ж  в  белый
деревянный стол.
     Успокоив таким образом свою  неистовую  ярость,  он  опустошил  одним
духом тяжелую кружку водки.
     Несколько минут спустя он уже храпел под столом, заглушая сном гнев и
хмель.



                                  21. ИНКИ

     На следующий день Фьельд и его спутники  тронулись  дальше  вниз,  по
течению реки Начитеа. Донна Инеса присоединилась к ним,  словно  это  было
давно решено, и Фьельд не имел мужества запретить ей последовать за  ними.
Впрочем, для молодой девушки было далеко не безопасно оставаться в  Парме,
пока Антонио Веласко бушевал в предместьях города и заливал свою досаду  и
ярость столь опасной жидкостью, как алкоголь.
     Но, во всяком случае, Фьельд твердо решил, что в Икитосе этому должен
наступить конец. Он не мог ни в коем случае позволить женщине разделить  с
ним опасности такой экспедиции. Там путников ждали не только  обыкновенные
трудности, но также непредвиденные и загадочные ужасы в пустыне.
     По-видимому, Сен-Клэр не осмелился даже намекнуть своей внучке, в чем
была эта совершенно неслыханная опасность, которой он подвергался  в  этой
поездке. Инеса совершенно не  подозревала  обо  всем  том,  что  профессор
Сен-Клэр поверил старому учителю в Оройе.
     С тихой покорностью выслушала молодая  девушка  категорический  отказ
Фьельда. Она слегка надулась, как и следовало по женскому обычаю, когда не
все совершается по их прихоти. Но не больше, чем было строго необходимо. В
действительности же донна  Инеса  более,  чем  когда-либо,  была  намерена
совершить всю экспедицию до конца. Она рассчитывала  на  то,  что  победит
упорство Фьельда своим мужеством и неутомимостью в дороге, - а может быть,
чуточку и на то обстоятельство, что слабость женщины иногда становится  ее
силой, особенно принимая во внимание уступчивость и  заботливость  Фьельда
по отношению к ней и к Конче.
     Возможно, что Фьельд в тайне не был совсем уверен в подчинении Инесы,
но он во всяком случае надеялся привести ее к  послушанию,  пустив  в  ход
последнее средство, то есть открыть ей истинное положение вещей,  а  также
рассказав все, что он знал о судьбе ее дедушки.
     Так проходили дни на длинном пути в 340  километров,  спускающемся  к
первым судоходным притокам огромной системы Амазонки,  являющейся  главной
жизненной артерией для всей Южной Америки.
     Хотя и против своей собственной воли, но Фьельду пришлось  сознаться,
что донна Инеса - очень ценный спутник. Она знала каждую подробность  этой
дороги и, что еще лучше, она знала также всю  эту  страну,  ее  фауну,  ее
историю, как никто другой. И ее  любовь  к  этой  горной  стране  Монтанье
выражалась в горячем поклонении ее природе.
     Понемногу Фьельд  учился  узнавать  эту  обычно  столь  молчаливую  и
сдержанную девушку совсем с другой стороны. Ледяная сосулька Лимы растаяла
без следа в этой  жизни  на  вольном  воздухе.  Как  далека  она  была  от
утонченной, разряженной куклы! Дедушка был ее учителем. Он взял ее на свое
попечение с тех пор, как  злая  судьба  отняла  у  нее  родителей,  и  сам
направил ее первые шаги в тот мир, где наука и любовь к  природе  шествуют
бок о бок. В свободные часы и во время  каникул  он  брал  ее  с  собой  в
экскурсии и путешествия...
     - Бросай твои книги! - говорил он ей в таких  случаях.  -  Теперь  мы
будем читать историю, географию  и  естествознание  на  самой  земле.  Там
найдем мы все книги жизни, раскрытые перед нашими глазами...
     Через неделю экспедиция  достигла  Пуэрто-Бермудеса,  где  маленький,
плоскодонный пароход ожидал пассажиров на реке  Начитеа,  одной  из  самых
маленьких ветвей в могучем разветвлении Амазонки.
     То не было совсем приятным путешествием, так как пароходы здесь очень
малы, а остановки не представляют  ничего  заманчивого  для  избалованного
туриста. Но все-таки эта поездка к большой  реке,  называемой  по-индейски
Укаяли, - в которую впадает Начитеа, и которая в свою очередь вливается  в
Амазонку, - изобилует своеобразными чудесами.  Потому  что  Начитеа  течет
через местности, где крупнейшие  индейские  племена  Южной  Америки  ведут
жизнь тихую, уединенную и первобытную.
