43

   День за днем таяли запасы продовольствия. Через два дня  после  отражения
штурма интенданты легионов еще больше урезали паек гражданскому населению.
   Того,  что  оставалось,  хватило  бы,  чтобы  легионы  продержались   еще
несколько дней. Не больше. Горожанам же придется потуже затянуть ремни. Хоть
воды было вдоволь, и на том спасибо. Каждый день у зернохранилищ  собиралась
толпа, которая все росла и росла, пока наконец генерал  Пэксон  не  приказал
очистить площадь. Одновременно он усилил отряд, охраняющий продовольственные
склады, и пустил по соседним улицам патрули из конных талионцев. Теперь  он,
во всяком случае, достоверно знал, что делается  в  округе.  Толпа  пыталась
сопротивляться, но,  испробовав  на  собственной  шкуре  выучку  аргонатских
легионеров, вскоре рассеялась.  Посланный  Пэксоном  отряд  лучников  быстро
расправился и с несколькими снайперами, засевшими на крышах соседних  домов.
Все стало тихо, но час за часом животы горожан бурчали все громче.
   Пэксон подумывал даже распределить последние запасы  еды  по  полкам,  но
потом отказался от этой идеи. До прихода  белых  кораблей  оставалось  всего
несколько дней. Не стоило тратить силы и время на  дележ  и  транспортировку
продуктов, особенно на глазах голодных урдхцев.  Ничего,  легионеры  удержат
склады, удержат стены, и это самое главное.
   Рибела пыталась уговорить  генерала  выделить  охрану  и  для  Императора
Бэнви.
   Но  Пэксон  заявил,  что  не  желает  иметь  ничего  общего  с  проклятым
Фидафиром.
   - Мои люди и пальцем не пошевелят,  если  его  даже  будут  разрывать  на
куски, - сказал он. - И я их прекрасно понимаю.
   Пришлось Рибеле отказаться от своей идеи.  Делать  нечего,  военные  сами
решают свою судьбу. Фидафира и дальше будут охранять только его евнухи.
   Зато расположения частей легионов приходилось охранять и день и ночь.
   Особенно во время обеда, когда за  цепью  вооруженных  копьями  и  щитами
легионеров собирались толпы голодных горожан. Звуки  обеденного  колокола  и
запахи готовящейся на кострах пищи вызывали у урдхцев  дикую  злобу.  Крики,
проклятия, а порой и кирпичи летели в сторону легионеров. Впрочем,  с  теми,
кто кидался камнями, у лучников был разговор  короткий.  Щелкнет  тетива,  и
нарушитель с воплем хватается за раненое плечо.
   Прикончив свою порцию пустой зерновой похлебки - не больно-то  сытно,  но
хоть живот заполняет, - Релкин забрался на крышу трехэтажного дома. Это было
самое высокое здание в округе, и вид отсюда открывался, как ниоткуда больше.
   Релкин до смерти устал. Устал  от  Урдха,  устал  от  голода  и  от  этой
бесконечной осады. Устал он и от нервных драконов, которые в последнее время
стали  совершенно  невыносимыми.  Драконы  вообще  плохо  переносят   голод.
Дисциплина, позволяющая людям и рептилиям жить и воевать бок о бок, в первую
очередь зависит от того, как сытно люди  кормят  своих  громадных  и,  прямо
скажем, хищных  союзников.  Сейчас  еды  не  хватало,  и  потому  обстановка
понемногу накалялась.
   Драконы едва держались. Они думали о еде и только о еде.  Это  сейчас,  а
если верить слухам, то дальше будет еще хуже.
   Дул теплый южный ветерок, ярко светило солнце, и Релкин, растянувшись  на
крыше, мог хоть на  несколько  минут  забыть  обо  всех  своих  волнениях  и
печалях. Но все  хорошее  когда-нибудь  кончается,  и  вскоре  ему  пришлось
спуститься вниз. Настало время идти к кузнецам.
   После  сражений  солдатам  всегда  требуется  что-нибудь  отковать,   или
выпрямить, или залатать. Поэтому  кузнецы  легиона  обосновались  в  большой
кузне  на  Фетенской  улице.  Ее  прежний  владелец  получил  сполна  новыми
серебряными монетами - Пэксон строго соблюдал закон.
   Что касается Релкина, то у него было что отдать кузнецам в работу. Молоты
глиняных великанов немного помяли шлем  Пурпурно-Зеленого  -  его  следовало
выправить. У Базила в кольчуге обнаружилась большая рваная дыра - в  горячке
боя дракон и сам не заметил, откуда она взялась.  Еще  зазубрился  хвостовой
меч.
