,
сосредоточенности. Прокричала сигнальная труба. Четверни  рванулись с места.
Бран не смотрел на них.
     ...И все же это было удивительно.  Почему-то  он  представлял себе Омри
Га-Хода в плаще восточного покроя и головном  уборе на нептарский  манер. Но
министр конечно  же  был одет  так, как  и  другие сопровождавшие императора
высшие чины, и с непокрытой головой И однако, его легко  можно было выделить
из  остальных. Во-первых, он  был  старше  всех  - единственный  царедворец,
переживший  три правления, - ему  было  никак  не  меньше  пятидесяти. Да  и
вообще,  как  бы он  ни одевался,  он был  другой, этот стареющий  красавец,
смуглокожий, с темной  ухоженной бородкой и седыми  висками.  Он был  меньше
ростом,  чем прочие царедворцы,  суше  и тоньше в кости, но без  впечатления
слабости. Как Мавет. Были бы у Мавет, если бы не тот удар заступом, такие же
тонкие черты лица?
     Сейчас Бран впервые за все время порадовался,  что лицо Мавет скрыто  и
он  его не  видит. Никто не видит. Что рядом  с  ним сидит темный безмолвный
непроницаемый  кокон и  можно  только догадываться,  что  способно  из  него
выпорхнуть.
     Император,  следя  за  скачками, часто  обращался  к  Омри -  очевидно,
спрашивал его суждение. Тот отвечал свободно и непринужденно.
     Единственный человек, которого Мавет считала достойным своей ненависти.
     Соотечественник.
     Все десять заездов прошли,  словно  за непроницаемой стеной для Брана и
Мавет. Они не обменялись ни словом. Он следил  за императорской ложей, будто
в последний раз в жизни -  а  вдруг  и  впрямь последний? Что, если Мавет не
выдержит и попытается  совершить убийство сегодня? Сколько  он ее знал,  она
всегда действовала  обдуманно - но  сколько  он ее знал? А  сам бы  он на ее
месте не выдержал...
     Но фанфары возгремели вновь.  На сей раз на арене не возникло ни шутов,
ни  плясунов.  Герольд собирался  возвестить новый императорский  эдикт. Это
часто  делалось на  ипподроме, где  собиралась значительная часть  населения
Столицы.  Толпа попритихла.  Все-таки  император  был  еще  очень  молод,  и
неизвестно  было,  чего  от  него   ждать.  Столица  хорошо  помнила  многих
властителей, которые, воссев  на  Золотой  Трон юношами,  проявляли отменную
щедрость,  великодушие  и выказывали  отвращение к пролитию крови  свободных
граждан, но некоторое время спустя обнаруживали такие свойства, что вызывали
у  подданных  лишь ненависть  и ужас. Но сегодняшние  известия  были  скорее
благоприятные.  Герольд  объявил,  что, повсеместно  и ежечасно  заботясь  о
благоденствии  и  процветании   государства,  богоравный  Авреол  постановил
следующее:  обедневшие  вследствие  дурного  правления его  предшественников
подданные империи, желающие  обладать  земельными участками, дабы трудом  на
них упрочить всеобщее благосостояние, могут  получить таковые, переселившись
в Восточную  провинцию,  ибо там  пустует множество  земель, избавленных  от
владевших ими мятежников.  Первоочередное предпочтение будет отдаваться, как
всегда, ветеранам гвардии, которым земельные наделы положены по выслуге лет.
За   ними   идут   уроженцы   Южной   провинции,   вследствие   ее   крайней
перенаселенности. Алауде  же,  Западной  провинции,  старейшей  из провинций
империи, подобной милости не  будет  оказано  из-за недавнего бунта. Правда,
поскольку Луг, главный  город  провинции, сразу  сдался  и зачинщики  выданы
гвардии, то император  решил не карать бунтовщиков сурово, но наказать их со
всей сердечной мягкостью, по обычаю славнейших предков  наших -  бунтовщики,
кроме  указанных главарей, не будут казнены смертью, но всего лишь проданы в
рабство  в  отдаленные  края  с  условием освобождения  не раньше  чем через
тридцать лет. Прочие  жители  провинции  лишаются  своих старинных  льгот  и
привилегий.  Взамен привилегии  впервые  даруются переселенцам  из  Северной
провинции. За тем,  чтобы не  было никаких злоупотреблений  при жеребьевке и
распределении земель в  Малом  Империуме, будет лично  следить  вернейший из
слуг  императора,  благородный Омри Га-Ход,  который вскорости с  этой целью
кратчайшим путем отбывает в Восточную провинцию.
