исключением кровоточащей раны в плече;
   Пиокар вошел глубоко и  перерезал  вену.  Пурпурно-зеленый  вполне  может
умереть от потери крови, если не получит помощи.
   Был бы здесь какой-нибудь драконопас!
   Дракониха согнулась над раненным.
   - Я ничем ему не могу помочь, - запричитала она.
   Так оно и было; лишь тугая повязка могла остановить кровь.
   Тут Базил вспомнил о бинтах на левой лапе, там, где его  ранил  тролль  в
битве при Красном Дубе. Рана уже зарубцевалась, да и в любом случае она была
не столь серьезной, как у дикого.
   Базил размотал повязку. Бинты были вытертые, потные,  заляпанные  грязью,
но все это не имело значения - сойдут и такие.
   Пурпурно-зеленый зашипел, когда Базил приблизился.
   - Не сопротивляйся! - сказал Базил. - У  меня  есть  бинты,  это  людские
штуки, которые помогают залечивать раны, даже такие тяжелые, как твоя.
   Пурпурно-зеленый  не  понял.  Дракониха  тоже.  Но  ярости  в  диком  уже
поубавилось, и он сопротивляться не стал.
   Работа оказалась довольно трудной для  неуклюжих  драконьих  пальцев,  но
Базил все же стянул повязкой плечо пурпурно-зеленого,  и  кровь  течь  почти
перестала. Наконец он отступил назад, восхищенный своей работой.
   - Пожалуй, сойдет. Теперь отдыхай. Лапу советую пару дней не тревожить.
   Дракониха придвинулась ближе. Она  почти  касалась  Базила  своим  боком.
Хвост ее обвился вокруг хвоста База.
   - Я буду приходить сюда и кормить его, - сказала она. -  Пурпурно-зеленый
выживет.
   Она посмотрела на Базила; теперь в ее  огромных  глазах  было  совершенно
иное выражение.
   -  Гнездо  все  равно  уже  бесполезно,  так  что  я  им   пока   прикрою
пурпурно-зеленого, пусть выздоравливает. Но сначала уйдем отсюда, мы  должны
найти себе какое-нибудь местечко, чтобы побыть вдвоем.
   Она нежно потерлась своим хвостом об него.
   - Да, вдвоем - это замечательно. - Базил  никогда  прежде  не  чувствовал
ничего подобного.
   Шея ее обвилась вокруг его шеи, дракониха прошипела ему что-то на  ухо  и
затем ускользнула прочь.
   Базил последовал за ней.

Глава 29

   Была глубокая ночь. Луна плыла высоко над западной частью долины  Ган,  и
ветер со склонов Ульмо наполнял долину своим ледяным дыханием.
   Они стояли у разрушенных стен, молодой капитан и  две  женщины.  Разбитые
башни при лунном свете торчали, как выкрошившиеся зубы, а сам мертвый  город
походил на остов какого-то  ископаемого  чудовища,  чей  исполинский  хребет
источило время.
   Кесептону было неловко. Место это не  раз  посещалось  духами  зла.  Даже
несмотря на то,  что  подъемный  мост  был  давным-давно  сброшен,  от  руин
по-прежнему исходили какие-то злые токи.
   - Леди, я предпочел бы, чтобы вы не входили  в  этот  город.  Это  адское
место, - сказал он.
   Она улыбнулась уже знакомой ему серьезной улыбкой, которая так раздражала
Кесептона своим высокомерием.
   - Благодарю вас за беспокойство, капитан, но мы туда по важному делу.
   Долго мы не задержимся.
   - Я дам вам охрану, правда, солдатам такое дежурство вряд ли понравится.
   - Не нужно, здесь нет ничего такого, что могло бы нам причинить вред.
   Разве что какой-нибудь случайный медведь.
   Эти ее слова поразили Кесептона.
   - Вы бывали здесь раньше?
   - Да, но с подобным делом еще ни разу. Кесептон обнаружил, что во  рту  у
него пересохло. Лично он предпочел бы не наведываться в  это  жуткое  место,
ибо это был Дуггут, город Повелителя Демонов.  Основателем  города  был  Мач
Ингбок, давно умерший, но все еще не забытый Повелитель-ренегат из  Падмасы.
Память о его жутких делах по-прежнему жила в этих краях.
   - Что  же  за  дело  может  заставить  человека  отправиться  в  цитадель
Ингбока?
   - удивился он вслух.
   Лессис вновь улыбнулась, но ответила не сразу. Когда она  заговорила,  то
смотрела куда-то вдаль, поверх руин.