   Требовались также новые наконечники для стрел.
   Релкин устал, ему не хотелось никуда идти, и вместе с  тем  он  радовался
возможности хоть ненадолго  покинуть  своих  драконов.  Утром,  когда  юноша
пытался отрезать Пурпурно-Зеленому сломанный коготь, тот зашипел на  него  и
даже обнажил свои громадные клыки. Еще немного, и он бы  напал  на  Релкина.
Такого с юношей не случалось уже очень и очень давно, с тех пор как он,  еще
совсем мальчишкой, сыграл одну злую шутку с Базилом. В общем, если положение
с  едой  вскоре  не  улучшится,  находиться   рядом   с   драконами   станет
просто-напросто опасно.
   В кузнице, как обычно, была толпа. Клубился дым, жарко пахло  раскаленным
металлом.  Ни  шлем,  ни  кольчуга  еще  не  были  готовы.  Получив   дюжину
причитающихся ему наконечников для стрел, Релкин вышел наружу.
   Делать нечего, он пошел обратно в лагерь у Фетенских ворот. На улице было
пустынно. Лишь  кое-где  маячили  нищие  -  по  большей  части  мужчины,  но
встречались и женщины, с ног до головы закутанные в гаруб в знак  того,  что
они не проститутки.
   На ломаном верио они просили пищи, но Релкину нечего было им дать.
   Внезапно впереди, похоже на самом  бойком  углу,  среди  нищих  вспыхнула
короткая потасовка. Раздались сердитые голоса, и какую-то женщину вышвырнули
на середину улицы.
   Релкин увидел черты лица нищенки и остановился.
   - Миренсва?
   - Ты? - удивленно спросила она.
   - Наверно, сама Великая Мать устроила нам эту встречу.
   - Наверно, какая-то ваша холодная северная богиня, - ответила она.
   По правде говоря, Релкин верил в Великую  Мать  ничуть  не  больше,  чем,
скажем, в старых богов. Он ни с кем не стал бы спорить о религии, и уж всяко
не с Миренсвой. Он не забыл поцелуя  в  темнице  храма  Гинго-Ла.  Юноша  не
сомневался, что тот поцелуй значил кое-что для них обоих.
   - Ты, спасший меня от рабства, а затем уничтоживший силу нашей богини, ты
теперь встретил меня, чтобы насмехаться над моим несчастьем.
   - Я вовсе не хочу ни над кем насмехаться, Миренсва Зудеина. Я помню,  что
ты для меня сделала и что было потом.
   - Я и понятия не имела, что все так выйдет.  Я  не  думала,  что  ты  все
погубишь.
   - Я ничего не погубил. Я  только  спас  своего  лучшего  друга  и  своего
дракона. Я готов умереть за них.
   - Что же я наделала! - причитала Миренсва.  -  Богиня,  защити  и  прости
меня!
   - Миренсва, что ты здесь делаешь? - спросил Релкин.
   Глаза девушки потухли.
   - Прошу милостыню, - с горечью прошептала она. - Ты можешь мне дать  хоть
немного? - Ив голосе ее зазвучала внезапно проснувшаяся надежда.
   - Сейчас нет, но для тебя я достану.
   - Я не ела уже несколько дней. Для такой, как я, без родных и  друзей,  в
городе еды нет, - Твоя семья выбросила тебя на улицу?
   - Да они убьют меня, если только узнают, где я прячусь! Моя  тетка  Ликва
захватила наследство. Ты думаешь, она вот так просто отдаст мне его назад?
   - Я ничего не забыл, - прошептал Релкин на ухо девушке.
   - Ты имеешь в виду Остров Богини? Брось, это ничего не значит.
   Но по правде сказать, и для нее тот поцелуй все-таки что-то значил.
   Релкин нашел Миренсве местечко в задней части одной из повозок. Потом  он
пошел к повару и выклянчил у него миску ячменной каши. Девушка накинулась на
кашу, словно на невесть какое лакомство.
   Потом Миренсва заснула, а Релкин долго сидел рядом и смотрел на нее.  Она
была худая и донельзя измученная. Прикрыв девушку одеялом, юноша  отправился
проведать своих строптивых драконов.

Глава 44

   Осажденный город  до  краев  полнился  слухами  и  ненавистью.  По  ночам
подгоняемые голодом люди сотнями  атаковали  зернохранилища.  И  разумеется,
аргонатские солдаты и кенорские лучники раз за разом оказывались  им  не  по
зубам. Но атаки повторялись, и это дает некоторое представление о  том,  что
творилось в Урдхе.
