а  нашего
передвижения становились все более и более примитивными: реактивные самолеты
в Найроби и Арушу, затем - скоростной пригородный поезд до нашего лагеря.  В
конце концов цивилизованные районы остались далеко позади. Раньше я  никогда
не  видел  такого  открытого  пространства;  здесь  с  трудом   можно   было
представить себе небоскребы ближайшего города Ниерере.
   Прослушав ознакомительную речь о том, чего ожидать и как  себя  вести  во
время сафари, мы потратили остаток дня на то, чтобы познакомиться со  своими
компаньонами. Я в группе  самый  младший:  просто  такого  рода  путешествие
слишком дорого обходится для людей моего возраста.  Конечно,  у  большинства
моих ровесников не было дяди Рубена, который бы  умер  и  оставил  им  тонну
денег. (Ну, не тонну, а примерно восемь унций -  именно  столько  приходится
заплатить за участие в сафари. Ха-ха.) Домик был  сколочен  довольно  грубо.
Для приготовления пищи использовались причудливые  старинные  микроволновки,
однако большинство из нас собирались питаться в  ресторанах.  Я  узнал,  что
наибольшей  популярностью  будут   пользоваться   японский   и   бразильский
рестораны: первый - из-за самой пищи (настоящая рыба),  второй  -  благодаря
всяким развлечениям. Моим соседом по комнате оказался мистер Шибони, пожилой
японский джентльмен, который сообщил мне, что ради  этого  сафари  он  копил
деньги в течение пятнадцати лет.
   Он казался очень приятным, добродушным человеком, и я надеялся,  что  ему
удастся успешно преодолеть суровые испытания предстоящего путешествия.
   Мне очень хотелось принять душ, просто чтобы проникнуться сутью вещей, но
вода здесь - настоящий дефицит, и, похоже, мне придется довольствоваться все
тем же привычным сухим химическим душем. Знаю,  знаю,  он  дезинфицирует  не
хуже, чем смывает грязь, но ведь если бы  я  хотел  все  время  пользоваться
домашними удобствами, то просто остался бы дома и сэкономил 150000 долларов.
***

   16 февраля:
   Сегодня мы встретились с нашим проводником. Не знаю, почему, но он  вовсе
не соответствовал моим представлениям о том, каким должен быть  проводник  в
африканском сафари.  Я  ожидал  увидеть  какого-нибудь  седовласого  старого
ветерана с огромным запасом  различных  историй,  который,  возможно,  видел
живую циветту или антилопу дукер - еще до того, как они полностью исчезли. А
перед нами предстал Кевин Оле Тамбаке, молодой, не старше двадцати пяти лет,
масаи, одетый в обычный костюм (на  нас  же  было  что-то  вреде  армейского
обмундирования). Но, я думаю, этот масаи знает, что ему  делать  -  ведь  он
прожил в этих местах всю жизнь.
   И еще. Не  могу  не  отдать  ему  должное:  Кевин  оказался  великолепным
рассказчиком. Он потратил полчаса, рассказывая нам  байки  о  том,  как  его
народ жил в хижинах,  называемых  маньятта,  об  их  ритуале  вступления  во
взрослую жизнь, во время которого юноша должен был убить  копьем  льва.  Как
будто правительство могло позволить им убивать животных!
   Все утро у нас ушло на то, чтобы  спуститься  в  кратер  Нгоро-Нгоро.  Он
представляет собой разрушенную кальдеру, или вулкан,  который  когда-то  был
выше самой Килиманджаро. Кевин говорит, что раньше здесь в изобилии водилась
дичь, но я не понимаю, как это может быть - во время обвала любое  животное,
оказавшееся наверху, должно было мгновенно погибнуть.
   Думаю, истинной причиной того, что  мы  туда  отправились,  было  желание
избежать проблем, связанных с нашим  флаером,  и  научиться  правильно  себя
вести. Но результат, похоже, получился тот же самый. В  двух  отделениях  не
работала система воздушного  кондиционирования,  обслуживающий  механизм  не
давал правильной температуры для приготовления охлажденных напитков, а  один
раз, когда нам показалось, будто мы увидели птицу, трое из нас  одновременно
попытались позвонить по телефону Кевину и вызвали сбой его  коммуникационной
линии.
   После полудня мы отправились в Серенгети. Кевин говорит, что  раньше  эта
долина простиралась аж до кенийской границы, однако теперь она  представляет
собой примыкающий к кратеру парк площадью всего 20 квадратных миль. Примерно
через час после начала похода мы заметили  земляную  белку,  но  она  успела
юркнуть в нору до того,  как  я  отрегулировал  голокамеру.  И  все  же  она
произвела сильное  впечатление.  Животное  было  покрыто  шерстью  различных
оттенков коричневого, с темными глазами и пушистым хвостом. Кевин оценил  ее
вес почти в три фунта и сказал, что не таких больших земляных  белок  он  не
видел с тех пор, как был ребенком.
   Перед тем, как мы вернулись в лагерь, Кевин получил по радио сообщение от
другого водителя, который обнаружил двух скворцов,  гнездившихся  на  дереве
примерно в восьми милях к северо-востоку от нас. Компьютер нам сообщил,  что
мы не доберемся туда до темноты, поэтому Кевин отметил это место в памяти  и
пообещал, что завтра с утра мы отправимся туда в первую очередь.
   Я решил пойти в бразильский ресторан и потратил несколько приятных часов,
слушая настоящих, живых музыкантов. Что  ж,  первый  полный  день  в  сафари
закончился довольно приятно.

