се  драконы,
служившие в легионе, были абсолютно ограждены от морской воды. Люди боялись,
что океан пробудит в них голос  предков  и  они  перестанут  сотрудничать  с
людьми, вернувшись к дикой жизни.
   "Одичают!" - так говорили с ужасом драконопасы.
   Базил задумался.
   Пока драконы ели, драконопасы занялись проверкой и чисткой снаряжения. Им
предстояло отмыть жуткое количество грязи.
   Мальчики молча работали, сгрудившись вокруг мойки с  горячей  водой,  как
вдруг  дежурный  принес  записку:  командир  драконьего  эскадрона  Уилиджер
приглашает Мануэля, Релкина и Моно отобедать с ним в "Волке и Фазане", самом
дорогом ресторане Фолуранского холма.
   - Что все это значит? - раздраженно бросил Свейн, явно обиженный тем, что
его обошли.
   Релкин и сам не мог понять, в чем дело. Когда они виделись с Уилиджером в
последний раз, у них состоялась короткая неприятная беседа, в которой  новый
начальник обвинил Релкина в  мятеже.  Уилиджер  открыто  объявил,  что  даст
десять плетей каждому,  кто  посмеет  смеяться  над  ним  и  выставлять  его
дураком.
   Теперь же, всего несколько часов спустя, последовало приглашение на  обед
в самых любезных тонах.
   - Он приглашает трех самых старших из нас, - заметил Мануэль.
   - Не понимаю, - пробормотал Моно, - он был чертовски зол утром. Велел мне
переделать ручку щита у Чека.
   - Думаю, скоро все узнаем, - вздохнул Релкин, покончив с чисткой  панциря
и налокотников Базила.
   Час спустя они втроем вышли из Драконьего  дома.  На  мальчиках  были  их
лучшие синие плащи, красные брюки марнерийской саржи и  высокие,  до  колен,
сапоги, начищенные до блеска.  Их  лучшие  фуражки  были  надеты  совершенно
ровно, так что сверкающая латунная кокарда находилась точно посередине  лба.
Они поднялись на Фолуранский холм и остановились перед "Волком  и  Фазаном",
чтобы полюбоваться им: он был весь сияющий, с красиво выгибающимися зелеными
навесами над окнами.
   Несомненно, первым должен был идти Мануэль. Релкин и Моно были  сиротами,
а Мануэль нет - что было, вообще говоря, редкостью в Драконьих  Корпусах.  И
потом, он получил образование. То есть он каким-то боком был все же  поближе
к обществу, собирающемуся в "Волке и Фазане".
   Мануэль отыскал распорядителя. Имя "Уилиджер" оказалось заветным  словом,
обеспечившим мальчикам предупредительное внимание.  Им  показали  прелестный
круглый столик в дальнем углу главного зала рядом с жарко пылающим очагом, в
котором жарился целый кабан.
   Через  несколько  секунд  появился  командир  Уилиджер.   Его   самолично
изобретенная форма на этот раз несколько изменилась. На нем по-прежнему  был
длинный синий плащ с фалдами, а вот бриджи сменились на панталоны  уставного
красного цвета. Фуражку заменила широкополая шляпа, как у кавалериста, и  на
околыше золотом сияла латунная кокарда с цифрами "109".
   Драконопасы изо всех сил старались не смотреть на это вульгарное одеяние.
Проведя столько лет под строгим взглядом командира эскадрона  Таррента,  они
прекрасно понимали, насколько оно неуместно.
   Уилиджер не обращал внимания на их смятение. Он уселся за  стол,  заказал
всем эля и целиком ушел в игру в "своего парня", откровенно пытаясь  выудить
у  них  информацию  об  отряде.  Его  ничуть   не   беспокоила   собственная
непоследовательность - утром он был орущим начальником, требующим от каждого
невозможных работ по снаряжению, включая полировку тех вещей, которые нельзя
отполировать; теперь же он изображал задушевного приятеля.
   Такие переходы  было  довольно  трудно  принять.  Но  за  первой  кружкой
последовала  вторая,  и  беспокойство  мальчиков  отступило  перед  шипящими
пивными пузырьками и сочными ломтями жареной свинины. Они почувствовали себя
легче. В основном говорил Мануэль. Моно старался не отставать. Релкин же был
не слишком разговорчив, он все еще не  мог  отделаться  от  удивления  перед
таким поворотом событий.
   Уилиджер пожелал узнать подробности великой битвы при  Сприанском  кряже.
Он внимательно слушал рассказ Мануэля, восклицая изредка "право слово!"  или
"Ее Рукой".
