14. ТРОПИЧЕСКАЯ НОЧЬ

     Когда Фьельд так просто выдал себя своему  исконному  врагу,  то  это
было сделано совершенно сознательно. Он ясно отдавал себе отчет в том, что
рано или поздно дело дойдет до столкновения между ним и "Мартинес и К^", и
поэтому он предпочел, как и всегда, нанести первый удар.
     Он также тотчас заметил беспокойное,  трусливое  выражение  в  глазах
Антонио Веласко, когда он рассказал ему о своей  встрече  с  известным  по
всей Южной Америке бандитом Марио Хередиа. То был моральный  удар  кулака,
который не преминет оказать свое действие. В жилах Черного  Антонио  текли
капли индейской крови. От своих индейских  предков  унаследовал  он  почти
автоматический страх перед белым человеком. В сердце  этого  чистокровного
бандита Фьельд уронил столь опасные семена, как  неуверенность  в  себе  и
сомнение.    Отныне    этот    разбойник    черных     банд,     купленных
политиками-спекулянтами, осмелится нападать только из засады, и даже тогда
его рука будет дрожать. Страх поражения - почти всегда  вернейший  путь  к
неудачам во всех предприятиях. Особенно, если дело касается столь сложного
предприятия, каким является убийство.
     В  ту  ночь  Фьельд  вернулся  домой  в  гостиницу   в   великолепном
настроении. Он надеялся, что  своим  поведением  по  отношению  к  Черному
Антонио  он  предупредил  всякое  покушение  на  внучку  Сен-Клэра.  Пакет
ассигнаций,  полученный  бандитом  в  конторе  Мартинеса,  был,  вероятно,
задатком более крупной суммы, которая ему достанется,  когда  донна  Инеса
будет поймана и водворена обратно к своему опекуну.
     Когда Фьельд  попросил  у  ночного  портье  ключ  от  своей  комнаты,
последний нигде не нашелся. Зато в его ящике для писем лежала записка  его
нового помощника Кида Карсона, сообщавшая, что он спит на диване в комнате
Фьельда.
     Фьельд наморщил брови. Кажется, негр ведет себя довольно бесцеремонно
для начала.
     Но Фьельд скоро переменил свое мнение, когда увидел  Кида,  лежавшего
совсем одетым перед дверью его спальни. Он вскочил при входе доктора.
     - Я прошу извинения, -  сказал  он  быстро,  желая  успокоить  своего
хозяина, - необходимо было охранять  комнату...  Я  случайно  пришел  сюда
сегодня  вечером,  и  ваша  дверь  стояла  открытая.  Это  показалось  мне
подозрительным, и  я  вошел.  Тут  я  застал  двух  джентльменов,  занятых
обнюхиванием вашего багажа. Они  были  одеты  в  форму  слуг  гостиницы  и
пытались объяснить свое присутствие тем, что они  думали,  будто  господин
уезжает  с  ночным  поездом...  Я  озаботился  обоих  выставить  быстро  и
безболезненно, а сам улегся здесь. Позднее, ночью, опять явился кто-то, но
я показал ему большой  нож,  и  тогда  он  исчез...  По-видимому,  в  этой
гостинице очень интересуются вашим багажом!
     Фьельд слушал этот отчет с величайшим удивлением.
     - Я думаю, что мы отлично уживемся друг с другом, - сказал он ласково
Карсону. - Ты поступил, как должно.  Но  теперь  ты  должен  найти  лучшую
постель. Я посмотрю сам за своими чемоданами.  Впрочем,  я  могу  передать
тебе поклон от Антонио Веласко. Весьма возможно, что тебе придется сыграть
с ним один матч прежде, чем мы покинем Перу.
     Негр-боксер просиял.
     - Это меня очень радует, - сказал он с восхищением.
     - Но едва ли это произойдет на арене.
     - А где же в таком случае?
     - Где-нибудь на свободе - на  вершине  утеса  в  Кордильерах  или  на
лужайке девственного леса.
     Негр расхохотался, сверкнув белыми зубами.
     - Хорошее дело! Однажды я лежал, притаившись за древесным  корнем,  в
течение четырнадцати часов, чтобы получить  возможность  отомстить  серому
медведю в Колумбии. Я был тогда фермером, и медведь убил у меня лошадь  и,
кроме того, разорвал на клочки одну из моих тещ.
     - Ну, и чем это кончилось?
     - Спасибо, великолепно. Я употребил  остатки  моей  тещи  в  качестве
приманки. Это было очень печально, но необходимо.  Медведь  несколько  раз
ускользал от меня, но в конце концов попал в западню и был мною застрелен.
