ин, - трое - на барках. Остальные
- у частокола. Варка удерживается тремя канатами с каждого  конца.  Хотелось
бы перерубить их, а потом связать вместе.
   Базил поднял женщин арду  над  планширом,  те  вскарабкались  на  борт  и
спрятались. Затем дракон поплыл к берегу. Здесь он перерубил Экатором те два
каната, что крепились ниже по течению. Релкин перенес  освободившийся  конец
на вторую барку и быстро закрепил  его  на  носу.  Базил  тем  временем  уже
перерубил канаты, удерживавшие вторую барку. Лумби  с  остальными  женщинами
вооружились всем, что смогли найти  на  палубе.  В  частности,  им  попались
длинные копья, припасенные против пуджиш. Копья были тяжелы, но женщины  все
же справились. По сигналу Релкин  перерубил  канат  на  носу  первой  лодки,
последний из тех, что удерживали обе барки на приколе.
   Когда сдвинулась с места вторая барка, двое часовых на  берегу  изумленно
обернулись. Их самые большие суда медленно  развернулись  против  течения  и
направились к середине реки. Неизвестная сила, которая их  отвязала,  сумела
преодолеть сопротивление быстро бегущей воды.
   Завопив, караульные бросились бежать вдоль берега за  уходящими  барками,
пытаясь придумать на ходу, как вернуть суда обратно. Но  прыгнуть  в  темную
воду никто не решился, так что барки продолжали идти вверх по течению,  пока
не скрылись во мраке.
   Караульные со всех ног помчались к  частоколу,  вопя  во  все  горло,  но
поднятая ими тревога утонула в общем шуме. Воющие рабы и нападающие, которые
не прекращали бросать из тьмы камни, ни на миг не умолкали.
   Базил оттащил барки вверх по течению ярдов  на  двести  от  невольничьего
лагеря. Релкин и женщины арду живо привязали их к  деревьям,  которые  росли
выше уровня воды. Первая часть плана была выполнена блестяще.
   Теперь нужно было напугать работорговцев, вызвать у них панику, так чтобы
они бросились в оставшиеся барки и уплыли на них в низовья реки, не особенно
заботясь о потерянном богатстве.
   Базил поднял осколок скалы футов трех в поперечнике, взвалил на  плечо  и
побежал по направлению к верхней оконечности лагеря. Релкин и  женщины  арду
бежали следом за ним; на драконире лежала забота не подпускать никого близко
к хвосту Базила, которым виверн размахивал, словно плетью.
   Когда до стены оставалось не больше шести  футов,  дракон  метнул  скалу,
вложив в бросок всю  мощь  своего  тела.  Огромный  камень  вылетел,  словно
выпущенный  метательной  машиной,  и  с  грохотом  разнес  в  щепки   брусья
частокола. Базил нырнул в образовавшийся проем, разметав по дороге еще  пару
брусьев, чтобы расширить проход. В этой  половине  лагеря  никого  не  было.
Дракон обнажил Экатор и пошел дальше.  Релкин  и  Лумби  скользнули  за  ним
следом.
   В ближайшей палатке оказался человек, вооруженный копьем. Увидев  Базила,
он завопил и бросился на колени. Релкин тщательно осмотрел остальные палатки
- везде было пусто. Все работорговцы находились сейчас  в  нижней  секции  -
охраняли невольников.
   Маленький отряд тоже направился туда.
   У  центрального  очага  нижнего  лагеря   обнаружилась   первая   группка
работорговцев. Они как раз перед началом атаки разжигали  костер.  Мимо  них
пробежал с криками какой-то человек. Услышав его,  они  повернули  головы  и
застыли в ужасе. Из тумана выступил пуджиш. Огромный меч его мерцал  красным
пламенем.
   Почти все работорговцы тут же ударились в  панику,  но  один-двое,  более
опытные или  хладнокровные,  бранясь  и  отвешивая  оплеухи,  быстро  навели
порядок. Это были авантюристы, закаленные своим  опасным  ремеслом.  Они  не
собирались бежать от какого-то сумасшедшего пуджиш.
   И мрачно приготовились к защите.
   Дракон остановился, закинул голову и издал устрашающий  громкий  вопль  -
боевой клич вивернов. Крик этот с легкостью перекрыл рев рабов. Весь  лагерь
потрясенно погрузился в тишину. В  этот  момент,  как  и  предполагалось  по
плану, лесные люди хлынули к стене, и страшнейший из кошмаров  работорговцев
воплотился в жизнь.
