и меня списали, но  я  все  равно
продолжал  уменьшаться. И тут наконец я  понял  всю  правду:
всякий раз, когда любую из лошадей хлещут плетью или дурно с
ней обращаются, я становлюсь мельче. Вот тогда-то я и сменил
свое  прежнее  имя  на  Эогиппус - первая  лошадь.  Во  всех
беговых  лошадях есть что-то от меня, а во мне -  что-то  от
них.
     - И давно это продолжается?
     - Уже лет десять.
     - Да ты вроде бы не уменьшился за время нашей беседы, а
ведь   где-то  на  планете  в  это  самое  время  непременно
проводятся бега, где хлещут беговых лошадей.
      -  Так  и  есть, - подтвердил Эогиппус, - но теперь  я
*` )-% мал, и перемены во мне так же пропорционально малы  и
от недели к неделе едва заметны.
     - А как тебя занесло в Центральный парк?
     - Это конюшня для списанных беговых лошадей, избежавших
мыловарни,   -  пояснил  Эогиппус.  -  Большинство   таскает
тележки,  а  пара-тройка  возит жирных  мальцов  по  ездовым
дорожкам.
     - Только не говори, что ты возишь тележку!
     - Нет, но здесь я живу в полном довольстве. Тут Мэллори
услышал   за   спиной  вполне  отчетливый  лошадиный   смех.
Обернувшись,  он  узрел  вороного коня,  вперившего  в  него
взгляд.
      -  О  каком довольстве тут может быть речь?!  -  изрек
вороной. - Мы всего лишь сборище надломленных духом и  телом
кляч,  дотягивающих свой срок по пути к могиле  или  фабрике
собачьих консервов.
     - Твои слова полны горечи, - заметил Мэллори.
      -  А  как же может быть иначе? Не все же мы похожи  на
Эогиппуса, а уж тем паче на Меновара или Секретариата.
       -  Очень  немногие  лошади  похожи  на  Меновара  или
Секретариата, - указал детектив.
      -  Это  потому, что очень немногие так же  здоровы!  -
огрызнулся конь. - Я был бегуном целых шесть лет и  ни  разу
не сделал твердого шага, не провел ни дня без боли. Я привык
чувствовать, как кнут жокея впивается в меня, в то время как
я  выкладываюсь,  хотя  ноги у меня сводит,  а  бабки  прямо
пылают  огнем,  и все ломал голову, чем же эдаким  заслужил,
чтобы Бог так люто ненавидел меня.
     - Прискорбно слышать.
      -  Тебе  не было так прискорбно в тот день,  когда  ты
швырнул мне билеты в лицо, а тренеру велел порубить меня  на
корм рыбам.
     - Я?! - удивился Мэллори.
     - Я запомнил твое лицо на всю жизнь.
     - Тогда прими мои извинения.
     - Вот уж порадовал, - с упреком буркнул конь.
      -  На ипподроме я теряю контроль над собой, - смутился
Мэллори.
     - Только люди теряют контроль над собой на ипподроме.
     Лошади - никогда.
      -  Это  не  совсем так, - мягко вклинился  в  разговор
Эогиппус. - Бывают исключения.
     - Назови хоть одно, - с вызовом потребовал вороной.
       -   Мне  вспоминается  Бандитка.  -  Крохотная  морда
Эогиппуса озарилась при этом воспоминании внутренним светом.
- Она была без ума от ипподрома. - Он обернулся к Мэллори. -
Вы хоть раз видели ее?
      -  Нет,  но  слыхал, что она представляла собой  нечто
особенное.
       -  Лучшая  кобылка  всех  времен  без  исключения,  -
непререкаемым  тоном заявил Эогиппус. - Она была  впереди  с
первого шага до последнего.
      - И была мертва шесть часов спустя, - добавил вороной.
- Последний шаг сломал ей ногу.
      -  Верно, - уныло согласился Эогиппус. - В ту  ночь  я
потерял  целый дюйм. - Он тряхнул гривой. - Можно  подумать,
что против нее сделал ставку сам Гранд и.
     - Гранди? - оживился Мэллори. - Что вам о нем известно?
     - Это самый могущественный демон в Нью-Йорке, - объявил
Эогиппус.
       -  А  зачем  ему  понадобилось  красть  единорога?  -
продолжал Мэллори допрос.
     - Кроме обычных резонов?
     - Не знаю. А каковы обычные резоны?
     - Ну, к примеру, хотя бы выкуп.
     - Нет, - отрицательно повертел головой Мэллори, - он не
предъявлял никаких требований.
      - Что ж, всегда остается рог. На черном рынке он стоит
целое состояние.
