ку,  скрывавшую
священный лик "Того Кто Должен".
   Кригсброк заглянул внутрь и улыбнулся. Перед ним лежало  тело  худощавого
мужчины  чуть  старше  тридцати  лет,  умершего  от   мозгового   спазма   в
кульминационной фазе заклинания. Чернокожее тело не было ни слишком тяжелым,
ни слишком легким, волосы  все  еще  завивались  тугими  локонами,  обрамляя
массивную голову. Крэхин  славился  умением  сохранять  мертвые  тела.  Тело
Пророка было вполне пригодным материалом для магии Величайшего.
   - Позвольте? - попросил он все тем же ровным голосом.
   Перья головных уборов снова качнулись. Глаза жрецов не  выразили  ничего,
непроницаемые, словно черный горный хрусталь.
   Кригсброк кивнул Гулбуддину и Верниктуну, одетым в такую же черную форму,
что и он. Они достали флаконы с жидкостями, пакетики с порошками и воронку с
длинным горлышком из плохо гнущейся  кожи.  Верниктун  осторожно  смазал  ее
маслом, и горлышко воронки стало гибким.
   Под пристальным взглядом жрецов они раскрыли рот давно умершего Пророка и
разжали его желтоватые зубы, которые были стиснуты тысячу лет. В открывшуюся
глотку ввели горлышко воронки.
   Кригсброк извлек из складок своего плаща маленькую книжечку.
   Все трое склонились в поклоне, вознося молитвы своему  Повелителю.  Потом
они запели резкие слоги предписанных заклинаний.
   Жрецы отступили, содрогнувшись от  страшных  звуков,  исторгаемых  устами
бледнолицых пришельцев. Воздух в гробнице Пророка сгустился и  потемнел.  От
пола повалил дым. Волоски на руках, ногах и шеях жрецов поднялись, ноздри их
раздражал запах плавящегося камня.
   Верниктун всыпал в воронку сверкающий черный  порошок,  наделенный  силой
самого Величайшего. Первый флакон опустел. За ним последовал второй.
   Теперь вперед выступил Гулбуддин с флаконом голубой жидкости,  дьявольски
пляшущей за стеклом, Кригсброк произнес слова власти, и жидкость заструилась
в воронку. Когда обе жидкости и сверкающий порошок,  смешавшись,  потекли  в
тело давно умершего Пророка, "Того Кто Должен",  изо  рта  покойника,  шипя,
поднялся красноватый пар.
   В ту же  минуту,  при  еще  не  умолкшем  шипении  веществ  внутри  тела,
Кригсброк протянул руку Верниктуну, и тот вложил  в  его  ладонь  серебряный
флакон. Кригсброк вылил из флакона в воронку бесцветную жидкость.
   - Теперь вернем ему могущество.
   Вперед выступил Гулбуддин с куском черного мрамора величиной  с  кулак  и
положил его на лоб мертвого Пророка. Потом закрыл глаза и плотно сжал губы.
   Кригсброк резким голосом произнес короткое непонятное слово, повернувшись
к крышке гробницы. Верниктун зажег огонь и поднес его к воронке.
   Вспыхнула ослепительная молния. Гулбуддин конвульсивно  дернулся,  но  не
выпустил камня, который светился теперь ярко-красным  светом.  Он  осторожно
прижимал его ко лбу лежащего в гробу трупа.
   Мертвец вздрогнул и  зашевелился.  Ребра  поднялись  и  опустились.  Ноги
дернулись. Рука высунулась наружу.
   Кригсброк разжал древние зубы. Верниктун вынул воронку.  Красное  тягучее
вещество потекло изо рта мертвеца. И молитвы жрецов внезапно заглушил  дикий
вопль, вырвавшийся из давно мертвой  глотки,  страшный  рев,  пробравший  до
костей всех, кто находился в помещении, визг, оповещавший  о  приходе  новой
жизни в тело, которое уже никогда не должно было шевелиться.
   Гулбуддин отступил  назад.  Мертвый  рот  закрылся  только  тогда,  когда
красное вещество вытекло. Пророк сел.
   Верховный жрец вытаращил глаза. Случилось  то,  что  обещали  бледнолицые
люди. Затем, полностью разинув рот, чернокожие повалились на колени.
   - Воспоем любовь Айота Гол Диба! - пели они, - воспоем милость "Того  Кто
Должен"!
   Трое из Падмасы обменялись улыбками. Работа пошла.

Глава 2

   Накануне шел снег, и теперь в Чаще лежал ровный белый ковер по  щиколотку
глубиной. Драконье дыхание огромными облаками поднималось в морозный воздух.