     Толпа  разразилась  овациями  и  криками:  "Государю  слава!"  Государь
отвечал неизменной милостивой улыбкой.
     На тонком лице Омри  Га-Хода не читалось никаких чувств. Судя по всему,
содержание  эдикта  ни в коей  мере  не являлось  для  него  неожиданностью.
Возможно, он даже приложил руку к его составлению.
     Среди общего шума Бран впервые за сегодняшний день услышал голос Мавет.
Он напоминал шипение, но Бран привык, что голос ее порой бывает и таким.
     - Прекрасно, - сказала она. - Пре-кра-сно.
     Спор  был долгим  и  яростным  -  со стороны Брана,  разумеется.  Он не
обладал умением  Мавет уходить в себя. Едва  ли не в первые дни он убедился,
что  спорить с Мавет  -  бесполезно  и  бессмысленно.  И  все  же пытался ее
переубедить. И  конечно,  ничего не достиг. Напрасно он ссылался на никем не
отмененный  указ  Родарха,  запрещавший  всем нептарам  появляться  в  Малом
Империуме - нынешней столице провинции - под  угрозой  смертной казни. "Если
он там будет, значит, не всем", - спокойно замечала  она, а на прочие доводы
отвечала молчанием.
     Кроме того, убеждая Мавет перехватить Омри до отъезда, Бран чувствовал,
что за стремлением поскорее осуществить благородную цель  кроются не слишком
красивые  причины. "Кратчайший  путь",  о  котором  говорилось в эдикте, был
морским,  а Бран, хоть и родился на острове, терпеть не мог моря. Однако  во
время войны ему  пришлось  совершить  три морских  перехода -  от  Лоэрга на
материк, потом от столицы до Нептары и обратно - и теперь  лишь при мысли  о
долгом плавании его начинало мутить.
     Правда, в одном  Мавет, несомненно, была  права,  - сейчас до  министра
добраться было невозможно.  Он  не покидал дворца, поскольку его собственный
особняк, как выяснилось, начали  перестраивать (для того и прибыли  груженые
подводы, которые видел Бран), дабы завершить работы до возвращения хозяина с
Востока.  А до отплытия  Омри жил в  собственных  апартаментах при дворце, и
дотянуться до него было не  легче, чем до самого Авреола. Но и на корабль  -
тут уже Мавет соглашалась с Браном - на  собственный корабль  министра им не
проникнуть. Оба  слишком заметны,  чтобы не обратить на себя внимания,  если
попробуют просочиться в команду, которую проверяют так же тщательно, как при
наборе дворцовых телохранителей.  А пассажиров, разумеется, туда  не  берут.
Выход один - они  должны  плыть с переселенцами. Бран знал, что это такое, и
ему это не нравилось. Ох как не нравилось.
     Исчерпав все доводы, которые мог найти. Бран заявил:
     -  А  что,  если  корабль министра  потонет? Или пуще того  потонет наш
корабль?
     - Если потонет  наш  корабль,  я  вплавь  доберусь до  Нептары. И  тебя
дотащу.  А  если  потонет  его  корабль...  значит,  Бог  не  захотел, чтобы
предателя покарала человеческая рука, и совершил это сам.
     - И тебе не будет обидно, если твой Бог лишит тебя твоей мести?
     - Нет. Но только если это сделает Бог.
     Корабль, на котором им предстояло отплыть, назывался "Дракон", и был он
обычным  грузовым транспортом. Но еще до отплытия им пришлось снова побывать
в порту,  и  не один  раз,  большей  частью  проторчав в  конторах, ведающих
переселением. Чтобы  получить разрешение  на въезд в  провинцию  и  охранную
грамоту для тамошней администрации, следовало заплатить определенный взнос -
правда, деньги на  него  у  Мавет  и Брана  были.  Кроме  того,  пассажиров,
отправляющихся на  Восток, вносили  в  корабельные списки,  и  здесь вариант
"хозяйка и  управляющий"  не  проходил.  Они записались мужем  и женой. Бран
указал   собственное  имя,  которое   было  в  Лоэрге   чуть  ли  не   самым
распространенным,  Мавет назвалась  тем  же  южным  именем  Рангда, что было
проставлено в купчей на дом на Белом Холме, - ради случая, если магистратура
пожелает  проверить  ее  происхождение.  Кстати,  дом  на  Белом  Холме  они
продавать  не стали. Для  этого почти не  оставалось времени  -  вот главная
причина, но почему-то само обстоятельство служило Брану неким утешением.