   Базил ринулся на людей у очага. Сверкнул Экатор, и в то же мгновение один
из троих стоявших  впереди  пал  от  чудовищного  меча.  Началась  сумятица,
большинство ударилось  в  бегство,  затем  остальные  с  копьями  напали  на
дракона, стараясь  обойти  его  сзади.  Релкин  и  женщины  арду  перешли  в
наступление. Работорговцы с проклятиями отступили  на  несколько  шагов.  Но
прежде чем они успели снова собраться с мыслями, опять  свистнул  Экатор,  и
новая человеческая голова слетела на землю.
   Сила удара и тонкий свистящий звук, с  которым  Экатор  рассекал  воздух,
вмиг развеял всю решимость работорговцев. Сначала двое, а потом и  остальные
помчались к баркам, растеряв остатки мужества.  По  дороге  они  повстречали
двух своих старшин, те загородили путь и принялись лупить бегущих.
   Потом один из них, а следом и другой подняли взгляд и увидели, что на них
идет дракон. Несчастные тут же  впали  в  столбняк  и  приросли  к  земле  в
первобытном страхе.
   Базил сверкнул мечом и отправил их  души  в  ад  под  торжествующий  звон
Экатора. Меч, казалось, все ярче разгорался в  руке  Базила.  Этот  меч  был
свиреп от рождения, клинок эльфийской работы, одушевленный магией  колдуньи.
В стали жил дух, свирепый дух,  праздновавший  смерть  врагов  разгоравшимся
светом. Дракон уже долгие годы владел великим  мечом,  созданным  специально
для него.
   Теперь все работорговцы сгрудились внутри главного частокола. Атаки  арду
были  в  основном  направлены  на  брешь  в  дальней  части  стены,  и   там
сосредоточились главные силы защитников. Базил прорвался  сквозь  внутренние
ворота, выбив их подпорки. Люди  на  вышках  смотрели  на  его  приближение,
разинув в ужасе рты. Экатор сверкал  в  свете  факелов,  затмевая  их  свет.
Караульные скатились с вышек и с воплями бросились к лесу.
   Дракон ненадолго задержался, чтобы снять крышу одного из бараков.  Увидев
его, рабы закричали. Дракон отбросил крышу, протянул огромную  руку,  напряг
громадные мускулы и вырвал главную цепь из замка.
   Затем он ушел, и вместо него появилась Лумби, объяснившая людям, что  они
свободны и настало время рассчитаться с работорговцами. Невольники пришли  в
неистовство. В мгновение они выбрались из барака, еще в кандалах, но тем  не
менее готовые мстить бесхвостым.
   И обнаружили, что у них есть для этого прекрасная возможность.  Появление
на сцене Базила вызвало у работорговцев столбняк. Едва Экатор проредил  ряды
обороняющихся, сгрудившихся у провала, как они бросились  врассыпную.  Базил
оказался во все расширяющемся кольце беглецов. И  немедленно  те  арду,  что
напали на лагерь из леса, перегородили им дорогу. Другие  арду,  только  что
освободившиеся из бараков,  набросились  на  работорговцев  сзади.  Сражение
стало общим и отчаянным, недавние захватчики один за  другим  умирали  среди
криков, всхлипов и звуков металла, врезающегося в человеческие тела. А потом
работорговцы дрогнули  и  побежали,  оказавшись  не  в  состоянии  выдержать
неистовство атаки с обеих сторон. Базил зарубил еще парочку замешкавшихся  и
предоставил остальным, преследуемым яростными  арду,  возможность  удрать  к
баркам. Сам дракон принялся вскрывать невольничьи  сараи.  Релкин,  Лумби  и
другие женщины разбивали кандалы.
   Барки поспешно спустили на воду, и уцелевшие работорговцы попрыгали в них
прямо с берега. Вскоре у причала появился дракон и стал расхаживать с  мечом
на плече. Разъяренные арду разносили на кусочки невольничий лагерь.

Глава 15

   Арду праздновали освобождение с неистовой радостью. Да и  в  самом  деле,
было чему радоваться.
   Лумби, в частности, отыскала обоих своих родителей живыми и  здоровыми  -
насколько это возможно после стольких недель  вонючего  ужаса  невольничьего
барака. Родители ее, Эррис  и  Уйс,  были  изумлены  появлением  Лумби.  Они
считали ее давно погибшей в северных лесах,  сожранной  чудовищными  пуджиш.
