ые своды, могут они рухнуть во прах.
   Во тьме они поднялись против него. В ледяной грязи, невидимы, ползли  они
к его горлу. Узнай он об этом, они заплатили бы страшную цену. Но  они  были
нищие духом, убогие, без богатых доспехов и ярких  плюмажей.  Его,  огнем  и
мечом прошедшего по просторам их мира, они заботили лишь как рабы.
   И тут, быть может, он ошибся.
   Муравьями они вгрызались в корни его каменной  твердыни.  Тайно,  искусно
рыли они путь к нему, искусно, тайно, ибо его  слуги  заметили  бы  малейший
шорох. Разрушение таилось глубоко  в  их  сердцах,  смерть  несли  они  ему,
невидимую, незаметную смерть.
   Они гнули спину в темных  туннелях.  В  свете  лампады  виднелись  тысячи
блестящих глаз на черепашьих лицах. Крошечные, немощные тела их  боролись  с
холодом.
   Они кромсали скалы кислотой и обмотанными войлоком рычагами. Тысячи голых
рук уносили прочь отломанные куски камня. На ощупь пробирались  они  вперед,
пробивая себе путь сквозь камень, питаясь пылью и грязью, живя  в  кромешной
тьме, снося холод и сырость, твердо намереваясь двигаться  вперед,  пока  не
доберутся до него и пока не вселят в него, убийцу душ, правителя  Двенадцати
Миров, Ваакзаама Великого, страх смерти.

Глава 17

   Вечерело. На рыночной площади большинство прилавков уже  убрали  на  ночь
под навес у дозорной башни.  Даже  оставшиеся  торговцы  перестали  зазывать
покупателей. Таверна "Сноп пшеницы" была  забита  жаждущим  рыночным  людом,
желающим по дороге домой  промочить  горло.  Несмотря  на  тяжелые  времена,
торговцы и барышники не желали отказываться от заведенных традиций.
   За стенами теплой таверны, на рыночной площади произошла смена декораций.
Покупатели разошлись по домам, и им на смену пришли многочисленные  голодные
бродяги - копаться в кучах мусора.
   Вот кто-то нашел половинку булки, слегка грязной, но все-таки булки.  Вот
нищенка нашла кочан капусты, кое-где подгнивший  и  изъеденный  червями,  но
сохранивший и съедобные листья. В стороне, возле торговца земляными орехами,
группка одичавших бродяг копалась в груде очистков.  Время  от  времени  они
засовывали что-то себе в рот и бешено работали челюстями.
   Эту толпу оборванцев в конце дня пропускали на  рыночную  площадь,  чтобы
они могли поискать пропитания в мусорных  кучах.  Конечно,  подразумевалось,
что стражники за ними следят, но бродяг было  слишком  много,  а  стражников
слишком мало. Королю Агранту следовало бы приехать посмотреть на последствия
своего милостивого разрешения, но он  не  соизволил.  Наступили  неспокойные
времена, и король почти не выезжал из дворца.
   У Его Величества и без того хватало тревог. Ни один  из  двух  оставшихся
претендентов на победу в состязаниях не  нравился  ему,  но  это  ничего  не
меняло. Главный вопрос по-прежнему оставался без ответа: возьмет ли на  себя
победитель обязанности защитника города, когда  получит  в  жены  принцессу?
Войдя в королевскую  семью,  чародей-победитель  будет  обязан  поддерживать
систему, то есть обеспечивать сохранность Тимнала в его храме, в  монжонском
дворце, но оба финалиста принадлежали к породе непредсказуемых существ. Даже
самого короля они почитали явно недостаточно, а на  бедную  Сирину  смотрели
просто нагло. Король сочувствовал дочери,  сердце  у  него  было  отнюдь  не
каменное, но он твердо решил заставить принцессу исполнить долг. Долг прежде
всего. Им удастся выкарабкаться, только если все исполнят свой долг.
   Пока  король  без  конца  размышлял  о  нравах  магов-финалистов,   толпа
бедняков, оставивших свои фермы, копалась  в  грудах  объедков  на  рыночной
площади. Знай Агрант, какие  несметные  полчища  оборванцев  собираются  там
каждый вечер, он, скорее всего, отменил бы свой приказ. Эти бродяги,  бывшие
фермеры и горожане, были озлоблены и голодны. Всю свою жизнь  они  трудились
не покладая  рук,  а  теперь,  всего  за  три  года,  их  надежды  и  чаяния
разлетелись как дым, ибо ни  зернышка  не  родилось  на  проклятых  чародеем
монжонских полях. Несчастные питались только объедками и гнилыми овощами,  и
ярость клокотала в их сердцах.
