чаще говорили как о Северной баске, - он скривился. - И упоминали  другие,
менее лестные подробности.
     - Это не имеет значения, - Дел наморщила лоб. - Если она наняла  Аббу
Бенсира - и других танцоров мечей - ситуация меняется.
     - Немного, - согласился я. - По  нашим  следам  идут  племена,  чтобы
расправиться с нами за убийство джихади, и толпа танцоров  мечей  -  может
даже Аббу Бенсир - чтобы захватить нас за награду танзира. Если,  конечно,
Аббу действительно согласился; точно мы этого не знаем.
     - Если это так, он очень опасен, - жестко сказала Дел. - Он мастер. Я
танцевала против него, помнишь?
     - Я тоже, - вздохнул я. - Очень давно.
     Рашад, улыбаясь, коснулся своего горла.
     - Он из этого не делает тайны. Другой бы стыдился, но не Аббу Бенсир.
Изуродованное горло для него лишний боевой шрам, заработанный  в  круге  в
танце с достойным противником.
     Я прошипел другое проклятье.
     - Мне было семнадцать,  -  пробормотал  я.  -  Это  он  добавлять  не
забывает?
     Рашад засмеялся.
     - Забывает. Людям хватает только твоего имени. И пусть другие  думают
что хотят.
     Дел вытащила несколько вещей из своих седельных сумок,  кинула  их  к
моим и оседлала чалого. К Рашаду она подвела мерина медленно и неохотно.
     - Что ты с ним сделаешь?
     - Несколько дней проведу его на  восток,  чтобы  оторваться  от  них,
потом поверну к Границе. Хорошая лошадь моей матери пригодится.
     Дел кивнула.
     - Он такой, - она хлопнула гнедого по крупу. -  Пусть  солнце  озарит
его голову.
     Рашад показал большие зубы.
     - Мало шансов, что не озарит, - он развернул гнедого и, подтаскивая к
себе чалого, посмотрел на меня. - Может это собьет их на  какое-то  время.
Племена слишком  увлечены  погоней,  чтобы  как  следует  обдумывать  свои
поступки, а значит они совершат ошибку. К тому же, знаешь, вряд  ли  очень
много танцоров мечей согласятся охотиться за тобой, ты ведь один из них  -
а она в конце концов женщина.  Скорее  на  это  купятся  новички,  горящие
желанием прославиться. Конечно поймать Песчаного Тигра это  подвиг  и  они
могут безрассудно кинуться за вами, - он пожевал  усы.  -  Но  если  нанят
Аббу... - Рашад пожал плечами. - Ты знаешь Аббу. Он не глуп.
     - Это все меняет, - согласился я и серьезно  добавил.  -  Я  в  долгу
перед тобой, Рашад.
     Он пожал плечами.
     - Сквитаемся, - и поскакал галопом, ведя в поводу Северного мерина.
     Я резко развернулся.
     - Давай собираться.
     - Сейчас? - удивилась Дел.
     - Сделаем как и  он:  поедем  сейчас  и  выиграем  расстояние.  Будем
надеяться, это даст нам преимущество в дополнение к следам одной лошади, -
я наклонился, чтобы поднять мой меч. -  Это  была  хорошая  идея.  Мне  бы
следовало самому... аиды!
     - Что еще? - быстро спросила Дел.
     Я посмотрел вниз на упавший меч. Я всего лишь протянул  руку,  сложил
пальцы на рукояти, поднял - и эта штука выскользнула.  Освободившись,  она
упала и теперь лежала на моей правой ноге.
     Я Южанин. Я ношу сандалии, а это не лучшая защита от падающего меча -
особенно если вам даже в голову не приходит, что меч может упасть.  И  тем
более если вы танцор меча и знаете, как держать меч.
     Я был танцором меча. Я знал. Я никогда не ронял мечи. Эта штука  сама
освободилась.
     - Аиды, - пробормотал я очень тихо.
     Потекла кровь.
     - Тигр!  -  Дел  стояла  рядом  со  мной,  глядя  на  происходящее  в
растерянности. - Тигр... - она потянулась к мечу, но отдернула руку.  -  Я
ведь не могу коснуться его. Я знаю его имя, но в нем по-прежнему Чоса Деи.
     - А я и не ждал, что ты его поднимешь,  -  пробормотал  я,  осторожно
вытаскивая ногу из-под клинка. Оружие я оставил на земле.
     - У тебя идет кровь... вот, -  она  опустилась  на  колени  и  начала
развязывать ремешки сандалии. -  Я  начинаю  думать,  что  ты  становишься
небрежным... Сначала ты порезал руку, теперь это...