А моя теща получила достойное погребенье.
     - Ты испытал понемногу всего, как мне кажется, - сказал Фьельд. -  Но
охота на медведей и охота на людей - это далеко не одно и то же.
     Кид Карсон искоса взглянул на  Фьельда.  Толстые  губы  приоткрылись.
Какое-то признание  словно  хотел  вырваться  из-за  белых  зубов.  Но  он
одумался, крепко сжал челюсти, пожелал Фьельду спокойной ночи и вышел вон.
     Фьельд задумчиво посмотрел ему вслед.
     - Странный  малый,  -  пробормотал  он.  -  Немного  отличающийся  от
обычного типа негра. Опаснее цепной собаки, но  по-своему  честен.  Трудно
будет приручить его, сделать из него человека.  Он  и  не  думает,  что  я
кое-что подозреваю за ним. У него руки зачесались, когда  я  заговорил  об
охоте  на  человека.  Достойный  Кид  называет  себя  боксером,  фермером,
контрабандистом... но его прирожденная профессия - убивать. В этой области
у него, наверное, большой опыт. Он вооружен опасным ножом bordie. Меня  не
удивит, если в один прекрасный день  этому  ножу  придется  иметь  дело  с
легкими Черного Антонио.
     Он  стал  раздеваться,  насвистывая  какую-то  мелодию.  По-видимому,
крепкие  напитки  не   очень-то   на   него   подействовали.   Наоборот...
Необыкновенное блаженство охватило его. Итак,  он  стоял  теперь  в  самом
центре приключения. Опасности подстерегали его в незнакомой стране и среди
незнакомых  людей.  Все  требовало  от  него  быстрых  и  ясных   решений,
хладнокровия и самой высокой бдительности. С  удовлетворением  он  ощущал,
как поспешно работали клетки его мозга, как просыпались для действия связи
мускулов в его превосходно  тренированном  теле.  Куда  делись  вялость  и
усталость!
     Он подошел к окну и отодвинул  в  сторону  гардины.  Легкая  прохлада
повеяла ему в лицо. Была  свежая  ночь.  Наверху  дрожали  звезды,  словно
алмазы на темно-зеленом бархате неба. Ах! - вон и Юпитер, опасная планета,
приносящая всегда за собой великие события. Вон там, низко над горизонтом,
стоял  Южный  Крест,  словно  покосившийся,  полуразрушенный  памятник  на
кладбище, а прямо впереди, на западе, блестела Венера, подобная  крошечной
луне, и  бросала  свои  изумрудно  скользящие  отсветы  на  башни-близнецы
собора.
     Ночная тишина царила над городом старого Писарро. Не слышно  было  ни
автомобиля, ни стука лошадиных копыт. Летучая мышь прорезала  темноту,  да
несколько запоздавших москитов звенели в воздухе, меж тем как едва слышное
журчание медленно текущей реки Римак звучало, словно  тихий  шепот  матери
над уснувшим ребенком.
     Фьельд не покинул своего места у окна до тех пор, пока не  посветлело
на востоке и город не  начал  просыпаться.  Твердые  копыта  мулов  звонко
застучали по каменной мостовой, а тяжелые  повозки  с  зеленью  и  бычьими
тушами пробирались по  артериям,  питающим  Лиму.  Издали  слышался  свист
локомотивов, и громыхающий звук доносил об отъезде поездов.
     Тогда Фьельд опустил  ставни  и  собрался  ложиться  в  постель.  Но,
очевидно, ему не было суждено заснуть в эту  ночь.  Легкий  стук  в  дверь
заставил его невольно протянуть руку за небольшим металлическим предметом,
лежащим на ночном столике. Этот предмет почти исчез в его огромном кулаке.
     Но то был лишь дружелюбный стук  осторожного  человека,  не  имевшего
злых намерений.
     На "войдите" Фьельда в двери показалось бледное лицо,  подобное  лицу
человека, преследуемого фуриями. Глаза перебегали с места на место, словно
ожидали, что из каждого угла появятся спрятанные дьяволы.
     То был директор Вальдес своей собственной персоной.
     Фьельд отбросил в сторону револьвер.



                       15. ТОТ, КТО БОИТСЯ И РАСКАИВАЕТСЯ

     Могущественный начальник гостиницы "Делигенсия" не был,  по-видимому,
храбрым человеком. И его голос дрожал, когда он подошел к постели.