   Внезапно в  дальнем  конце  площади  возникло  какое-то  движение:  среди
торговых рядов появилась компания хорошо одетых молодых людей. Они шли очень
решительно, не обращая внимания на открыто  неприязненные  взгляды  голодных
бродяг.
   Молодые   аристократы   установили   на   середине   площади    прилавок,
расположились полукругом у этой импровизированной трибуны, скрестив руки  на
груди, и попытались привлечь внимание толпы.
   На возвышение взобрался молодой аристократ с очень длинными светло-рыжими
волосами. Он  одернул  рукава  парчового  камзола  и  обратился  к  толпе  с
пламенной речью на неистовом  монжонском,  живописуя  турнир  волшебников  и
зловещий план силой выдать принцессу замуж за уродливого, коварного чародея.
   Рыжеволосый юноша, сын герцога Барошского, Импитан, по его же собственным
словам, был прирожденным лидером. С этим безоговорочно соглашались  все  его
друзья.  Он  призвал  народ  довериться  ему.  Он  и  его   друзья,   сливки
аристократической молодежи, поведут толпу к королевскому дворцу и  потребуют
освободить принцессу.
   Ответом на это пламенное обращение была настороженная  тишина.  Оборванцы
растерянно переглядывались. Что это за юные сумасшедшие в шикарных одеждах с
драгоценными камнями  вместо  пуговиц?  Какое  дело  голодным  до  принцессы
Сирины, которая ест досыта и спит в мягкой постели?
   Импитан Барошский почувствовал  враждебность  толпы  и  сделал  еще  одну
попытку, имевшую больше шансов на успех.  "Во  всем  виноваты  сторшизцы!  -
выкрикнул он. Люди, винившие во всем сторшизцев, находились  всегда.  -  Это
они натравили на нас этого колдуна.  Требуем  войны  со  Сторшем.  Остановим
бесчинства чародея, призвав к ответу его хозяев. Война сторшизцам!"
   Народ заворчал, раздались разрозненные одобрительные выкрики. Люди  валом
повалили на площадь из таверн, из "Снопа пшеницы", из  "Синего  кабана",  из
"Виноградной лозы". Толпа стремительно прибывала. Стражники у ворот  послали
во дворец тревожное донесение.
   Почувствовав, что представилась  возможность  поживиться,  к  бунтовщикам
присоединились  люди  совсем  другого  сорта,  попросту  говоря  -  бандиты,
головорезы, контролировавшие жизнь преступного мира во Внешнем круге.
   Волнение  нарастало.  Между  Монжоном  и  Сторшем  существовали   вековое
соперничество и вражда. Монжон затмевал Сторш с тех  самых  пор,  как  Город
Светильников, благодаря Тимналу, вознесся  в  воздух.  Сторшизцы  так  и  не
смирились с вечным вторым, местом. Чародей  пытается  отобрать  у  монжонцев
Тимнал? Ну, разумеется, всем понятно, кто  стоит  у  волшебника  за  спиной.
Война проклятым сторшизцам!
   Многих,  особенно  тех,  кто  стоял  в   первых   рядах,   разозлил   вид
откормленных, увешанных сверкающими  драгоценностями  молодых  аристократов,
один камзол которых стоил годового жалованья обычного трудяги. И они требуют
преданности от голодных бедняков? В прилавок полетел гнилой фрукт и растекся
по доске. Толпа зароптала. Кто-то выкрикнул грубую шутку, вызвавшую  раскаты
утробного хохота.
   Молодые аристократы в отчаянии переглядывались.  Они  почувствовали,  что
приближается буря, поняли, что только  что  разбудили  тигра  и  этот  зверь
собирается броситься на них самих. Импитан Барошский повысил  голос,  требуя
внимания:
   - Выслушайте меня, добрые люди, прошу вас, послушайте же меня!
   В воздухе просвистел  еще  один  гнилой  плод.  Первые  ряды  зашипели  и
заворчали. Волнение в толпе нарастало. Внезапно на  трибуне  при  содействии
нескольких  крепко  сбитых  молодчиков,  оттеснивших   прочь   аристократов,
появилась новая фигура. В центре всеобщего внимания оказался мужчина, одетый
как простой торговец: темно-серый камзол и круглая шляпа.  Как  только  этот
человек  повернулся  к  толпе,  хорошо  знающей  его  в  лицо,  раздались  и
приветственные выкрики, и свист. Это был Козырь-в-Шляпе из  Внешнего  круга,
широко известный разбойник, имевший немалый авторитет в воровском мире.