***

   17 февраля:
   С рассветом мы вышли на поиски скворцов. Но несмотря на  то,  что  дерево
оказалось в положенном месте, птиц мы так и  не  увидели.  Похоже,  один  из
пассажиров (кажется, это был маленького роста человек  из  Бирмы,  но  я  не
уверен) начал жаловаться, потому что Кевин вскоре объявил всему отряду,  что
мы находимся в сафари, и что нет никакой  гарантии  того,  что  нам  удастся
увидеть какую-то конкретную птицу или животное, и несмотря  на  то,  что  он
делает для нас все от него зависящее, никто  не  может  сказать  точно,  где
могут прятаться животные.
   В это время, пока он говорил,  словно  из  ниоткуда  появилась  полосатая
мангуста почти футовой длины. Казалось, она  не  обращает  на  нас  никакого
внимания. Кевин сказал, что мы выключили мотор, чтобы не напугать животное.
   Через  минуту-другую  все,  кто  находился  с   правой   стороны   нашего
летательного   аппарата,   сделали   голографии,   и   мы   стали   медленно
разворачиваться, чтобы мангусту смогли увидеть и те, кто находился  с  левой
стороны. Но это движение, похоже, испугало зверька, так как  через  тридцать
секунд, а наш маневр занял именно столько, его уже нигде не было видно.
   Кевин  объявил,  что  машина  сделала  снимки  мангусты   автоматическими
голокамерами, и пообещал, что каждый,  кто  не  успел  сделать  снимок  сам,
сможет получить копии этих голографий.
   Когда мы остановились на ленч, у нас (по крайней мере  у  правой  стороны
флаера) было прекрасное настроение. А во время вечерней прогулки  мы  видели
трех желтых ткачиков, которые сооружали на дереве свои шарообразные гнезда.
   Кевин оставил нас одних, предупредив, чтобы мы не приближались  к  дереву
ближе, чем  на  тридцать  ярдов,  и  мы  почти  час  потратили,  наблюдая  и
голографируя птиц.
   В общем, день оказался очень хорошим.