     - А Гранди нужно состояние?
     - Нет.
     - А для чего еще годится единорог?
     - Да почти ни для чего, - презрительно изрек вороной.
       -  При  каких  обстоятельствах  он  был  похищен?   -
поинтересовался Эогиппус.
     - Он был передан под опеку эльфа по имени Мюргенштюрм и
похищен  часов  десять назад Гранди и  лепрехуном  по  имени
Липучка Гиллеспи.
     - Я слыхал о нем, - задумчиво проронил Эогиппус. - Он и
сам по себе устрашающий субъект.
      -  А  ты  хотя бы примерно не знаешь, где я смогу  его
отыскать? - спросил детектив.
      - Нет. Но мне не по нутру мысль, что хоть какое-нибудь
животное  подвергается дурному обращению. Если вы  подождете
до  завтрашнего  утра,  когда  снегопад  прекратится,  я   с
удовольствием составлю вам компанию.
      -  Я  не  могу ждать, - возразил Мэллори. - Фактически
говоря,   я  и  так  тут  задержался  дольше,  чем  следует.
Отведенный мне срок истекает.
     - И какой же это срок? - заинтересовался Эогиппус.
      -  Гильдия Мюргенштюрма прикончит его, если я не найду
Лютика к рассвету.
      -  Лютика?!  -  заржал пораженный  Эогиппус.  Это  имя
прокатилось  вдоль конюшни эхом - все лошади  повторяли  его
тоном величайшего благоговения.
      -  А  он  отличается чем-нибудь особенным? - справился
Мэллори.
      -  Еще  бы,  раз  Гранди  его заграбастал!  -  ответил
Эогиппус.
     - Что-то я не понял.
      - Раз в тысячелетие на свет рождается единорог с почти
безупречным рубином во лбу, в точности под рогом, -  поведал
Эогиппус. - Это своеобразное родимое пятно.
     - Из чего я заключаю, что у Лютика таковой имеется.
     - Имеется, - подтвердил крохотный конек.
       -   И  это  так  поднимает  его  в  цене,  что  может
заинтересовать даже Гранди?
      - Деньги здесь ни при чем. Рубин открывает дверь между
,(`  ,(,  да  и сам по себе является источником невероятного
могущества. У Гранди уже есть два таких камня, потому-то  он
и  Гранди.  Кто знает, кем он станет, если заполучит  еще  и
третий?
      -  Все  только  и  твердят мне  о  том,  что  никакого
волшебства не существует, - пожаловался Мэллори, - и тем  не
менее  смахивает на то, что это единственная сила,  правящая
тут бал.
     - Камни вовсе не волшебные, - не согласился Эогиппус. -
Они   обладают  определенными  свойствами,  находящимися   в
полнейшем  соответствии с законами, управляющими  физической
Вселенной, создавая проницаемую мембрану между вселенными  и
позволяя   своему  владельцу  канализовать  электромагнитные
излучения мозга куда более эффективно, чем всякому другому.
      -  А  что  бы  камни  делали, будь они  волшебными?  -
недоумевал Мэллори.
     - То же самое.
     - Тогда разница лишь в названии.
     - Разница в научном содержании, - поправил его конек.
     - Но результат-то один.
     - По сути.
      -  Как по-твоему, что Гранди собирается делать с  этим
могуществом?
      -  От  этого  мира он уже получил все,  что  хотел.  Я
склонен    предположить,   что   дальше   он    намеревается
распространить свое влияние и на ваш мир. Простите  меня  за
столь   поспешные  выводы,  но  ведь  вы  из  того,  другого
Манхэттена, не так ли?
     - Да.
      - Вот я и думал, что вы бывали там не только для того,
чтобы играть на бегах.
     - Почему?
      - Потому что вы тут только и разглагольствуете, что  о
волшебстве,  как  будто средства важнее, чем  результат.  На
самом  деле существенно только, что Гранди сделает с  камнем
Лютика, а не как он это сделает.
      -  Поддерживаю,  - согласился Мэллори,  направляясь  к
двери. - Я лучше пойду.
      -  Куда же вы пойдете? - спросил Эогиппус. - Даже если
единорог, которого вы преследовали, и в самом деле Лютик, вы
все равно не сможете отыскать его след в такую пургу.
      -  Знаю. Думаю, мне остался лишь один возможный способ
действий - найти телефонную книгу.
     - Зачем?
      -  Мне  надо разыскать полковника Каррутерса, если  он
живет в Манхэттене.
      -  А  какое  отношение Каррутерс  имеет  к  Лютику?  -
осведомился Эогиппус.