   Выслушав, он довольно мило поблагодарил их и, в свою  очередь,  рассказал
им о сражении на Кадбернских мелях, в котором принял участие. Он, похоже, не
слишком понимал, что говорил:
   - Враг бросил кучу бесов через мель, и  мой  полк  оказался  в  опасности
окружения. Там была такая группа камней на берегу реки. Это  было,  конечно,
очень важно, но мы не могли скинуть их оттуда.  Я  поднял  упавшее  знамя  и
увлек за собой нескольких людей, и мы отобрали эти скалы и сбросили бесов  в
реку. Спасли исход всего дня, я думаю. Конечно, это нельзя даже сравнивать с
тем, что было у вас на Сприанском кряже, но для того дня вполне хватило.
   Ребята недоуменно переглядывались. Все это  пахло  откровенными  усилиями
завоевать их доверие. Им предлагалось считать Уилиджера настоящим  солдатом,
а не сынком богатого папеньки, хотя все, что они  видели,  свидетельствовало
об обратном.
   И тут Уилиджер попросил их рассказать свои биографии:
   - Ну, вот ты, скажем , где ты родился, Релкин?
   - Деревня Куош, сэр, в провинции Голубой Камень.
   - А, Голубой Камень. Такое симпатичное место, я  всегда  с  удовольствием
его посещаю. У моего дяди там поместье, лен барона Боргана.
   Глаза Релкина удивленно расширились. Они с Базилом когда-то  работали  на
барона Боргана. Ужасный для них обоих период.
   - А где ты  закончил  школу?  -  спросил  Уилиджер.  Для  мальчиков-сирот
предполагался сокращенный курс школьных занятий, и Релкин провел в  куошской
школе всего пару лет. Уилиджер нахмурился:
   - Ты хочешь сказать, что  посвятил  образованию  только  два  года  своей
жизни?
   - Да, сэр.
   Уилиджер пробормотал что-то сквозь зубы.
   - Ну а ты, Моно, где ты учился? Моно опустил глаза:
   - Я никогда не ходил в школу, сэр. Жена фермера Гуля обучила меня чтению,
но писать я по-настоящему никогда не  умел.  Правда,  я  умею  считать,  она
выучила меня счету и умножению.
   Глаза Уилиджера едва не вылезли из орбит.
   - Это невероятно! И тебе разрешили при этом служить в легионе?
   Он повернулся к Мануэлю.
   Мануэль посещал школу с семи лет и закончил академию Драконьих Наук,  где
уделял внимание психологии и поведению драконов.
   Уилиджер сразу же  поинтересовался  точкой  зрения  Мануэля  на  великого
Чеслера Ренкандимо, известного автора  "Науки  о  Драконах"  и  бессмертного
"Ухода за Драконами-Вивернами".
   Мануэль слегка поколебался прежде, чем ответить:
   - Ренкандимо  в  академии  не  очень-то  в  чести.  Он  упустил  основные
биологические принципы. Его рекомендации в некоторых случаях слишком  далеки
от жизни.
   - Далеки от жизни? Дорогой мой, конечно  нет!  Великий  Честер  далек  от
жизни - этого не может быть!
   Уилиджер выглядел искренне возмущенным.
   Наконец  подошел  конец  расспросам.  Принесли  еще  эля,  и   все   трое
драконопасов как-то сразу почувствовали, что головы у них уже  кружатся.  Но
они мужественно опорожнили новые кружки  и  "принялись  за  десерт,  который
начался с домашнего яблочного пирога.
   Уже второй день подряд Релкин боялся лопнуть от еды. Кроме того, в голове
у него шумело от трех пинт эля. Он никогда обычно не пил  больше  двух.  Тут
подоспело время огромного куска смородинового пирога.
   Удовлетворив  свой  интерес  к  жизни   драконьих   мальчиков,   Уилиджер
повернулся к Релкину:
   - Я заказал новые кокарды для  отряда.  Такие,  как  у  меня,  с  большим
номером,  замечательная  идея,  не  правда   ли?   Это   доблестный   номер,
легендарный, можно сказать.
   Мы хотим, чтобы люди видели,  кто  мы,  и  воздавали  нам  достойные  нас
почести.
   Он снял свою шляпу и ткнул пальцем в прицепленную к ней яркую  безвкусную
нашлепку.
   Релкин на минуту  опешил.  Придя  в  себя,  он  не  сразу  смог  отыскать
подходящие слова. Что-то дернуло  его  за  язык  сказать  правду,  возможно,
выпитый эль:
   - Прошу прощения, сэр, но она не правильная. Ее нельзя носить.
   - Что?