Драконы рубили молодые  дубки  и  ясени  на  дрова.  Они  работали  большими
трофейными  топорами,  некогда  принадлежавшими  троллям.  Щепки  с  певучим
свистом разлетались в разные стороны.
   Драконопасы приплясывали вокруг драконов, прикрепляя тросы  к  поваленным
деревьям, чтобы  потом  команда  погонщиков  мулов  могла  перетащить  их  к
огромной пиле, распиливающей стволы на трехфутовые чурбачки.
   - Посмотри, Джак, у тебя нога попала в упряжь, -  указал  Релкин  из  Сто
девятого марнерийского драконьего.
   Джак выпутал ногу из упряжи и дернул за узел хомутка, который укреплял на
бревне. Когда он оглянулся, Релкин уже ушел,  Джак  еще  успел  увидеть  его
спину между двумя  деревьями.  Релкин  был  теперь  исполняющим  обязанности
командира эскадрона и считал своим долгом проследить за каждым  подчиненным.
Многих это раздражало, но Джак понимал, что Редкий  просто  входит  в  новую
должность, потому и проявляет рвение в пока еще мало знакомом деле. Впрочем,
все претензии к старшему дракониру могли обернуться против тебя же самого.
   - Дракон хочет пить, - раздался голос огромного  нечеловека,  стоящего  в
десяти ярдах от него около поваленного дуба.
   Джак свистнул, чтобы погонщик мулов повременил.
   - Тебе келута? - спросил он  свою  большую  зеленую  дракониху  по  имени
Альсебра, знаменитую умением владеть мечом.
   - Нет, воды.
   Ее большие драконьи глаза смотрели куда-то поверх головы мальчика. Он  не
стал даже спрашивать, о чем она задумалась.  Когда  она  пребывала  в  таком
настроении, на ответ рассчитывать не приходилось.
   Джак прихватил большой бидон и отправился на поляну, где  работала  пила.
Там же стояла бочка с  водой  и  толпились  солдаты,  пришедшие  за  горячим
келутом и свежим  хлебом.  Сегодня  в  лесу  работало  сто  человек,  десять
драконов и  сорок  мулов.  Было  холодно,  но  сухо  и  безветренно.  Работа
спорилась, команда отправила в лагерь уже больше сотни кордов распиленных  и
наколотых дров.
   Джак подумывал о возвращении в Марнери. Уже подходил к концу двухмесячный
срок работ Сто девятого в Чаще, и скоро они отправятся в город. На смену  им
должен прийти Шестьдесят шестой марнерийский  драконий.  В  городе  у  Джака
осталась девчонка, за которой он уже шесть месяцев ухаживал. Звали ее  Кэти,
и слаще ее никого не было на свете, особенно если вспомнить,  как  она  дала
поцеловать себя несколько раз на последнем свидании за родительским  сараем,
что на Храмовой стороне. Джак вздохнул. Скоро они снова  будут  вместе.  Где
набраться терпения на оставшиеся дни?
   Драконир Релкин остановился перед  своим  собственным  драконом,  который
отступил от только что срубленного дуба,  со  скрипом  падающего  на  землю.
Дракон, знаменитый Базил  Хвостолом,  очевидно  был  доволен  видом  поляны,
заваленной деревьями.
   - А, мальчик  оторвался  наконец  от  своих  дел  и  вспомнил,  что  пора
позаботиться и о драконе. Где же келут?
   - Келут заварен, и я как раз собираюсь за ним пойти.
   - Келут уже давно был бы в пасти дракона, если бы мальчик  повнимательнее
относился к своим обязанностям.
   Релкин сноровисто закрепил хомуток на очередном поваленном дереве и ловко
отскочил в сторону, когда здоровенный мул потащил его прочь.
   - Если бы все было так просто, Баз.
   - Ты слишком много внимания уделяешь другим. Принеси  дракону  келута.  И
хлеба с акхом, если дадут.
   - Акха здесь нет. Никакого акха до обеда.
   - А когда обед?
   - Ты знаешь, когда обед. В конце дня, когда вернемся в лагерь.
   - Так долго ждать немножко акха и немножко хлеба?
   - Тем приятнее вознаграждение ждущему.
   - Это весьма сомнительная человеческая точка  зрения.  Дракон  с  ней  не
согласен.
   Релкин уже отправился к палатке с  келутом,  водрузив  на  плечо  большой
кувшин.
   Он прошел мимо пилы. Двенадцать здоровенных мулов  приводили  в  движение
большой стальной зубчатый круг, со скрежетом вгрызающийся в стволы деревьев.