     В  толпе  будущих  переселенцев  Бран  не  встретил  ни  одного  своего
соплеменника.  Что  ничуть его  не удивило,  он того  даже ожидал.  Уроженцы
Лоэрга  редко  покидали  свой  остров  по собственной  воле  и  без  крайней
необходимости. Самых привилегированных  переселенцев -  отставников  -  тоже
встречалось  не  так  много,   как  можно  было  предположить.   Подавляющее
большинство среди жаждущих земли  составляли южане, и этого тоже  впору было
ожидать - у них перенаселение,  неурожаи,  голод, да и жаркий климат Нептары
им не в диковинку.
     Вообще же, хотя внешне все обязанности, связанные с грядущим отплытием,
исполнял, как и подобает  мужчине, Бран, на самом деле подготовкой полностью
ведала Мавет. И поневоле возникал вопрос - откуда она все знает? Где сбывает
добычу,  где покупает необходимое,  в первую  очередь сведения? Следствие ли
это опыта прожитых  в  Столице лет? Или -  как ему уже приходило  в голову -
связей с соотечественниками-изгнанниками? До Мавет Бран никогда не общался с
нептарами -  хотя, конечно, видел их, и во время войны, и после. Но тогда, в
конце  войны,  нептары,  по  каким-либо  причинам   избежавшие  переселения,
сторонились  федератов, как и всяких солдат империи, опасаться которых у них
были  все основания. Но и  в  Столице  нептары,  даже сохранившие  свободу и
сколотившие состояние, держались обособленно.  Бран не помнил, чтоб до Мавет
он  даже  разговаривал с  кем-нибудь  из  них.  Да  и  после  он  как-то  не
отождествлял Мавет с ее соплеменниками.
     Но отождествляла  ли себя с ними сама Мавет?  Нептаров в империи, мягко
говоря,  не  любили.  А  если  проще -  ненавидели.  Их  называли  "народом,
злокозненным по самой своей сути", "ненавистниками империи",  "прирожденными
мятежниками".  И,  крутясь в порту  среди  тех, кто ехал  заселять Восточную
провинцию,  Бран и  Мавет  вдоволь наслушались  этих разговоров.  Отставники
(далеко не все они, кстати сказать, были ветеранами Нептарской войны) охотно
делились байками о злобных нептарах,  с которыми совершенно невозможно иметь
дело, потому что все  они -  поголовные предатели, и стоит тебе  зазеваться,
любой из них, от младенца  в люльке  до  дряхлого старца, норовит перерезать
тебе горло. Южане тоже охотно бранили нептаров. Впрочем, столь же охотно они
бранили имперцев -  когда те не слышали, -  почитая их за сплошных тупиц,  а
нептары, по их мнению, были глупы  в том, что поперли на имперцев с оружием,
вместо того чтобы их обмануть.
     Если бы  Бран  был  здесь  один,  его бы подобные разговоры  совсем  не
волновали. Он в "наиболее страшных и злобных врагов империи" перестал верить
в самый день  Наамы. В  одном он  был согласен с южанами. Подобно  тому, как
имперцы считали провинциалов  дикарями, те  в ответ единодушно признавали их
тупость.   Имперцы  почему-то  верили,  что,  завоевывая  окрестные  страны,
оказывают им величайшее благодеяние, и, вырезая, порабощая, насилуя,  грабя,
искренне удивлялись, не всгречая благодарности, и еще более искренне  бывали
оскорблены,  когда  им  оказывали сопротивление. Один  из главных  принципов
государства, часто повторяемый в эдикгах, гласил: "Империя равно принадлежит
всем - и  победителям, и побежденным" -  да кто же поверит в такую глупость,
кроме прирожденного имперца? Бран не понимал. У него на родине после двухсот
лет  порабощения империю  терпели  -  но только терпели. Так за  что же было
любить империю рожденными свободными нептарам?