   - "Кокарда должна быть длиной в один дюйм, высотой - в семь  шестнадцатых
дюйма, толщиной - в три шестнадцатых, сделана из кунфшонской меди и начищена
до высшей степени".
   Несмотря на опьянение,  Релкин  почти  пропел  эти  слова,  запечатленные
навсегда в его сердце, словно религиозный гимн. Мануэль  и  Моно  кивнули  в
подтверждение.
   Уилиджер потемнел:
   - Что ты имеешь в виду?
   - Эта статья номер двести сорок три Устава Легиона, сэр, - быстро  сказал
Мануэль, - "Какой должно быть Кокарде". - Он заметил смущение  Уилиджера.  -
Наш бывший командир эскадрона требовал от  нас  чтения  устава  о  форменной
одежде перед каждым парадом, сэр. Думаю, теперь устав навсегда  выгравирован
в наших сердцах. Кокарды строго регламентированы по размерам и материалу.
   Наступила долгая, гнетущая тишина, Уилиджер побагровел. Мальчики опустили
взгляды  в  тарелки.  Остаток  вечера  был  скомкан,  и  все  трое  искренне
обрадовались, когда наконец получили разрешение уйти  и  бегом  бросились  в
Драконий дом.

Глава 7

   Земля Крэхин заслуженно носила  славу  страны,  управляемой  жестокими  и
безжалостными королями. Соседи туда не совались -  отчасти  из-за  легенд  о
каннибалах и их страшных темных делах, отчасти - из-за того, что страна  эта
лежала за  Валом  Солнца  в  непосредственной  близости  от  древних  лесов,
известных как "Земли Ужаса".
   Богатые крэхинские дамы развлекались, откармливая  ручных  удавов  детьми
рабов. Высшие Жрецы вырезали тотемы из живых мужчин и женщин. Подвешенные на
крюках перед алтарями Камня и Огня, эти несчастные услаждали своим воем  уши
богов. Иногда они неделями не умирали.  Каждое  полнолуние  жрецы  приносили
человеческие жертвы, купаясь в крови.
   Повелитель  Херута  Скаш  Гцуг  послал  Кригсброка   покончить   с   этой
цивилизацией и заменить  ее  на  другую.  Кригсброку  были  приданы  пятьсот
человек, цвет армии  Падмасы,  с  пятьюдесятью  троллями  и  пятью  тысячами
здоровенных бесов.
   Этих  сил  было  достаточно,  чтобы  развеять  армию  Крэхина  по  ветру.
Кригсброк захватил в плен королевскую  семью.  Ее  именем  он  стал  править
землей Крэхин и провел множество реформ, касавшихся, в основном, крестьян  и
возделывания земель.
   Реформы эти получили невероятную популярность  в  народе,  который  сразу
поддержал новый режим. Все аристократы были арестованы.
   Когда Кригсброк и его люди покончили со  старой  знатью,  у  ворот  новой
крепости, воздвигнутой на острове Кости, выросла десятифутовая гора черепов.
   Последние священники старых богов расстались с жизнью  на  еще  дымящихся
костях своих верховных жрецов. Старый мир  был  более  не  нужен  и  уступил
дорогу Пророку.
   "Тот Кто Должен", легенда предыдущих тысячелетий, снова перешагнул  порог
мира. Из кончиков его пальцев исходило голубое пламя, излечивающее  болезни.
Глаза  излучали  силу,  успокаивающую  безумные  души.  Говорил  он  медовым
голосом, проливающим бальзам на сердца людей. Пророк был средоточием силы  и
ежедневно подчинял ей новых подданных.
   И они шли к нему, бесчисленными толпами вливаясь в столицу из  провинций,
а возвращались, говоря о чудесах, уводя с собой хромых, научившихся  ходить,
и слепых, научившихся видеть.
   Именно здесь  Херута  Скаш  Гцуг  планировал  привести  в  действие  свое
страшное оружие - разрушитель миров. Меч,  поистине  достойный  Величайшего,
должен быть выкован в кузнях острова Кости.
   Однажды ночью Кригсброк  был  отозван.  Он  пересек  Внутреннее  море  на
широкой спине летучей рукх-мыши и предстал перед глазами Величайшего  в  его
новой крепости. Кригсброк был удостоен похвалы и поощрен оказанным доверием.
   Ему было велено держать под контролем Пророка, тварь,  созданную  властью
Повелителя из давно умершего тела "Того Кто Должен".
   - Он живет, но в душе знает, что мертв, -  сказал  Великий  Херута  своим
страшным скрежещущим голосом. -  Это  создает  опасность  самоубийства.  Для
таких, как он, смерть остается слаще жизни.
