ссказать им все, что  они  захотят  узнать.  Какой  смысл
допрашивать его персонально?
   Заговорил вождь вождей.
   - Все племя идет той дорогой, которой  тебе  нужно  идти.  Мы  берем  все
племя, тогда ты действительно в безопасности.
   Именем темных богов, почему с ним вечно происходит что-нибудь этакое?
   Трембоуд чувствовал  себя  отвратительно.  Сперва  капитан  Ушмир,  затем
сборище дефективных троллей, которые не  смогли  бы  пробиться  даже  сквозь
простыню из шелка, не говоря уже о паре боевых драконов, и  теперь  эти  вот
спятившие багуты, которые намеревались заставить его тащиться целую вечность
в их вонючей, пыльной колонне. Но тут  уж  он  ничего  поделать  не  мог.  С
оставшимися пятью солдатами нельзя было рисковать  переправиться  через  Ган
своими силами.
   Он обманул врагов при Оссур Галане, но зато они победили на  поле  боя  и
уничтожили отряд троллей  и  бесов.  У  врага  по-прежнему  оставалась  пара
десятков личного состава, да еще с лошадьми. Поэтому ему  был  необходим  по
меньшей мере равный отряд для быстрого перехода через степи.
   - Я был бы в безопасности и с небольшой группой. Тогда ваше  племя  может
оставаться к югу от Оона и пасти свою скотину, сколько ей хочется.
   Вожди закивали  головами.  Чок  захихикал  и  произнес  что-то  на  языке
багутов.
   Затем он сказал Трембоуду:
   - Ты должен любить багут говорить так. - Он захихикал вновь. Трембоуд  не
понял шутки.
   Никто на свете не любил багутов, и по чертовски веской причине.
   Чок взял себя в руки.
   - Мы должны идти скоро в любой случай, мы имеем хороших рабов для Власти.
   Поэтому мы идем теперь, быстро, и затем  возвращаемся  для  другой  визит
южнее Оона.
   Так вот оно что. У них было больше рабов, чем они могли прокормить, и  им
хотелось доставить их на рынок как можно скорее.
   Чертовы скупердяи! Трембоуд внутри весь кипел. Но без них он был как  без
рук.
   Внезапно заговорил Догбол.
   - Мы путешествуем вместе. Ты одолжишь нам  свою  женщину.  Мы  одалживаем
тебе наших. Это древний обычай нашего племени.
   Трембоуд изо всех сил старался сохранить на лице спокойствие.
   - Мы путешествуем вместе, но мы не можем обмениваться женщинами.
   Догбол наклонился вперед; его грубые черты исказились от внезапного гнева
и подозрения.
   - Что? Ты оскорбляешь мужчин багутов?
   - Вовсе нет, что вы. Но эта  женщина  едет  к  самому  Року.  На  допрос,
понимаешь?
   - Так что же? - сказал Догбол, дернув плечами. - Рок всего  лишь  большой
камень. Сила живет в камне, но ему не нужна женщина.
   - Ты разве не понимаешь? Эта женщина - очень важная пленница. Рок,  может
быть, уже подобрал мужчин, чтобы вывести от нее потомство. Она должна быть в
состоянии давать приплод.
   Догбол нахмурился.
   - Почему большой камень хочет попусту изнурять хорошую женщину?
   Трембоуд облизнул губы и посмотрел на Паштука - разве  тот  не  понимает,
что это невозможно?
   Паштук понимал. Он знал,  что  Рок  может  никогда  не  простить  попыток
испортить такого пленника. Но Паштук был в то же время уверен,  что  чародей
имел в этом деле свой интерес; кроме того,  имелись  ведь  способы  получать
наслаждение, не относящиеся к ее способности рожать детей. Но  Паштук  дожил
до важного положения в племени, потому что был человек  осторожный,  поэтому
он  выступил  против  Догбола,  рубящим  жестом  заставив  замолчать   вождя
копьеносцев.
   - Какая тебе разница, почему. Если Рок хочет женщину, то ни один багут не
встанет на его пути.
   Тем временем  вернулась  Бесита,  проплыв  мимо  них  к  палатке.  Багуты
смотрели на нее, будто волки, караулящие цыпленка.
   Трембоуд откашлялся. В глазах вождя  копьеносцев  он  по-прежнему  ощущал
опасность. Но прежде чем кто-либо  смог  добавить  хоть  слово,  на  границе
лагеря послышались крики и глухой топот копыт.