      - Ни малейшего. Но поблизости он вроде бы единственный
эксперт  по  единорогам - во всяком случае, единственный  из
тех,  о  ком  я  знаю. - Мэллори на миг  задумался.  -  Если
объявится  Мюргенштюрм,  скажите ему,  пусть  выяснит  адрес
Каррутерса и нагонит меня там.
      -  Я  с  вами, - решительно заявил Эогиппус. - Вы  тут
gc&  *, вы рискуете потерять не один час на одни лишь поиски
телефонной  книги, не говоря уж о том, чтобы отыскать  этого
полковника Каррутерса.
       -  Мне  придется  тебя  понести,  -  сказал  Мэллори,
наклоняясь, чтобы взять крохотное животное на руки.  -  Снег
тебе выше головы.
      -  Но  мне-то  он  не выше головы! - возразила  рослая
гнедая  лошадь в дальнем конце конюшни. - Я могу  везти  вас
обоих.
     - Нет, - возразил сивый мерин. - Их повезу я.
      -  Тихо!  -  гаркнул вороной, наклоняя  голову,  чтобы
зубами открыть щеколду двери своего стойла. - Их повезу я.
     - Я думал, ты меня ненавидишь, - заметил Мэллори, когда
конь приблизился к ним.
     - Так и есть, - холодно откликнулся тот.
     - Тогда почему?..
      -  Чтобы распалить свой гнев. Кроме ненависти, у  меня
ничего  не осталось, а ненависть, как и любовь, нуждается  в
постоянном подкреплении.
       -  Что  ж,  если  начнешь  скользить  и  спотыкаться,
неустанно тверди себе, что ненавидишь Гранди еще больше.
     Мэллори открыл дверь, поставил Эогиппуса на возвышение,
вскарабкался туда сам и осторожно уселся на вороного.
      -  Что  ж,  на радость или на беду, пора в  дорогу,  -
молвил Мэллори, и вороной вышел на улицу, где хлесткий ветер
и вихрящийся снег мгновенно ослепили их.
      -  Держись  за мою гриву, - сказал вороной, переступая
порог.
      - Но ты ведь не собираешься бежать в этом месиве, а? -
с опаской поинтересовался Мэллори.
     - Тебе ведь важно выиграть время, разве не так?
     - Добраться до места целым и невредимым не менее важно,
а я еще ни разу не ездил на неоседланной лошади.
     - Тогда тебе придется научиться, не так ли? - с нотками
удовлетворения в голосе заявил вороной.
      -  Земля  совсем обледенела. Ты опять  повредишь  себе
ноги.
      - Я буду лелеять свою боль. Она будет напоминать мне о
тебе.
      -  А  твое  имя,  часом,  не Пролет?  -  саркастически
полюбопытствовал Мэллори.
      -  Имя мне, - отрезал вороной, - легион. И сорвался на
бег.  Мэллори, держа Эогиппуса под мышкой, отчаянно вцепился
закоченевшими пальцами в заснеженную вороную  гриву,  а  его
черный  плащ  развевался  на ветру, как  громадная  крылатая
тварь.

                           Глава 6

                       Полночь - 00.27

       Дрожащий  Эогиппус  стоял  в  снегу,  пока   Мэллори,
привалившись   к   стенке   будки,   поспешно   перелистывал
телефонную книгу.
      -  Ну  как, есть Каррутерс в списке? - поинтересовался
конек.
      - Полковник В. Каррутерс, - зачитал Мэллори. - Вряд ли
их может быть двое.
      Выудив из кармана монету, детектив опустил ее  в  щель
автомата и набрал номер, но через несколько секунд объявил:
     - Не отвечает.
       -   Наверное,  празднует  Новый  год,  -  предположил
Эогиппус. - Как там насчет адреса?
     Мэллори снова заглянул в книгу.
     - Улица Уныния, 124, - сообщил он, нахмурившись. - Что-
то я о такой не слыхал.
     - Это между Леностью и Отчаянием, - сказал вороной.
     - Это такие улицы? - уточнил Мэллори.
     - Да, в этом Манхэттене.
     - А ты бывал на улице Уныния?
      - Я таскал похоронные дроги, - кивнул вороной, - после
одной из устроенных Гранди эпидемий чумы.
     - Похоронные дроги?
      -  Гранди  ставит на большие числа,  -  угрюмо  бросил
Эогиппус.
      -  Да  уж,  пожалуй,  -  согласился  Мэллори,  положил
Эогиппуса на холку вороного и неуклюже вскарабкался  следом,
затем  прижал Эогиппуса к груди и обвил черную гриву  вокруг
пальцев правой руки. - Ладно, поехали.
