Видишь ли, ты еще молода, хотя я чувствую, как где-то внутри тебя  созревает
мудрость, дитя мое. Скоро я вообще уже не смогу тебя называть "дитя". Однако
в делах сердечных мудрость - плохой советчик. Ты должна отдавать себе  отчет
в том, что капитан - солдат, и ему по крайней  мере  десять  лет  служить  в
легионе. Поэтому ты будешь солдатской женой  и  жить  на  границе,  а  не  в
Марнери среди родных и знакомых.
   Но Лагдален явно была готова пожертвовать всем ради своей  любви.  Лессис
опять улыбнулась. Она знала, что сделала правильный выбор, взяв  Лагдален  к
себе: у девушки было такое доброе сердце. И разве может кто-нибудь  пережить
суматоху юности без увлечений противоположным полом. Или своим же,  коли  на
то пошло. Лессис знала.  что  ее  предшественница  на  посту  императорского
советника, верховная ведьма Фиин, всю жизнь предпочитала общество женщин,  а
не мужчин, в том числе и в постели. И это не помешало ей  сослужить  великую
службу Империи.
   Она покачала головой. Кто мог знать, как все повернется. Возможно,  скоро
ей придется искать замену, а может, и нет.
   - И тебе также следует  помнить,  моя  дорогая,  что  молодой  капитан  в
ближайшие несколько лет будет участвовать во многих сражениях. Он может и не
прожить долго, а кто тогда станет содержать семью?
   Лагдален слишком хорошо теперь знала, что такое война; она никогда уже не
забудет крики,  стоны,  лязг  оружия,  столкновение  тел,  шлемов,  дубинок.
Никогда.
   И ее любимый будет возвращаться в этот ад снова и снова,  годами.  Иногда
ей казалось, что она не сможет этого вынести.
   - Я знаю, - ответила Лагдален, и на глаза  у  нее  навернулись  слезы.  -
Разве это грешно? Разве это плохо для нас?
   - Вовсе нет, и если вы с капитаном решите, что любите друг друга, то я  с
радостью готова вас обвенчать. Но не раньше, чем мы благополучно вернемся  в
Далхаузи или какой-нибудь другой форт, выполнив нашу  миссию.  Долг  превыше
всего, мы должны сдерживать наше сердце и  сосредоточиться  на  поставленной
цели.
   Мы не можем позволить себе поражение. Ты, разумеется, понимаешь это?
   Лагдален кивнула.
   - Да, конечно. - Она успокоилась. Секрет ее был раскрыт, если  он  вообще
был секретом, потому что с Лессис никогда нельзя  быть  уверенной.  Лагдален
устроилась в своих одеялах.
   - Миледи, теперь мне гораздо легче, раз вы меня одобряете.
   Лессис пожала плечами.
   - "Одобряю" не совсем подходящее слово, которое я бы выбрала, моя милая.
   Но старая дама, которую ты видишь перед собой, не настолько проста, чтобы
пытаться вмешиваться в дела любви. - Она рассмеялась, как  будто  припоминая
какую-то другую ситуацию, произошедшую в иное время. - О нет, не может  быть
ничего глупее этого. У любви свои приливы  и  отливы,  приливы  и  отливы...
Лессис протянула руку и нежно погладила девушку по лицу.
   Вскоре после этого Лагдален заснула. Лессис достала  маленький  флакон  с
пылью,  которую  она  взяла  в  мертвом  городе,  в  храме,   и   стала   ее
рассматривать.
   Пыль за стеклом мерцала. Она потрясла флакон и наблюдала, как  мельчайшие
частицы искрятся и падают; это и  вправду  была  материя  из  потустороннего
мира.
   Применений для такого странного вещества было много,  и  в  императорской
лаборатории в Кунфшоне  исследователи  ждали,  когда  она  вернется  с  этим
образцом.
   Она отложила флакон в  сторону  и  стала  смотреть  в  огонь.  Надо  было
составить к утру небольшую  речь.  Солдаты  приняли  сражение  как  должное.
Конечно, они победили, но какой ценой! Схватка была слишком жестокой, и  они
едва ли могли продолжать кампанию. Тем более, они сами этого не хотели.  Еще
бы - два сражения за три дня, потеряно две трети личного состава.
   Но других солдат у нее не было, поэтому их  следовало  убедить,  что  они
должны предпринять героические усилия. Она решила, что в будущем ей придется
устраивать засады более осторожно.
