го, что в самом ее  конце  они  потеряли
Хвостолома.
   Это был тяжкий удар, хуже него не было долгие годы. Теперь только  старый
Чектор оставался от исходного состава Сто девятого. А ведь  Базил  Хвостолом
долгое время был душой эскадрона: кожистоспинник, обладающий  мастерством  и
высокой скоростью, да  еще  вооруженный  смертоносным  клинком  -  настоящий
мастер меча, чемпион легионов Аргоната. Все уцелевшие драконы  Сто  девятого
до сих пор глубоко скорбели по погибшим.  Пурпурно-Зеленый  с  Кривой  горы,
единственный дикий дракон из всех, когда-либо служивших в легионах,  никогда
в  жизни  не  чувствовал  еще  такой  скорби,  разве  только  когда  потерял
способность  летать.  Даже  Альсебра,  саркастичная   бездетная   дракониха,
притихла с тех пор, как пропали кожистоспинник  Хвостолом  и  его  бесценный
драконопас Релкин. Эти двое, во славу огненного дыхания, выходили живыми  из
всех переделок, в том числе из безнадежного сражения при Сприанском Кряже, -
и все же судьба их поймала. В эскадроне образовалась незарастающая  пустота,
а новые драконы,  Чурн  и  Гриф,  отгородились  от  старых,  уже  ветеранов.
Эскадрон все еще не мог выйти на нужный  уровень  боевой  подготовки.  Новый
драконий командир Кузо глупо  вел  себя  с  драконьими  мальчиками,  но  был
замечательным организатором. И все же он не мог заставить драконов  работать
на тренировках даже вполсилы. Они бегали, выполняли упражнения, но без души.
   Душой их был Хвостолом, и теперь она умерла.
   Так что когда Лагдален влетела с новостью, что каким-то образом эти  двое
выжили во время извержения вулкана, рев поднялся такой, что крыша Драконьего
дома едва не слетела прочь.
   Пока огромные звери скакали от избытка чувств по гимнастическому  залу  и
плавательному бассейну, на Лагдален накинулись  Свейн  из  Ривинанта,  малыш
Джак и только что прибежавший Мануэль. Шум еще стоял страшный,  но  они  уже
могли расслышать друг друга.
   Она показала им записку.
   - Базил и Релкин живы. Но они затеряны в Эйго.
   - Ну, как я и предполагал, - заявил Свейн.
   - Легче, Свейн, - отозвался Джак, - вечно ты что-то предполагаешь.
   - Смотри, Джак. Факты очевидны. Если они выжили,  то  заблудились;  иначе
они бы давно уже вернулись.
   - Я бы на их месте никогда не вернулся. Чтобы не видеть тебя.
   - Верю, что эти двое выжили. Даже в вулкане! - сказал Мануэль.
   Подошел еще один мальчик, его худенькая фигурка  согнулась  под  тяжестью
стога сена.
   - О, это Курф, - сказал Свейн.
   - Как ты, Курф? - обратился к нему Джак. Курф еле переводил дух под своей
ношей.
   - Старина Кузо что-то на  тебя  очень  зол  сегодня,  мальчик,  -  сказал
Мануэль.
   - Кузо хочет меня убить, - глухо пробормотал мальчик из-под сена.
   - Положи сено, Курф, у нас новости. Курф скинул свою  ношу  и  потянулся.
Лагдален никогда не видела  более  прелестного  юноши.  Сильный  подбородок,
ровный нос, спокойные карие глаза - он был почти совершенство.
   Свейн рассказал ему о Хвостоломе и Релкине, и Курф завопил от радости. Он
никогда не встречался ни с кем из них,  но  слышал  все  легенды  о  драконе
Хвостоломе. Смерть великого дракона ударила по всему легиону.
   - Тебе придется написать песню, Курф, - сказал Свейн.
   - Я постараюсь.
   Интерес Лагдален вырос еще больше.
   - Ты музыкант, Курф?