     Ему было все ясно. И если бы он был один... Но он - вместе  с Мавет.  А
Мавет -  нептарка. И ему следовало бы защитить честь ее соплеменников. Более
того, он  хотел это  сделать! Но его потрясло полное равнодушие Мавет к этим
разговорам. А ее никто не стеснялся - женщина, к тому же южанка, в расчет не
принимается. И это была не сдержанность.  Настоящее равнодушие. В  то  время
как у Брана  рука  тянулась к  мечу при бреднях о  нептарах.  А если  бы так
говорили об его соплеменниках? Как она могла? Да,  она не скрывала от Брана,
как презирает  все  связанное с империей. И даже считала,  что это для  него
очевидно.  Но  было ли это  презрение прирожденным  свойством нептаров?  Или
только  нокэмов?  Или  -  в  данном случае  -  единоличным  душевным  строем
человека,  уже  пережившего собственную смерть  и смотрящего на мир как бы с
той стороны?
     Бран не  решился  спросить  об этом.  Может  быть,  потому, что  против
обыкновения опасался, что Мавет ему ответит.
     Как бы то ни было, пришло время отплытия. "Дракон" выходил в море всего
лишь три дня спустя после корабля министра "Орел",  но неминуемо должен  был
намного  отстать  от  быстроходного  парусника  Омри.   Грузовые  транспорты
скоростью не отличались, делая не более четырех миль в день. Переселенцев на
Восток было около шестисот, и большинство из них располагалось на палубе под
навесом, в том числе и Бран с Мавет.
     "Дракон" отвалил из гавани  -  и в последующие  дни  Бран в полной мере
доказал, что не  зря  он не  любит моря. Настоящих штормов не было, но качка
была сильная, и первые дни Бран просто валялся пластом - правда, не он один,
ох как не один, из-за  чего грязь на корабле стояла невообразимая, да и вонь
не мог развеять и морской ветер.
     Мавет  в  меру  возможности  заботилась  о  нем,   отпаивала  какими-то
снадобьями, пыталась кормить резаными лимонами, что, по ее уверению, умеряло
дурноту. Ее, похоже, не укачивало.  И вообще она не испытывала в путешествии
особых затруднений - при таком многолюдстве на палубе и с закрытым лицом она
могла легко  спрятаться среди  прочих  женщин, не  опасаясь быть замеченной,
присматриваться  и  прислушиваться ко  всему происходящему, еще в первые дни
знакомства Бран усвоил, что трудностей с языками у нее не возникает.
     Наконец,  то  ли погода улучшилась, то ли желудок Брана приспособился к
качке, но ему стало лучше. Бран принялся вставать и ходить  по палубе, чтобы
размяться и восстановить силы. Тогда он и  столкнулся с бритоголовым. Может,
он и раньше замечал его в толпе палубных пассажиров, но не обращал внимания.
А обратил,  когда  столкнулся с  ним  в прямом смысле слова, когда  вот так,
враскачку, выбирался  из-под навеса и  бритоголовый, удерживая равновесие на
шаткой палубе, ухватился за его плащ. И уставился на Брана.
     Это был сухощавый, смуглокожий, крючконосый человек лет  сорока, с виду
явный южанин, но в отличие от своих соплеменников, предпочитавших прикрывать
голову,  блиставший на солнце совершенно  гладким черепом.  Одет  он  был  в
безрукавку на голое тело  и широкие штаны. В левом ухе болталась  серьга. Он
цеплялся  за  плащ  Брана дольше,  чем  следовало  бы, но  меньше,  чем  это
действительно могло бы  привлечь внимание посторонних. Но Брану это и так не
понравилось. Перед отплытием они с Мавет зашили оставшиеся деньги в одежду -
так поступали многие путники. Бран не знал, почувствовал ли чужак под грубой
тканью монеты, но это было вполне возможно.
     Мавет Бран ничего говорить не стал. Он  и так доставлял ей  в последнее
время слишком много хлопот, будучи беспомощней младенца. Но теперь, когда он
начал   приходить   в   себя,   сам  сумеет   разобраться   с   собственными
неприятностями. Если они ему не мерещатся.
     Мавет раздобыла поесть, и  в тот  вечер  он впервые  с  начала плавания
поужинал досыта. Зря, как оказалось.  Переоценил он крепость новообретенного
здоровья. Ночью ему опять  стало  худо. Стараясь не разбудить Мавет, которая
спала  рядом,  он выполз  из-под навеса.  Пробрался между распластанными  на
палубе телами до борта, перегнулся  вниз.  Его вырвало.  Но  прежде, чем  он
успел вернуться в прямостоящее положение, почувствовал - рядом  кто-то есть.