   - Это медвежья страна, - сказала она. - Но даже большие бурые медведи  не
любят этот город. Так что не будем особенно беспокоиться  по  поводу  всяких
там бродячих косолапых ребят.
   По всему выходило, что она попросту издевается над страхами капитана.
   Кесептон рассердился.
   Так, значит, бояться нечего? Тогда почему же в глазах юной  серой  сестры
столько тревоги?
   Взглянув украдкой на девушку, он почувствовал еще один болезненный укол в
сердце. Это что  же  получается?  Девушка  нет  слов  как  красива!  И  явно
благородного происхождения. И все  же  она  занимается  этим  опасным  делом
вместе с верховной ведьмой. Это казалось  чем-то  неестественным.  Очевидно,
она была не такая, как большинство молодых женщин  ее  круга.  И  теперь  он
испытывал стыд за свое малодушие. Кесептон был  закален  в  боях,  пять  лет
служил в легионе, и все же он не мог заставить себя идти  в  Дуггут.  А  она
могла.
   Но когда он заглянул ей в глаза, то  увидел,  как  она  была  неуверенна,
какой в ее глазах был испуг. Мертвый город Дуггут был не тем  местом,  чтобы
входить туда со спокойным сердцем, ибо поистине говорили, что легенды о Маче
Ингбоке были написаны кровью и ужасом.
   Лессис вновь посмотрела на него, и он отвел взгляд от девушки. Эти ведьмы
так проницательны! Неужели она знает, что он влюблен? Впрочем,  разве  такое
скроешь?
   И вновь им овладела ужасная мысль. Что если ведьма тащила эту девчонку  с
собой как приманку, чтобы добиться его готовности  выполнять  приказы?  Ведь
для них ничего не стоило проделать такую штуку - управлять молодым  офицером
с помощью его чувств. Офицеры  месяцами  бывали  в  походах  и  были  лишены
женского общества. Как легко  пробудить  страсть  и  вскружить  ему  голову,
получив таким образом его преданность.
   Возможно, именно поэтому ведьма взяла в помощницы эту девушку. Мужчины не
могли не любить такую, она находилась в самом расцвете женственности и  была
неотразимо прекрасна. Кесептон напряг всю свою волю, чтобы  не  смотреть  на
Лагдален.
   Он вздрогнул. Что с ним сделала эта женщина?
   - Прощайте, капитан, - сказала  ведьма  с  легким  удивлением  в  голосе.
Увидимся за завтраком, я надеюсь. - Лессис развернула своего пони к руинам.
   Девушка направилась с ней.
   Он смотрел,  как  они  отъезжают,  думая,  как  приятно  было  бы  побыть
час-другой  наедине  с  этой  Лагдален  из  Марнери.  Просто  побродить  под
звездами,  под  луной,  под  солнцем  или  под  любой  другой   чертовщиной.
Разговаривать, петь или... заниматься любовью.
   Думать о подобных вещах в походе, далеко от границы, было делом  опасным,
но попробуй остановись! Он долго следил за тем,  как  тает  ее  фигура,  как
развеваются на ветру ее волосы.
   А затем они пропали из виду. На посту  был  оставлен  дозорный.  Кесептон
знал, что должен вернуться назад к солдатам, но он продолжал стоять, пока не
увидел, как они взбираются по склону сухого рва и проходят  сквозь  разбитые
ворота, над которыми  когда-то  давным-давно  тысячами  торчали  отрубленные
головы несчастных.
   Он добрался до лагеря и слез с лошади. В  котле  еще  оставалось  немного
горячей каши; он взял порцию и удалился вместе с Уилдом обсудить положение.
   Уилд уже приготовил  полный  список  погибших  и  раненных.  Они  сели  и
просмотрели список. Картина была ужасной. Из всего  отряда  осталось  меньше
сорока человек, пригодных к боевым действиям. В битве при Оссур  Галане  они
похоронили еще двенадцать и сожгли тело очередного дракона.
   Раненные  включали  большого  Вандера,  еще  одного   кожистоспинника   и
нескольких солдат из команды Йортча, сражавшихся на  свой  страх  и  риск  с
вражеской кавалерией и еле отстоявших свою позицию.
   Первый же поход Кесептона обернулся катастрофой. В глубине  души  он  был
уверен, что ему уже никогда в жизни не дадут другого  отряда.  Он  ощущал  в
себе пустоту, а тут еще разгорающаяся страсть к девушке, и все это  выбивало
из колеи и трепало нервы.
   Итак, Холлейн Кесептон пытался не потерять самообладания. Узнай  об  этом
солдаты, от его авторитета камня на камне бы не осталось, поэтому нужно было
не показывать виду  и  сохранять  спокойствие.  Да  уж,  положение  хуже  не
придумаешь!