   Багуты моментально вскочили на  ноги.  Трембоуд  всматривался  поверх  их
голов.  Двое  багутов  подъехали  верхом,  а  через  седло  третьей   лошади
свешивался кто-то еще.
   Они  остановились,  сверкая  зубами  и  безостановочно  восклицая,   пока
объяснялись с вождями. Затем они спешились и швырнули пленника  на  землю  к
ногам Трембоуда. Это был эльф, молодой паренек, все еще живой.
   - Шпион, мы ловить его в лесу, около мили отсюда.
   - А, шпион, что ж, хорошо сработано. -  Трембоуд  был  доволен  возникшей
заминкой. - Сейчас мы его допросим и посмотрим, что задумали наши враги.
   Эльфа распяли на грубом деревянном кресте  и  подтащили  к  костру,  пока
Трембоуд доставал свои инструменты.
   Для жертвы во  время  пыток  время  словно  бы  останавливается,  мучения
кажутся бесконечно долгими, и все вокруг застывает в ожидании того  момента,
когда несчастный  сломается  и  во  всем  признается.  Вот  и  теперь  время
двигалось исключительно медленно - эльф поддавался с трудом.
   Они обработали эльфа горячими кандалами, ободрав кожу  с  конечностей,  и
все-таки почти ничего не узнали - ни о нем, ни о том, откуда он взялся.
   Еще в самом начале он рассказал мучителям, что имя его Барритук и жил  он
в роще Гавулон. Он также сказал, что  его  послал  король  Матуголин,  чтобы
найти их.
   Но он ничего не знает ни о Лессис, ни о серой леди, ни о том,  где  могут
быть она и ее войска, включая оставшихся драконов.
   Трембоуд в общем-то верил, что эльф не врет, и все-таки решил сделать еще
попытку. Горячим железом он стал прижигать эльфу глаз.
   Внутри палатки Бесита слышала стоны и визг умирающего эльфа. Но почему-то
они ее нисколько не волновали, как  будто  вместо  сердца  у  нее  находился
камень.
   Она сама себе удивлялась, насколько равнодушна стала к чужим страданиям.
   Эльф так ничего и не выдал.
   - Упрямое, бесчувственное отродье, - пробормотал Трембоуд.  Если  б  люди
так же сопротивлялись Власти, как эльфы, то Повелители значили бы не больше,
чем их жуткие подвалы в Падмасе.
   Он выколол  эльфу  второй  глаз.  Тот  не  издал  ни  звука.  Трембоуд  с
отвращением выпустил из рук прут. Кровь эльфа была  бледная  и  зеленоватая;
испаряясь на огне, она пахла печеными яблоками.
   - Прикончите проклятую  тварь  и  похороните  тело,  -  рявкнул  Трембоуд
Гасперу Раканцу и пошел к палатке.

Глава 35

   Здесь, на севере, долина Ган была  не  такой  плоской,  какой  ее  помнил
Кесептон по своим южным походам. Она была не похожа на ту поросшую  акациями
полупустыню, прибежище антилоп и львов. В этих  местах  преобладала  высокая
трава прерий, в ложбинах рос ольховник да редкие сосенки и осины. Весна  уже
окрасила луга свежей зеленью, но в основном  пространство  степей  покрывали
сухие прошлогодние стебли.
   Первый день выдался облачным, и прохладный ветерок  с  запада  дул  им  в
лица.
   К  ночи  они  разбили  лагерь  на  невысоком  холме,  усеянном   камнями.
Поблизости находилась лощина с маленьким озерцом,  где  можно  было  напоить
лошадей и наполнить фляги. Костров разжигать не стали,  всухомятку  питались
тем, что приготовили предыдущей ночью.
   Почти сразу  же,  как  только  на  землю  легла  темнота,  где-то  к  югу
послышался львиный рык. Вскоре ему ответил другой лев, уже с севера. Так они
и продолжали рычать друг на друга на протяжении нескольких часов.
   Без костров солдаты ощущали первобытный страх  перед  этими  животными  и
сгрудились вместе как можно ближе к драконам.
   Львы сами по себе были достаточно опасным  соседством,  но  вскоре  запах
людей и лошадей привлек внимание стаи гиен.  Лошади  становились  все  более
нервными. Кесептон был вынужден разбудить солдат  и  выслать  дозоры,  чтобы
охранять лошадей и отгонять гиен прочь.
