но, - ответил Эннеари, едва  ли  не  уязвленный  подобным
предположением. - Просто веревку оставлять жалко.
   Лерметт ничего не сказал ему в  ответ,  ухмыльнулся  только.  Ухмылка
получилась лукавой и торжествующей, словно во времена  раннего  детства,
такого давнего, словно бы его не было и вовсе - но оно было, и напомнило
о себя этой ухмылкой так явственно, что Лерметт поспешно прикусил  губу,
чтоб над самим собой не рассмеяться. Вот так же  точно  он  ухмылялся  в
детстве мальчишескому своему торжеству: конечно, меч или щит ему пока  в
слабых ручонках не удержать, не говоря уже о копье  -  зато  плюнуть  он
наверняка сумеет дальше, чем любой рыцарь. И по заборам  он  тоже  лазит
лучше. Припомнив свое превосходство в лазании  по  заборам  и  плевании,
Лерметт едва  сумел  подавить  смех.  И  ведь  не  то  забавно,  что  он
совершенно всерьез гордился этими достижениями, а то, что при виде эльфа
безумное детское желание плюнуть дальше становилось  до  ужаса  живым  и
почти непреодолимым. По счастью, ему предоставилась такая возможность.
   - А зачем оставлять? -  произнес  он  медленно,  заранее  наслаждаясь
своим торжеством. - Было бы куда ее привязать, а оставлять не придется.
   - Привязать-то есть куда, - пожал плечами Эннеари. - Вот  тут  выступ
очень даже подходящий... а только как ты ее отсюда потом сдернешь?
   - Очень даже просто, - заверил его Лерметт. - Сам сейчас увидишь.
   Он извлек веревку, взял ее за оба  конца  и  вывязал  вокруг  выступа
нечто весьма сложное и запутанное. Эннеари  взирал  на  его  действия  с
плохо скрытым недоумением.
   - А теперь спускайся, - заявил Лерметт, вручая ему веревку. - Полезай
спокойно, я за тобой спущусь. И учти: не вздумай держать веревку  только
за одну половину, если не хочешь грохнуться. Сразу за обе держи. Понял?
   - Дело нехитрое, - сдержанно ответил эльф, взялся за веревку и  через
мгновение исчез внизу. Спустя самое недолгое время его оклик возвестил о
благополучном завершении спуска.
   Лерметт последовал его примеру.  Веревки,  даже  и  сложенной  вдвое,
хватило с избытком, спуск был нетруден, и принц не заставил себя ждать.
   -  А  теперь  что?   -   поинтересовался   Эннеари,   когда   Лерметт
присоединился к нему на нижней тропе.
   Вместо ответа Лерметт протянул руку к веревке, ухватил  ее  и  дернул
посильнее. Веревка покорно упала на тропу.
   -  Вот  так,  -  заявил  Лерметт  ошарашенному  Эннеари  и  плутовски
подмигнул. - Сейчас заново смотаю ее, и пойдем.
   - Мотай-мотай, - рассеянно согласился  Эннеари  и  внезапным  плавным
движением не выдернул даже - вынул из-за спины лук, быстро и ловко,  как
фокусник извлекает платочек из воздуха на глазах изумленных зрителей.
   Зритель у Эннеари был один-единственный, зато изумленный донельзя.  И
ведь было чему изумляться. Лерметт никогда не видел такой слитной, такой
согласованной  и  плавной  быстроты  движений.  Эльф   заново   подтянул
ослабленную тетиву, выхватил  стрелу  из  колчана,  наложил  на  тетиву,
натянул и тут же отпустил ее, не целясь - все  словно  бы  одновременно.
Лерметт и понять не успел, когда и как совершился выстрел  -  а  ветерок
уже ерошил оперение  стрелы,  по  середину  древка  вонзившейся  в  тело
молоденькой горной куропатки. Эннеари подошел к убитой  птице  и  поднял
ее. Куропатка оказалась небольшой, но с виду вполне упитанной.