Поначалу Эррис даже  решила,  что  Лумби  -  это  призрак,  и  потребовалась
некоторая настойчивость, чтобы переубедить пожилую женщину.
   Вокруг костра, сложенного  из  брусьев  частокола  и  досок  невольничьих
бараков, плясали  арду.  Они  уже  успели  наесться,  распотрошив  найденные
продовольственные запасы работорговцев. Затем кто-то обнаружил ящик  бренди,
и  некоторые  мужчины  под  воздействием  спиртного  пришли  в  ярость.  Они
разрубили на куски тела работорговцев и бросили их в огонь.
   Базил стал  причиной  одновременно  поклонения  и  озабоченности,  как  и
полагается лесному богу. Раз и навсегда всем стало ясно,  что  он  не  имеет
отношения к диким опасным  пуджиш,  и  вокруг  него  уже  собралась  группка
взволнованных ребятишек. Женщины в знак благодарности принесли дракону пищу,
которую он с радостью поглотил.
   Он восседал на бревне, Экатор в ножнах лежал у его  ног.  Сияющие  личики
маленьких арду забавляли гиганта. Дракон сосредоточенно размышлял о странных
извращениях в человеческом мире. Оказывается,  существует  хвостатый  народ.
Похоже, они прекрасно себя чувствуют рядом с драконом-виверном,  который,  в
свою очередь, очень хорошо знаком с бесхвостым типом людей.  Хвостатые  люди
были порабощены. Это понятие было наиболее сложным для  восприятия  дракона.
Правда, теперь - увидев своими глазами, как это происходит  на  самом  деле,
когда людей, словно домашних животных, запирают в сарай, скованных цепью,  -
он стал лучше разбираться в подобных вещах. Конечно, ни  одному  дракону  не
придет в голову сделать рабом другого. У какого виверна  найдется  время  на
это хлопотное дело? Кому вообще все это нужно? В одиночестве рыщет дракон по
побережью и прибрежным водам.  В  одиночестве  хватает  то,  что  найдет,  и
съедает на месте. В одиночестве засыпает, удовлетворенный, и просыпается под
шум прибоя.
   Увы! Поэзия дикой жизни была известна Базилу только по легендам. Для него
не существовало другой судьбы, кроме военной службы в армии,  противостоящей
Великому Врагу. С тех пор как он вылупился из яйца, его  готовили  только  к
войне. Поначалу Великий Враг был для него только бесплотным образом, словами
из устава, но потом он на собственной шкуре понял, что сражение с  Врагом  -
его святая обязанность. Он видел,  что  сделал  враг  с  Пурпурно-Зеленым  с
Кривой горы, диким летающим драконом, который стал другом Базила и  коллегой
по Сто  девятому  марнерийскому  драконьему  эскадрону.  Базилу  приходилось
биться с  чудовищными  порождениями  врага  -  троллями,  бесами  и  даже  с
гигантскими людоедами, - и он убивал их во  множестве.  Поначалу,  зная  все
лишь в теории, он воевал только потому, что так было нужно. Но  чем  дальше,
тем очевиднее становилась для него причина  союза  людей  и  драконов:  мир,
который стремился создать Великий Враг, не оставлял места для драконов.  Все
они   должны   были    стать    материалом    для    производства    уродов,
противоестественных порождений смертельной магии. Вот  потому-то  теперь  он
добровольно дрался в легионах. Его большая любовь, Высокие  Крылья,  зеленая
дракониха, назвала его когда-то "рабом", но  раньше  он  толком  не  понимал
этого слова. Он служил в легионах и выполнял приказы. Разве это  делало  его
рабом? Вопрос этот иногда обсуждался в среде драконов, природная  склонность
к одиночной охоте и крайний  индивидуализм  которых  очень  осложняли  жизнь
новичкам, только привыкавшим к дисциплине. Базил не считал  себя  рабом.  За
свою службу он принимал участие в битвах самого разного масштаба.  И  всегда
он понимал, зачем и почему отдаются конкретные приказы в бою, и еще он знал,
какую большую роль играет дисциплина легионов в победе над любыми врагами. И
хотя формально добровольцев среди вивернов не  было,  за  исключением  разве
Пурпурно-Зеленого, все они были добровольцами по  духу.  Они  всегда  готовы
были поднять меч на врагов Света. Еще раз обдумав  все  это,  Базил  сердито
отверг идею зеленой драконихи о том, что он раб. Он - боевой дракон, и  горе
тому, кто встанет на его пути.