   А  пока  удрученный  Холлейн  Кесептон  обсуждал  с  Уилдом   создавшееся
положение,  две  сестры  в  сером  осторожно  шагали   по   руинам   некогда
могущественного города.
   Лунный свет отбрасывал резкие тени от разрушенных стен и останков шпилей.
   Покалеченные башни и разбросанные повсюду камни  хранили  воспоминания  о
былых  ужасах.  В  местах  этих  злоба  не  имела   предела,   власть   была
безграничной, а на жестокость не было никакой управы.
   Почти не переговариваясь, они крались по мертвым улицам,  проходили  мимо
разбитых статуй, оставшихся лежать там, куда их сбросили победоносные  армии
Аргоната почти два века назад. Лессис и Лагдален ненадолго задержались перед
аркой,  сооруженной  завоевателями  как  символ   гибели   их   противников.
Рукотворный памятник безумным амбициям Повелителя Демонов, арка состояла  из
двух постаментов; четыре колонны,  обвитые  барельефами  змей,  поддерживали
верхнюю часть, откуда жуткая физиономия Мача Ингбока с  победным  ликованием
взирала вниз. Маска гоблина, где человеческие черты,  искаженные  алчностью,
вожделением  и  жаждой  неограниченной  власти,  превратились   в   безумную
карикатуру с выпученными глазами и вислогубым ртом.
   Фигуры в сером несколько секунд стояли и  смотрели  на  эту  личину.  При
лунном свете жестокие черты лица казались еще холоднее и отвратительнее, чем
те, по образу которых они были  созданы.  Когда-то  эта  физиономия  злобным
взглядом провожала пленников, пока их вели на  смерть  и  муки  в  подземных
тюрьмах. Теперь же она тщетно взирала на пыль в свете луны.
   Лессис вздохнула, и они двинулись дальше,  оставляя  великого  Повелителя
Дуггута веки вечные глазеть вниз на руины своих амбиций.
   Они вошли в полуразрушенное сооружение из развороченных галерей и  комнат
без перекрытий. Снаружи, грудой высясь на постаменте, лежали обломки символа
ужаса - пустой каменной сферы, из  которой  выступал  клыкастый  рот,  будто
открытый глаз.
   Младшая из сестер зажгла небольшой фонарь. Тени  тут  же  попрятались  по
сторонам длинной центральной галереи, проходящей  через  все  здание.  Крыша
местами провалилась внутрь, но пол  большей  частью  оставался  ровным.  Они
двинулись по этому  коридору  и  подошли  к  широкой  площадке,  на  которой
когда-то поклонялись нечистой силе. Отсюда начинался спуск в глубину.
   Здесь они  нашли  разбитый  алтарный  камень,  лежащий  рядом  с  круглой
выемкой, напоминавшей непомерно огромную купель. В  глубине  выемки  зловеще
клубилась темнота.
   Множество юношей и девушек закончили на этом алтаре свою жизнь  в  криках
ужаса; призрачные тени этих криков до сих пор метались над проклятым местом.
   Чтобы их заглушить, Лессис была  вынуждена  притупить  свое  сознание  на
высших уровнях.
   Фонарь держали над провалом. Внизу была пустота, ничто, и в этой  пустоте
вязко колыхалась серая непонятная масса.  Это  была  трясина  мертвой  Твари
Небытия, того ужаса, которому когда-то здесь поклонялись,  которого  кормили
здесь живыми людьми перед беснующимися толпами почитателей.
   Старшая из женщин натянула свой капюшон  и  затем  достала  из-под  плаща
глубокую ложку  с  тяжелой  ручкой.  Она  потянула  за  ручку,  и  та  стала
раздвигаться до тех пор, пока не достигла четырех  футов  в  длину.  Женщина
осторожно проверила ее  прочность  и  положила  на  камень.  Потом  вытащила
небольшой флакончик, откупорила и поставила рядом с колодцем.
   Она встала на колени у края колодца и сосредоточилась.  Лагдален  подняла
фонарь повыше и закрыла глаза.
   Лессис пробормотала длинное заклинание и  сделала  несколько  пассов  над
ложкой.
   Затем она закатала рукав, взяла ложку, наклонилась  над  краем  бездны  и
опустила ложку как можно глубже туда, в мерцающий водоворот небытия.