   - Вот и ужин к нам прилетел,  -  довольным  тоном  заявил  Эннеари  и
улыбнулся.  Улыбка  эльфа   была   столь   неотразимо   лукавой,   столь
победительно мальчишеской, словно  у  подростка,  ухитрившегося  вопреки
собственным чаяниям плюнуть дальше извечного своего соперника.  На  долю
мгновения Лерметту показалось, что он заглянул в зеркало.

***

   Постоянные спуски и подъемы измотали  путников  гораздо  раньше,  чем
сгустились сумерки, да и карабкаться по узким горным тропам - совсем  не
то же самое, что шествовать по торной дороге. К исходу дня  Лерметт  так
устал, что едва мог утерпеть, до того ему хотелось объявить привал. Даже
эльф, казалось, несколько поутратил прежнюю  бодрость.  Едва  только  им
удалось найти сколько-нибудь ровное  место,  где  можно  и  хворосту  на
костер наломать, и сам костер разжечь, и расположиться  возле  огня,  не
рискуя при первом же неосторожном движении свалиться вниз, как  принц  и
эльф остановились, не сговариваясь  -  настолько  оба  они  нуждались  в
отдыхе. Однако долгожданный привал  оказался  едва  ли  не  утомительнее
всего предшествующего дня. Вечер определенно  не  задался.  Вот  ведь  и
костер вспыхнул сразу же, и горная куропатка, которую  Эннеари  взял  на
стрелу, почти и не целясь,  явила  собой  в  зажаренном  виде  сытный  и
горячий ужин - для путников  в  горах  дело  ох  не  последнее!  -  зато
разговор все не ладился и не  ладился.  Эннеари  сидел,  погрузившись  в
какие-то загадочные, но несомненно, тоскливые мысли и молчал, как  пень,
несмотря на все попытки Лерметта разговорить его.  А  Лерметт  старался,
что было сил, выспрашивая Эннеари об эльфийских обычаях в  надежде,  что
уж на эту тему его дорожный спутник поговорить не откажется.  Ничуть  не
бывало.  Эннеари  отмалчивался,  а  если  и  отвечал,  то  односложно  и
неохотно, уходя в себя едва ли не после каждой фразы.  Лерметт,  тем  не
менее, попыток не оставлял - по трем причинам. Во-первых, ему и в  самом
деле было  страх  как  интересно.  Во-вторых,  послу  неплохо  бы  знать
побольше об обычаях тех, к кому он направляется  -  хотя  бы  уж  затем,
чтобы не оскорбить ненароком. А  в-третьих,  эльф,  терзаемый  неведомой
тоской, представляет собой такое тяжкое зрелище, что  на  него  глядючи,
завыть впору. Выть Лерметт не собирался: в конце концов,  и  сам  он  не
собака, и эльф не луна.
   - Послушай, Эннеари, - предпринял он новую попытку.
   Эльф поднял на него тяжелый до укоризны взгляд.
   - Я давно тебя спросить хотел, - не отступался Лерметт.
   - Спрашивай, - без всякого выражения произнес Эннеари и  зябко  повел
плечами.
   - Если только это не секрет, конечно, -  на  всякий  случай  оговорил
Лерметт, - что это за штуковина такая? - И рука его взметнулась,  указав
на ожерелье, свисающее с шеи эльфа.
   - Ах, это... - равнодушно протянул Эннеари. - Не секрет, конечно. Это
ларе-и-т"аэ.
   - "Найди-меня"? - удивленно перевел Лерметт.
   - "Найди-себя", - поправил Эннеари. - Это... как бы тебе объяснить...
рано или поздно на грани отрочества нас охватывает странное  томление...
почти зов. Как будто ты потерял часть себя  и  ее  нужно  найти.  Вот  и
начинаешь ходить, искать, до всего руками дотрагиваться. Который предмет
вернет тебе цельность, тот и есть искомый. Берешь его и носишь при  себе
неотлучно. У меня вот оказалась эта горсть камней.
   - Интересно, что делать тем,  кому  цельность  возвращает  не  горсть
камней, а целая гора или, скажем, лес? - отважился пошутить  Лерметт.  -
Гору с собой унести трудновато. А постоянно при себе таскать, пожалуй, и
того трудней.