   - Да, Повелитель, - ответил Кригсброк.
   - Ты должен удержать его живым, добрый  Кригсброк.  Его  жизнь  даст  нам
армию из сотен тысяч крэхинцев, добровольно  идущих  на  смерть.  Эта  толпа
нужна нам для выполнения следующего этапа миссии.
   Кригсброк молчал. Он опустил глаза, не в  состоянии  больше  смотреть  на
искрящиеся завитки ороговевшей кожи Величайшего. Херута парил  в  нескольких
дюймах над землей и  выглядел  абсолютно  не  по-человечески.  Он  прекрасно
понимал,  как  действует  на  подданных  его  вид,  и  в  душе   наслаждался
производимым эффектом.
   - Кригсброк, добрый Кригсброк, ты - порождение войны.  Ты  верно  служишь
нашей власти много лет. Ты кое-что смыслишь в борьбе, которую мы ведем.
   - Да, Повелитель.
   - После той катастрофы, которая произошла два года назад, мы находимся  в
обороне. Очень важно, что мы наконец-то перехватили  инициативу  и  получили
возможность накопить силы. Наша миссия  -  в  этом.  Мы  должны  успешно  ее
выполнить.
   Кригсброк сжал кулаки.
   - Мы победим! - сказал он глухим голосом.
   Величайший позволил себе мельком улыбнуться:
   - Конечно, мы можем предположить,  что  наши  враги  предпримут  ответные
действия. Им уже известно, что мы пришли сюда. Глупо считать, что они нас не
отыщут - это они всегда  умели.  Однако  у  них  уйдут  годы  на  то,  чтобы
организовать атаку, и я сомневаюсь, что даже  потом  у  них  хватит  сил  на
серьезные действия. Мы  слишком  далеко  от  подвластных  им  берегов  и  их
грязного флота. Но, думаю, ведьмы Кунфшонских островов будут  стараться  изо
всех сил. Они  могут  появиться  в  любом  обличье.  Ты  должен  быть  очень
бдителен. Они постараются помешать нашей  работе  над  Пророком.  Немедленно
сообщи мне, как только заметишь хотя бы слабый намек на их магию!
   - Да, Повелитель.
   Так Кригсброк стал хранителем Пророка. Странное занятие  -  присматривать
за человеком, который вовсе человеком не был, за  живым,  который  вовсе  не
жил.
   Иногда Кригсброк замечал  под  оболочкой  определенную  индивидуальность,
отблеск древнего святого, которого вытеснил "Тот Кто Должен". Он оживал в те
минуты, когда говорил с толпой.  Он  был  талантливым  оратором,  наделенным
энергией, которая приводит слушателей в экстаз.  И  после  проповеди  в  его
глазах еще некоторое время мерцал свет,  и  живой  труп  вел  с  Кригсброком
беседы на старом верно - языке полузабытых времен. Кригсброк  знал  верио  и
еще несколько языков, он  выучил  их  в  разных  военных  кампаниях,  в  дни
молодости. Пророк расспрашивал его о нынешнем мире. Ответы всегда  приводили
Пророка в возбуждение, иногда он начинал невнятно ругаться на другом древнем
языке - крэхте. А иногда просто смеялся и задавал новые вопросы.
   Ну а потом глаза гасли и тело снова  становилось  мертвым.  То  есть  оно
шевелилось и даже говорило, но жизни в нем не было.
   Когда же оно впадало в сон, то и  вправду  погружалось  в  смерть.  Чтобы
пробудить его, Кригсброк вливал в  рот  трупа  черный  спирт.  Зелье  всегда
сильно действовало на Пророка.  Тело  неутолимо  хотело  пить,  и  Кригсброк
должен был тщательно следить за тем, чтобы оно не отравилось.
   - Ты не понимаешь чувств воскресшего человека, - сказал как-то Пророк,  -
ты не понимаешь жажды, копившейся тысячу лет.
   Но Пророк выглядел достаточно живым, чтобы говорить с  людьми,  а  ничего
другого от него и не требовалось. Каждый день  герольды  выходили  за  стены
нового храма сзывать толпу.
   И десятки тысяч поднимались и шли слушать Пророка.  Они  шли  под  грохот
барабанов и собственный вой. В их сердцах была радость, в  глазах  -  огонь.
Они шли поклониться Пророку и насладиться его речами.
   Спускалась тьма, большие огни зажигались над водой, и он выходил к ним из
ночи, купаясь в сиянии двух сфер, светившихся у основания башни. Облачен  он
был в золотые одежды и стоял на белом ковре. Он поднимал руку, и  воцарялась
тишина.