   Позади располагалась  команда  грузчиков,  которой  командовал  лейтенант
Англосс. Оттуда доносился стук молотков вперемежку с веселыми возгласами.
   Лейтенант Англосс дружески приветствовал его:
   - Добрый день, драконир.
   Релкин ответил и направился в палатку с келутом. Он все  еще  привыкал  к
офицерскому чину. Конечно, он был пока командиром без жалованья, приходилось
дожидаться  прихода  нового  штатного  расписания.   Но   в   глубине   души
сирота-куошит питал надежду стать-таки полноправным старшим  дракониром  Сто
девятого  марнерийского.  Впрочем,  против  его   кандидатуры   существовало
несколько возражений.  Он  был  слишком  молод  -  ему  еще  не  исполнилось
девятнадцати, и хотя мальчик служил в легионе уже четыре с  половиной  года,
не  следовало  забывать,  что  продвижения  в  звании  раньше  двадцати   не
поощряются.
   Кроме того, на нем была  судимость.  Кровь  гражданина  Бартемиуса  Дука,
погибшего от кинжала Релкина на борту речного суденышка,  пятнала  репутацию
драконира. Релкин был признан невиновным в убийстве после долгого  судебного
разбирательства прошлым летом, но  выиграл  только  благодаря  свидетельским
показаниям драконов. Эго создало  небывалый  прецедент.  (  Драконы  виверны
могут говорить на языке людей. Кроме того, они умны - гораздо  умнее  других
животных, - по интеллекту они близки человеку.) Но  кое-кого  такое  решение
суда не устраивало. С точки зрения политики, проблема была щекотливой. И как
следствие, шансы Релкина на продвижение по службе существенно снизились.
   Юноша  вспомнил  командира  эскадрона  Таррента,   сурового   начальника,
распоряжавшегося  жизнями  десятка  драконопасов  последние  полтора   года.
Таррент был  добродушным  в  общении  человеком  -  особенно  по  прошествии
некоторого времени после прибытия в часть, - но как  офицер  бывал  резок  и
придирчив, никогда не ставил себя на одну доску с подчиненными и не допускал
панибратства. Релкин, конечно, был неотделим от Сто девятого.  Он  служил  в
нем со дня основания эскадрона. Таррент  предупредил  юношу,  что  судимость
может разрушить карьеру. Но перед уходом он сам назначил Релкина исполняющим
обязанности командира.
   С уходом Таррента мало что изменилось, за исключением тренировок.  Релкин
настоял на том, чтобы и люди,  и  драконы  ежедневно  упражнялись  в  боевом
искусстве и еженедельно совершали марш-броски с  полной  выкладкой,  которые
обязательно заканчивались бегом с препятствиями вокруг Чащи.
   Кое-кто, вроде Свейна и Моно, бывших с Релкином в одних годах, ворчал, но
в глубине души каждый соглашался со справедливостью его требований.  Они  не
были в деле уже восемнадцать месяцев, и вполне вероятно, что  их  пошлют  на
фронт в Эхохо уже будущей весной или летом. Так что необходимо было  держать
боевые навыки столь же остро отточенными, как и мечи.
   "Хотелось бы знать, - подумал Релкин, - каков командир эскадрона  Таррент
на новом  месте,  во  вверенном  ему  Сто  шестьдесят  седьмом  марнерийском
драконьем? Он уже должен был добраться до  форта  Далхаузи  и  приступить  к
своим обязанностям. В одном можно не сомневаться: в  Далхаузи  есть  десяток
драконопасов,  которым  с  приходом  Таррента  придется  здорово   попотеть,
надраивая экипировку".
   Парень принес Базу полный кувшин келута, прихватив  и  себе  кружечку,  и
провел остаток дня  в  заботах  о  транспортировке  поваленных  деревьев.  В
промежутках  он  пытался  следить  за  работой  остальных  дракониров,  хотя
внутренний голос и убеждал его расслабиться. Люди вполне  были  в  состоянии
позаботиться о себе сами и не нуждались в няньке.  У  него  был  собственный
дракон, требующий заботы, и этого было вполне достаточно.
   Наконец  пропела  труба,  знаменуя  окончание  дневных   работ,   и   все
построились, вскинув топоры на плечи, готовые к двухмильному маршу в лагерь.
   Чаща была  постоянно  действующим  лагерем  гарнизона  города  Марнери  -
поселение из добротных и удобных бревенчатых строений, используемых  уже  не
первую декаду. Благословением лагеря была отличная вода из кристально чистых
родников.