   - Нет, леди, но я играю немного на гитаре.
   - Простите, леди, это Курф. Курф, это  весьма  досточтимая  и  высочайшая
леди Лагдален из Тарчо. Курф поклонился:
   - Считаю за честь встречу с вами, леди.
   - А я - с тобой, Курф.
   - Он жуткий скромник, леди, - сказал Джак, - но на самом  деле  он  очень
хороший гитарист.
   - Мне хотелось бы послушать твою игру.  Возможно,  когда  будет  написана
песня. Мы ее вместе споем.
   - Как в старые времена, а, леди?
   - Да, Свейн. Как в старые времена.
   - Нужно купить драконам крепкого хорошего пива. Самая полезная штука  для
драконьих песен.
   - Давненько я их не слышал, - сказал Мануэль.
   - А то. Кузо вот до  сих  пор  ничего  толком  не  знает  о  драконах,  -
проворчал Свейн.
   - Ну так давайте поскорее все устроим.
   - Слышишь, Курф?
   - Слышу, Свейн.
   - Только  подумать,  эти  двое  выжили  и  теперь,  наверное,  живут  как
императоры в каком-нибудь туземном племени.
   - Ну конечно, так они и будут жить во дворце! Мануэль хмыкнул:
   - Здесь говорится, что они находятся  к  югу  от  Внутреннего  моря.  Это
значит, что они все еще в Землях Ужаса. Вы знаете, что это такое?
   Свейн и Джак знали.  Свирепые  чудовища,  больше  дракона,  иногда  такие
большие, что способны в три глотка съесть лошадь.
   - Надеюсь, меч Базила при нем, - сказал Джак. Свейн просиял:
   - Пока у этого кожистоспинного его меч, они в безопасности. Он смертельно
опасен, этот Хвостолом.
   - Лучше помолимся за них, - сказал Мануэль. Лагдален кивнула:
   - Ты прав, Мануэль, мы все должны молиться об их спасении.

Глава 41

   Релкин очнулся. Была все еще ночь, и он все  еще  был  прикован  тяжелыми
кандалами за руки и за ноги к стене павильона.
   Ситуация  по-прежнему  оставалась   безнадежной.   Бироик   стоял   рядом
неподвижно, как статуя, коей он и являлся. Мот Пулк, по-видимому,  скрывался
где-то внутри павильона, лелея свою ненависть к мальчику-сироте из Куоша.
   Затем Бироик увидел, что юноша очнулся, и хлопнул в ладоши. Из  павильона
донесся шаркающий звук, и через минуту Мот Пулк стоял перед пленником:
   - Ах, ребенок, ты снова среди живых. Тебе не слишком-то повезло, а?
   Эльфийский лорд  взад  и  вперед  расхаживал  перед  Релкином,  чье  лицо
совершенно распухло, левый глаз заплыл так, что едва открывался. Вокруг  рта
запеклась кровь.
   - Думаю, ты помнишь, где обретаешься, - продолжал Мот Пулк. - Все, что от
тебя требуется, это рассказать мне то, о чем я хочу знать. Кто был тот,  кто
проник в прелестную Ферлу?
   Лицо эльфийского лорда все еще хранило следы ударов Релкина  и  выглядело
жутко перекошенным.
   - Я уже тебе сказал, - прохрипел Релкин, - мне нечего добавить.
   - И ты думаешь, меня можно взять на эту дурацкую сказочку? - презрительно
фыркнул Мот Пулк. - Колдунья с  далекого  востока  каким-то  образом  заняла
разум Ферлы - как будто он у нее был - и подменила ее?  Чужак,  не  один  из
Тысячи? Какая чушь. Я не сомневаюсь, это кто-то из полевых игроков,  и  хочу
теперь знать, кто именно. Это может оказаться  очень  важным  для  моей,  да
пожалуй, что и для твоей, жизни.  Вынужден  подчеркнуть,  что  если  я  тебя
оставил в живых, то они тебя убьют.