     Вороной затрусил через бескрайнее белое поле, в которое
превратился  Центральный парк, словно светившееся  во  мраке
мерцающим,  переливчатым  светом.  Проехав  четверть   мили,
Мэллори  обратил  внимание, что по белому  полю  там  и  тут
расставлены странные фигуры.
      - Это что еще за черт? - спросил он, указывая на самую
крупную.
     - Это не черт, а снежная баба, - ответил Эогиппус.
     - Ни разу в жизни не видел ничего подобного!
     - Вернее, на самом-то деле это снежная горгона.
      - У какого-то ребенка чертовски буйное воображение,  -
прокомментировал детектив.
      -  Да,  - согласился миниатюрный конь. - Ступни должны
быть гораздо крупнее.
      -  Ты  хочешь  сказать, что в этом мире  действительно
существует нечто подобное?
     - Разумеется, - подтвердил Эогиппус.
       Снежные  творения  становились  все  более  и   более
замысловатыми,  достигнув кульминации  в  снежной  крепости,
которая вполне могла бы приютить целый батальон.
      -  Чудесная  работа,  - отметил Эогиппус.  -  Обратите
внимание, что все кирпичи сделаны изо льда. Держу пари,  что
подъемный мост работает по-настоящему.
      -  А кто мог их построить? - полюбопытствовал Мэллори,
озираясь  в поисках хоть одного живого существа.  -  Снег-то
идет всего минут двадцать - тридцать.
      -  Кто  знает? - тряхнул гривой конек. - Не  лучше  ли
наслаждаться их красотой, пока они не растаяли?
      -  Пребывание  в неизвестности для меня мучительно,  -
/`('- +ao Мэллори. - Наверно, потому-то я и стал детективом.
      -  Они не станут менее прекрасными оттого, что  вы  не
знаете, кто их сотворил.
     - Нет, для меня станут, - заупрямился Мэллори.
     - Филистер! - проворчал вороной.
      Мэллори  решил больше не углубляться в  тему  и  вновь
сосредоточил  внимание  на  снежных  скульптурах  -   частью
изящных и кристально-ясных, частью явившихся прямиком из его
ужаснейших  кошмаров.  Тут  и там  предприимчивые  работники
рекламы  бросались  в снег, чтобы потешить  свои  творческие
инстинкты: детальнейшим образом сработанные снежные  мужчины
и  женщины  демонстрировали  тщательно  скроенные  смокинги,
халаты,  бюстгальтеры и туфли, причем каждый предмет  одежды
был  снабжен выставленным на первый план ярлыком с указанием
цены   и   адресом   магазина,   а   торговец   антикварными
автомобилями даже воспроизвел "Дюзенберг" и "Такер" во  всех
деталях,   вплоть   до  водителей,  облаченных   в   костюмы
соответствующих периодов.
     - Ну, каково ваше мнение? - спросил Эогиппус, когда они
миновали еще один замок.
      -  Пока  не решил. Никак не разберусь в себе. Половина
моего  рассудка твердит, что это обворожительно.  -  Мэллори
выдержал   паузу.  -  А  вторая,  принадлежащая   детективу,
твердит, что эти штуки обеспечивают грабителям ужасно  много
укрытий.
     - У нас в Центральном парке нет ни одного грабителя.
      -  А  вот на это не рассчитывайте. Я только что  видел
движение вон за тем снежным сфинксом.
      Эогиппус  посмотрел  в указанном направлении  и  почти
тотчас же сообщил:
     - Это всего лишь кукольный театр.
     - Под открытым небом, в полночь, в метель? - не поверил
Мэллори.
      - А разве найдешь более подходящее время или место?  -
парировал  Эогиппус. - В эту ночь множеству детей  разрешают
засиживаться допоздна ради встречи Нового года, а  благодаря
кукольному театру они не надоедают родителям.
      Подъехав поближе, Мэллори увидел толпу детишек, одетых
в  такие же накидки, как он, сидевших на земле скрестив ноги
по-турецки    и    радостно   смеявшихся   над    накатанным
представлением  о  Панче и Джуди, разыгрываемых  мужчиной  и
женщиной, покрытых снегом от макушек до пят. Приглядевшись к
детям  попристальнее, Мэллори обнаружил, что из-под половины
накидок  торчат  мохнатые  или покрытые  чешуей  хвосты.  По
разные  стороны от группы с безмерно скучающим видом  стояла
пара      девушек-старшеклассниц,     явно     приставленных
присматривать за детьми, - одна вполне нормальная, а  вторая
с парой огромных кожистых крыльев.