   Лес вокруг поставлял запасы топлива на зиму как для самого  марнерийского
гарнизона, так и для внешних постов. Огромные поленницы свежих дров высились
вдоль дороги. По другую сторону были сложены просушенные дрова. Сама  дорога
от Чащи до Марнери была  очень  оживленна  в  это  время  года  и  заполнена
фургонами.
   Последние поленницы образовали  своеобразные  огромные  ворота,  войдя  в
которые люди и драконы сразу почувствовали  сильный  запах  свежеиспеченного
хлеба и неповторимый букет акха -  весьма  специфической  пряности,  любимой
драконами-вивернами.
   Драконопасы  тут  же  засуетились,  покатили  тележки  с  котлами  лапши,
приправленной акхом, от кухонь к Драконьему дому. Другие забегали с дюжинами
длинных буханок хлеба.
   Из  легионной  пивоварни  привезли  бочки  пива  и  подкатили  поближе  к
драконам, которые уселись в плотный кружок посреди Драконьего  дома  Чащи  и
принялись за еду.
   Оставив драконов  за  их  любимым  занятием,  мальчики  получили  наконец
возможность поесть и сами. Их ожидали дымящиеся котелки каши, бобов, лапши и
обжигающего куриного бульона. Кроме того, для них приготовили горячий  хлеб,
который можно было сдабривать маслом, солью, заедать лимоном и даже акхом  -
если позволял желудок.
   Им предоставили также возможность залить все это дневной  нормой  пива  -
пинта слабенького и пинта настоящего эля.
   Потом драконопасы поплотнее завернулись  в  плащи,  чувствуя,  как  тепло
проникает в кости, вытесняя усталость. Теперь можно было спокойно потягивать
эль, спеть пару  раз  "Кенорскую  песню"  или  "Лонлилли  Ла  Лу",  а  потом
отправиться на боковую. Скоро, уже через  несколько  дней,  они  вернутся  в
город.
   Свейн попытался  подбить  молодых  на  игру  в  карты.  После  битвы  при
Сприанском  кряже  в   отряде   появилось   пять   новичков.   Старшим   был
семнадцатилетний Кэлвин, за ним пришли Энди из Голубых Холмов, Руз,  Арис  и
малыш Шац, который в свои четырнадцать оказался самым младшим в эскадроне.
   На предложение Свейна откликнулись только Энди и Руз,  но  и  троих  было
достаточно, чтобы перекинуться в безик. Так что вскорости  мальчики  достали
карты, перетасовали и сдали.
   Свейн  сразу  принялся  стонать  и  мычать.  Остальные   многозначительно
переглянулись. Репертуар обманных маневров Свейна был всем хорошо  известен.
Когда Свейн вот так стонал, это означало, что на руках у него была,  по  его
мнению, хорошая комбинация. Мальчики смешали карты и снова сдали.
   На этот раз стоны Свейна были громче. Как и предполагалось, он объявил:
   - Думаю, могу засчитать полный безик.
   - Сколько ставишь? - с легкой улыбкой спросил Энди.
   Энди было всего шестнадцать лет, но Релкин уже знал, что в картах  Свейну
с ним не сравниться.
   - Три, - заявил Свейн, явно блефуя.
   - Сыграно, - объявил Энди.
   - Беру, - сказал Руз, туповатый парнишка с голых  холмов  Сента,  он  уже
понял, что в подобных ситуациях надо следовать тактике Энди.
   - Меняю, - сказал Свейн, открывая одну карту.
   - Беру, - согласился Энди, отдавая  Свейну  одну  из  своих  карт  взамен
сброшенной.
   Снова послышались стоны  Свейна,  но  на  этот  раз  в  них  были  слышны
искренние нотки.
   - Сними козырь, - сказал он. Энди снял,  и  все  уставились  на  трефовую
двойку.
   - Трефы, - удовлетворенно провозгласил Руз. Свейн застонал еще сильнее.
   - Кладем, - сказал Руз.
   БОЕВОЙ ДРАКОН Свейн вышел с королем  бубен,  Энди  -  с  тройкой,  а  Руз
положил восьмерку. Свейн забрал их, явно оживившись.
   - Одна прошла, продолжаем безик.
   Свейн сыграл валетом бубен, Энди - тройкой бубен, Руз хитро  улыбнулся  и
открыл четверку треф, побив ею валета Свейна.
   Стоны Свейна  усилились.  Энди  хотел  было  спровоцировать  его  поднять
ставки, но не вышло.
   - Возьмем по третьей, - сказал весело  Руз,  но  Свейну  уже  не  удалось
отыграться.