   Гиены совершенно не боялись  людей,  их  приходилось  то  и  дело  колоть
копьями и дубасить, чтобы заставить ретироваться. В темноте это было  просто
кошмарным делом.  Затем  появилась  луна,  и  стало  немного  легче.  Лессис
произнесла заклинание, из-за которого гиены разнервничались, однако и это не
смогло их отвадить.
   Тогда позвали на помощь драконов. Они вздыбились тремя  глыбами  на  фоне
неба и атаковали гиен. При виде надвигающихся на  них  чудовищ  гиен  обуяла
паника, они бросились наутек и больше не вернулись.
   Львы, однако, все  еще  продолжали  рычать,  и  тот,  что  был  севернее,
переместился ближе к стоянке, а затем двинулся  к  востоку.  Он  оказался  с
подветренной стороны и учуял лошадей, людей и рептилий. Несмотря на то,  что
лошади пахли пищей, люди  попахивали  неприятностями,  а  огромные  рептилии
вообще были тварями, которых,  как  и  слонов,  львы  всегда  избегали.  Лев
прошествовал мимо в поисках более легкой добычи.
   Изможденные солдаты,  за  исключением  дозорного  и  капитана  Кесептона,
медленно погружались в дремоту. Поэтому один  Кесептон  разглядел  в  лунном
свете, как две фигуры, одетые в серое, выскользнули из лагеря.
   Холлейн встрепенулся. Девушка ушла туда, где  львы  и  гиены,  и  нет  ни
единого человека, чтобы ее защитить. Он хотел отправиться следом и так бы  и
поступил,  если  бы  не  был  уверен,   что   ведьма   посмеется   над   его
самонадеянностью.
   Какого черта они там делали? - удивлялся  он.  Прошлой  ночью  был  город
Владыки  Демонов,  теперь  -  бездорожье  долины  Ган.   Каждую   ночь   они
отправлялись на какую-нибудь тайную миссию. Может, она беседовала со зверями
и птицами, и некоторые из них были  слишком  дикими,  чтобы  приближаться  к
толпе людей.
   Не то что дневные птицы, подлетавшие к ним,  пока  они  ехали  верхом,  и
навещавшие Лессис вполне открыто. Весь день-деньской они  летели  к  ней,  и
затем, в зависимости от  размеров,  усаживались  ей  на  плечи,  голову  или
запястье, где распевали свои песни и чистили крылышки.
   После  филина  в  Тунине  Кесептон  понял,  что  ему  не  следует  ничему
удивляться. Лессис была верховной ведьмой, и птицы, похоже, очень хорошо это
знали, впрочем, как и все остальные  звери.  Эти  ведьмы  обладали  огромной
силой.
   Время шло; в конце концов женщины возвратились, и Кесептон позволил  себе
расслабиться и заснуть.
   Второй день был значительно жарче; ветер стих, и по  небу  не  гуляло  ни
единого облачка. Идти было трудно, к тому же на солнце их беспокоили кусачие
мухи, пока Лагдалена не сказала об этом Лессис.
   Ведьма тут же подозвала к себе одну из мух. Даже  Лагдален,  которая  уже
видела прежде, как Лессис  распространяла  свою  волю  на  разных  созданий,
больших и малых, была изумлена, когда одна из серых мух с жужжанием  уселась
и чуть ли не целую минуту послушно сидела у нее на ладони,  пока  сплеталось
заклятие.
   Затем муха улетела прочь.
   Вскоре  мухи  прекратили  им  досаждать.  Кесептон,  увидев  такое  чудо,
почувствовал, как у него пробежал по спине озноб. Птицы, мухи, неужели она и
людьми управляла столь же легко?
   Он вспомнил, как она одержала верх над солдатами утром в первый же день.
   Не  было  никаких  признаков  колдовства,  никаких   заклятий,   никакого
чудотворного порошка, воскурений или огня. Всего лишь простая речь  женщины,
сидящей верхом на спокойной белой кобыле. Но речь эта обладала  такой  силой
правды и  красотой  слова,  что  открыла  ведьме  их  сердца  и  вынудила  к
повиновению.
   Солдаты были в то утро на грани мятежа. Отряд за  три  дня  сражений  был
практически уничтожен. Две трети состава потеряны, и еще  двенадцать  солдат
похоронены при Оссур Галане. По крайней мере половина этих  утрат  произошла
по вине ведьмы, это она заставила их идти в Тунину и  снова  драться,  после
того как они приняли на себя удар на горе Красный Дуб.
   И ведьма опять собиралась им объявить, что они должны двигаться дальше, в
долину Ган, навстречу неизвестно какой судьбе. Солдаты намеревались ответить
отказом, дать ей понять, что ими можно помыкать лишь до  определенной  поры,
не дольше.