   - Ты убил Ферлу.
   В глазах Мот Пулка на мгновение мелькнули голубые точки:
   - Прискорбный проступок, признаю. Никто сейчас не сожалеет об  этом  так,
как я, потому что, будь она здесь, я сумел бы узнать правду. Настоящую, а не
ту байку, что ты рассказываешь мне о колдуньях. Послушай меня,  ребенок,  ты
находишься здесь,  даже  дышишь  лишь  посредством  магической  силы  лордов
Тетраана. Нет ни одной магической  системы,  столь  же  могущественной,  как
наша. Ни ваши Повелители Рока, ни северные лорды-маги не смеют даже  бросить
нам вызов. Они могут размахивать своим игрушечным оружием где угодно, но  не
здесь, потому что здесь живем мы. Перестань же заверять меня,  что  какая-то
хилая колдунья вересковых пустошей,  какая-то  никому  не  известная  старая
ведьма способна проникнуть в мой тайный мир. На это не способны и лучшие  из
игроков Направления и Кабалы, иначе мы бы с тобой тут не сидели! Значит, это
кто-то из диких, из второй или из третьей сотни. Кто-то с новой системой.  И
я должен знать, кто это. А ты должен мне все рассказать.
   - Я уже все рассказал. Вы тут все безумцы, все вы!
   - Нет, глупец, мы боги. Бироик! Принеси железные прутья и жаровню.  Вижу,
нам придется прибегнуть к крайним мерам.
   Релкин угрюмо смотрел в темный проем, где, как  он  знал,  был  невидимый
сейчас грот.
   В  этот  момент  он  готов  был  что  угодно   отдать   за   возможность,
разбежавшись, прыгнуть во тьму. Конец  страданиям,  и  разбитому  сердцу,  и
скорби, и всему остальному. Бедная Ферла. Брошена смерти в объятия. Страх  и
страдания, доставшиеся  на  долю  девушки,  заставляли  все  внутри  Релкина
сжиматься. Это даже хуже того, что сделали с ним. По крайней мере, пока.
   Бироик выкатил из кустов за павильоном жаровню на колесах.  Жаровня  была
доверху наполнена углями.  Они  зажглись  вдруг  сами  по  себе  -  или  так
показалось воспаленным глазам  Релкина  -  и  очень  быстро  превратились  в
пылающую однородную массу. Релкин ощущал их жар с расстояния в пять футов.
   В жаровню опустили несколько железных прутьев.
   - Ну, ребенок, начнем? - проговорил Мот Пулк тихим голосом.
   Релкин постарался сжать зубы,  но  боль  была  слишком  страшной.  Бироик
приложил раскаленный прут к руке  юноши  у  запястья,  и  Релкин  забился  в
оковах, дико крича. Боль от раскаленного прута  оказалась  гораздо  сильнее,
чем он мог себе представить.  Все  тело  его  тряслось  после  пытки  еще  с
полминуты.
   Когда он снова смог заговорить, то начал молить Мот Пулка о пощаде:
   - Послушайте, я скажу вам все, что хотите. Не нужно больше. Что вы хотите
знать? Объясните же, что вы хотите, чтобы я сказал.
   - Хорошо. Так кто это был?
   - Я уже говорил вам - та, кого называют Королевой Мышей.
   - Стоп. Хорошенько подумай над своими словами, маленький глупец.  Ты  был
здесь, ты разговаривал с пришельцем, кем бы он ни был. Ты можешь сказать мне
больше.
   - Я уже сказал вам, как вы не понимаете? Я не герой! Мне нечего  скрывать
от вас. Что я могу вам выдать, что я могу рассказать? Я  ничего  не  знаю  о
вашей трижды проклятой Игре!
   Мот Пулк кивнул Бироику, и тот повторил пытку.
   Релкин снова провалился во тьму, и Мот Пулк велел Бироику вылить на  него
ведро холодной воды, чтобы привести в чувство.