     - Извините, доктор, - прошептал он, - что  я  беспокою  вас  в  такое
время суток. Но дело идет о некоторых событиях, которые я сообщу вам  и  о
которых никто не  должен  знать.  Я  -  человек  подневольный...  За  мною
следят...
     - Все люди, как мне кажется, следят друг за другом в этой  стране,  -
сказал Фьельд сухо.
     - В Перу так много противоположных  интересов,  -  продолжал  Вальдес
невозмутимо. - Тут и политика, тут и женщины. Если я  сейчас  обращаюсь  к
вам, то это из-за женщины. Она - солнце этого города. Я видел, как над нею
опустилось облако и как радость погасла в ее глазах. То было по моей вине.
Да будет проклята моя трусость! А теперь ей угрожает  еще  худшая  судьба.
Речь идет об Инесе Сен-Клэр, доктор.  Я  слышал,  что  она  интересовалась
узнать ваше имя. Вы - человек решительный. А теперь я хочу рассказать  вам
о тех интригах, которые ткутся против этого удивительного ребенка и, может
быть, также и против вас.
     - Я не совсем ясно понимаю ваши намерения, добрый человек,  -  сказал
Фьельд. - Я знаю только, что эта гостиница не особенно удобна для  спанья.
Какие-то частные сыщики бегают здесь повсюду и роются в моем багаже,  а  в
довершение всего на рассвете дня является сам директор и рассказывает  мне
о каких-то интригах... Я раз и навсегда советую не вмешиваться в мои дела,
и не дам себя запугивать.
     Хозяин гостиницы смешался:
     - Я думал... Я полагал... Что донна Инеса...
     - Я никогда не видел эту даму.
     - Это я понимаю... Не то вы бы, наверно, выказали больший интерес.  К
сожалению, сама донна Инеса не имеет возможности лично поговорить  с  вами
об этом деле, так как вчера вечером она уехала в Оройю.
     Если бы  директор  Вальдес  был  лучшим  наблюдателем,  то,  конечно,
заметил бы, как странно сверкнули голубые  глаза  белокурого  гиганта  при
этом известии.
     - Что понадобилось молодой даме в горах?
     - Значит, вы этого не знаете.  Она  хочет  отыскать  своего  дедушку.
Теперь она на дороге к Пуэрто-Бермудес.  Но  так  далеко  ей  не  доехать,
потому что за нею уже послан Черный  Антонио.  Он  устроит  там  засаду  и
привезет девушку обратно сюда... Но, быть может, это вас не интересует?
     - Разумеется, интересует, - сказал Фьельд и сел на  постели.  -  Все,
что происходит здесь, кажется мне в достаточной степени  банальным.  Но  с
Черным Антонио я провел сегодня всю ночь.
     - Совершенно правильно. Он уехал десять  минут  тому  назад  с  двумя
наемниками в Оройю.
     - Когда идет следующий поезд?
     - Только в полдень.
     - Отлично. Можете ли вы позаботиться, чтобы  я  получил  два  мула  и
проводника в  Оройе?  Он  должен  меня  встретить  на  вокзале.  А  теперь
расскажите мне все, что вы знаете.
     Директор не заставил просить себя два раза и поведал почти все планы,
которые выболтал ему Мануэль.
     Когда он кончил, Фьельд вскочил с постели.
     - Вполне возможно, - сказал он медленно, - что все рассказанное здесь
вами не что иное, как ловушка... Почем вы знаете, что я не  пойду  к  дону
Хосе и не поставлю его в известность, каким скромным другом он обладает?
     Круглое мальчишеское лицо директора внезапно удлинилось от страха.
     - Не может быть... Чтобы вы захотели... - забормотал он.
     - Нет, - сказал Фьельд почти дружелюбно. - Я не очень  охотно  берусь
за это дело, но мое удивление и почтение к Раймону Сен-Клэру  так  велико,
что я никогда не оставлю его внучку одну против козней банды Мартинеса. Но
несмотря на все это, господин директор, я  не  совсем  ясно  понимаю  ваши
мотивы.
     Вальдес поднял голову и блеснул глазами.
     - Я повторяю то, что сказал перед этим, - ответил он с  достоинством,
- то есть, что вы не видели донны Инесы. Это - женщина, за  которую  стоит
умереть.  Ее  наружность,  ее  гордая  чистота,  ее   мужество...   просто
божественны. Я ее предал. Я выгнал ее из  моей  гостиницы,  потому  что  я
слабый,  зависимый  раб.  Всю  ночь  я  вертелся  на  постели,  угнетаемый
презрением к самому себе. Мануэль  не  достоин  получить  ее...  А  Черный
Антонио не смеет тронуть ее даже краем  своего  черного  ногтя.  Этого  не
должно быть. Скорее я повешусь на самом высоком дереве моего сада и пройду
через огонь геенны. Сам я не могу спасти ее. Для этого я слишком слаб.  Но
умереть я могу. Нет, нет, этого не должно быть!