   А после она заговорила с ними, и воины успокоились. Она  показала,  какие
они герои, перечислив те битвы, в которых они сражались. Она ни про кого  не
забыла, не пропустила ни  одного  случая  героизма  и  проявления  воинского
мастерства, и упомянула каждое имя. Каждый солдат был тронут ее  словами  до
самой глубины сердца.
   Об их мужестве будут петь в Аргонате песни, подобные тем,  что  поются  о
героях сражений против Владыки Демонов. И это не пустые  слова;  уже  одного
того, что они совершили, достаточно, чтобы вечно жить в памяти людей. Но то,
что им предстоит сделать дальше, сказала ведьма, разнесет их славу по  всему
миру.  А  предстоит  им  идти  вперед,  в  долину  Ган,  преследуя  злобного
вражеского агента.
   Надо выследить врага,  схватить  и  помешать  исполнению  его  злодейских
замыслов.
   Этим были бы спасены  тысячи  жизней,  и  такую  боевую  задачу  надлежит
исполнить именно им. И судьба Аргоната целиком зависит от них.
   Слова были так красивы, так проникали в душу, что солдаты были  буквально
очарованы. Когда она закончила, грянуло троекратное ура, солдаты  воздели  к
небу мечи и поклялись преследовать противника хоть до самой смерти.
   Лессис поблагодарила солдат, они  оседлали  коней  и  двинулись  в  путь.
Сердца их горели, солдаты снова кипели жизнью и по-прежнему были  готовы  на
все.
   Кесептон был изумлен, он никогда  еще  не  встречал  солдат,  которые  не
жаловались бы на трудности перехода.
   Неужели они были, как те серые мухи? Так же легко  управляемы?  Лунатики,
простые марионетки, ведомые колдовством? Не принесет ли  она  их  в  жертву,
если вынудят  обстоятельства?  Почему-то  Кесептон  думал,  что  она  так  и
сделает.
   Он затряс головой, чтобы освободиться от мрачных мыслей, но на  их  место
пришли другие. Он подумал о своем будущем в легионах.  Похоже,  его  карьера
как офицера кончилась.
   Битвы при Красном Дубе и Оссур Галане уничтожили его небольшой отряд.
   Согласно кодексу чести легионеров, ситуация выглядела катастрофической.
   Возможно, ее нарекли бы "рейдом обреченных" или чем-нибудь в этом роде. А
сам он предстанет перед военным трибуналом  и  будет  исключен  из  легиона.
Если, конечно, его не повесят.
   Никто  еще  не  возвращался  назад  лишь  с  пятой  частью  отряда.   Это
противоречило всем нормам военной морали. Будущее выглядело мрачным.
   Разумеется, был во всем этом и еще один немаловажный момент,  который  он
хотел бы обдумать; но капитан силой заставлял себя не смотреть в ту сторону,
чтобы не видеть, как она едет верхом, и не растравлять сердце.
   Лагдален... Его поражало, как молниеносно возрастал его интерес к ней.
   Стоило ему только взглянуть на нее мельком, как он чувствовал, как внутри
него все переворачивается. Ее красота, ее грация каждый раз приковывали  его
внимание.
   Никогда раньше он не испытывал ничего подобного. Да, конечно,  девушки  у
него были, много девушек, по крайней мере с тех  пор,  как  ему  исполнилось
четырнадцать. Но ни одна из них так не поражала его воображение.
   И в довершение ко всему, предметом его любви оказалась не  кто-нибудь,  а
помощница верховной  ведьмы,  вовлеченная  в  безумный  поиск  на  вражеской
территории. Мало того, он  сам  участвовал  в  этом  поиске,  и  неизвестно,
сколько  им  еще  предстоит  пройти  миль,  преследуя   превосходящие   силы
противника.  Словом,  у  него  были  гораздо  более   важные   причины   для
размышлений, нежели покачивающаяся походка девушки. И все же было  чертовски
трудно отделаться от этого наваждения, тем более если силуэт Лагдален маячил
перед его глазами, когда она скакала  верхом  на  коричневой  кобыле  позади
леди. Каждое движение,  каждый  изгиб  ее  молодого  тела  заставлял  сердце
Кесептона мучиться от тоски. Он  принуждал  себя  отворачиваться  и  глядеть
вдаль поверх качающихся стеблей травы.
   Взмахи желтых крыльев возвестили об очередной птице.  Маленький  дрозд  с
коричневатой пятнистой грудкой.