   - Да это же Глукус! - заорал кто-то в толпе. Прозвучала очередная  грубая
шутка, и все захохотали. Глукус, он же  Козырь-в-Шляпе,  ответил  в  том  же
духе, выразив некоторые сомнения в происхождении, разумности  и  сексуальных
возможностях шутника.
   Потом он воздел руки кверху:
   - Дело в том, друзья мои, что на самом деле нам в  первую  очередь  нужна
еда. Вы здесь подыхаете от голода, а они там,  во  дворце,  знай  себе  жрут
фазанов и, как всегда, хлещут вино из Сколы. На все ваши мучения им  плевать
с высокой вышки!
   Эта речь вызвала у толпы немедленный одобрительный рев. Воздух  сотрясали
выкрики "Глукус!".
   - Заткнитесь, слушайте Козыря-в-Шляпе! - прорычал один  из  самых  рослых
бандитов.
   - Король  богат!  Мы  все  это  отлично  знаем.  Так  почему  же  ему  не
поступиться малой толикой своего богатства, чтобы накормить свой народ?
   Толпа снова заревела. К этому времени  она  уже  настолько  выросла,  что
достигла главных городских ворот. Ворота по  ошибке  оставили  открытыми,  а
головорезы Глукуса теперь не давали их закрыть. Да и закрывать их  было  уже
поздно. Новости достигли лагеря бродяг под городом, и  на  рыночную  площадь
ежесекундно прибывали новые оборванцы. Настоящий  людской  поток  устремился
через мост в город.
   Импитан и другие  молодые  аристократы  поняли,  что  полностью  утратили
власть над ситуацией. Более того, они сообразили, что вина за все, что может
случиться, будет возложена на них. Импитан попытался перехватить  инициативу
у Глукуса и прокричал что-то о принцессе, призывая толпу идти к королевскому
дворцу и  освободить  Сирину.  Крепко  скроенный  молодчик  зашел  за  спину
Импитану, и укол ножом в область печени мигом  оборвал  поток  красноречивых
жалоб. Головорезы быстро оттеснили  аристократов  к  краю  площади.  Молодые
люди,  помрачнев,  сбились  вместе,  готовые  к  драке,  хотя  некоторые   и
оглядывались  в  поисках  пути  к   отступлению,   Глукус   продолжал   свое
выступление:
   - Только, ребята, не поймите меня превратно. Наш король - добрый  король,
и я его верный под? данный. Я уверен, что он добрый король, так что,  думаю,
он просто не понимает, как тяжело приходится бедным людям  в  наши  нелегкие
времена. Уверен, как только мы  заставим  его  это  осознать,  он  сразу  же
распорядится о раздаче продуктов с городских складов.
   -  Сразу  же!  -  заорала  толпа.  -   Да   здравствует   старый   добрый
Козырь-в-Шляпе!
   Затем Глукус вспомнил о тюрьмах. В дворцовых  темницах  томились  десятки
несчастных фермеров, арестованных за долги или за  попытку  украсть  немного
хлеба из городской лавки. Пришло время освободить  этих  несчастных,  пришло
время королю накормить свой народ. Надо только рассказать  королю  обо  всех
бедах, которые терпят невинные люди.
   - Хлеба и свободы! - орал Глукус. - Хлеба и свободы!
   Толпа немедленно подхватила лозунг.
   - Освободите наших братьев, требовавших хлеба и заточенных в темницы!
   - Хле-ба! Хле-ба! Хле-ба! - скандировала толпа.
   Глукус и его соратники спрыгнули с трибуны и двинулись по  направлению  к
дворцу. Впереди почти бегом отступали молодые аристократы. Чудовище, которое
они случайно пробудили, привело их в ужас. Когда толпа увидела, как  удирают
эти откормленные юнцы, что-то произошло. С яростным ревом бродяги ринулись в
погоню.
   Путь бегущим преградила дворцовая стража. Стражники выстроились в  линию,
обнажили оружие и приказали толпе остановиться и разойтись. По знаку Глукуса
его  головорезы  выступили  вперед,  и  их  дубинки  обрушились  на   головы
стражников.  Толпа,  воодушевленная  этим  зрелищем,  быстро  смяла  заслон.
Обезоруженные, избитые солдаты падали без сознания. Город  наполнился  ревом
голодной толпы. Бродяги ворвались в ресторан, ограбили посетителей и, словно
саранча, сожрали все съестное.