   В центре провала возникло движение,  там  что-то  билось,  подергивалось,
пока  ложка  погружалась  во  мрак.  Ложка  в  руке  у  женщины  дрожала   и
вздрагивала, но Лессис еще какое-то время продолжала энергично  ею  двигать,
прежде чем вытащить обратно.  Мгновение  спустя  она  пересыпала  во  флакон
небольшое количество черного порошка. Она  повторила  эту  операцию  дважды,
затем плотно закупорила флакончик и запечатала.
   Она сложила ложку, вернула ее на место, а флакончик  положила  в  карман.
Обе женщины развернулись и тихо побрели прочь. Темнота воцарилась снова,  но
поблескивающий центр колодца еще долго волновался и вздрагивал,  прежде  чем
успокоиться.
   К кавалеристу, которого Кесептон оставил в дозоре у разрушенных городских
стен, внезапно подъехали трое всадников.
   Кавалерист Сарн удивился, увидев сержанта Дьюкса,  Субадара  Йортча  и  с
ними кавалериста Харкнесса.
   - Сарн, - сказал Йортч, осаживая лошадь, - ты Можешь идти.  Поешь,  а  то
скоро ничего не останется.
   Сарн не заставил долго себя уговаривать. Он пустил лошадь легким  галопом
к мерцающим ниже по склону хребта кострам.
   Йортч, Дьюкс и Харкнесс обменялись долгими взглядами.
   - Теперь обратной дороги нет, - сказал Йортч.  В  лунном  свете  блеснуло
лезвие его кавалерийского кинжала.
   Харкнесс ухмыльнулся в ответ. Он всегда был на стороне Йортча. Но Лиепола
Дьюкса по-прежнему одолевали сомнения.
   - Не нравится мне все это. Если что-то пойдет не так, нам конец.
   - Проклятый Марнери, когда же ты наконец перестанешь позволять этим бабам
распоряжаться тобой! - Йортч был раздражен. Солдаты Марнери иногда  походили
на марионеток. - Ты  что,  не  понимаешь?  Если  мы  не  прикончим  их,  они
наверняка нас подставят. Не будь дураком, приятель. Никто из нас не вернется
оттуда, куда они нас ведут.
   - Но зачем же обязательно убивать? Мы их можем взять под арест или просто
прогнать.
   - Да они в момент обведут тебя своими тонкими  пальчиками.  Погляди,  как
старая карга использует молодую девчонку, чтобы охмурить капитана?  Вот  так
они и обделывают свои дела, черт бы их всех побрал!
   - Мы солдаты Талиона, и  мы  больше  не  подчиняемся  проклятым  ведьмам,
сказал  кавалерист  Харкнесс,  которому  придала   храбрости   энергия   его
командира.
   Дьюкс терпеть не мог заговоров, но другого выхода он не видел. Они должны
были избавиться от Лессис. Капитан явно находился под чарами, он повиновался
приказам колдуньи без малейшего  сопротивления.  В  результате  они  понесли
семьдесят процентов потерь и были уничтожены как военное формирование. Почти
никого не осталось, у Дьюкса было всего двадцать человек, все еще  способных
сражаться. А в этой проклятой ловушке, которую им устроили среди скал эльфы,
они оставили еще двенадцать убитых. Вот-вот солдаты начнут мятеж.
   Лиепол Дьюкс почти решился пойти на убийство. Харкнесс  сверкнул  зубами;
он был себе на уме, и наконец, не выдержав, выдал мысль,  которую  обдумывал
уже много дней:
   - Я что думаю, не позабавиться ли сначала с этой маленькой ведьмочкой?
   Дьюкс смерил его ядовитым взглядом:
   - Я тебе позабавлюсь! Мой клинок проткнет  твое  сердце  прежде,  чем  ты
успеешь к ней прикоснуться! Харкнесс нахмурился.
   - Послушай, чего пропадать добру? Она - единственная  стоящая  добыча  во
всей этой проклятой охоте на диких гусей. Я давно  ее  хочу.  Все  равно  мы
собираемся ее убивать, так почему бы сначала ее не поиметь.
   Дьюкс не хотел и слышать об этом. Тут вмешался Йортч:
   - Эй, кавалерист, это же военная  операция.  Придержи-ка  при  себе  свою
похоть. Мы убьем их и ничего больше, а после  устроим  так,  чтобы  тела  их
никогда не нашли. И до рассвета  вернемся  в  лагерь.  Это  наша  задача,  и
никакой самодеятельности. Понятно?
   Но Харкнесс успел заметить, как блеснули у Йортча глаза, и  задумался  об
истинных намерениях субадара. Может, они заодно порешат и  Дьюкса?  И  тогда
спокойно займутся с девчонкой? С Дьюксом уже  сейчас  сплошные  проблемы,  а
если они от него избавятся, то одним свидетелем будет меньше.