Выпрямился,  развернулся.  Точно,  бритоголовый. И в  руке  у  него, похоже,
что-то эдакое... без гарды, с недлинным кривым лезвием.
     Дурноты как не бывало. Опасность мгновенно вернула Брану силы. И меч не
понадобится. У  него достаточно  длинные руки, чтобы  просто  скрутить этого
умельца и выбросить за борт.
     За спиной бритоголового выросла черная закутанная фигура.
     Мавет.
     Прекрасно, сказал он себе. Пре-кра-сно.
     Бритоголовый вряд ли заметил  появление женщины,  а если заметил, то не
счел достойным внимания. Он тихо, по-кошачьи, отступил во тьму.
     Бран и Мавет остались одни.
     - Это был вор, - сказал он.
     Она  кивнула.  Видимо,  его  замечание  было  лишним.  Но  у  него  еще
оставались сомнения.
     - Может, стоило все же выкинуть его за борт?
     - Может, еще и придется. Будем сторожить по очереди.
     Бран согласился. Теперь  им  с  Мавет  придется  спать  вполглаза и  не
оставлять спину без прикрытия. Как ни странно, это его подбодрило.
     Но до самого прибытия в Новемпопуланы, один из  главных  морских портов
Восточной провинции, их никто не побеспокоил. А  как только  поселенцы сошли
на берег, бритоголовый исчез без следа. Они не стали его искать.
     Новемпопуланы, в  прошлом Намаль, был единственный  нептарский город, в
котором Бран уже бывал прежде - именно здесь федератов высаживали с кораблей
перед отправкой к Последней Крепости. Теперь, по прошествии десяти  лет, ему
показалось, что город сильно напоминает  порт Пинарии, куда его неоднократно
заносило во время мытарств по  материку. Мавет  подтвердила это впечатление,
добавив,  что собственно  империя  имеет  к  этому  касательство  косвенное.
Подобно  тому,  как Пинарии были летней  резиденцией  императоров,  в Намале
устроил себе резиденцию  князь  Нептары.  И,  будучи  в те времена союзником
империи, многие  постройки  в городе  он  возвел, сообразуясь  с  имперскими
образцами  и  с  помощью иностранных зодчих,  пригласив также на  постоянное
жительство  купцов  и  ремесленников из  разных пределов Южной  провинции. В
дальнейшем же, поскольку Намаль, в отличие от большинства  городов  Нептары,
сразу сдался войскам  империи, гвардейцы не стали подвергать его разрушению.
Горожане, конечно, так легко, как дома, не отделались, но это уж был  особый
разговор.
     Впрочем, тогда, десять лет назад, Бран не задержался в этом городе - их
отряды сразу перебросили  под Нааму. Но и теперь ему не довелось задержаться
в Новемпопуланах. В порту Бран и Мавет  узнали, что Омри Га-Ход благополучно
прибыл  на  прошлой неделе  и столь же благополучно  отбыл в Малый Империум.
Пройдя регистрацию в конторе для  прибывающих и получив разрешение на въезд,
переселенцы Бран и Рангда направились туда же.
     Шли  они пешком  -  как объяснила  Мавет,  по  стародавнему нептарскому
обычаю, подхваченному империей, мирные люди здесь не ездили на лошадях или в
колесницах, а лишь верхом на ослах, мулах или в  запряженными ими  повозках.
Или ходили пешком. Поэтому, говорила она, если в Нептаре встречается всадник
на коне, можно  быть уверенным - это либо  воин,  либо разбойник.  Либо,  по
обстоятельствам, и  тот и другой в одном лице. В Новемпопуланах  же торговцы
вьючным  скотом из-за  наплыва  поселенцев  взвинтили  цены  на  свой  товар
непомерно. У  Брана с Мавет,  вероятно,  хватило  бы  денег и  на осла, и на
повозку,  но  это  могло  бы  вызвать  излишнее  любопытство,  и  они решили
двинуться,  как  большинство  переселенцев,  своим  ходом.  Тем  более,  что
расстояние было не так уж велико, багажа почти никакого, а сил - достаточно.
В прошлый раз Бран, хоть и был на десять лет моложе, чувствовал себя гораздо
хуже. Но одно  дело - усиленный марш- бросок по пустыне и горам, а другое  -
неспешный ход по хорошей дороге. Правда, было очень жарко. Ему казалось, что
за  годы в  империи он  успел  привыкнуть  к  жаре, но  такого  пекла, как в
Нептаре,  не  было нигде.  Возможно,  пересел