   Группа  оборванцев  перевернула  подвернувшуюся  карету.  Кучера  избили.
Пассажирок  -  явно  благородного  происхождения  -  выволокли  из   кареты,
разорвали их дорогие наряды, а модные головные уборы  растерзали  в  клочья.
Бродяги долго гнали по улице высокородных дам, вопящих от  ужаса  и  ярости,
пока самые смелые  из  молодых  аристократов  не  вернулись  и  не  окружили
несчастных женщин, а затем, одолжив им  кое-какую  верхнюю  одежду,  помогли
укрыться в подворотне.
   Толпа к этому времени окончательно вышла из-под контроля. Ярость  некогда
благополучных людей, сброшенных на самое дно общества, к лохмотьям и вечному
голоду, вырвалась наружу.
   На  подходах  к  дворцу  бунтовщиков  встретил  наскоро  собранный  взвод
королевских стражников, вооруженных копьями и щитами. К нему  каждую  минуту
присоединялись все новые и новые солдаты.  Резкие  приказы  командиров  эхом
отражались от дворцовых стен. Во дворце затрубили трубы и забили барабаны.
   Подбегая к шеренге стражников, молодые аристократы просили пропустить  их
во дворец. Стража не обращала на них внимания.  На  самом  деле  большинство
солдат  были  рады  представившейся  возможности  потрепать   перышки   этим
высокомерным, вечно пьяным хлыщам, из-за которых на улицах Внутреннего круга
так часто вспыхивали стычки. Аристократическим  юнцам  предстояло  оказаться
между молотом и наковальней - дворцовой стражей и толпой.
   Но никто не предусмотрел действий Глукуса  и  его  молодчиков.  Стражники
понятия не  имели,  что  этот  бунт  был  единственным  шансом  для  Глукуса
проникнуть в дворцовые темницы и перерезать  горло  некоему  узнику.  Живой,
этот узник наверняка бы опознал Глукуса на предстоящем судебном процессе,  а
от мертвеца ждать неприятностей не приходилось.
   Бандит и его подчиненные давили сзади на молодых аристократов,  заставляя
их продираться сквозь  ряды  стражников,  избивавших  юнцов  тупыми  концами
копий. Кто-то как мог отбивался,  остальные  корчились  под  ударами.  Может
быть, волнение и улеглось бы, но Глукус перегнулся  через  скорчившегося  от
боли Бвенто  Эрукси  и  свалил  одного  стражника  ударом  дубинки.  В  цепи
защитников появилась пробоина. Самый высокий из бандитов тут  же  ринулся  в
нее и обрушил град ударов на ближайшего стражника справа,  в  то  время  как
Глукус занялся левым. Через минуту, протопав по распростертому  телу  Бвенто
Эрукси, подоспели и остальные сообщники Глукуса. Цепь дрогнула и  распалась,
и защитники дворца побежали,  сначала  медленно,  а  затем,  когда  услышали
скрежет закрывающихся дворцовых ворот, все быстрее и быстрее.
   Толпа неслась вперед. Она достигла главных дворцовых ворот и не давала им
окончательно закрыться. У ворот Глукус оказался  опять-таки  первым,  и  они
остались открытыми. Оборона дворца была прорвана.
   На стенах  появились  немногочисленные  военные.  Короля  предупредили  о
разразившейся катастрофе, и во дворце начались споры, стоит ли их величеству
выйти к  толпе,  чтобы  попытаться  ее  утихомирить.  Ничего  другого  никто
советовать  не  решался.  За  последние  несколько  недель  народ  потчевали
отменными цирковыми зрелищами, но вот хлеба не хватало  уже  слишком  долгое
время.
   Пока король Агрант колебался, толпа взяла контроль над событиями  в  свои
руки. Сначала восставшие вломились в королевские  хранилища  продовольствия,
потом - в дворцовый погреб. В  скором  времени  большинство  повстанцев  уже
прижимали к груди винные бутылки.  Небольшие  группки  разбрелись  в  разные
стороны в поисках добычи, но парадную лестницу и балкон на внешней  лестнице
второго этажа еще удерживали остатки стражников,  преградив  толпе  вход  на
основную территорию дворца.
   Голодные бродяги думали только об одном - как  бы  набить  брюхо,  что  и
определило ход  восстания.  Пока  опустошались  дворцовые  кухни,  стражники
перехватили инициативу. На подмогу дворцовой страже подходили дополнительные
подразделения  из  Среднего  круга,  но  слишком  медленно,  и   во   дворце
по-прежнему царил хаос.