     Я отдернул ногу.
     - Оставь. Не надо этого делать, - я поставил ногу на каменную стену и
продолжил распутывать кожаные завязки. - Собирай вещи и оседлай жеребца...
Я сейчас.
     Она отвернулась, пошла к лошади,  подбирая  вещи  и  сумы,  и  больше
ничего не сказала о  небрежности,  с  издевкой  или  тревогой.  А  я  снял
сандалию, которая уже ни на что не годилась: меч, падая, разрезал  кожаные
ремешки прежде чем вонзиться в плоть.
     Кромкой бурнуса я остановил кровь. Порез  был  не  очень  глубоким  и
кровь остановилась довольно быстро. Несколько дней и все пройдет бесследно
- хотя сандалия требовала починки. Но  на  это  времени  у  нас  не  было.
Оставалось только ехать босиком.
     Я снял вторую сандалию и прошел по бугоркам песка и паутине  травы  к
жеребцу. Сандалии я  убрал  в  одну  из  сумок,  потом  повернулся,  чтобы
посмотреть на мой меч. Он спокойно лежал в грязи; четыре фута смертоносной
яватмы.
     Дел, напоследок осматривавшая оазис, покосилась на меня.
     - Собираешься оставить его здесь?
     - С удовольствием, - ответил я, - если бы мог. Но  ты  убедила  меня,
что это было бы не самым мудрым решением. Смотри, что он делает со мной, а
если он попадет к кому-то другому... - я  покачал  головой.  -  Я  слишком
хорошо помню, что Чоса Деи в этом мече сделал с Набиром. Как он  переделал
ноги Набира, - я дернулся и стряхнул внезапный холодок. -  Представь,  что
оно... он может сделать, если овладеет слабым человеком.
     - Ты говоришь Чоса?.. - Дел задумалась, разглядывая меч. - Кончик все
еще черный.
     - И я начинаю думать, что он таким и останется, пока мы не  освободим
меч. И ты не хуже меня понимаешь, что это значит.
     - Шака Обре, - выдохнула она.
     - Шака Обре, - эхом отозвался я, -  а  с  ним  сила,  которая  сможет
уничтожить Чоса Деи пока он не уничтожил меня.



                                    5

     Около часа мы ехали на Юг.  По  прямой  линии,  которая  должна  была
привести нас точно в сердце Пенджи. Сам я  пока  не  собирался  входить  в
Пенджу, но кровожадный зверь капризен; благодаря  частым  песчаным  бурям,
которые на Юге называют самумы, Пенджа редко бывает там, где  ее  ожидаешь
увидеть. Вездесущий ветер помогает ей двигаться. Все на ее  пути,  включая
такую обыденность как границы - или город,  или  целый  домейн  танзира  -
поглощается песком. И поэтому иногда, как бы вы не старались избежать  ее,
Пенджа оказывается на вашем пути.
     Я решил остановиться когда понял, что если мы  проедем  еще  немного,
скорее всего потеряемся. Потеряться на юге довольно легко,  особенно  если
вы настолько глупы, что напрашиваетесь на это сами, путешествуя  безлунной
ночью,  когда  видны  только  звезды.  По  звездам  легче  выбирать  общее
направление, но они почти не освещают путь.
     Так что мы остановились. Дел спросила  почему,  я  объяснил.  Отчасти
вспыльчиво, должен признать; настроение у меня было не лучшее, а  когда  я
недоволен  жизнью,  я  могу  и  нагрубить.  Прямота  в  таких  случаях  не
доставляет удовольствия. Хотя бывает со мной такое не часто; я по  природе
в общем-то личность терпеливая и уравновешенная.
     - Ну хватит, -  прорычал  я.  -  Слезай,  баска.  Ты  ему  все  почки
отсидела. Весишь ты солидно.
     Дел, сидевшая позади меня, напряглась, но сразу сделала  то,  что  ей
сказали: отодвинулась назад по крупу и соскользнула по хвосту.
     - Ну? - спросила она через минуту. - Ты тяжелее меня. Ты  слезать  не
собираешься?
     Занятый  распутыванием  ремней  моей  перевязи   от   ремней   фляги,
прикрепленных перед моим коленом - я не дурак, я не стал одевать  перевязь
за спину, чтобы лишить меч возможности добраться до моей шеи -  я  ответил
не сразу. Жеребец, в свою очередь, шумно фыркнул. Потом он встряхнулся. От
души. С головы до хвоста.
     - Ну аиды...
     Встряхиваясь, лошадь не задумывается о всаднике. Она просто  трясется
как большая мокрая собака, только более энергично.