   - Да, субадар, - пробурчал Харкнесс. Дьюкс немного смягчился.
   Уж  точно,  старина  Йортч  своего  не  упустит,  подумал   Харкнесс.   И
почувствовал мелкую дрожь в спине. Конечно, субадар захочет быть  первым.  И
пока он занимается девчонкой, у Харкнесса будет прекрасная возможность убить
его в спину. Всего один удар - и готово.
   А дальше... Дальше наверняка все подумают, будто их перебили бесы. А  они
с девчонкой просто исчезнут. Спрячутся где-нибудь в горах. Почему бы и нет?
   Девчонка немного поживет с ним, потом он ее убьет  и  вернется  к  людям,
скажет, что убежал из плена. Свидетелей никаких нет,  и  все  выйдет  лучшим
образом.
   При этой мыслимой усмехнулся. А ведь забавно! Достойный будет для  Йортча
конец!
   - Послушай, ну что тут думать, - проворчал Йортч Дьюксу. - Ты же  слышал,
что она собирается гнать нас за собой через Ган. А дальше  пойдут  Чезендар,
Белые Кости, и так до бесконечности. Она просто хочет всех нас истребить.
   На ходу пытаясь придумать хоть какую-то отговорку, Дьюкс ответил:
   - Хорошо, я только не понимаю, почему мы должны тащиться  в  эту  чертову
дыру.
   Лиепол Дьюкс редко сталкивался с  колдовскими  делами,  и  они  его  мало
трогали. Но Дуггут - другое, даже Дьюкс боялся страшной славы этого города.
   Йортч начал терять терпение.
   - Никто из нас не хочет идти туда, но надо. И потом, там все равно никого
нет, этот дьявол умер двести лет назад. Он нам ничего плохого не сделает.
   - Это тебе только кажется.
   Дьюкс заметил, что у Харкнесса заметно поубавилось прыти, как  только  он
понял, куда они направляются. Ох уж эти чертовы талионцы - все бы им  только
резать  да  убивать!  Каждый  раз  Дьюкс  кипел  от  ненависти,  когда   ему
приходилось иметь с ними дело. Он вздрогнул. Ненависть ненавистью, а другого
выхода нет. Во всяком случае сейчас, когда Кесептона заколдовала ведьма.
   Лунный свет мерцал над  мертвыми  стенами.  От  каменных  развалин  веяло
чем-то холодным, нечеловеческим. Жуткое место, подумал Дьюкс. И именно здесь
он станет участником мерзкого дела, за  которое  будет  навеки  проклят.  Ну
почему у него не хватило смелости вовремя  сказать  "нет"  этому  проклятому
Йортчу?! А теперь уже не откажешься, поздно. Он вздрогнул и стал подниматься
в гору.

Глава 30

   Луна освещала не только руины мертвого города. Свет падал на склон  горы,
на сосновый лес, что рос выше по склону, на тропинку, вьющуюся меж сосен,  и
на дракона, топающего по этой тропинке.
   Он шел, чуть не падая от усталости, и пел, едва не паря от счастья. Время
от времени он останавливался прорубить дорогу: тропа была для него узковата,
обычно по ней ходили звери поменьше.
   Песня,  которую  он  напевал,  для  человеческого  уха   была   несколько
непривычна; в ней пелось о состязаниях крылатых драконов, о молодом драконе,
в которого мало кто верил, но который преодолел себя, совершил невозможное и
победил, несмотря на сломанное крыло.
   Хвостолом дошел до припева и исполнил его с особенным  чувством.  И  пока
Базил пел, он не переставал думать о ней, матери своих драконят, и ему очень
хотелось знать, чем она сейчас занимается.
   Летит, должно быть, где-нибудь в ночном небе, охотится над лесами Тунины.
   Они договорились, что она останется и  будет  добывать  пищу  для  дикого
раненого дракона, пока тот не сможет летать вновь.
   А после она полетит на север и отыщет подходящее  место,  чтобы  устроить
гнездо и высиживать ее с Базилом малышей. Разумеется, это  будет  отсюда  не
близко, и малыши, возможно, не смогут летать. Базил  не  был  уверен,  каков
будет плод союза бескрылого  виверна  и  летающего  дракона,  но  он  твердо
сказал, что если они родятся бескрылыми, то их нужно будет отправить на  юг,
и он позаботится, чтобы их воспитали для легионов Аргоната.
   Тут ему в голову пришла новая мысль, на этот раз неприятная. Увидит ли он
ее когда-нибудь снова? Свою дракониху с шелковистой зе