   - Гору нельзя уносить, - не принял шутки Эннеари. - Гора  принадлежит
всем. Те, кому так не посчастливилось, обычно там и остаются.
   Он замолчал и снова уставился на пламя. Ну что ты будешь  делать!  Ни
спросом, и насмешкой его не проймешь.
   Лерметт устало взглянул на Эннеари. Просторный лоб эльфа был  мрачен,
хотя ни одна хмурая морщина и не пересекала его. Выражение зеленых глаз,
полуприкрытых утомленными веками,  пониманию  не  поддавалось  и  вовсе.
Общее впечатление складывалось крайне тягостное.
   - О чем тоскуешь? - напрямик, без обиняков поинтересовался Лерметт  -
очень уж ему надоели экивоки и недомолвки. А мрачный эльф ему  надоел  и
пуще того.
   Эннеари снова поднял веки - медленно, почти против воли.
   - О том, что я у тебя в долгу, - ровным голосом произнес он.
   - В каком долгу? - не понял Лерметт.
   - Ты ведь спас мне жизнь, - терпеливо пояснил Эннеари.
   - Ну да, - Лерметт по-прежнему как есть ничего не понимал.  -  Так  и
что тебя гнетет?
   - А то, - отозвался Эннеари, - что в долгу  я  у  тебя.  И  долг  это
неоплатный. И пока я тоже не спасу тебе жизнь, не будет мне покоя.
   Трудно винить Лерметта в том, что он и теперь понял  не  сразу.  Зато
когда понял, едва  не  поперхнулся.  Интересно,  как  это  Эннеари  себе
представляет? Чтобы спасти своему  спасителю  жизнь,  надо  ведь  еще  и
момент такой улучить, когда этой самой жизни будет грозить опасность.  А
опасность тем и страшна, что о приходе своем заранее  не  предупреждает.
Значит, желающему расплатиться с подобным долгом предстоит следовать  за
своим спасителем, как тень, высматривая подходящий момент...  и  еще  не
сказано, долго ли предстоит должнику за спасителем этак шляться - может,
и всю жизнь. Беда, она ведь на обязана случиться как можно скорее,  лишь
бы спасенному было удобнее. Всю жизнь... это ж надо же. Нет, пустое  это
дело - эльфов спасать. Спасешь, а потом приходится  обзаводиться  вечной
тенью, неотлучным спутником - одним словом, собственным  эльфом.  Может,
кому и покажется сдуру, что иметь собственного эльфа  приятно  -  а  вот
Лерметт при одной только мысли об этом преисполнялся содроганием. Еще  и
потому, что иметь в собственности кого-то, безраздельно  кем-то  владеть
не вправе даже  король.  Да,  Лерметту  предстоит  сделаться  королем  и
повелевать - именно поэтому он знает о таких делах получше  прочих.  Да,
король вправе повелевать людьми - но владеть человеком никто не  вправе.
Да, король может требовать верной службы - но присвоить себе чужую жизнь
не смеет ни один властитель мироздания.
   - Ну уж нет, - усмехнулся Лерметт, - это не  тебе,  а  мне  покоя  не
будет.
   Эльф безмолвствовал.
   - Что тебе за ерунда в голову пришла? - возмутился Лерметт. -  Совсем
из ума вон. Забудь.
   Ответный взгляд Эннеари выражал одно лишь неколебимое упорство.
   - Я у тебя в долгу, - гнул свое эльф.
   - Что ты мне тут  посольский  узел  вяжешь?  -  окончательно  вспылил
Лерметт.
   - Какой-какой узел? - переспросил Эннеари.
   Лерметт под его удивленным взглядом приметно покраснел.
   - Ну... история такая, - нехотя ответил он. - Неужели не слыхал?
   - Представь себе, нет, - сообщил эльф. - О послах я только то и знаю,
что  они  неприкосновенны.  Никогда  не  слыхал,   чтобы   посла   узлом
завязывали.
   Принц невольно фыркнул.