     Фьельд спокойно протянул руку за своими носками.
     - Прежде чем повеситься, сеньор Вальдес, - сказал он, - не окажете ли
вы мне великую услугу - устроить наем  мулов  и  проводника  в  Бермудесе.
Антонио опередил меня Но мы сумеем расставить  препятствия  на  его  пути.
Если же вы, - чему я не верю, - устроили мне ловушку,  то  я  советую  вам
повеситься сейчас же, не то вы рискуете быть сожженным заживо.
     - Клянусь моею горячею любовью, моею...
     - Я верю вам. Теперь лучше вам удалиться. Приятного будет мало,  если
вас увидят выходящим из моей комнаты. Остерегайтесь, как бы вам не всадили
пулю в лоб.
     - Будьте спокойны. Но убеждены ли вы  в  том,  что  можете  выдержать
борьбу с Черным Антонио? Он опасный бандит, и на его совести лежит не одно
убийство.
     - Это весьма радует меня, - сказал Фьельд. - Я особенно  люблю  иметь
дело с подобного рода людьми. Тогда  не  надо  знакомиться  с  угрызениями
совести, если придется пустить в ход серьезные средства.
     Вальдес пугливо осмотрелся.
     - Здесь в Лиме так много людей, которые были бы рады освободиться  от
Антонио. Но у  него  есть  свои  наемники  и  друзья.  Профессор  Сен-Клэр
попытался однажды выбить его из игры  посредством  газеты  "Комерсио".  Но
даже сама эта  большая  газета  не  посмела  затронуть  кумира  перуанских
бандитов. На афишах его называют "Ужас Перу". Но он оказывается ужасным не
только как боксер. Он также главное лицо шпионской организации, у  которой
тысячи глаз и центр которой находится в Лиме. Но что это?!
     Подобно тигру Фьельд одним прыжком бросился к окну. Он заметил  тень,
скользнувшую впереди на балконе. Но он не мог удостовериться, был  ли  это
человек. Вальдес дрожа смотрел на своего гостя, который  теперь  заботливо
закрывал все окна.
     - Разве там был кто-нибудь? - спросил он, смертельно бледный.
     Фьельд пожал плечами.
     - Быть может, воображение, - сказал он. - Но мне  показалось,  что  я
вижу тень, пробирающуюся вдоль балкона.
     - Быть может, это отсвет огня, который только что зажгли напротив.
     - Возможно, - сказал Фьельд. -  Рано  или  поздно  это  выяснится.  А
теперь уходите. Я должен немного подумать о том,  с  чего  начать.  И  мне
необходимо заснуть на несколько часов. Будьте осторожны, директор Вальдес.
Заприте хорошенько вашу дверь.
     - Ах, - сказал молодой  человек,  -  здесь  в  гостинице  мне  нечего
бояться. Но я счастлив, что вы заинтересовались донной  Инесой.  Если  вам
удастся встретить ее, господин доктор, может быть, вы поговорите с  нею  в
мою пользу?
     - Непременно, - сказал Фьельд, пожимая ему руку,  -  но  не  забудьте
телеграфировать в Оройю. И прикажите разбудить меня в десять часов.
     - Будет исполнено...  Но  помните  об  одном  обстоятельстве.  Черный
Антонио ненавидел Сен-Клэра! Прощайте, доктор. Да будут милостивы к  донне
Инесе все святые!
     Фьельд долго сидел на постели. Наконец, он улегся и тотчас заснул.
     Ровно в десять  часов  его  разбудили.  Кельнер  имел  вид  человека,
пораженного ужасом.
     - Что случилось? - спросил Фьельд.
     - Какое несчастье, сеньор! - ответил  слуга.  -  Директор  повесился.
Одна из горничных наткнулась на него в ванной  комнате.  Он  повесился  на
шнурке, употребляемом для спускания душа. Сейчас послали за доктором.
     Фьельд вскочил.
     - Я сам доктор, - сказал он.
     Он накинул купальный халат и последовал за  кельнером.  На  диване  в
одной из задних комнат конторы лежал директор  Вальдес.  Двое  полицейских
охраняли тело.