     Инки не имеют ничего общего с этими племенами так же, как и ацтеки  и
тольтеки в Мексике не имеют ничего общего с  индейцами  девственных  лесов
Северной Америки. То было высокоразвитое племя, которое теперь  совершенно
вымерло. В течение одного столетия испанцам удалось уничтожить их всех  до
последнего. Немногие, которые избежали меча, плахи и  орудий  пытки,  были
замучены до смерти  теми  "божьими  людьми"  [Миссионеры-иезуиты],  что  в
религиозном  садизме  наслаждались  стойким  и  философским  презрением  к
смерти, свойственным инкам.
     Остановим же ненадолго наш взор  на  этих  сынах  Солнца,  которые  в
анналах мировой истории пребывают в романтическом тумане, до сих  пор  еще
не рассеянном наукой.
     Откуда происходит этот загадочный народ,  пришедший  в  Перу  гораздо
раньше, чем испанцы, и живший некогда на высоких плоскогорьях Анд, где  он
возделывал землю  и  строил  памятники,  до  сих  пор  преисполняющие  нас
удивлением?
     Науке приходится в этом вопросе идти  ощупью  в  темноте.  В  течение
многих лет одна теория за другой пытались  выяснить  происхождение  инков.
Некоторые думают, что они - автохтоны [Автохтоны - то же, что и аборигены.
Здесь -  племя,  жившее  в  Америке  с  незапамятных  времен;  особый  вид
человека, Homo  americanus,  не  имеющий  общих  с  людьми  Старого  Света
предков]. Другие  приписывают  им  происхождение  из  разных  стран,  как,
например, Египет, Сирия, Китай,  Месопотамия,  Япония,  Карфаген,  Ханаан;
нашлись даже ученые, утверждавшие, что предки инков пришли из Норвегии.
     Норвежцы, во всяком случае, не  могут  притязать  на  честь  хотя  бы
отдаленного родства с этим гордым и благородным племенем. Хотя  викинги  и
заходили далеко на своих открытых кораблях, но все-таки едва ли  возможно,
чтобы они могли забраться в горную страну Перу.
     Более правдоподобно предположение, что инки происходят от  азиатского
источника. Их наружность,  искусство  и  нравы  указывают  на  близость  к
монгольскому типу. Их ткани, керамика, земледелие и религиозные  обряды  -
как и у древних мексиканцев, - очень часто напоминают о Китае.
     Но,  с  другой  стороны,  египетская  теория   имеет   многочисленных
приверженцев по причине большого сходства некоторых черт у обоих  народов.
Так, например, пирамидальная форма их построек и бальзамирование  умерших.
Челны,  употребляемые  на  озере   Титикака,   очень   схожи   с   судами,
изображенными на гробнице Рамзеса III.
     Но,  как  здесь  уже   упоминалось,   происхождение   инков   окутано
мистическим и сказочным туманом, оно - тайна, о которой  нашептывают  лишь
ветер на вершинах Анд, да волны Тихого океана.
     Испанские завоеватели не принадлежали  к  людям,  задумывающимся  над
загадками,  они  не  были  сознательными  людьми.  Их  отвага,   упорство,
жестокость  и  самоуверенность  были  настолько   же   велики,   насколько
безгранично было их невежество.
     Исключением  из  них  являлся  один  одаренный  человек,  в   котором
смешалась кровь завоевателей с кровью побежденных,  а  именно,  знаменитый
летописец Гарсиласо де ла Вега [Гарсиласо де  ла  Вега  (1535  -  1616)  -
родился в Перу; с 1560 г. жил в Испании. Автор книги о происхождении инков
(1609 г.), "Всеобщей  истории  Перу"  (1617_г.)  и  др.].  Его  мать  была
индианка из племени инков, а отец испанец. Этому человеку обязаны мы  тем,
что до сих пор сохранились кое-какие сведения об истории инков.
     Читатель спросит, из каких архивов почерпал Гарсиласо де ла Вега свои
материалы, потому что инки не знали ни иероглифов,  ни  какой-либо  другой
буквенной системы. И все же у них был своеобразный род книги.