   - Скажешь тоже, - буркнул он. - Просто  я  думал,  что  ты  про  этот
случай тоже наслышан. Очень старая байка. Ее все знают.
   - Среди людей - может быть, - заявил  Эннеари.  -  А  я  так  впервые
слышу. Ты уж сделай милость, расскажи.
   - Попробую, - принужденно усмехнулся Лерметт. - Даже  и  не  знаю,  с
чего начать. Очень трудно рассказывать то, что все знают. Одним  словом,
жил да был доблестный рыцарь Эйнелл.
   Вымолвив эту фразу, принц сообразил, что взял  невесть  почему  такую
манеру, словно собрался сказку несмышленышу рассказывать.  Он  сбился  и
замолк. Эннеари выжидательно молчал.
   - Послы и гонцы и в самом деле неприкосновенны, - собравшись с духом,
продолжал Лерметт. - Не то, по моему  разумению,  немного  бы  охотников
нашлось заниматься таким рискованным ремеслом.
   Эннеари кивнул.
   - В жизни оно,  конечно,  бывает  по-всякому,  -  вздохнул  принц.  -
Случается,  что  послов  убивают  намеренно...   чтобы   сделать   войну
неизбежной. Или оплошность какая приключится. Но  с  доблестным  рыцарем
Эйнеллом все было совсем по-другому. Он с самого начала знал,  что  едет
послом к дураку.
   - То есть он подозревал, что его могут убить? - уточнил Эннеари.
   - Еще как подозревал, - подхватил Лерметт. - И решил на всякий случай
о себе позаботиться. Чтобы не остаться без оружия в решительный момент.
   - Постой-погоди, - перебил его эльф. - Как  это  -  не  остаться  без
оружия?  Насколько  я  помню,  послам  полагается  меч  свой  к   ножнам
привязывать накрепко. Особым таким ремешком... а потом его концы  еще  и
заливают оловом, а поверх металла печать  оттискивают...  или  я  что-то
перепутал?
   - Да нет, - махнул рукой Лерметт.  -  Все  ты  помнишь  правильно.  И
заливают,  и  оттискивают.  А  вот   завязывает   ремешок   сам   посол.
Собственноручно. Вот он и завязал.
   - И что? - недоуменно вопросил Эннеари.
   - А ты сам подумай, - невинно  предложил  Лерметт.  -  Ты  этот  узел
сегодня сам видел в действии. Вот и попробуй догадаться.
   - Не пойму, о чем ты, - нахмурился эльф.
   - Да вот об этом. - Принц вытянул из воротника веревку. - Забыл  уже?
Узел, которым я веревку затянул, чтобы потом снять -  это  посольский  и
есть. - Его пальцы привычным быстрым движением уверенно вывязали сложный
узел. - Вот - видишь?
   - А кстати, - оживился Эннеари, -  я  ведь  у  тебя  попросить  хотел
показать мне, как его вяжут.
   Он потянул за короткий конец веревки. Узел распустился, словно его  и
не было.
   - Ловко! - восхитился Эннеари. - Дай-ка и мне попробовать.
   Он   сосредоточенно   сжал   губы,   припоминая    последовательность
переплетений. Потом медленно, то и дело останавливаясь, вывязал узел.
   - Так? - с сомнением спросил он.
   - А ты потяни, - посоветовал Лерметт, не глядя.
   Эннеари потянул. Узел  вместо  того,  чтобы  разойтись,  захлестнулся
намертво.
   - Сам ведь видишь, что не так. - Лерметт отобрал у эльфа веревку,  не
без труда ослабил  узел  и  развязал  последний  захлест.  -  Вот  здесь
пропустить надо не поверху, а понизу, а сначала обвести. Повтори.
   - Вот так? - Лерметт в ответ промолчал,  и  Эннеари  решил  проверить
себя прежним способом - потянуть за веревку. На  сей  раз  узел  покорно
исчез.
   - Надо будет еще поупражняться, - удовлетворенно заметил  Эннеари.  -
Полезная штука это узел. Много для чего пригодиться может.  Насколько  я
понимаю, рыцарю твоему... как там его - Эйнеллу? Одним  словом,  как  бы
там его ни звали, а узел ему пригодился.