     Вода во флягах заплескалась. Украшения уздечки  зазвенели.  В  сумках
что-то задребезжало. А у меня все суставы запротестовали. Их поддержали  и
внутренности.
     - Пустоголовый, вислоухий козел... - я болезненно  спрыгнул,  потащив
за собой перевязь и меч, и застыл, чтобы проверить,  не  отвалилась  ли  у
меня голова. Только мне стало немного лучше...
     - Ну? - спросила Дел.
     - Ну что?
     - Что будем делать?
     - А сама не догадаешься?
     Она всерьез задумалась.
     - Остановимся?
     - Молодец, догадалась!  -  искренне  восхитился  я  и  сделал  шаг  в
темноту.
     Дел поймала жеребца прежде чем он успел пойти за мной.
     - Ты куда?
     Неужели ей все нужно знать?
     - У меня важное дело.
     - Тебе снова плохо?
     - Нет.
     - Тогда что... а-а, извини.
     - Не угадала, - пробормотал я. - В первую очередь главное.
     Или пустяки на конец, в зависимости от того, кто вы и что собираетесь
делать.
     С мечом.
     Моим мечом.
     Чье настоящее имя было Самиэль: горячий, пустынный ветер,  скрывающий
силу бури.
     Чья суть была извращена, и сделано это было человеком, известным  как
Чоса Деи, волшебником из легенды, обладавшим даром собирать могущественную
магию. Должным образом собранная, она переделывалась и  изменялась,  чтобы
служить ему.
     За свою жизнь Чоса Деи много что переделал, даже большую  часть  Юга.
Он переделывал людей.
     И теперь ему нужен был я.


     Я выскользнул из бурнуса, оставшись только в набедренной повязке и  с
ожерельем из когтей песчаного тигра. На мне не было даже  сандалий;  песок
проходил между пальцами. Я долго стоял там, в  пустынной  темноте,  сжимая
перевязь. От одной простой мысли вытащить клинок из покрытых рунами  ножен
и вызвать его к жизни  возникало  покалывание  в  костях.  Что-то  похожее
всегда происходило со мной, если рядом появлялась магия;  она  пробиралась
даже в самые мелкие косточки и устраивалась надолго.  От  нее  ныли  зубы.
Боль от магии была хуже похмелья.
     Я чувствовал только бессилие. Мой голос был наполнен им.
     - Проклятый богами, порожденный аидами меч... почему  никто  из  этих
Северян не мог одолжить мне клинок, а не заставлять меня взять - и  самому
создать - эту трижды проклятую штуку под названием яватма?
     Пот сбегал по коже, по шрамам на ребрах. Я уже говорил,  что  слишком
давно не мылся и ноздри тут же забил запах пота. Запах страха. И  ядовитая
вонь магии, которая застревала даже в зубах.
     Я вырвал Самиэля из ножен. В свете  звезд  сталь  сияла  приглушенно.
Вспышка, сияние, отблеск. И чернота Чоса Деи, забравшегося  уже  на  треть
клинка.
     Я наклонился, сплюнул, пожалел, что некогда выпить вина, акиви, воды.
Чего-то, что могло перебить привкус во рту,  успокоить  желудок,  ослабить
зуд, наполнивший мои кости.
     Тело  сотрясла  короткая  дрожь.  Все  волоски  на  руках  и   бедрах
поднялись, затылок покалывало.
     - Я знаю, что ты там... - напряженно прошептал я, - ...знаю,  что  ты
там, Чоса Деи. И ты знаешь, что я здесь.
     Капля  пота  залила  один  глаз.  Я  торопливо  стер  соленую   влагу
предплечьем, провел запястьем  по  ноющему  лбу  и  плотно  сжал  челюсти,
собираясь в ожидании танца.
     Я вспомнил, что сделал когда-то в глубинах  глотки  Дракона.  Как  я,
доведенный до края сил, воли и нужды, умудрился победить Чоса Деи в стенах
его тюрьмы, скрытой в Горе Дракона. Я призвал все мои  силы  и  изгнал  из
себя веру во все, кроме магии; я забыл о силе плоти, и ждал помощи  только
от богов и волшебства. Мне пришлось расстаться с привычным скептицизмом  и
принять Северную магию, скрытую глубоко внутри стали.  Я  использовал  ее,
управляя ею песней, как и было принято на Севере, заставляя ее служить мне
- пока я не стал таким же  как  Чоса,  переделывая  и  заново  создавая...
Повторно напоив клинок. Призвав его, хотя  не  должен  был  этого  делать,
находясь уже где-то на грани ворот в аиды. Меня переполняла уверенность. Я
точно знал, что делал, и помнил о женщине, ради которой делал это.