     В их архивах были  собраны  кипу  -  самая  странная,  необыкновенная
литература, которую  когда-либо  видел  мир.  Она  состояла  из  шнуров  с
узелками различных размеров и цветов. Эти  шнуры  и  узелки  составляли  в
совокупности  мнемотехническую  систему,  которую  опытные  ученые   могли
изъяснить без  затруднения.  Эти  разноцветные  шнуры,  в  которых  каждое
составное  волокно,  каждый  цвет,  каждый  узел   имели   соответствующее
значение, и составляли литературу инков. То были словно страницы книги, и,
переходя  из  поколения  к  поколению,  они   хранили   богатое   красками
повествование о предках, об их деяниях и об их общественном строе.
     Первый инка родился от солнца. Однажды, из своего сверкающего жилища,
он заметил, что жители Андских гор обитают  в  своих  пещерах  скорее  как
дикие звери, нежели как люди. Тогда он послал сына и дочь  к  этим  жалким
созданиям. И эти двое инков научили дикие народы  сажать  маис  и  строить
дома и города...
     Так начинает Гарсиласо де ла Вега  историю  инков.  Это  сказание  не
особенно древнее.  Так  как  Манко  Капак  [Манко  Капак  -  первый  инка,
легендарный первый  правитель  государства  инков,  основатель  г.  Куско,
столицы Тауантинсуйу], первый царь инков, жил, по всей вероятности,  в  то
же время, что и Святой Олаф [Олаф Святой - король Норвегии, жил  в  первой
половине XI века, убит в сражении в 1030 г.].
     Все это и еще многое другое рассказала Инеса  во  время  семидневного
плавания по реке Укаяли. А тропическое солнце  и  тихо  волнующаяся  трава
пампасов содействовали продолжению дороги между двумя этими  человеческими
душами,  такими  разными,  но  одинаково  жаждавшими  одиночества  великих
приключений.
     И вот однажды пароход обогнул глинистую косу, и перед  ними  открылся
город Икитос, смиренный и скромный, но бывший все  же  огромным  клапаном,
пульсирующим сердцем, отправляющим  жизнетворящий  поток  через  сердечные
полости Южной Америки.



                                 22. ИКИТОС

     Индеец племени тоба, Паквай не был  похож  на  сынов  юга,  любителей
качаться в гамаке и курить вонючие сигареты.
     Напротив, он  обладал  чрезвычайно  деятельной  натурой,  не  знающей
никогда покоя. Он принадлежал к  тому  сорту  людей,  на  которых  рядовой
обыватель смотрит с  открытым  презрением,  но  одновременно  и  с  тайной
завистью и удивлением.
     Взрослый индеец в Монтанье является чем-то вроде  божества.  На  него
молится вся семья. Сам он  ничего  не  делает  и  предоставляет  жене  всю
хозяйственную  работу.  Разумеется,  он,  как  и   подобает   благородному
властелину, занимается немного охотой, заботится о своем оружии и собирает
ядовитые растения для своих стрел. Но вся черная работа возложена на плечи
женщины. При таких условиях мужчине необходимо иметь несколько жен:  в  то
время, как одна жена родит ребенка,  другая  ведет  хозяйство  и  собирает
каучук.
     Но Паквай понемногу отстал от этих прирожденных индейских вкусов.  Он
вел весьма деятельный образ жизни. Икитос, конечно, вовсе не  был  городом
многочисленных  развлечений.  Это  -  один  из  тех  своеобразных   заново
отстроенных городов, которые попадаются среди пустынных, диких местностей.
Здесь назначили себе место встречи всевозможные расы земли. Здесь говорили
на всех языках и упражняются во всех пороках.
     Несмотря на свое уединенное положение, Икитос - очень оживленный узел
путей  между  востоком  и  западом  Южной  Америки.  Испанцы,  американцы,
англичане и немцы в течение многих лет протягивали свои жадные  объятия  к
этому неотшлифованному алмазу. Этот оазис, лежащий в пустынной  местности,
где индейцы девственного леса целыми веками жили своей вольной жизнью, был
когда-то во власти крокодилов и огромных удавов. Там,  где  когда-то  пума
подстерегала  речную  свинку,  теперь  стоит  бар,  где   можно   получить
превкусный, отлично смешанный коктейль. А меленькие, грязные спекулянты  и
ростовщики, испанцы и евреи, лезут из кожи вон, чтобы  ловко  прикарманить
трудовые денежки, заработанные в поте лица и краснокожими и  людьми  белой
расы.