***

   18 февраля:
   Сегодня примерно через час после восхода  Солнца  мы  покинули  лагерь  и
отправились на новое место: в Олдувайское ущелье.
   Кевин объявил, что оставшиеся два дня мы проведем  там.  Он  сказал,  что
теперь, когда  равнинные  земли  сплошь  покрыты  городами  и  фермами,  все
оставшиеся крупные звери в основном находятся в ущелье и на его склонах.
   Ни один летательный аппарат, даже  такой  специально  оборудованный,  как
наш, не был в состоянии проложить путь через ущелье.  Поэтому  мы  вышли  из
флаера и гуськом отправились за Кевином.
   Большинство  из  нас  обнаружили,  что  не  отстать  от  Кевина  довольно
затруднительно. Он карабкался по камням так, как будто делал это всю  жизнь,
тогда как я даже не мог вспомнить, когда в  последний  раз  видел  лестницу,
которая бы не двигалась, когда на нее становишься. Мы шли уже почти полчаса,
когда я услышал, как один из  членов  отряда,  идущий  одним  из  последних,
вскрикнул и указал на какое-то пятно на дне ущелья. Мы все посмотрели туда и
увидели, как кто-то передвигается с феноменальной скоростью.
   - Еще одна белка? - спросил я.
   В ответ Кевин только улыбнулся.
   Человек позади меня сказал, что, по его мнению, это мангуста.
   - То, что вы видите, - сказал Кевин, - это дик-дик, последняя  оставшаяся
в живых африканская антилопа.
   - Она большая? - спросила женщина.
   - Средних размеров, - сказал Кевин. - В холке дюймов десять высотой.
   Представляете - животное высотой десять дюймов он называет средним!
   Кевин объяснил, что дик-дик очень  строго  соблюдают  территорию,  и  эта
антилопа не должна находиться далеко от места  своего  обитания.  А  значит,
если мы будем спокойны и терпеливы (и удачливы тоже), то сможем  увидеть  ее
снова.
   Я спросил Кевина, как много в ущелье этих  дик-дик.  Он  почесал  голову,
немного подумал и предположил, что этих животных здесь около десятка.  (А  в
Йеллоустоуне осталось всего девятнадцать кроликов! Разве  удивительно  после
этого, что все настоящие любители животных отправляются в Африку?) Мы прошли
еще час и остановились на ленч.  Кевин  поведал  нам  историю  этих  мест  и
рассказал о находках доктора Лики. Он высказал предположение, что  во  время
раскопок были найдены далеко не все  скелеты,  но  правительство  не  хотело
больше тревожить зверей в их  последнем  убежище,  поэтому  костям  придется
подождать до тех пор, пока их не  извлекут  из  земли  следующие  поколения.
Проще  говоря,  это  означало,  что  правительство  Танзании  не  собиралось
отказываться от получаемого с трехсот туристов в неделю  дохода  и  отдавать
неплохо   пополнявшую   государственную   казну   Парковую   Систему   кучке
антропологов. И я не могу винить их за это.
   В ущелье начали стекаться другие группы туристов. Мне  пришло  в  голову,
что к тому времени, когда мы закончили ленч,  "население"  сафари  составило
человек семьдесят. У каждого  проводника,  похоже,  были  "свои"  отмеченные
области, так как я заметил, что мы крайне редко подходили к  другим  отрядам
ближе, чем на четверть мили.
   Кевин спросил нас, не хотим ли мы отсидеться в тени до тех пор,  пока  не
спадет дневная жара, но поскольку это был предпоследний день нашего  сафари,
мы подавляющим большинством голосов решили  отправиться  сразу,  как  только
закончим трапезу.
   Не прошло  и  десяти  минут,  как  случилась  беда.  Мы  друг  за  другом
спускались по крутому склону; Кевин, как обычно, шел впереди, мы - сразу  за