   До прихода белых кораблей оставалось еще как минимум несколько  дней.  За
это время могло случиться все что угодно. Офицеров призывали, насколько  это
вообще возможно, не провоцировать голодные  толпы.  В  случае  же  нападения
оказывать урдхцам решительное сопротивление. Если потребуется, то и  убивать
зачинщиков.
   Утром Релкин встал пораньше и сразу же отправился к поварам. Он  выпросил
у них маленькую миску каши, которую отнес Миренсве. Она молча приняла еду. И
только когда юноша уже уходил, быстро поцеловала его в щеку.  Сердце  так  и
заколотилось в груди Релкина. Впрочем,  на  его  попытку  завязать  разговор
девушка не ответила, и сбитому с толку юноше не оставалось  ничего  другого,
как ретироваться.
   Вернувшись к кострам, он взял предназначенные драконам порции - всего  по
полведра вареного зерна.
   Когда Релкин поставил  это  варево  перед  своими  подопечными,  те  едва
подняли головы. Они даже не ответили на его утреннее приветствие. С  мрачным
видом драконы принялись за еду, и взгляды их не предвещали дракониру  ничего
хорошего.
   Это было ужасно. Дракон Релкина, единственное родное существо,  какое  он
когда-либо знал, мало-помалу становился его врагом. Если уж смотреть  правде
в глаза, то громадная рептилия, которую он  называл  "Баз",  была  настоящим
хищником, питающимся всем, что она только  могла  поймать.  В  том  числе  и
людьми.
   И вот теперь драконы начали посматривать на драконира так,  словно  и  он
был всего лишь пищей.
   Сознание драконов понемногу утрачивало контроль над первобытными, слепыми
инстинктами.
   Особо тяжко приходилось Пурпурно-Зеленому. Дикий  дракон,  в  отличие  от
своих бескрылых товарищей, не испытывал никаких угрызений совести по  поводу
желания полакомиться человечинкой.  В  этом  инстинкт  не  противоречил  его
воспитанию и убеждениям. А раз так, то вопрос заключался лишь в том,  хватит
ли у него силы воли удержаться от соблазна. К тому  же  Пурпурно-Зеленый  не
испытывал особого уважения к людям.  Если  он  сорвется,  последствия  будут
самые трагические,  а  усмирять  его  придется  все  тем  же  драконам,  его
собратьям по оружию.
   История Аргоната еще не знала мятежа драконов. Генералы всегда относились
к могучим рептилиям как к ударным боевым частям, чем они  на  самом  деле  и
являлись. Но голод мог подточить дисциплину. Это случалось.
   В общем, Релкину приходилось нелегко. Дружба  с  драконом  была  стержнем
всей его жизни.  Никогда  в  их  отношения  не  закрадывалось  даже  и  тени
недоверия.
   Теперь же юноша то и дело ловил  на  себе  холодный,  оценивающий  взгляд
хищника, и ему становилось не по себе.
   Что же касается Пурпурно-Зеленого, то он безвылазно сидел в своем шатре.
   Иметь с ним дело становилось просто опасно. Но все бы ничего, если бы  не
одна проблема. Сломанный коготь. У его основания образовался нарыв,  который
следовало вскрыть и обработать антисептиком. Это, разумеется, будет довольно
больно, и Релкин искренне сомневался в терпении дикого дракона.
   Он попытался заговорить на эту тему с Базилом. Дракон из Куоша не выказал
горячего желания помочь юноше.
   - Ты хочешь, чтобы этот дракон встал между тобой и его диким  другом?  Ты
просишь меня сражаться с моим братом, драконом?
   - Сражаться? Вовсе нет, только немного помочь мне, чтобы Пурпурно-Зеленый
не убил меня во время операции.
   - Бесполезный мальчишка, мне-то что за дело, убьет он тебя или нет?
   - У него инфекция. Если мы ничего не сделаем, скоро коготь станет очень и
очень болеть.
   - Пурпурно-Зеленый с Кривой горы сам решает свои проблемы.
   - К нему просто так не подойдешь, ты же это знаешь. И с тобой  теперь  не
очень-то поговоришь.
   - Проклятый глупый мальчишка. Я умираю с  голоду.  Боевой  дракон  должен
есть. Со мной что-то происходит. Я уже не всегда знаю, что делаю. Кажется, я
теряю над собой контроль.
   - Ну так съешь проклятых урдхцев, но не ешь своего драконира, хорошо?
   - Ты думаешь, это смешно. Ты ничего не понимаешь. Я над этим не властен.