   Оссур Галан казался правильным выбором. Матуголин был так в этом  уверен,
что она позволила себе увлечься его энергией. Увы, добрый король был  мертв,
пав жертвой своей ошибки. Место казалось таким удобным,  дорога  могла  быть
блокирована столь легко. Враг произвел разведку, увидел их  и  переиграл  ее
план в свою пользу. Лессис вздохнула. Хоть и тяжело было, но  она  не  могла
себе позволить предаваться чувству вины. Что сделано, то сделано. Они должны
были идти дальше.
   Она вновь принялась за завтрашнее обращение к солдатам.  Выступление  уже
почти полностью сформировалось в ее  голове,  когда  легкие  шаги  по  земле
отвлекли ее от  занятий.  Рука  Лессис  инстинктивно  скользнула  к  рукояти
кинжала, но тут она увидела, что это всего лишь эльф.
   Эльф приветствовал ее, слегка склонив голову. Он был молод, но  уже  знал
толк в украшениях, судя по ожерелью из черепов ласки, которое носил на шее.
   Очевидно, он был умелым охотником.
   Эльф быстро заговорил на языке Тунины, который Лессис понимала, хотя и не
так хорошо, как язык эльфов прибрежных лесов.
   Когда он закончил, она  поднялась,  поблагодарила  его  и  направилась  к
костру, где спали остальные эльфы-охотники.  Затем  она  подошла  к  палатке
Кесептона и разбудила капитана.
   После пяти часов сна голова его была как в  тумане,  но  под  пристальным
взглядом Лессис он всячески старался выглядеть бодрым.
   - Наш враг вышел из лесу как раз к северу от горы Тамарак.
   - Тамарак? - пробормотал капитан.  -  Это  примерно  в  двенадцати  милях
отсюда.
   - Его приняло у себя племя багутов, багутов Красного Пояса.
   - Целое племя? - Кесептон пришел в ужас. - Не думаю,  что  у  нас  хватит
солдат, чтобы сражаться со всем племенем.
   Лессис была непреклонна.
   - Багуты народ суеверный, и  иногда  их  можно  напугать.  Возможно,  нам
удастся захватить их врасплох.
   - Солдаты могут взбунтоваться. Тем более если они  узнают,  что  придется
атаковать целое племя.
   -  Солдаты  не  взбунтуются.  -  Она   произнесла   это   с   необычайной
уверенностью.
   - Но нам надо успеть перейти через Оон до того,  как  это  сделает  враг.
Затем мы сможем устроить засаду в одном из каньонов  на  другой  стороне.  Я
знаю, где он будет переправляться, - багуты всегда ходят к броду  у  Черного
Камня.
   - Сколько там багутов?
   - Много, сотни три мужчин и пять сотен женщин и детей. С собой они  ведут
овец и рогатый скот, чтобы пасти их на свежей травке к югу от Оона.
   - Три сотни человек! Нам устроят резню! Багуты проделывают  с  пленниками
жуткие вещи, разве вы не знаете?
   - Разумеется, знаю. Но на этот раз мы  выберем  место  для  засады  более
осторожно.
   Кесептон не имел желания спорить. Он подумал, что Дьюкс был прав - ведьма
собиралась их всех погубить в этой безумной погоне за чародеем Трембоудом.
   - Поэтому завтра мы должны наверстать упущенное и выступить  очень  рано.
Солдаты поднимут мятеж.
   - Нет, я поговорю с ними утром. Они пойдут, вот увидишь.
   "Увижу, как же", - подумал он, но спорить не  стал,  ибо  знал,  что  это
бессмысленно.

Глава 34

   Трудно было узнать в этой истощенной молодой женщине с  жесткими  чертами
лица и бессмысленным взглядом ту, которая когда-то блистала в Марнери. И все
же это была она, принцесса Бесита, похищенная холодной ночью  много  месяцев
назад.
   Перемен хватало. Вместо королевских  шелков  и  горностаев  на  ней  была
простая рубаха, как у женщин из кочевых племен, и сейчас, спускаясь  к  реке
за водой, она тащила на плече три больших кожаных бурдюка.
   Тяжесть тела, которая так мучила ее раньше в Марнери, исчезла. Вместе  со
всеми соблазнами чрева, вызывающими ожирение.
   Они прибыли сюда предыдущим  вечером,  наконец-то  выбравшись  из  темной
глубины леса на открытую  равнину.  Пространство  было  необозримым,  этакая
плоская  бесконечность,  изредка   прерываемая   небольшими   холмами,   что
протянулись дальше к северу.