ним. И тут я услышал странный хрюкающий звук, а за ним - удивленный крик.  Я
оглянулся и увидел, как мистер Шибони падает по склону. Очевидно, он потерял
опору. Когда он прокатился мимо нас, все услышали  хруст  ломающихся  костей
его ноги.
   Кевин бросился мистеру Шибони на выручку, но,  прежде  чем,  ему  удалось
остановить беднягу, сам чуть не свалился в ущелье. Затем  он  склонился  над
старым джентльменом и собрался было заняться его  ногой,  как  вдруг  острые
глаза нашего проводника заметили что-то, ускользнувшее от нашего внимания, и
он внезапно бросился по склону вверх, туда, где  споткнулся  мистер  Шибони,
присел на корточки и стал что-то изучать.  Потом  Кевин  поднялся,  держа  в
руках какой-то предмет, и спустился к нам. Выглядел он при  этом,  как  сама
смерть.
   Это была мертвая ящерица, взрослая, почти восемь  дюймов  длиной,  и  она
была раздавлена ботинком мистера Шибони. Было его падение вызвано  тем,  что
он наступил на ящерицу, или бедное животное  просто  не  успело  убраться  с
дороги, когда японец уже падал - определить было  невозможно...  но  это  не
имело никакого значения: мистер  Шибони  был  виноват  в  смерти  животного,
происшедшей на территории Национального Парка.
   Я попытался вспомнить подписанный всеми нами  документ,  дающий  Парковой
Системе право сразу же снимать деньги с наших счетов в случае,  если  мы  по
любой причине, даже с целью самозащиты, убьем какое-нибудь животное. Я знал,
что самый минимальный штраф составлял 50000 долларов, но это - если речь шла
о двух самых распространенных птицах. А ящерицы агама и геккон оценивались в
семьдесят тысяч.
   Кевин поднял ящерицу так, чтобы все могли ее увидеть, и сказал, что  если
возникнут юридические проблемы, мы все будем свидетелями.
   Мистер Шибони застонал от боли, и Кевин сказал, что  заниматься  ящерицей
теперь не имеет смысла, и дал ее мне подержать на то время, пока он  наложит
на ногу японца шину и вызовет медицинскую бригаду.
   Я взял ящерицу в  руки  и  начал  внимательно  ее  изучать.  У  нее  были
великолепной  формы  ноги,  длинный  элегантный  хвост.  Однако   наибольшее
впечатление на меня произвела окраска животного: красноватая голова, голубое
тело и серые лапы, причем цвет к их кончикам постепенно светлел. Прекрасное,
какое прекрасное создание! Даже мертвое, оно оставалось прекрасным.
   После того, как врачи увезли мистера Шибони, Кевин  потратил  целый  час,
показывая нам, как  действовало  тело  агамы:  как  ее  глаза  могли  видеть
одновременно в двух направлениях, как  когти  ящерицы  позволяли  ей  висеть
вверх ногами на любой неровной поверхности, как ее челюсти могли  разгрызать
панцири пойманных  насекомых.  Наконец,  принимая  во  внимание  случившуюся
трагедию, а также беспокоясь о самочувствии мистера Шибони, Кевин  предложил
возвращаться.
   Никто не  протестовал,  так  как  мы  знали,  что  Кевину  предстоят  еще
несколько часов дополнительной работы.  Ему  нужно  было  написать  отчет  о
случившемся  и  постараться   убедить   департамент   Парка   в   том,   что
организовавшая сафари компания не виновата в происшествии, но все  равно  мы
чувствовали себя обманутыми - ведь у нас оставался всего один  день!  Думаю,
Кевин это понимал, так как перед самым возвращением он пообещал, что  завтра
нас ждет нечто особенное.
   Я не мог уснуть полночи, размышляя: что же это может быть?  Возможно  ли,
что наш проводник знает, где находятся  другие  дик-дик?  Или,  быть  может,
окажется истиной легенда о последнем фламинго?

