмурился и попытался справиться
с собой.
     Песня грез закончилась. Я слышал только хрупкую мелодию песни охраны,
не подпускавшей к каньону гончих.
     Я взглянул на Дел.  Она  по-прежнему  сидела  закутавшись  в  одеяло,
обернув им поплотнее плечи, чтобы не причинить себе  вреда.  Но  шерстяная
ткань помочь не могла, надеяться можно было  только  на  глухоту,  хотя  я
сомневался,  что  и  ее  было  бы  достаточно,  чтобы  скрыться  от  такой
могущественной магии.
     Аиды, я ненавижу магию. Ей нельзя доверять.
     Я услышал шорох. Не там, где сидела Дел. Гаррод.  Я  совсем  забыл  о
нем. Посмотрев на него, я понял, что он был пойман как и мы с Дел, а может
ему пришлось еще тяжелее - он-то ничего не ожидал. Дел и я по крайней мере
были хотя бы частично подготовлены. Говорящий с лошадьми ничего не знал.
     Как я, как Дел, он сидел скорчившись на полу пещеры мастера песни, но
в отличие от нас он двигался, медленно наматывал на руку  длинные  светлые
косы. Наматывал, закручивал, дергал, словно хотел вырвать волосы с корнем.
     Я вяло понял, что он действительно может остаться с голым черепом.
     Я пошевелился. Пополз. Добрался до Гаррода. Поймал его за запястье  и
удержал.
     - Не надо, - мягко сказал я.
     Губы раздвинулась. Он смотрел на меня светлыми, льдистыми глазами.
     - Что я сделал, - прошептал он. - Что я сделал в этом мире.
     - Не надо, - снова сказал я.
     - Что я сделал в этом мире!
     Я кивнул.
     - Я знаю. Ты думаешь, на мне меньше вины, чем  на  тебе?  Я  чище  от
крови, чем ты? - я отпустил его запястье и показал свою  ладонь.  -  Пятен
крови нет, - сказал я, - но я пролил ее больше, чем полагается человеку за
жизнь.
     Он не отпускал косы, но уже не дергал их.
     - Говорящий с лошадьми, - прошептал он. - Я - Говорящий  с  лошадьми.
Это настоящий дар, особая магия  здесь,  на  Севере,  а  я  был  не  лучше
проститутки, которая продает себя всем, у кого  хватает  денег.  Я  шлюха,
шлюха,  занимающаяся  кражей  и  обманом,  готовая   на   все,   лишь   бы
подзаработать, - его глаза сосредоточились на моем  лице.  -  Я  недостоин
такого дара. Я опорочил его.
     Я слабо вздохнул.
     - Танцор меча, Говорящий с лошадьми... думаешь это имеет значение? Ни
один из нас не безгрешен.
     Гаррод слепо смотрел на меня, затерявшись в  своих  мыслях,  а  потом
резко встал, подошел к Дел и опустился перед ней на колени.
     - Я убивал только защищаясь. Я никогда не  нападал  первым.  На  моих
руках нет крови невинных людей. Я  не  убил  ни  женщину,  ни  ребенка.  Я
забирал у Аджани одних лошадей и  продавал  ему  других.  Я  брал  у  него
краденные деньги, получал  свою  долю  и  считал  себя  умником.  Но  я  -
Говорящий с лошадьми. Не убийца. Не налетчик. Я не из банды Аджани.
     Его косы свисали до ковра. Он ждал ответа.
     Дел подняла на него взгляд.
     - Имеет значение, что я думаю?
     Гаррод склонил голову.
     Дел едва заметно улыбнулась.
     - Тебе это нужно так же, как и мне, - она очень мягко  коснулась  его
головы. Не знаю, что еще она ему сказала, потому  что  Дел  заговорила  на
Северном, но поднялся Гаррод успокоенным и быстро вышел из пещеры.
     Я все еще был слаб, слишком слаб, чтобы стоять. Как  и  предупреждали
Кантеада, песня грез была болезненной, но не физически, а эмоционально,  а
такая боль переносится тяжелее всего, хотя мужчины  редко  сталкиваются  с
ней. Эмоции - мир женщин.
     Я сидел сгорбившись на ковре и смотрел на Дел. Собравшись  с  силами,
мне удалось медленно добраться до нее и опереться спиной о  стену.  Сидеть
рядом с ней в тишине, ничего не предлагая и не принимая. Достаточно просто
быть вместе.
     Дел пошевелилась, приподняла край одеяла и протянула угол мне. Я взял
и придвинулся к ней так, что мы соприкоснулись плечами и бедрами. В тишине
мы делили неистовство наших песен и слова нам были не нужны.


     Дел  наклонила  голову  и  опустила  ее  на  мое   плечо.   Вес   был
незначительным, но доверие в движении огромным.  Я  понял,  насколько  она
открылась мне и готов был идти навстречу.
     - Я думала, что будет Аджани. Думала, что снова увижу  их  смерти,  -
тихо сказала она.
     Я нахмурился: я тоже был уверен, что перед ней пройдет день,  который
сделал из девочки танцора меча.
     - Что тогда, баска?
     - Как я убила ан-кайдина.
     Так, значит эти шрамы были глубже. Гораздо глубже, чем я думал.
     - Эта песня... - начал я.
     - Это было легко, - прервала меня Дел. - Я думала,  будет  тяжело.  Я
думала, что это должно быть тяжело... а было легко, Тигр.
     Подумав, я кивнул.
     - Механика смерти не так сложна, если тебя этому хорошо обучили, а ты
занималась серьезно. Так что я думаю...
     Голова Дел чуть пошевелилась на моем плече.
     - Я не имею в виду механику смерти, я говорю о самой смерти, когда  я
забрала жизнь ан-кайдина, когда я взяла его в мой меч, - она помолчала.  -
Когда Бореал стала моей, действительно моей, какой должна  быть  яватма...
Кровожадная яватма...
     Я почти не видел ее лица, его скрывала путаница волос,  но  все,  что
происходило с Дел, я чувствовал по голосу.
     - Баска...
     Она снова прервала меня. Она сбросила с нас  обоих  одеяло  и  тяжело
встала на колени. Быстрый взгляд в мою сторону приказал мне не шевелиться.
Я застыл и Дел вытащила меч.
     Вырвавшись из ножен, в пещере он зазвучал. Он пел как Кантеада.  И  в
этот момент я понял, что весь мир сделан из  музыки:  песня  жизни,  песня
смерти, песня грез. Воплощение цикла.
     - Певец меча, - сказал я.
     Дел дернулась, сжимая рукоять, и повернула голову и мою сторону.
     - Певец меча, - повторил я. - Для танца нужна песня.
     Делила заул