   Долина Ган, так называли ее  солдаты.  А  Гаспер  Раканц,  кавалерист  из
подразделения  капитана  Ушмира,  тот  буквально  целыми  днями  рассказывал
принцессе о Гане, по сути дела, с тех самых пор, как они вошли в лес.
   По словам Раканца, долина Ган была диким, жестоким местом,  где  мужчины,
подобные Гасперу, беспрепятственно убивали своих жертв и  получали  свое  от
каждой женщины, попадавшейся на пути. Долина Ган была бескрайней травянистой
пустыней, в которой правили кочевники, а над самими кочевниками  властвовали
люди, подобные Гасперу.
   В долине, как намекнул Гаспер Раканц, могло произойти все. Даже случайное
убийство  какого-нибудь  зарвавшегося  чародея,  который   плохо   на   тебя
посмотрел.
   В общем, в долине Ган она могла бы освободиться от Трембоуда...
   Но почему-то эта  мысль  не  волновала  ее  так,  как  могла  взволновать
когда-то.
   Берега реки были усеяны белыми камнями. Вода стояла высоко, и  достаточно
было лишь опустить бурдюки, чтобы сразу же их наполнить.
   Вода обжигала холодом, и он был сродни тому  холоду,  который  жил  в  ее
сердце. Она больше не понимала себя. И виной этому  был  не  только  чародей
Трембоуд.
   Поначалу с ней обходились гнусно. Ее связали,  заткнули  рот  и  провезли
контрабандой в ковре на борту одного купеческого судна; а  как-то  ночью  ее
запрятали в гроб в покойницкой в Риотве.
   Затем в Кадейне ситуация улучшилась. Там были номера люкс в  "Грандотеле"
плюс страстная любвеобильность Трембоуда и их обоюдные поиски музы искусства
и музыки в этом огромном городе.
   Что-то переломилось в ее сердце. Вести подпольную жизнь  в  роскоши  было
столь романтично. У Трембоуда везде были друзья,  или  слуги,  без  разницы.
Агенты ведьм разыскивали его, но он с легкостью ускользал от них, и они  так
никогда и не проникли в тайну закрытых номеров отеля "Таблор".
   Она уже не думала о побеге. Она перестала  сопротивляться  его  атакам  и
даже вновь стала находить в них удовольствие.
   Была ли  это  любовь?  Могла  ли  она  всерьез  полюбить  этого  мужчину,
жестокого, грубого, но который бывал порою так нежен,  что  она  охотно  ему
уступала?
   Но, спрашивала она себя, разве можно было ему не уступить? Знание  о  его
силе, его интеллекте и остроумии внушало ей  благоговейный  страх.  Трембоуд
настолько превосходил всех мужчин, которых она знала, что казалось, будто он
был созданием другой породы. Фактически она была его рабыней. Мало того, она
была счастлива ею быть. Вот только порой не могла понять, почему.
   Не то чтобы он ее  часто  бил,  по  крайней  мере  с  тех  пор,  как  они
остановились на роскошной вилле в пригороде Кадейна, такое случалось редко.
   Тогда она стала сопротивляться, и он, ослепленный яростью, дал волю своим
рукам и оставил ее корчиться на полу.
   Потом он сдержался, все еще вне себя от ярости,  но  памятуя  о  ценности
своей узницы. Жизнь его висела на  волоске,  и  принцесса  была  ему  просто
необходима. Повелители из Падмасы и так бы не смирились с провалом,  а  если
еще он потеряет Беситу, тут уж вовсе пиши пропало.
   Она это тоже понимала. Он не мог обидеть ее слишком серьезно, что бы  она
ни сделала. И все же она не отталкивала его слишком далеко и  была  довольна
тем, что ему прислуживала.
   Иногда она думала, что случившееся - расплата за ту  пустую,  беззаботную
жизнь, которую она вела раньше.  Но  странно  -  теперь,  узнав  тяжелую  ее
сторону, она ощущала себя более бодрой, чем когда-либо прежде.
   Сгибаясь под тяжестью бурдюков с водой,  она  возвращалась  по  склону  в
лагерь. Беситу не переставало изумлять, что вот она,  принцесса  королевской
крови, тащит  воду  для  своего  господина,  как  какая-нибудь  служанка  из
простонародья. Но почему-то она не ощущала в этом ничего унизительного.  Как
и не было никакого желания жаловаться.
   Они разбили палатки в роще на небольшом пригорке. Долина Ган расстилалась
перед ними от края до края, на востоке переходя в лес, покрывавший  подножие
горы Тамарак.