***

   19 февраля:
   Когда мы сегодня утром поднимались  на  борт  флаера,  все  были  страшно
возбуждены. Каждый спрашивал Кевина, что же такое "особенное" он  нам  нынче
приготовил, но наш  проводник  только  улыбался  и  спешил  переменить  тему
разговора. Наконец мы добрались  до  Олдувайского  ущелья  и  начали  спуск,
однако на сей раз мы явно  направлялись  к  какому-то  определенному  месту,
Кевин даже не останавливался, чтобы найти дик-дик.
   Мы спускались по крутой,  извилистой  тропинке,  спотыкаясь  о  древесные
корни, наши руки и ноги были исцарапаны растущими на  кустах  колючками.  Но
никто не жаловался: Кевин настолько уверил  всех  в  том,  что  впереди  нас
ожидает большой  сюрприз,  что  на  маленькие  трудности  никто  не  обращал
внимания.
   Наконец мы добрались до подножия ущелья и пошли по ровной,  но  такой  же
извилистой тропке. Подошло время перекусить, а мы так и  не  увидели  ничего
интересного. Пока мы сидели в тени развесистой акации и подкреплялись, Кевин
вытащил свою рацию и переговорил  с  другими  проводниками.  Одна  из  групп
видела трех дик-дик, другая нашла гнездо сизоворонки,  в  котором  были  два
только что вылупившихся птенца.  В  обычное  время  Кевина,  в  котором  жил
сильный дух соперничества,  подобные  новости  заставили  бы  призвать  всех
поскорее закончить еду и отправиться в путь, если мы не  хотим  вернуться  в
лагерь, увидев меньше, чем остальные; однако на сей раз он только  улыбнулся
и сказал другим проводникам, что на дне ущелья  мы  ничего  не  видели,  что
дичь, кажется, вся разбежалась - возможно, в поисках воды.
   Затем, когда ленч был закончен, Кевин отошел ярдов на пятьдесят и исчез в
маленькой пещере, но через мгновение появился снова, держа в руках небольшую
деревянную клетку. В ней сидела маленькая коричневая птичка.
   Оттого, что мне представилась возможность рассмотреть ее в такой близи, я
испытал настоящую дрожь, но кое-кто, как  мне  показалось,  был  разочарован
тем, каким оказался обещанный сюрприз.
   - Вы когда-нибудь видели медоуказчика? - спросил Кевин.
   Мы ответили, что никогда, и он  объяснил  нам,  что  так  называется  эта
птичка.
   Я  спросил,  почему  она  так  называется,  так  как  она,  очевидно,  не
производит меда и кажется неспособной  заменить  Кевина  в  качестве  нашего
проводника. В ответ Кевин снова улыбнулся:
   - Видите, - сказал он, указывая на растущее ярдах в 75 от нас дерево,  на
одной из низко свисающих  ветвей  которого  располагался  огромный  пчелиный
улей.
   - Вижу, - ответил я.
   - Тогда смотрите внимательно, - сказал Кевин, открыл  клетку  и  выпустил
птичку. Она чуть помедлила, взмахнула крыльями и полетела по  направлению  к
дереву.
   - Сейчас он проверяет,  есть  ли  там  мед,  -  объяснил  наш  проводник,
указывая на кружащую над ульем птичку.
   - А куда он полетел теперь?  -  спросил  я,  когда  медоуказчик  внезапно
направился к руслу реки.
   - Чтобы найти себе партнера.
   - Партнера? - в замешательстве спросил я.
   - Подождите, сами все увидите, -  сказал  Кевин,  садясь  и  приваливаясь
спиной к большому камню.
   Мы решили поступить так же и уселись в  тени,  направив  на  дерево  свои
бинокли и голокамеры. Целый час не происходило ничего, и  некоторые  из  нас
начали беспокоиться, когда Кевин весь напрягся и вскинул руку в  направлении
русла реки.
   - Там! - прошептал он.
   Я посмотрел в указанном направлении и увидел летящую птичку, за  которой,
пронзительно  повизгивая,  двигалось  необыкновенное  черно-белое  животное,
самое большое из всех, что я видел.
   - Кто это? - прошептал я.
   - Барсук-медоед, - тихо ответил Кевин. -  Все  думают,  что  они  вымерли
двадцать лет назад, но одна пара нашла-таки прибежище  в  Олдувае.  Это  уже
четвертое поколение, рожденное здесь.
   - Он собирается съесть птичку? - спросил один из туристов.
   - Нет, - прошептал Кевин. - медоуказчик приведет  его  к  меду,  и  после
того, как барсук стащит улей на землю и наестся,  птичке  останется  немного
меда.
   Все произошло так, как и предсказал Кевин. Барсук-медоед вскарабкался  по
стволу и передней лапой сбросил улей на землю. Затем  он  слез  с  дерева  и
разломал  улей,  не  обращая  никакого  внимания  на  укусы  пчел.  Всю  эту
фантастическую  сцену  мы  запечатлели  своими  голокамерами.  Когда  барсук
закончил, он действительно оставил немного меда своему компаньону.
   Затем, пока Кевин снова ловил птичку и сажал  ее  обратно  в  клетку,  мы
обсуждали увиденное. Я думаю, медоед весил фунтов сорок пять,  однако  менее
впечатлительные члены нашего отряда  оценивали  его  вес  примерно  в  36-37
фунтов. Но, сколько бы оно ни весило, животное было просто  огромным.  Потом
спор переключился на то, каким должен быть наш подарок Кевину, поскольку  он
его определенно заслуживал.
   Сейчас, когда я заканчиваю этот дневник своего пребывания в сафари, я все
еще дрожу от возбуждения, которое  может  быть  вызвано  только  встречей  с
большим зверем в диком  уголке  природы.  До  сегодняшнего  утра  я  немного
сомневался насчет этого сафари: мне казалось, что я за него  переплатил,  но
теперь я знаю, что каждый пенни был потрачен не напрасно. И еще у меня такое
чувство, будто я оставил там часть самого себя, и что теперь я не почувствую
себя полностью удовлетворенным до тех пор, пока не вернусь в этот  последний
бастион дикой природы.

***

   Лагерь гудел от возбуждения. Уже после того, как мы решили, что сокровищ,
которые можно было бы выкопать, не осталось, Близнецы  Звездная  Пыль  нашли
три маленьких соединенных проволокой кусочка кости - очевидно,  человеческий
артефакт.
   - Но даты не соответствуют, - сказал Историк, тщательно исследовав  кости
с  помощью  своего  оборудования.  -  Это  примитивное   украшение,   такими
пользовались дикари, но и сами косточки, и  проволока  -  и