     Винил ли я ее? Нет. Она бы сделала для меня то же самое. За несколько
недель до встречи с Чоса Деи мы с Дел сошлись в  схватке,  которая  должна
была определить наши судьбы; мы оба проиграли, хотя  ни  один  из  нас  не
сдался, а повторись все снова, мы бы снова поступили так же. Но  тогда,  в
пещере Чоса, в самом сердце Горы Дракона, я призвал силу и  переделал  мою
Северную яватму. Она стала не просто мечом. И даже  не  просто  магическим
мечом.
     И мне это совсем не нравилось.
     Я позволил перевязи выпасть из  моей  левой  руки.  Теперь  я  держал
только меч, как держат  обычное  оружие:  твердо,  сжав  пальцы  на  витой
рукояти;  мозоли  двадцатилетней  давности  плотно  ложились  в  привычные
углубления. В узоры, вырезанные на душе и духе.
     Уже почти половина моего меча была черной, словно побывала в огне. Но
пламя, опалившее его, было  холодным  как  смерть  и  жило  ВНУТРИ  стали,
неприятным соседом того,  чем  меч  должен  был  быть:  яватмой  по  имени
Самиэль, создателем бурь, таким же как Бореал Дел.  Только  ее  бури  были
по-Северному холодными, а мои по-Южному горячими. Должен был быть, если бы
в него не пропал Чоса. Чоса наполнял каждую из струн магии, протянутых  по
всему клинку. Невидимая сеть  пульсировала,  словно  билась  в  агонии  от
смертельного яда. Если не уничтожить  Чоса,  если  не  освободить  клинок,
Самиэль умрет. И волшебник, освободившись, займет  ближайшее  тело,  чтобы
обрести новый дом для своего духа. Танцор  меча,  известный  как  Песчаный
Тигр, просто перестанет существовать. Его место займет Чоса Деи в возрасте
шестьсот сорока двух лет.
     Или уже шестьсот сорока трех?
     Аиды, вот время летит.
     Я поднял меч и сильно воткнул  его  в  Южный  песок.  Клинок  скрылся
наполовину.  Я  услышал  шипение  расступающихся  перед  мечом   песчинок,
почувствовал, как сталь вошла в почву. И тогда я встал на колени  и  зажал
рукоять в тюрьму своих рук. Другую тюрьму для Чоса Деи.
     Первую он уже начал разрушать.



                                    6

     Звук, который я издал, напоминал рев.  В  тот  момент  мне  было  все
равно, я хотел только закричать, ободрать себе глотку хрипом, лишь  бы  он
был полон силы и страстного желания победить Чоса Деи.
     Но рев почти мгновенно  затих,  а  вместе  с  ним  ушло  и  понимание
происходящего. Я знал только одно: я держал меч. Или он держал меня, а это
все меняло.
     Он был сильным - он ведь Чоса Деи - и очень, очень злым.  Он  бесился
оттого, что попался в тюрьму Северной стали. Он ненавидел сам меч  за  то,
что тот осмеливался удерживать его. Но гораздо глубже  и  сильнее,  полный
холодной, твердой решимости, он ненавидел меня. Я был  его  целью.  Я  был
человеком. Я был врагом, который украл его душу и запер ее в мече.
     Тонкий разрез между большим и указательным пальцем жгло. Так же  жгло
порез  на  ноге.  И  я  знал,  теперь  уже  совершенно  точно,  что  такие
"случайности по неловкости" не  прекратятся.  Они  будут  происходить  все
чаще, последствия их будут все неприятнее. Они могут довести и до  смерти.
Чоса успел изучить Самиэля. Теперь он  изо  всех  сил  растягивал  границы
тюрьмы, стараясь из своего заключения навредить мне. Сделать из меча моего
главного врага.
     Так что пришла пора показать Чоса кто у кого в подчинении.
     Но это легче сказать, чем сделать. Магия не только  наполняла  легкие
отвратительным запахом, она причиняла боль.
     Я сжал рукоять изо всех  сил,  крепче  обхватил  пальцами  металл.  Я
дрожал, и меч дрожал вместе со мной, врезаясь все глубже в Южный песок.  Я
чувствовал, как напряжение окутывает запястья,  предплечья,  потом  плечи,
завязывая мускулы в узлы. Сухожилия, как нагруженные  веревки,  натянулись
по всему телу. Я сжал зубы и зашипел яростные проклятья Салсет, выплевывая
все ругательства, которыми племя усыпало  меня,  когда  я  был  их  рабом,
слишком  сильный  телом,  чтобы  умереть,  слишком  слабый  духом,   чтобы
сражаться.