   Дальше к югу, возвышаясь над всем пейзажем, виднелся огромный купол  горы
Ульмо. Бесита, не отрываясь, смотрела на ее белоснежную вершину. Где-то там,
далеко за горой, и за другими горами, был ее дом.
   Дом - казалось, при одной мысли о нем сердце должно было  разрываться  на
части, но ничего такого не происходило. Дом значил теперь не то, что прежде.
   Она спрашивала себя, почему? Принцесса любила Марнери, и где,  как  не  в
Марнери, осталась ее настоящая жизнь?
   Затем она подумала о Трембоуде, вспомнила, как он лежал, раскинувшись  на
постели в Кадейне, и тусклый зимний свет падал  на  его  смуглую  кожу.  Он,
Трембоуд, был ее домом,  он  был  ее  богом.  Она  ощутила,  как  жар  опять
вливается в ее бедра. Она отчаянно нуждалась в этом мужчине, и ничего больше
не имело значения, кроме ее неистовой страсти к нему.
   Ноша была тяжела, но она упорно тащила ее по склону в лагерь.  Постепенно
она обретала навыки. Не то  что  в  самом  начале,  когда  она  мучилась  от
слабости и беспомощности.
   Она принесла и поставила воду. Из палатки раздался голос ее господина:
   - Эй, женщина, вымой меня.
   Она налила воды в  небольшой  таз,  взяла  две  чистые  тряпки  и  вошла.
Трембоуд сидел на маленьком походном табурете, в сапогах и почти без ничего.
   Бесита затрепетала. Он вновь был готов овладеть ею.
   Именно для этого она и существовала. Она опустилась на колени и сняла ему
сапоги. Затем начала омывать ему ноги. Руки его гладили ее волосы, и  Бесита
придвинулась ближе. И замерла.
   У палатки кто-то стоял и громко кашлял.
   - М-м-м, господин Трембоуд.
   У Трембоуда полезли глаза из  орбит.  Если  это  была  очередная  дерзкая
выходка Гаспера Раканца, то он заставит наглеца пожалеть об этом. У него уже
поперек горла стояли все эти кавалеристы. Сборище напыщенных простофиль.
   - Ну чего там еще?
   Самым  большим  желанием  в  эту  минуту  было  обладать  этой  женщиной,
единственным существом, доставляющим какую-то радость в его нынешней жизни.
   Трембоуд отнюдь не считал эту бесконечную  скачку  по  лесу  и  по  степи
приятным занятием. Он был создан для более утонченных дел, больших  городов,
высшего света.
   - Пришли багуты. Вожди хотят тебя видеть. На  мгновение  глаза  Трембоуда
угрожающе вспыхнули. Издав  проклятие,  он  оттолкнул  прочь  губы  женщины.
Ей-богу, теперь она сделалась по-настоящему прекрасной. Он  как  следует  ее
выдрессировал.
   Чертовски неприятно будет ее потерять, но в  Туммуз  Оргмеине  она  будет
затребована высочайшей властью.
   И вся его  дрессировка  пойдет  прахом,  поскольку  Рок  был  всего  лишь
сферическим камнем, черным монстром, похороненным в  степном  городе.  И  не
было у  него  никаких  плотских  желании,  кроме  жажды  мщения  всем  живым
существам.
   Только зря потрачено время!
   - Скажи им, я буду через минуту. Он повернулся к Бесите.
   - Мои извинения, принцесса. И узнай, пожалуйста, пока я там  занимаюсь  с
этими, что у нас сегодня на завтрак.
   Трембоуд, какой он нежный, как он к ней добр. Как она любила его за это.
   - Да, господин, - ответила Бесита и прижалась щекой к его ноге.
   Трембоуд натянул  брюки  и  камзол  и  вышел  поприветствовать  багутских
вождей.
   Женщина выскользнула первой и направилась к  палаткам  всадников.  Багуты
пялились на нее, кто-то из них даже присвистнул. Бесита не обернулась.
   Глаза Трембоуда превратились в щелки, но он тут же взял себя в руки.
   Багуты были низкорослыми  кочевниками  с  классическими  кривыми  ногами.
Говорили, что они рождаются в седле, и, что правда, то правда, многие из них
выучивались ездить верхом раньше, чем ходить.
   Одетые в пыльные рубахи и кожаные штаны, в  железных  котелках-шлемах,  с
жуткими деланными улыбками на круглых  обветренных  лицах,  они  стояли,  не
двигаясь, а глаза их тем временем нервно  бегали  по  сторонам,  внимательно
изучая место и больше всего человека, с которым они пришли встретиться.