   Чуть в стороне вспыхивал гигантский костер Кости. Через несколько  секунд
глухой удар сотрясал  ночь  и  эхом  отдавался  от  отвесных  стен  храмовой
площади.
   Огромная толпа приходила в экстаз.
   Пророк нес в себе силу и отдавал ее людям. И радость наполняла их сердца.
   Когда Пророк замолкал, вой  поднимался  до  небес,  страшный  вой  толпы,
мучительно рождавшей легенду о Пророке. Айот  Гол  Диб,  "Тот  Кто  Должен",
пришел в Крэхин, обещая конец их страданиям, конец безумию и рабству.
   Слава Айоту Гол Дибу! Слава Величайшему! Слава "Тому Кто Должен"!
   Он пришел по белому ковру, высокий,  прекрасный,  с  огнем  провидения  в
огромных темных глазах. Люди замирали от счастья, видя,  как  он  прекрасен.
Они пили его слова, как сладкое вино.
   И он принес им утешительную весть. Презираемый  другими  народами  Крэхин
возвысится наконец и примет на себя правление миром.  Слишком  долго  другие
народы обманывали Крэхин. Слишком долго живущие на  побережье  не  допускали
Крэхин к богатствам, которых он заслуживает.
   С именем Лугада, древнего бога Крэхина, выступят они в  поход  и  понесут
весть Пророка. Падите ниц и восславьте Лугада, все остальное  запрещено  под
страхом смерти! И Лугад отдаст весь мир своему  возлюбленному  Крэхину,  час
настал!
   И он повелел им свергнуть  всякое  другое  правительство  и  всех  других
богов, ибо нет никого, кроме Единого Бога Лугада. И он обещал им,  что,  как
только они совершат это, Лугад возрадуется и возвысит их, сделав сильнейшими
в мире.
   И они привели к нему калек и юродивых, и он излечил их, и  сила  вошла  в
них,  и  встали  они,  и  пошли,  и  заговорили  как   разумные,   и   толпа
неистовствовала, и барабаны гремели, и вой поднимался до небес.
   И привели к нему преступников, и они выли и вопили, согнувшись в цепях. И
приковали их к столбу рядом с Пророком, который осудил их преступления. И он
проклял их предательство,  их  измену,  их  ересь  против  Него,  "Того  Кто
Должен". Потом он поднял руки и воцарилась тишина.
   И завыли преступники, и тела их перекосились. Крики  их  перешли  в  хрип
агонии, когда поднялись их  ребра  и  мускулы  напряглись  и  натянулись.  И
наконец их грудные клетки  со  звуком,  который  издает  плоть,  разрубаемая
топором мясника,  разорвались,  заливая  все  вокруг  кровью,  и  сердца  их
оказались в руке у Пророка.
   ...Толпа обезумела, барабаны захлебнулись  в  грохоте.  Пророк  дождался,
когда люди станут близки к изнеможению, потом поднял  руки  и  успокоил.  Он
благословил всех и удалился, исчезнув за  темным  экраном,  который  погасил
вдруг сияние бриллиантовых сфер у основания башни.
   Далеко-далеко,  на  острове  Кости,  вспыхнул  огромный  столб  света,  и
короткий тяжелый удар раздался в теплом сыром воздухе.

Глава 8

   Храмовый колокол пробил второй час  ночи.  Кроме  нескольких  фонарей  на
Рыбном рынке и в таверне, огни повсюду были погашены. Город спал. В  воротах
Драконьего дома часовые  клонились  к  своим  пикам.  С  темного,  покрытого
облаками неба падал светлый снег.
   Со стороны помойки, находящейся через дорогу от  стойл  Драконьего  дома,
раздался громкий треск.
   Часовые проснулись, поморгали глазами и уставились в темный зев помойного
двора, маленькая площадка которого была загромождена отходами из  Драконьего
дома и других помещений, предназначенными для переработки.
   Солдаты, вздрогнув, посмотрели друг на друга. Опять раздался  треск.  Они
снова переглянулись.
   - Пойдем-ка лучше посмотрим, Джерс.
   - Иди ты. Я тут постою.
   - Нет уж, вместе пойдем. Может, это лунатик.
   Они снова уставились в снег.
   - Идем.
   Они с опаской зашагали ко входу на помойку. Джерс нес над головой  факел.
Напарник, Айродл, шел следом, с пикой наперевес.
   Свет  факела  осветил  горы   мусора,   аккуратно   рассортированного   и
сложенного. Две громадные кошки воззрились из темноты  на  людей  и,  быстро
шмыгнув в