     - А они не замерзнут? - поинтересовался Мэллори.
      -  Они  одеты  в защитные плащи и накидки,  -  ответил
Эогиппус.
     - Я об актерах.
     - А с какой стати им мерзнуть?
     - Но ведь они покрыты снегом, - указал Мэллори.
      -  Естественно.  У них снег не только  снаружи,  но  и
внутри.
      -  Ты что, хочешь мне сказать, что под снегом людей  и
вовсе нет?
     - Совершенно верно, - подтвердил Эогиппус.
     - Не верю!
      - Но это правда. Всякий раз, когда выпадает достаточно
солидный  слой  снега,  дети бегут  сюда,  чтобы  посмотреть
представление  о  Панче  и  Джуди.  Не  представляю,   каким
образом, но снеговики ухитряются помнить свои роли  от  зимы
до зимы.
      Как раз тут Джуди ударила Панча по голове сделанной из
снега скалкой, и Панч, вопя и рыдая, повалился на землю  под
смех и радостные возгласы детей.
      - Вот видите? - указал Эогиппус. - Настоящего человека
такой удар прикончил бы.
     - Согласен. - Мэллори сделал паузу. - Пожалуй, я просто
привык к своему Центральному парку.
      -  Отсюда не следует, что в этом Манхэттене нет  своих
опасностей, - продолжал крохотный конек. - Но исходят они из
иных источников.
     - Таких, как Гранди?
     Эогиппус кивнул.
      К  тому  времени  сценическая  площадка  уже  осталась
позади.  Они приехали в унылое голое место, где единообразие
пейзажа    лишь   изредка   нарушалось   случайной   снежной
скульптурой.  Наконец  вороной добрался  до  конца  парка  и
свернул на узкую, покрытую свежими колеями улицу.
     - Где это мы? - осведомился Мэллори.
     - На улице Раскаяния, - сообщил Эогиппус.
     - Ни разу о такой не слыхал.
      -  Она  всего  квартал длиной, идет от Чревоугодия  до
Похоти.
     - В моем Манхэттене их нет.
     - Конечно есть, только называются по-другому. Они вышли
к  перекрестку,  и  вороной  остановился  на  красный  свет.
Воспользовавшись случаем, Мэллори оглядел поперечную улицу.
      Перед  всеми  дверями  стояли  швейцары,  одетые  один
экзотичнее  другого. Интерьеры зданий,  тонущие  в  приятном
полумраке, являли взгляду сплошной плюш да бархат,  холодный
ночной  воздух далеко разносил визгливое хихиканье.  Швейцар
ближайшего к углу здания - высокий, бронзовокожий человек  в
тюрбане,  золотом блестящем жилете, бархатных  панталонах  и
туфлях  с  загнутыми кверху носами - убедительно  расписывал
достоинства    заведения   прилично    одетому    господину,
казавшемуся нормальным во всех отношениях, если бы  не  пара
крыльев  за  спиной; в конце концов он кивнул, дал  швейцару
немного  денег  и вошел в здание, где воздушная,  полуодетая
девушка тотчас взяла его под руку и повлекла прочь.
     - Улица Похоти? - предположил Мэллори. Эогиппус кивнул.
-  А  почему  она примыкает к улице Раскаяния? Что,  в  этих
заведениях клиентов обирают до нитки?
      -  Нет,  они дают клиентам в точности то, что обещают;
разнузданный  разгул плоти при полном отсутствии  неприятных
m,.f(.- +l-ke последствий.
      -  Похоже,  они отрабатывают свои денежки,  -  заметил
Мэллори.
      -  Верно. И все равно большинство посетителей рано или
поздно заканчивают на улице Раскаяния.
      -  Как я понимаю, улица Чревоугодия сплошь состоит  из
ресторанов?
     - И все они до единого - четырехзвездочные.
     - Они тоже дают клиенту все, что он хочет?
     - Больше, - мрачно бросил Эогиппус.
      Красный  свет сменился зеленым, они проехали  короткий
квартал,  свернули налево, проехали еще квартал  и  свернули
направо.   И  снова  облик  окружающих  строений  разительно
изменился:  неоштукатуренные  здания  из  красного   кирпича
ухитрялись выглядеть пыльными даже под снегом, вдоль  обочин
стояли   ржавые  "нэши",  "студебекеры"  и  "паккарды",   не
трогавшиеся  с  места  уже  много лет,  под  каждым  фонарем
приткнулся  истощенный  бродяга,  а  на  дверях  большинства
магазинов висели таблички "НЕ РАБОТАЕТ".
     - Улица Унын