   Арду, конечно, и не подозревали об этом внутреннем диалоге. Они просто со
священным страхом дарили ему поклонение и  горячую  пищу.  Не  было  случая,
чтобы виверн отказывался от последнего.
   В свою очередь Релкин был принят далеко не так хорошо.  Похоже,  всеобщее
недоверие к бесхвостым было непреодолимым. После  множества  косых  взглядов
арду, ищущих, на ком  бы  выместить  зло,  Релкин  отступил  к  собственному
небольшому костерку, который он развел за спиной Базила. Он обыскал одну  из
самых маленьких палаток работорговцев, расположенную совсем близко от  него.
Ее бывшие жильцы, убегая, разбили каркас домика, и он рухнул.  Релкин  сумел
извлечь из-под обломков пару хороших кожаных ремней, длинный нож и топорик и
удобный прочный вещевой мешок. Арду забрали все остальное.
   Лежа теперь под тентом, защищавшим его от дождя, Релкин тоже размышлял  -
о странностях человеческой  натуры.  Неблагодарность  арду  должна  была  бы
потрясти его и обидеть; но после долгих лет службы в легионах ничего  такого
не произошло. Люди всегда живут в соответствии со своими привычками и  через
призму этих привычек рассматривают любые события. Релкин подивился тому, как
он огрубел за свою долгую военную службу. Стал ли он  циником?  Несмотря  на
свое относительно спокойное и счастливое  детство,  Релкин  из  Куоша  видел
войну во всех ее  формах  и  проявлениях.  Многие  ужасы  прошли  перед  его
глазами, его уши слышали  немало  предсмертных  криков.  Он  был  свидетелем
всевозможных несправедливостей, на которые только способны люди. Так что  он
всегда предполагал худшее. Может, он все же стал циником?
   И тут он осадил себя.  Ведь  он  видел  немало  и  хорошего.  Люди  клана
Ваттель, например, - ведь они чудеса творили во  время  великого  нашествия.
Простые пастухи, они пришли по  призыву  своего  вождя  и  вступили  в  бой,
защищая Аргонат. В общем-то все солдаты легионов были  нормальными  хорошими
людьми. Просто все люди склонны совершать неблаговидные поступки, не следует
забывать об этом, но всегда существует весомая  причина  плохого  поведения.
Эти вот  арду,  скажем.  Они  были  ввергнуты  в  ад,  они  перенесли  плен,
издевательства и заключение в этих кошмарных бараках.  И  все  их  несчастья
произошли от бесхвостых.  Неудивительно,  что  они  пытаются  отыграться  на
ком-нибудь за свои страдания.
   Релкин подобрал остатки каши, заел ее куском пресного  трофейного  хлеба.
День был долгим. Поэтому мальчик выбросил из головы  все  мысли  об  арду  и
работорговцах и крепко заснул, давным-давно овладев солдатской  способностью
спать все равно где и когда.
   Сны, посетившие его, упоминания не заслуживают.
   Проснувшись утром, он обнаружил, что дождь  выродился  в  мелкую  морось.
Выбравшись из палатки,  Релкин  решил  более  тщательно  обследовать  барки,
которые они захватили. По его  плану  отряду  надлежало  как  можно  быстрее
двинуться вниз по реке, наперехват  работорговцам,  промышлявшим  на  других
участках системы лесных рек. В месте соединения рукавов  с  основным  руслом
реки, если поторопиться, можно устроить засаду на работорговцев и освободить
новых арду.
   Лагерь был уже отчасти приведен в порядок. Частокол был  повален,  брусья
пошли на топливо. Ненавистные бараки - полностью разрушены. Вонючие открытые
уборные -  засыпаны  свежей  землей.  Люди  по  возможности  разобрались  по
семейным кланам. И над всем лагерем висел неумолчный говор женщин, которые и
организовали работу.
   Мужчины группами стояли у центрального костра. У многих  глаза  еще  были
красны после вчерашнего бренди. Все они были раздражены  и  искали,  на  ком
сорвать это раздражение.
   Вид бесхвостого - хотя все узнали Релкина -  исторг  рев  из  их  глоток.
Проходя мимо, Релкин тихонько присвистнул про себя.  Он  просто  чувствовал,
как взгляды жгут ему спину. Но ничего  другого  не  оставалось,  как  только
заниматься своими делами. Арду придется пересилить себя. Ведь они собираются
работать вместе.