     Но Паквай не поддерживал никаких знакомств, несмотря на то,  что  был
известным человеком в Икитосе. Он чувствовал себя уже на службе у  Фьельда
и пользовался временем ожидания, чтобы ориентироваться как можно лучше. Из
этого города предпринял Сен-Клэр свою последнюю экспедицию, и сюда же была
прислана  первая  и  последняя  весть  за  все  время  его   таинственного
путешествия.
     Паквай очень скоро встретился с индейцем Хуамото, судьба  которого  в
общих чертах напоминала собственную судьбу Паквая  и  который,  вследствие
своего основательного знания языков и  нравов  индейцев  Амазонки,  был  в
Икитосе  первым  проводником,  ценимым  как  учеными,  так  и  охотниками,
рискующими своей жизнью в этой опасной стране.
     У обоих индейцев было о чем поговорить, а когда выяснилось,  что  они
оба имели отношение  к  экспедиции  Сен-Клэра,  их  знакомство  выросло  в
неизменно верную дружбу.
     Брат Кончи был  невысокий  индеец  племени  майуруна,  с  некрасивым,
плоским лицом. Но его темные глаза были привлекательны и умны, а  вся  его
осанка имела тот отпечаток благородства  и  гордости,  который  так  часто
встречается у людей его расы.
     При других условиях Хуамото мог бы далеко пойти.  У  него  был  гений
лингвиста, поймавшего в свои уши все неведомые речи, звучащие кругом  него
в девственных лесах. Были даже  суеверные  люди,  утверждавшие,  будто  бы
лингвистические познания маленького индейца простирались так  далеко,  что
он без всякого труда мог разговаривать с зверями, обезьянами и тапирами  и
даже со змеями...
     Оба достойных индейца сидели и ждали.  Близ  гавани  стоял  маленький
трактир, где можно было получить так называемый  chicha  -  род  маисового
пива, который легко скользил  по  хрупкому  индейскому  горлу,  не  волнуя
головы.
     Когда встречаются два индейца, вы не  услышите  обильных  разговоров,
если только "огненная вода" не развяжет языки. И  эти  два  цивилизованных
сына вечно темной загадки беседовали друг с другом почти без  слов.  Тихое
"гм-гм", кивок головы, неуловимое движение век казались  их  единственными
средствами общения, но дым их трубок свивался мирно и дружелюбно.
     Хозяин, маленький, рябой и болтливый  испанец,  пытался  по  временам
вызвать в своих гостях немного оживления. Но все его  старания  поддержать
разговор неизменно претерпевали полное поражение. Тогда он  посвятил  себя
своей ежедневной войне с мухами.
     Впрочем, все знали старого Бенито в Икитосе и  побаивались  его.  Его
связи простирались до самой Лимы. И кое-кто даже утверждал, что Бенито  не
очень стеснялся в средствах, когда у его друзей появлялись  враги,  против
которых, по условиям политики или экономики, надо было  принять  некоторые
меры, не совсем приятного свойства.
     Поэтому нельзя было сказать, чтобы он содействовал понижению процента
смертности в Икитосе. Впрочем, в этом городе бывали смертные случаи  и  от
других причин.
     Маленький хозяин трактира был сегодня в очень нервном  состоянии.  Он
только что  получил  телеграмму,  доставившую  ему  немало  неприятностей.
Бенито не был ученым  человеком.  Он  не  был  силен  в  чтении.  И  такие
торжественные документы, как телеграммы, являлись для него  очень  трудной
головоломкой.
     После нескольких часов подробного изучения, для  Бенито  стало  ясно,
что речь идет о необходимости уничтожить  чужестранного  доктора,  который
должен приехать с пароходом из Пуэрто-Бермудеса,  в  сопровождении  внучки
профессора Сен-Клэра.
     К чести сеньора Бенито  следует  сказать,  что  он  вовсе  не  был  в
восторге от этого поручения. Но подпись Антонио  Веласко  показывала,  что
дело  это  вовсе  не  шуточное.  Если  Бенито  не   последует   приказанию
могущественного человека, это будет, вероятно, стоить  жизни  ему  самому.
Итак, у него не было выбора.