     Но теперь я сражался. Салсет просто  избивали  меня.  Чоса  Деи  меня
переделает.
     Пот сбегал по моему телу и капал на пыльную  грудь.  Пальцы  ног,  не
сжатые сандалиями, спазматически зарывались  в  песок.  Вся  кожа  зудела.
Желчь щекотала горло, оставляя после себя едкий привкус.
     - ...нет... - сказал я. - ...НЕТ...
     Только это я и смог выдавить.
     Свет звезд дрожал. Или мне это только казалось? Беспорядочные белые и
черные пятна перед глазами превращали мир в огромный лоскутный занавес  из
провалов темноты и вспышек слепящего, безумного света.
     Я вдыхал запах магии, силы такой необузданной  и  дикой,  что  только
дурак попытался бы справиться с нею. Только дурак посмел бы призвать ее.
     Дурак или сумасшедший. Вроде Чоса Деи.
     Или дурак вроде меня?
     Аиды, было больно. Тупая головная боль снова возобновилась, пульсируя
за широко раскрытыми глазами. Я чувствовал судорожные удары моего  сердца,
корчившегося   за   грудной   клеткой;   раздражающее   щекотание   волос,
поднимавшихся на руках, бедрах  и  в  паху;  сильные,  мучительные  спазмы
желудка, отравленного страхом.
     Скрежет дыхания: вдох-выдох, вдох-выдох, заставляя  легкие  работать.
Надеясь, что удастся разогнать туман в голове, получившей  удар  подковой,
страдающей от присутствия магии, и чувствующей силу Чоса Деи.
     Если бы я только мог доказать ему, что моя душа сильнее...
     Мысленно я  рассмеялся.  Оскорбительно  и  насмешливо,  переполненный
презрением к самому себе. Кем, в аиды, я был? Стареющим человеком без цели
в жизни, с больными коленями и телом, покрытым  шрамами,  который  продает
свой меч  и  этим  живет,  уважает  только  мастерство,  рожденное  полным
отчаянием, и хочет быть кем угодно, только бы не безымянным  Южным  рабом,
брошенным еще ребенком матерью, которая не могла о нем позаботиться.
     И снова появилась неуверенность. Дел как-то  сказала,  что  этому  не
было доказательств, что возможно Салсет лгали.  Что  может  быть  меня  не
оставляли умирать, по крайней мере намеренно.
     Может и так, но правды я уже никогда не узнаю. Единственная  связь  с
моим прошлым, желавшая говорить об  этом,  умерла  несколько  дней  назад,
осмеянная своим народом из-за ревности старого колдуна, лишенного силы,  и
объявившего, что она заслужила наказание за то, что помогла  мне.  И  хотя
никого конкретно я не мог винить в ее смерти  -  ее  не  убили  -  болезнь
победила потому что сдалось не только тело, но и дух.
     Сула. Которая до самой смерти ни на минуту не  переставала  верить  в
меня.
     Презрения к себе уже не было.
     Я очень глубоко вздохнул и отдался силе, поднявшейся в ответ  на  мой
призыв. Чтобы вступить в битву с Чоса Деи. Оба мы хотели этого. Оба мы  не
могли больше тянуть. Но кто-то должен  был  доказать  свое  превосходство.
Только один мог победить.
     В моей голове зазвучала песня. Негромкая, спокойная песня. Я  тут  же
ухватился за ее края, все дальше разрывавшиеся с каждым моментом, и  начал
связывать их. Я соединил все нити, завязал все узлы.  Сделал  песню  снова
целой. Сделал ее снова моей.
     Подул ветерок. Песок жадно целовал  мои  щеки,  застаревал  в  зубах,
выжимал слезы из широко раскрытых глаз. Но я не перестал петь.
     Весь мир стал белым. Я вглядывался, моргал  и  снова  вглядывался.  Я
ничего не видел. Ничего, кроме белизны.
     Сталь дрожала в моих руках. Она согревалась, размягчалась, пока я  не
почувствовал, что она легко  течет,  просачиваясь  между  витками  кожаной
ленты на рукояти и судорожно сцепленные пальцы. Я сжал их  плотнее,  чтобы
загнать расплавившуюся сталь обратно, но она продолжала течь.  Она  капала
со сжатых рук, пятная омываемый звездным светом песок.
     Если Чоса Деи переделает и меч...
     - ...нет... - снова сказал я.
     Ветер подул сильнее, но я этого не увидел. Перед глазами была  только
белизна, нич