   Оно само контролирует дракона. Я голоден, и все кругом кажется мне пищей.
   - Корабли уже близко. Они прибудут через пару дней.
   - Трудно ждать так долго.
   - Я  знаю,  старина,  знаю.  Но  и  мы  не  можем  ждать.  За  это  время
Пурпурно-Зеленый может и вовсе потерять лапу или даже погибнуть.
   - Люди полагают, что знают о  драконах  абсолютно  все.  Пурпурно-Зеленый
дикий дракон, что тебе о нем известно?
   Релкин судорожно сглотнул:
   - Увы, не так уж и много. Но в одном я не сомневаюсь. Если ему не  помочь
прямо сейчас, в скором будущем Пурпурно-Зеленого ждут ужасные  мучения.  Так
может, стоит чуть-чуть постараться?
   Уговаривать Базила пришлось долго, но под конец  он  все-таки  согласился
помочь. И разумеется, Пурпурно-Зеленый сперва и слышать не хотел ни о  какой
операции.
   - Пусть они держатся от меня подальше, - прорычал он Базилу. - Они  морят
меня голодом, и я не могу находиться с ними рядом. Они съедобны.
   Базил на это терпеливо напомнил, что невскрытый нарыв с каждым днем будет
болеть все больше и больше. В конце концов дикий дракон, хотя и против своей
воли, но согласился лечиться. Он уже достаточно времени про вел  в  легионе,
чтобы понимать пользу человеческих лекарств. Все его раны заживали быстро  и
сравнительно  безболезненно.  В   прошлом   даже   мелкие   царапины   порой
превращались в мучительные, долго не проходящие гнойники. В общем, от  людей
и от дракониров, в частности, была вполне ощутимая польза.
   После ужина, закончившегося, по общему мнению, как-то  уж  очень  быстро,
Пурпурно-Зеленый уселся возле костра. Релкин осторожно осмотрел нагноившийся
коготь. Базил и Влок встали за спиной  дикого  дракона,  готовые  вмешаться,
если тот, потеряв выдержку, решит все-таки напасть на драконира.
   Релкин аккуратно ощупал нарыв. Дракон зашипел, но не пошевелился.
   Достав  из  аптечки  острое  шило,  Релкин   быстрым   движением   вскрыл
болезненное нагноение. Громадный дракон зашипел громче.
   Релкин покосился на Базила и Влока. Они казались совершенно спокойными.
   Глубоко вздохнув, юноша начал аккуратно выдавливать гной, пока  из  ранки
не потекла чистая сукровица.
   Дикий дракон начал рычать, и Релкин буквально обливался потом. Но вот эта
неприятная  процедура  осталась  позади.  Теперь  предстояло  самое   трудно
испытание.
   Достав тряпочку, смоченную антисептиком, Релкин начал осторожно протирать
кожу у основания больного когтя.
   Дракон дрожал. Шипение не прекращалось ни на секунду.
   Базил и Блок нервно переминались с ноги на ногу.
   И вот Релкин налил немного антисептика  на  саму  рану.  Пурпурно-Зеленый
яростно забил хвостом. Куча сложенных возле костра дров разлетелась,  словно
пук соломы. Огромные зубастые челюсти сердито щелкали.
   Релкин тихонько отступил в сторону.
   Все  вместе  они  стояли  и  смотрели   на   понемногу   успокаивающегося
Пурпурно-Зеленого.
   Они все еще стояли, когда  какой-то  мальчишка-драконир,  пробегая  мимо,
крикнул им что-то нечленораздельное. В тот же  миг  Релкин  услышал  вдалеке
шум, и крики, и звон оружия.
   Драконы навострили уши. Со стороны кузницы показался  Свейн  с  защитными
щитками Блока в руках.
   - Что случилось? - спросил Релкин.
   - Бунт в городе! Возле зернохранилищ. Старина Пэк послал туда кавалерию.
   И действительно, теперь все услышали затихающий стук копыт по мостовой.
   Релкин снова посмотрел на драконов. Они жадно нюхали воздух.
   - Город горит, - сказал Базил.

Глава 45

   По  всему  городу  раздавались  крики,  и  бедняки   толпами   валили   к
зернохранилищам. Обступив склады со всех сторон, они требовали  пищи.  Видя,
что никто не собирается им  ничего  давать,  они  начали  грабить  окрестные
виллы, поджигая все, что только могло гореть.
   Урдхские власти даже и не пытались восстановить порядок.  Однако  генерал
Пэксон  без  колебаний  послал  легионерам,  охраняющим  склады,  Талионскую
конницу на подмогу. Но толпы с  каждой  минутой  становились  все  больше  и
больше.