     Но старый трактирщик был опечален. Не потому, чтобы он  принимал  так
близко  к  сердцу  какое-то  убийство.  Но  даже  профессиональный  убийца
становится с годами мягче. Теперь у него были  жена  и  дети,  он  посещал
обедню и вел себя как добрый католик.  Бенито  просто  стал  мещанином,  а
теперь от него требовали, чтобы он взялся за  недоброе  дело,  которое  по
закону называется убийством и наказуемо очень строго.
     Но от приказа было некуда уйти. Черный Антонио и его покровители были
сильные люди и держали Бенито под ногтем, как блоху.
     Бенито со вздохом отправился в свое "святая святых", чтобы  осмотреть
свой нож.
     Паквай был знатоком людей. Он уже давно заметил, как нервно волнуется
Бенито, разбирая полученную  телеграмму.  Бенито  тотчас  разорвал  ее  на
мелкие клочки. Некоторые из них упали, разлетаясь у того самого стола,  за
которым сидел Паквай. Индеец собрал их и по воле случая нашел как раз  имя
отправителя. Это навело его на раздумье. А  когда  он  ясно  услышал  звук
ножа, который оттачивал Бенито, он наконец заговорил. Он нагнулся к своему
товарищу и спросил его:
     - Кто такой Антонио Веласко?
     Брат Кончи уронил свою трубку с видом человека, наступившего на хвост
ядовитой змеи. Но так как его  испуганный  взгляд  не  встретил  никого  в
помещении трактира, он вздохнул с облегчением. Он приложил палец к  губам,
словно предостерегая.
     Паквай  задумчиво  кивнул  головой.  Испуг  Хуамото  был   для   него
достаточным ответом. Он невольно улыбнулся. Однажды, много лет тому назад,
он так же слышал звук оттачиваемого ножа, да еще с  прибавлением  молитвы,
но этот нож так и не исполнил никогда  своего  назначения.  Бедный  старый
Бенито, как мог он думать, что в состоянии убить кого-нибудь...
     Плоское  лицо  Хуамото  стало  почти  оливково-зеленым.  Он   услышал
свистящий звук точильного камня. Он прочел мысли Паквая на его умном  лице
и понял, что какое-то злое  намерение  скрывалось  за  монотонным,  словно
змеиным свистом.
     Он осушил свою кружку...
     Затем вдруг поднялся и стал смотреть на гавань.
     - Что такое? - спросил Паквай.
     - Сигнал дан, - ответил маленький индеец. - Пароход приближается.
     Прежде чем он договорил эти слова, по широкой реке  пронесся  ревущий
звук гудка.
     Далекая сирена словно разбудила город  от  его  "dolce  far  niente".
Возгласы и громкие голоса послышались на улицах. Флаги взвились, и быстрые
шаги  зазвучали  повсюду.  Единственный  в  городе  автомобиль  "Форд"   с
торжественной торопливостью завернул за угол.
     Точильный камень Бенито внезапно смолк.



                                23. ИНТЕРМЕЦЦО

     Когда старый Бенито увидел Йунаса Фьельда  на  сходнях  парохода,  он
сделался еще желтее, чем обыкновенно. А когда заметил  бледное  прелестное
лицо донны Инесы, то с видом знатока прищелкнул языком.
     Мало было в Икитосе людей, которые бы не знали профессора Сен-Клэра и
его внучки. Больница, возвышающаяся в  предместье  над  жалкими  хижинами,
была обязана своим возникновением именно профессору.
     Постепенно перед Бенито выяснилось все  положение.  Белокурый  гигант
каким-то образом помешал  планам  Черного  Антонио,  имевшим  отношение  к
прекрасной сеньорите из Лимы. Поэтому чужестранец должен был умереть.
     Маленький  трактирщик  ощутил  неприятную  дрожь  в   спине:   взгляд
иностранного доктора, - без сомнения совершенно случайно, - устремился  на
него, подобно стальному клинку.  Бенито  почувствовал  его,  словно  укол,
нанесенный его решимости.  Положим,  большой  и  сильный  человек  так  же
смертен, как и маленький и слабый.  Но  было  что-то  незаурядное  в  этом
светло-волосом исполине с ясным и проницательным взором. Он не  был  похож
ни на одного из тех, с которыми Бенито приходилось сталкиваться в  течение
его долгой жизни. Надо быть смельчаком, чтобы отважиться пойти против этой
горы мускулов с глазами кондора.
     Старый убийца почувствовал внезапно какую-то слабость в  руках.  Нет,
на этот раз пускай Антонио Веласко и н