   В дверь Драконьего дома постучали, и парнишка из стойла сообщил,  что  на
главной площади лагеря стоит модный экипаж и кто-то спрашивает  Сто  девятый
марнерийский.
   Все переглянулись. Многие бросили быстрый взгляд  на  Релкина  и  тут  же
отвели глаза. Релкин  постарался  не  думать,  что  бы  это  могло  значить.
Драконопасы высыпали на улицу  и  оказались  перед  белым  крытым  экипажем,
запряженным четверкой лошадей. Кучер явно не жалел животных. Они брыкались и
ржали, закусив удила, напуганные запахом драконов.
   Дверца экипажа распахнулась, и  из  него  вышел  высокий  полный  молодой
человек в форме командира драконьего эскадрона - устарелого покроя бриджи до
колен, высокие сапоги и длиннополый мундир с фалдами. Голову парня  украшала
древняя шляпа с огромной кокардой, на которой были выбиты цифры 109.
   У Релкина упало сердце.
   Из кареты послышался высокий женский голос.  Парень  в  форме  обернулся,
сказал что-то и получил в ответ визгливое хихиканье.
   Сто девятый дружно округлил глаза.  Если  бы  старина  Тоуп  увидел  это,
кое-кому  бы  чертовски  не  поздоровилось.  Тоуп,  комендант  лагеря  Чаща,
поддерживал дьявольски строгую дисциплину.
   Толстый парень в устаревшей форме повернулся к драконирам с самоуверенным
видом. Минуту молча разглядывал их, как будто дожидаясь приветствия. Но  Сто
девятый был так ошеломлен, что забыл о приличиях.
   - Всем добрый вечер, я - командир эскадрона Уилиджер, - довольно развязно
объявил прибывший. - Мне  дали  в  командование  этот  эскадрон.  Думаю,  мы
сработаемся, - лучезарно улыбнулся он, - я даже уверен в этом. Я  знаю,  это
дисциплинированный отряд, и клянусь, что сумею поддержать в нем порядок!
   Мальчики, по-прежнему не понимая, глядели на пришельца. Первым  пришел  в
себя Мануэль. Он ткнул Джака  в  ребра  и  прошипел  сначала  ему,  а  потом
погромче для всех:
   - Салют, идиоты.
   Релкин очнулся от кошмарного сна и вернулся к  реальности,  которая  была
ничем  не  лучше  кошмара.  Дракониры  нестройно   отсалютовали,   продолжая
перешептываться.
   Уилиджер просиял и ответил на их приветствие. Вытащив из-под  мышки  лист
бумаги, он зачитал "Приказ о назначении", из  которого  следовало,  что  он,
старший драконир Уилиджер, волею командования Второго марнерийского  легиона
берет под начало Сто девятый марнерийский драконий эскадрон.
   - Теперь мне бы хотелось провести короткую поверку. Я хочу  познакомиться
с вами как можно скорее.
   Мальчики снова уставились на него, удивленно округлив глаза.
   - И если вы не против, я приглашу моих знакомых выйти и покажу им тут все
вокруг. Я приехал погостить в доме моей доброй приятельницы, герцогини Бело,
совсем недалеко отсюда, и посчитал это удобным случаем принять командование.
Мы тут как раз устроили изумительную  вечеринку,  и  мои  знакомые  изъявили
желание посмотреть драконов.
   От этих слов драконопасов бросило в дрожь. Наконец Релкин нашелся:
   - А, ну да, сэр. Конечно.
   Командир эскадрона Уилиджер взглянул на своего подчиненного.
   - Представься, парень, - сказал он.
   - Действительный  драконир  Релкин,  Сто  девятый  марнерийский  эскадрон
драконьей поддержки, сэр. Уилиджер широко улыбнулся.
   - Замечательно! - Он протянул  руку.  -  Рад  встрече  с  тобой,  парень,
разреши пожать твою руку. Ты  -  легенда,  одна  из  причин,  по  которой  я
согласился принять командование вашим отрядом.
   Релкин почувствовал, как у него пересохло во рту. В словах этого человека
был какой-то страшный подтекст. Не перекупил ли он  его  офицерский  патент?
Такое  время  от  времени  случалось,  правда,  не  в  Драконьих   Корпусах.
Вероятность несчастных случаев в этом роде войск была слишком высока,  чтобы
сынки богачей искали здесь службы.
   - Ну а теперь я приглашу выйти моих знакомых, они  помогут  мне  провести
поверку.
   Мысль  эта  показалась  толстяку  смешной,  и  он  хихикнул,  дыхнув   на
окружающих винными парами. Чары разрушились, и  драконопасы  разбежались  по
своим стойлам.
   Н