   Кто-то  поджег  кухни,  и  в  крыле  прислуги  взметнулось  пламя.  Часть
стражников пыталась потушить пожар. Им на помощь неожиданно бросился кое-кто
из восставших - чувство монжонского патриотизма пересилило голод  и  ярость.
Великий дворец не должен был сгореть. В  нем  хранились  такие  баснословные
сокровища, что даже неимущие не дали бы дворцу обратиться в пепел. Стражники
не  задумывались  над  внезапной  сменой  настроения  восставших.   Емкости,
наполненные водой и предназначенные в первую очередь  для  тушения  пожаров,
хранились  на  чердаках  всех  центральных  зданий.  Солдаты  схватились  за
пожарные шланги, направили их в огонь, и, едва открыли краны,  вода  хлынула
сплошным потоком. Воздух наполнился паром и удушающим дымом. Таким  образом,
страже удалось погасить  огонь  довольно  быстро,  прежде  чем  он  причинил
какой-либо ощутимый вред.
   Пока наверху боролись с пожаром, внизу,  в  подземельях,  разворачивались
более мрачные события. Глукус и его молодчики ворвались в темницы, избили до
полусмерти  тюремщиков  и  обошли   камеры,   выпуская   всех   заключенных.
Козырь-в-Шляпе позаботился, чтобы освобожденные  узники  помнили,  кому  они
обязаны. Бандиты разыскали несчастного, за которым  охотились,  и  принялись
рубить ему голову тупым мечом. Казалось, крики жертвы никогда  не  затихнут,
но в конце концов ее голова рассталась с телом.
   Эвандера освободили вместе с остальными, и он стал  свидетелем  расправы.
Юноша ужаснулся.
   - Запомните, с вами случится  то  же  самое,  если  посмеете  донести  на
Козыря-в-Шляпе, - объявил Глукус освобожденным узникам.
   Чувствуя сильный запах дыма, Эвандер бежал по дворцу. Откуда-то  издалека
доносился шум. Группки оборванных людей бродили по дворцовым комнатам, круша
хрупкие предметы обстановки и рассовывая добычу  по  карманам.  Из  главного
парадного зала доносился нестройный рев голосов.
   Эвандер заглянул в зал. Окруженных  мятежников  избивали  тупыми  концами
копий. Стражники знали толк в такого рода работе и успешно ее выполняли. Ход
восстания был окончательно переломлен.  Все,  кто  вовремя  сориентировался,
бросились наутек.
   Принцу повезло - стража оставила без присмотра  один  из  выходов.  Юноша
мгновенно воспользовался этим и через минуту уже пересекал рыночную площадь.
Глава 18

   Улицы были забиты взволнованными и испуганными горожанами.  Протолкавшись
сквозь толпу, Эвандер добрался до гостиницы.  Над  дворцом  все  еще  стояло
облако пара, а в воздухе чувствовался сильный запах дыма. Однако  восстание,
похоже, шло на убыль. Стража вновь овладела ситуацией.
   От Центрального круга плотным потоком катились мрачные бунтовщики, многие
шатались под грузом разнообразной добычи - начиная от мешков зерна и  кончая
дворцовой мебелью.
   В гостинице Эвандер нашел Элсу.  Она  вскочила  на  ноги  с  восторженным
визгом, обняла юношу и возблагодарила монжонского бога Пернаксо.
   Такой прием растрогал Эвандера почти до слез, искренняя радость маленькой
женщины тронула его сердце. Вот уж кого не отталкивала его безобразная кожа!
Сначала юноша даже не мог говорить,  потом  он  заметил  отсутствие  второго
утоли:
   - А где же Юми?
   - С нашим ковром большое несчастье. Юми  скоро  вернется.  Расскажи,  что
произошло. Где ты был?
   Эвандер все объяснил. Элсу помрачнела, когда юноша сказал,  что  Пострема
пыталась похитить его, а повествование о темнице, о несправедливости  короля
и затем о бунте слушала, вскрикивая от ужаса.
   Принц сбросил грязную одежду и выкупался,  а  Элсу  принесла  ему  еду  и
горячий келут. После нескольких дней в тюрьме юноша просто умирал с  голоду.
Король  Агрант  не  выказывал  особенной  щедрости  к  заключенным,  да  еще
тюремщики забирали большую часть пищи, предназначенной Эвандеру, говоря, что
нет  смысла  кормить  львиный  корм.  От  одного  запаха  пирога  у  бывшего
заклю