     Молодой директор имел вид спящего. Он совсем не был похож  на  только
что вынутого из петли.
     Исследование Фьельда продолжалось недолго.
     - Здесь ничего нельзя поделать, - сказал он, поднимаясь. - Он  дважды
скончался.
     Полицейские немного удивленно посмотрели на Фьельда. Что  разумел  он
под таким словами?
     Но Йунас Фьельд медленно пошел в свою комнату.
     - Месть быстро разит в Перу, - прошептал он.  -  Кто-то,  несомненно,
следил за нами сегодня утром... Сперва цианистый калий, а затем  шнурок...
Бог знает, что приготовлено для меня?.. Но, впрочем, друг Антонио, мы  еще
поговорим с тобою немного!



                             16. ПРИБЫТИЕ В ОРОЙЮ

     Мало найдется на свете железнодорожных линий, которые  бы  так  прямо
пробились  сквозь  угрюмую  и  недоступную  природу,  как   линия   двести
километров, соединяющая Лиму с Оройей.
     Железнодорожный путь начинается  собственно  в  Кальяо  и  пересекает
сначала низкую приморскую полосу, потом  следует  вдоль  смеющейся  долины
реки Римак. И, наконец, подступает к самим Кордильерам. Кругами и  петлями
поднимается он ввысь. Он  напоминает  парусное  судно,  лавирующее  против
ветра. Вперед, назад, - вверх и вбок, -  пока  в  конце  концов  поезд  не
достигнет гигантской горной  пустыни  с  разреженным  воздухом  на  высоте
15.645 футов на  уровнем  моря.  Тут  начинается  одно  из  узких  ущелий,
служащих  перевалом  через  Кордильеры,  но  старый  Мейгс,  -  так  зовут
строителя этой незаурядной дороги, - не  стал  осторожно  плутать  кружным
путем по этим диким ущельям. Он предпочел броситься прямо на могучие голые
стены скал и проложил кратчайший путь через ряд  монументальных  туннелей,
кое-где прерываемых тяжелыми мостами.
     Путешественник, который чувствует себя плохо на  этой  высоте,  может
теперь вздохнуть с облегчением, потому что железнодорожный путь спускается
снова вниз. Далеко позади возвышаются в солнечном свете  громады  покрытых
снегом и льдом горных  вершин,  сияя  каким-то  необыкновенным  фарфоровым
блеском. А если путешественнику удается увидеть на  несколько  минут  этих
колоссов в лучах заходящего солнца свободными от тумана -  ему  покажется,
что он стоит на крыше земли  и  видит,  как  пламенеют  высочайшие  башни,
словно сказочные великаны, которые в сверкающих ледяных доспехах  охраняют
небесные двери. Там наверху собираются первые  капли  шумных  мощных  волн
реки Амазонки. Она начинается крошечным озером у подножия снежной вершины,
но много таких крошечных озер соединяются вместе с  горную  реку,  которая
становится все более резвой, упорной и сильной.
     Тут поезд покидает пустынную страну  скалистых  ущелий,  с  ее  голым
серо-лиловым однообразием, где одни лишь  лама,  викунья  и  кондор  могут
найти подходящие условия  для  жизни.  Теперь  путешественник  достиг  так
называемой  Монтаньи,  лесной  области,  где  начинают  появляться   следы
человеческого жилья. Это какой-нибудь колонист, белый или метис, похоронил
себя здесь в одиночестве высокой долины.
     Перуанская  железнодорожная  сеть   оканчивается   на   пороге   этой
местности. Дальнейшее сообщение совершается пешком или по рекам.
     Двое новоприезжих, высадившихся  поздно  вечером  на  вокзале  Оройи,
присматривались  к  сновавшим  вокруг  городским   прохожим,   частью   из
любопытства, частью чтобы уловить какой-нибудь случай.  Протяжные  свистки
локомотивов прекраснее звуков арфы для маленького  города,  который  всего
лишь два поколения  тому  назад  был  дикой  пустыней,  где  даже  индейцы
составляли редкость.
     Расфранченные  по-воскресному,  праздношатающиеся  Оройи   также   не
особенно часто имели случай созерцать  столь  огромного  белого  человека,
который    своими    белокурыми    волосами    представлял     разительную
противоположность с окружающими. И далеко не  каждое  воскресенье  в  году
появлялся здесь, на высоте Монтаньи, негр столь  угольно-черный,  как  Кид
Карсон.  Кид  имел  очень  живописный  вид  в  своем   дорожном   костюме,
приукрашенном шалью и поясом в