   Неожиданно рослый молодой человек  по  имени  Джасп  загородил  дракониру
дорогу. Глаза  Джаспа  полнились  ненавистью.  Ноздри  его  дрожали.  Релкин
почувствовал запах спиртного. От юнца исходила  физически  ощутимая  угроза.
Релкин плохо понял, чего от него  хотят,  за  исключением  основного  факта:
молодой человек пытается его оскорбить, потому что недоволен его отношениями
с Лумби.
   - Ты не понимаешь, - повторил несколько раз Релкин, тщательно выговаривая
слова арду.
   Релкин, собственно, и сам-то не очень понимал, как и почему это произошло
- разве что он был очень одинок, как и  Лумби,  и  они  почувствовали  вдруг
сильное физическое влечение.
   Потом  он  попытался  пройти  дальше.  Последнее,  чем  ему  хотелось  бы
заниматься, - это устраивать драку с  молодцом,  широким,  словно  дверь,  и
обладающим рельефной,  как  у  скульптуры,  мускулатурой.  Им  следовало  бы
разойтись. Трудно назвать развлечением драку на кулачках с противником вдвое
большей весовой категории.
   Юный арду положил ему руку на плечо, останавливая.  Релкин  вздохнул  про
себя. С другой стороны, не может же он  отказаться  от  боя,  если  его  ему
навязывают.
   Релкин чуть сдвинулся в сторону, выворачиваясь из-под  руки.  Вокруг  них
уже собирались другие арду,  глаза  их  горели,  они  жаждали  какого-нибудь
происшествия, которое смыло бы с них ужасное чувство унижения и злобы.
   Юнец выкрикнул что-то нечленораздельное и с  размаху  ударил  Релкина  по
лицу - от такого удара слетела бы  голова,  попади  парень  в  цель.  Релкин
ускользнул в сторону, слегка повернувшись на  носках.  Молодец  бросился  на
него. Релкин отошел, но оружия не обнажил, хотя кинжал был при нем.  Молодой
человек споткнулся и упал на колени. Зрители разразились хриплыми смешками.
   Юнец злобно оскалился, согнулся, поднял  дубинку  и  перешел  в  яростную
атаку. Релкин выхватил кинжал и встал на изготовку.  Дубина  взметнулась,  в
тот же момент Релкин увернулся и левой рукой ударил противника  в  солнечное
сплетение.
   Тот и не почувствовал его удара. Релкин  едва  не  упал  на  четвереньки,
отрывая вцепившуюся в плечо руку противника.  Юный  арду  снова  кинулся  на
бесхвостого, подбадриваемый криками разгоряченных соплеменников, собравшихся
вокруг.
   Релкин легко увернулся от следующего взмаха дубинки  и  дал  юнцу  промеж
ног, вложив в удар всю силу, на которую оказался способен.
   Это сработало, и арду согнулся пополам, задыхаясь от боли. Не  колеблясь,
Релкин продолжил поединок, уже не нарушая общепринятых правил. Следующий его
удар пришелся мальчишке по голове сбоку и уложил его на месте.
   Тут  же  Релкин  отскочил  и  спрятал  кинжал,  отчего  испытал  огромное
облегчение. Кровопролитие было бы гибельным.
   Кипящая смесь  эмоций  выражалась  на  лицах,  окружавших  его.  С  одной
стороны, здесь присутствовало и уважение -  юнец  был  силен  и  неистов,  а
Релкин уложил его без лишней суеты. Но с другой стороны, злость и  ненависть
к бесхвостым не уступали позиций.
   - Я - не один из них, - медленно проговорил Релкин, показывая  в  сторону
палаток работорговцев, - я пришел из далека-далека,  из-за  дальних  гор  на
востоке. Из-за большой воды.
   Они взирали на драконира в угрюмой злобе и непонимании. Для многих из них
все бесхвостые были одинаковы, и они ненавидели всех с равной силой.  Другие
же были  менее  ожесточены.  Но  Релкин  по-прежнему  чувствовал  напряжение
момента: одно неосторожное слово - и его разорвут на клочки.
   Он посмотрел на упавшего юношу. Потом наклонился и пощупал для надежности
пульс. Он не собирался бить насмерть, но при ударах в голову ни в чем нельзя
быть уверенным. На запястье упавшего билась тонкая жилка. Парень был жив.
   Арду взирали на чужака  злобно  и  подозрительно.  И  тут  голос  дракона
перекрыл ропот толпы:
   - Где мальчик Релкин?
   - Зде