   Фетенская улица горела из конца в конец, и пожарные не могли пробиться  к
месту пожара.
   Это было форменное безумие.  Самоубийственная  ярость  скорпиона,  самого
себя жалящего своим смертоносным  хвостом.  Никто  не  знал,  что  послужило
причиной этого бунта, хотя кое-кто и припоминал бочку крепкого черного вина,
невесть откуда взявшуюся на Канарской улице. Именно канарцы и повели толпы к
зернохранилищу.
   Тут и там толпы ловили отдельных легионеров, по  тем  или  иным  причинам
покинувших свои полки. Их буквально разрывали на части, а головами  украшали
длинные пики.
   Тщетно власти пытались успокоить народ. Горожане полностью  вышли  из-под
контроля. Они жаждали крови.
   Возбужденная толпа собралась и в Зоде, возле Императорского  Города.  Она
требовала, чтобы Фидафир вышел к  народу.  Горожане  желали  убедиться,  что
Император жив и не находится во власти злой северной ведьмы.
   Император категорически отказался выйти к толпе. Рибела,  конечно,  могла
бы его заставить, но  это  было  бы  бессмысленно.  Вид  ведьмы  еще  больше
разъярил бы урдхцев. В общем. Император прятался у себя во дворце, а  Рибела
оставалась рядом с ним. Видя,  что  никто  не  появляется,  толпа  пришла  в
бешенство и  подожгла  несколько  домов.  Но  ворота  Императорского  Города
оставались закрытыми, и проникнуть внутрь бунтовщикам не удалось.
   Деловитая чайка держала генерала Пэксона  в  курсе  событий.  Она  летала
взад-вперед между императорским дворцом и походным шатром генерала,  раз  за
разом доставляя маленькие свитки, крепившиеся к ее  ноге.  Свитки  эти  были
заколдованы. Написанное на них тут же исчезало и вновь появлялось  только  в
руках того, кому было адресовано.
   Пэксон удерживал стены, ворота и зернохранилища.  Его  кавалерия  держала
под контролем Фетенскую улицу и дорогу от Восточных ворот.  Генерал  заверял
Великую Ведьму, что, если потребуется, он без труда  пробьется  к  дворцу  и
доставит и ее, и Императора в безопасное место.
   Несмотря на свое внешнее  спокойствие,  генерал  Пэксон  чувствовал  себя
далеко не лучшим образом. Он знал, что всего через несколько дней он получит
и подкрепление, и свежие припасы. Но напряжение осады, а теперь еще и  бунта
в городе становилось просто невыносимым. Кроме того, он  не  вполне  доверял
генералу Пикилу. Настроения в Кадейнском  легионе  внушали  самые  серьезные
опасения. Кадейнцы пять лет  прослужили  на  границе.  Они  заработали  свой
отпуск и уже собирались домой, в форт Ридор, когда им вдруг сказали, что все
отменяется  и  что  их  легион  незамедлительно  отплывает  в  Урдх.  Причем
неизвестно на сколько.
   Легион не был обрадован таким приказом, особенно негодовали офицеры.
   Пэксон тяжело вздохнул. Этот бунт казался началом  конца.  Еще  несколько
дней, и он сумел бы накормить и своих солдат, и горожан. А теперь кто знает,
что произойдет. Весь город может сгореть дотла. Генерал  с  тоской  думал  о
жене и детях. Доведется ли еще их увидеть? Придется ли ему еще  когда-нибудь
пройтись по Башенной улице в Марнери или посетить Оперу в Кадейне?
   Час спустя после начала пожаров в шатер генерала пришел капитан Кесептон.
   Вместе со своими помощниками он отмечал то, что происходило в городе,  на
большой карте. Здесь пожары, тут бушуют голодные толпы...
   Отозвав капитана в сторонку, Пэксон сообщил ему, что  Лагдален  находится
во дворце вместе с Великой Ведьмой.
   - Наверно, это сейчас самое безопасное  место  в  городе,  -  со  вздохом
сказал он.
   Кесептон печально кивнул. Пожалуй, генерал был прав.
   Пэксон внимательно изучал составленную  капитаном  карту.  Район  Себрадж
вокруг зернохранилищ был весь в огне. Бушевали  пожары  и  вдоль  дороги  на
Гунж, вплоть до Восточных ворот. Собравшиеся там  толпы  устроили  настоящий
погром в небольшом квартальчике, населенном темнокожими  выходцами  из  Иго.
Вымещая свою злость, они вешали бедн