   Он подлетел к  Лессис,  на  мгновение  уселся  ей  на  запястье  и  затем
устремился прочь.
   Несколько секунд спустя прилетела еще  одна  пернатая  гостья.  Небольшая
певчая птичка с жестким маленьким хохолком. Опустившись на запястье  Лессис,
она помахала крылышками и потом улетела.
   Наблюдать за такими вещами было довольно жутко,  но  Кесептон  уже  почти
свыкся. В конце концов, был  же  до  этого  пример  с  филином.  Взгляд  его
потускнел.
   Все это колдовское искусство было выше его разумения. Он попытался думать
о чем-нибудь другом.
   Но в считанные секунды опять сбился на мысли о Лагдален. Каковы были  его
шансы на взаимность с ее  стороны?  Он  пытался  думать  рационально,  чтобы
проработать все до мелочей.
   Если он выживет, что было само по себе  под  большим  вопросом,  судя  по
невеселым делам с его боевым заданием, может так получиться, что однажды они
окажутся наедине. Он спросит ее, как она к нему относится: положительно  или
нет. Он полагал, что да, помня о тех нескольких  взглядах,  которые  она  на
него бросила.
   Возможно, когда они вернутся в Далхаузи, он пригласит ее  прогуляться  по
променаду вдоль реки, где обычно гуляют парочки.
   Но затем в его мозгу возник некий критический голос. Кого он  обманывает,
как не самого себя? Он не был рожден аристократом. А она была.
   Правда, дед его был знаменитым генералом,  но  отец  ушел  в  отставку  с
военной службы и стал торговать зерном в Голубых Холмах. Мать происходила из
старинной семьи, связанной с островами Кунфшона, но по сравнению с Тарчо они
были простым крестьянством. Нет, он человек из народа, а она - аристократка,
и по одной этой причине любовь его была обречена.
   Разумеется,  говорил  он  себе,   девушка   не   типичный   представитель
аристократии, по крайней мере исходя из его собственного опыта. Иначе к чему
бы ей тогда становиться помощницей леди Лессис? Зачем бросать жизнь,  полную
комфорта и городских развлечений, ради тяжелой службы в долине Ган?
   И тут его стала преследовать новая мысль: а почему  бы  и  нет?  Раз  она
обладает  такой  необыкновенной  натурой,  почему  она  обязательно   должна
связывать свою судьбу с каким-нибудь богатым вельможей? Почему она не  может
выбрать себе в мужья его, Холлейна Кесептона? Тем более что вскоре он должен
превратиться в экс-капитана легиона, если только его не повесят.
   Мысль о том, что она не такая, как все, что  она  мятежница,  стремящаяся
бежать от общества, к которому принадлежала по рождению, давала  ему  глоток
надежды, и надежда эта его томила.
   Чтобы не мучиться, он намеренно принялся строить планы на  будущее  -  на
случай, если его отправят в отставку после выполнения боевой миссии.
   Можно было, к примеру, взять небольшой  участок  в  приграничной  зоне  и
заняться фермерством. С парой мулов и надлежащими орудиями труда он  мог  бы
расчистить делянку, засеять ее и со временем стать состоятельным.
   Вместе с Лагдален он создал  бы  семью,  и  они  жили  бы  своим  крепким
хозяйством. Вместе с Лагдален. Он протер  глаза.  Именем  богини,  чертовски
неподходящее время он выбрал, чтобы влюбиться!
   Он снова попытался прочистить свои мысли. Впереди лежал Оон, и предстояла
сложная переправа через реку, полноводную от весеннего  паводка.  На  другом
берегу местность становилась гористой,  там  были  только  скалы  с  редкими
расщелинами между ними. Возле таких расщелин в скальной  стене  имелись  две
единственные переправы в брод на  две  сотни  миль  в  обе  стороны.  Другие
переправы существовали тоже, но скалы на другом берегу в тех  местах  стояли
стеной.
   Лессис сказала,  что  знает  путь  вверх  на  утесы.  И  как  только  они
переправятся, она намеревалась устроить еще одну засаду. Но на этот  раз  их
добычей станет целое племя кочевников! Кесептон,  едва  это  услышал,  сразу
увял.
   Как собираются двадцать пять солдат и горстка драконов  опрокинуть  сотни
воинов-кочевников?
   Леди поклялась, что у нее есть план. Холлейну оставалось лишь  надеяться,
что план этот не был высижен птицами.
   Наконец впереди  показались  два  всадника,  положив  конец