   Багуты ощущали силу, исходящую от него. Он и  в  самом  деле  был  слугой
сильных мира сего. Уж это они могли сказать наверняка. Им придется держаться
настороже.  Его  следовало  доставить  в  целости  и  сохранности,   как   и
восхитительную бабенку, которую он вез с собой. Что было весьма досадно.
   Женщины подобного типа в  степях  были  величайшей  редкостью.  Багутские
женщины - все как на подбор низкорослые, кривоногие и сварливые. Почти такие
же, как и их мужчины, которых они напоминали и в других отношениях,  включая
пристрастие к поножовщине и черному зелью.
   - Добро пожаловать  в  Ган,  -  произнес  Паштук,  вождь  вождей  багутов
Красного Пояса. Паштук походил на хитрого конокрада, кем он, по сути, и был.
   Трембоуд кивнул вождю багутов.
   - Приветствую, - пробормотал Догбол, вождь копьеносцев Красного Пояса.
   Догбол относился к другим мужчинам с презрением воина.  Он  носил  медный
кастет и в руке сжимал увесистый арапник,  которым  лениво  шлепал  себя  по
ногам.
   Трембоуд почувствовал вызов в поведении этого человека, но сдержался и не
стал насылать заклятья. Он просто уставился  на  него  холодным  пристальным
взглядом, так и не кивнув головой в  знак  приветствия.  Если  было  суждено
приключиться неприятностям, то с наибольшей вероятностью они исходили бы  от
этого типа, молодого, мускулистого и переполненного гордостью.
   Третьим вождем был Чок, командовавший багутской конницей. Он  был  старше
других, с более мудрым взглядом. Когда подошла его очередь, он молча  кивнул
Трембоуду головой, и тот ответил ему легким кивком.
   - Садитесь, - сказал Трембоуд, показывая на ковры, разложенные перед  его
палаткой.
   Вожди присели на корточки, иначе они сидеть не умели, разве что верхом на
конях. Трембоуд уселся на свой табурет, достал из камзола фляжку,  открыл  и
провозгласил тост за багутов.
   - За смелых и свободных - долго странствовать нам по степям и называть их
своими!
   Багуты с трудом переварили часть  сказанного,  поскольку  их  познания  в
языках, кроме своего собственного,  были  невелики,  однако  на  фляжку  они
смотрели с достаточным нетерпением.
   - Ты принес хороший черный напиток? - спросил  Догбол,  тут  же  забыв  о
приличествующей воину сдержанности.
   - Самый лучший, я приготовил его  сам.  Очень  крепкий.  Так  что  будьте
умеренны.
   - Мне это нравится, хорошо сказано. Догбол сделал изрядный глоток.
   "Дурачье, простодушное кочевое дурачье", - подумал Трембоуд.
   Фляжка пошла по кругу.
   - А теперь расскажите, что за обстановка там впереди? - произнес он самым
что ни на есть дипломатическим тоном.
   Чок протянул ему фляжку.
   - Свежий трава всю дорогу к реке. По другой сторона новая трава, тоже. Мы
можем сделать хороший переход.
   У Трембоуда возникло внезапное предчувствие.
   - Сколько человек в вашем отряде?
   - Все племя. Мы пасем здесь коней и собираем рабов для рынка.
   Трембоуд вновь почувствовал приступ раздражительности.  Ну  почему  никто
ничего не может сделать правильно?
   - Предполагалось, что я должен встретиться с небольшим отрядом для  очень
быстрого переезда в город.
   Чок сплюнул на землю. Город считался зловещим местом, уничтожавшим людей,
по крайней мере, багутов. Даже упоминание о нем не сулило ничего хорошего.
   - Мы не идем всю дорогу. Трембоуд кивнул.
   - Разумеется, нет. Только до Кулака. Но  мне  нужно  всего  лишь  человек
двадцать. Моих преследователей теперь очень мало. Мы устроили  им  засаду  в
лесу.
   При воспоминании об этом Трембоуд почувствовал гордость. Какую победу  он
одержал! Конечно, все это благодаря разведке одноглазого Гаспера Раканца, но
тем не менее, когда придет время, победа придаст его рапорту  дополнительную
пикантность.
   Надежды на то, что его не отправят из Туммуз Оргмеина  дальше,  в  Хазог,
было мало. Трембоуду и Туммуз Оргмеин-то посещать не сильно хотелось, город,
который был сердцем Великой Власти. Там всегда  стояли  невыносимые  холода,
дисциплина была строже некуда, а тайная полиция вездесуща.
   Рок и сам мог ра