   Мот Пулк был встревожен. Мальчишка настаивает на невозможном. Кем  бы  ни
был тот, кто проник сюда, он неплохо поработал. Ребенок совершенно уверен  в
том, что говорит. Ничто не может сломить в нем эту уверенность.
   Единственный путь получить от него  правду  довольно  труден.  Мот  Пулку
придется прибегнуть к магии сознания и просмотреть мысли мальчишки.
   Когда  Релкин  очнулся  в  следующий  раз,  он  сидел  на  скамье  внутри
павильона. Мот Пулк сидел рядом,  очень  близко.  Бироик  маячил  в  дверном
проеме. Релкин застонал. Ожоги  на  руках  были  очень  болезненны.  Он  был
по-прежнему скован.
   - А, вот и ты. Снова вернулся к нам.
   - Не надо больше, - простонал Релкин, - не надо.
   - Согласен, ребенок. Бироик не будет тебя больше пытать.  Ну-ка,  подними
взгляд, посмотри мне в глаза.
   Эльфийский  лорд  приподнял  ему  подбородок.   Рот   Релкина   отозвался
пульсирующей болью. С левой стороны у него были  выбиты  зубы.  Но  боль  от
ожогов была такой страшной, что почти заглушала боль в разбитом лице.  Глаза
его встретились с золотистыми  зрачками  Мот  Пулка  и  застыли.  Золотистые
зрачки глядели в него; он почувствовал, как они сжимают и  словно  раздевают
его.
   Мот Пулк надавил на разум Релкина. Давление с каждой минутой  возрастало,
словно бы огромный удав обернулся вокруг  сознания  мальчика  и  ломал  его.
Бедняга сопротивлялся каждой частичкой своей воли.
   Впрочем, это для него было уже не новым. Каким-то (самому ему  не  ясным)
образом Релкин понял, что готов посостязаться с лордом. Ему уже  приходилось
раньше  сталкиваться  с  подобным,  когда   великий   Херута,   предводитель
Падмасской Пятерки, пытался поработить его. Но давление Мот Пулка было  куда
тоньше и смертельнее, чем то, на которое был способен Херута.
   Релкин яростно пытался пробудить зародыш силы, которую ощутил в  себе  во
время пытки Херуты. Что-то сдвинулось  в  нем  в  тот  день,  да  так  и  не
вернулось на место.
   Мот Пулк давил на его разум с силой наводнения, хлынувшего неудержимо  на
крохотную деревню сознание Релкина. Релкин знал, что  не  сможет  сдерживать
его вечно, его дамб не хватит. Но лорд слегка растерялся, что  дало  Релкину
понять: его сила все еще с ним, та сила, что пока удерживает наводнение.
   Ментальные пальцы Мот Пулка шарили в мозгу мальчика, Релкин дрожал от  их
прикосновений, собирая все силы, остававшиеся  в  душе,  для  сопротивления.
Эльфийский лорд продолжал наступать, его мысли несли в себе наглые  вопросы.
Релкин старался избегать ментального контакта. Снова и снова подстегивал  он
ту зародившуюся в нем когда-то силу, которую ощущал в себе, но она  пока  не
отвечала.
   Впрочем, было уже  поздно.  Ментальные  клещи  Мот  Пулка  теперь  крепко
вцепились в разум Релкина и стали как будто раздуваться, кроша его  сознание
и волю. Сила Мот Пулка безмерно возросла, потому что он обратился  теперь  к
энергии массива десяти тысяч соединенных сознаний, что давали жизнь  Великой
Игре.
   Невольные рыдания вырвались из  горла  Релкина,  и  он  забился  в  своих
оковах, когда эта тяжесть навалилась на него. Но когда сила сжала Релкина  в
следующий раз, его сопротивление окрепло, и он снова отбросил Мот Пулка.
   Мот Пулк был поражен. В  этом  маленьком  негодяе  было  что-то  неясное,
что-то весьма неприятное. Релкин выжил, тогда как  никто  на  его  месте  не
уцелел бы, никто, даже такие личности, как  Зулбанидес.  Сам  Мот  Пулк  еще
дрожал от чудовищного напряжения, которое  требовалось,  чтобы  держать  под
контролем поток энергии массового сознания, А мальчишка все еще держался!
   Мот Пулк снова скрипнул своими совершенными  зубами.  Он  раздавит  этого
ребенка, и раздавит сейчас же.
   Он собрал всю свою силу и опять напал, сметая защиту  Релкина,  ломая  на
своем пути любой признак сопротивления.  На  этот  раз  он  победит,  Релкин
станет его марионеткой.
   Мальчик снова задергался в своих узах.  Голова  его  вдавилась  в  стену.
Прижатый к стене,  сдавливаемый  со  всех  сторон,  совершенно  обессиленный
телом,  оказавшись  перед  опасностью  разрушения  или  полного  порабощения
разума, он тихонько вскрикнул, выпал в пустоту и  полетел  в  никуда,  теряя
все, что накопил за целую жизнь. И в этот  момент  в  нем  проснулась  сила.
Клещи Мот Пулка разлетелись вдребезги, словно в них  попала  молния.  Релкин
парил в неимоверной вышине, и тут словно что-то сверкнуло в его сознании: он
почувствовал, как что-то огромное вышло во Вселенную. Будто его  возможности
сорвались с невидимой привязи. Где-то  с  секунду  длилось  чувство  ужасной
дезориентации, а затем словно бы морозный туман посреди болота окружил  его,
после чего он приземлился на четвереньки на полированной деревянной доске.
   Павильон страданий исчез. Он уже больше не был в мирке Мот Пулка.
   Он находился на шахматной доске гигантов. Каждая клетка была двух футов в
длину и ширину, и фигуры, стоявшие на ней,  были  соответствующих  размеров.
Релкин взглянул в глаза белого деревянного Офицера - резной фигурки эльфа из
полированного дуба. Позади Офицера стоял эскадрон пешек,  деревянных  солдат
из такого же светлого дерева.
   Релкин со всхлипом упал на колени, а потом поднялся.
   Он выбрался. Куда - он не спрашивал. Он сразу  понял.  Это  было  игровое
поле, на котором эльфы строили  свои  магические  партии.  Самое  сердце  их
владений. Игровое поле лордов Тетраана.
   И он знал, что должен делать. Теперь он призовет порабощенного левиафана,
томящегося в темнице; того, кто делает возможным все это безумие. Но как?
   У него не было никаких  идей.  Он  вздохнул,  сжал  кулаки  и  постарался
вспомнить, что сделал, когда неожиданно перенесся из павильона Мот Пулка  на
поле. Как он попал сюда? Что это за сила, открывшаяся в нем?
   Растерявшись, он хрипло позвал:
   - Очнись! Очнись, спящий мертвец, потому что пришло твое время!
   Да очнутся же десять тысяч заточенных в могилах под Пирамидой!
   - Пришло ваше время, - звал он.
   Но у них не было ушей, только глаза. Они не знали ничего -  и  они  знали
все. Они не слышали его крика и не ответили на него.
   И все же Релкин  ощущал  их,  чувствовал  присутствие  огромного  разума,
рассеянного  здесь,  под  ногами,  мерцающим  солнечным  светом.   Дремлющий
левиафан тихонько гудел, он что-то нашептывал  во  сне,  но  не  обращал  на
мальчика никакого внимания.

Глава 42

   Релкин побрел куда-то, машинально переставляя дрожащие ноги, не  в  силах
собрать мысли, отдав себя на волю рока.
   Со всех сторон к нему бросились какие-то фигуры. Ему что-то нужно делать,
но что? Он едва мог двигаться после того, как над ним поработал Бироик.
   Неожиданно в мозгу его поплыл странный тоненький голосок:

   Свершилось! Колокол гудит
   Вечерним звоном
   Над холмами.

   Он открыл было рот, но лишь неясный хрип сорвался с его губ.
   Что-то было ужасно плохо. Это место было плохим. Время не пришло.
   Разум - который, он чувствовал, окружал сейчас  его  -  не  отзывался,  и
мальчик не знал, как его пробудить.
   Подбежали люди с обнаженными мечами. Среди них было несколько  эльфийских
лордов с их серебряными кудрями и совершенными чертами.
   Кричали яростные голоса.
   Два высоких человека в коричневой кожаной одежде подхватили  Релкина  под
руки и оторвали от земли. Грубое прикосновение к обожженной  коже  причинило
ужасную боль, и тогда, страшно закричав, он лишился сознания.
   Они понесли его прочь, мимо офицеров и пешек, мимо  эльфийских  лордов  с
обнаженными мечами. И каждый жаждал убить его, этого кошмарного Иудо  Факса,
и всем было ясно, что он вовсе не  страшный  демон.  Он  всего  лишь  жалкий
оборвыш, мальчишка, поцарапавший игорную доску, свалившись на нее с потолка.
   Иудо Фэкс должен быть огнедышащим чудищем по крайней  мере  десяти  футов
высотой. Едва ли стоит суетиться из-за этого полумертвого юнца.
   Огромные стражники внесли его в анфиладу  комнат  у  вершины  Пирамиды  и
положили на белый стол, у которого собрались лорды Десятки.
   -  Это  тот,  о  котором  я  говорил  вам.  Тот,  кого  Пессоба  купил  у
работорговца Катуна.
   - Проклятый дурак Пессоба.
   - Он жаждет восстановления. В девятой.
   - Он не сможет в ней удержаться. Безмозглый идиот.
   - Ребенок, глупцы, ребенок. Оставьте Пессобу.
   - Оставить Пессобу? А что вы скажете про Мот Пулка, ведь  ребенок  был  у
него.
   - Мот Пулк пытался выведать его  секреты.  Отметины  на  его  руках  ясно
говорят о том.
   Челюсти Репадро Тобы дернулись:
   - Если это - Иудо Фэкс,  то  я  -  осел.  Пронесся  довольный  шепоток  в
поддержку этой идеи.
   - Во имя  памяти  великого  Зизмы  Боса  объявляю  конец  этой  глупости.
Воткните меч в негодяя, и вернемся к доске. Нам следует  подумать  о  защите
золота, джентльмены. Нас ждет работа.
   Наконец выступил вперед Зулбанидес и поднял руки:
   - Совершенно очевидно, не следует бояться Иудо Фэкса в этом  ребенке.  Но
прежде чем переставить его  фигуру,  мы  должны  допросить  его.  Это  самое
разумное, что мы можем с ним сделать. Затем, когда он станет пустым сосудом,
мы переставим его.
   - Вопрос еще, как он оказался на доске. Я говорил с  очевидцами,  которые
рассказывали, что он просто появился из воздуха.  Материализовался,  другими
словами.
   - Во что, будь он проклят, играет этот Мот Пулк?
   - Он должен быть наказан.
   - Я сдеру с него шкуру.
   - Где он держал мальчишку?
   - У него есть скрытый мир, слегка гедонический.
   - Ив такое тревожное время, когда враг стучится в ворота? Он  заслуживает
серьезного наказания.
   - О, не так уж все плохо. В конце  концов,  этого  так  называемого  Иудо
Фэкса бояться нечего.
   - Мы должны привести юнца в чувство  и  допросить  его.  Тогда  поговорим
снова.
   - Не пора ли прекратить тратить энергию на разговоры о Мот Пулке?
   - Он должен быть наказан.
   - Мы прижаты к стене в Золотой Девятке, а вы беспокоитесь о Мот Пулке.
   - Горизонт в дыму. Неужели вы не видите?
   - Несколько ардусских разбойников  с  большой  дороги?  В  то  время  как
Девятка в осаде?
   - Иг