   - Ну... да,  -  подтвердил  Лерметт,  чуть  заметно  отводя  глаза  в
сторону. По правде говоря,  он  уже  сожалел  о  своей  вспыльчивости  и
понадеялся было,  что  Эннеари,  увлекшись  вывязыванием  хитрого  узла,
позабудет, с чего начался разговор, как позабыл несусветную  глупость  о
том, что за спасение жизни чем-то ему обязан.
   Зря понадеялся.
   -  Ты  не  молчи,  ты  рассказывай,  -  заявил  Эннеари.   Руки   его
безостановочно вязали и распускали все новые и новые  узлы...  вязали  и
распускали.
   - Рыцарь  Эйнелл  ремешок  завязал  этим  самым  узлом,  -  помолчав,
продолжил Лерметт. - А когда его и в самом  деле  убивать  стали...  сам
понимаешь, такой узел довольно дернуть, он и развяжется. Хоть запечатаны
концы ремешка, хоть не запечатаны... разницы никакой.
   - Я так понимаю, меч этот  рыцарь  выхватить  успел,  -  одобрительно
предположил эльф.
   - Не только, -  усмехнулся  Лерметт,  мимовольно  увлекаясь  историей
похождений хитроумного посла. - Меч он правой рукой выхватил - а в левой
у него ремешок оставался, не забывай. Так он тем ремешком  успел  еще  и
одного из убийц удавить. Тех это так напугало, что  они  замешкались,  и
Эйнеллу удалось прорваться и вернуться домой живым.
   - Значит, с тех пор этот узел и называется  посольским,  -  подытожил
Эннеари.
   - С тех самых, - подтвердил Лерметт.
   - Все равно не понимаю, - заявил эльф, откладывая веревку в  сторону.
- Легенда, конечно, занятная - но  какое  она  имеет  отношение  к  моим
словам?
   Принц снова отвел взгляд.
   - Понимаешь, - едва ли не запинаясь, выговорил он, - посольский  узел
- это... ну, как бы символ... хитрости, что ли... всяких умствований...
   - От которых мозги узлом завязываются, - прищурился эльф. - Ты  хотел
сказать, что я тебе голову морочу?!
   - Не мне. - Лерметт снова покраснел. - Себе.
   Эннеари презрительно фыркнул, но и только. Лерметт  украдкой  перевел
дыхание. Кажется, обошлось. Нет, ну кто его за язык тянул, спрашивается?
И ведь не  посольским  узлом  язык  завязан,  а  стоило  дернуть,  он  и
разошелся. А если учесть, что Лерметт, между прочим, и сам посол... нет,
доблестный и хитромудрый рыцарь Эйнелл его бы определенно не одобрил.  И
что это на него нашло? Ведь это  посольство  у  Лерметта  не  первое  на
счету, никак уж не первое. И норов свой держать в узде  он  давным-давно
научился. Пожалуй, даже раньше, чем  из  лука  стрелять.  Королям  никак
нельзя дурному нраву потворствовать, не то и до  беды  недолго.  Лерметт
уже и не упомнит, когда он в последний раз  позволил  себе  вспылить.  А
этот невыносимый эльф ухитряется вывести его из себя с такой  легкостью,
будто это проще, чем травинку сорвать. Надо же было такое ляпнуть!  Прах
его побери совсем, это посольство! Нет, надо взять себя в руки, и притом
немедленно. Если Лерметт и с одним-то  эльфом  удержаться  от  глупейшей
запальчивости не может, что он станет делать, когда вокруг него окажутся
одни сплошные эльфы? Хватит! Да, вот именно -  хватит.  Пора  дать  себе
зарок быть впредь сдержаннее. И думать, прежде чем говорить.
   Кажется, он уже размышлял об этом... и зарок давал. Или нет?
   Лерметт искоса взглянул на Эннеари. Да, на сей раз все  действительно
обошлось. Потому что эльф не знает, что  посольский  узел  -  символ  не
только хитрости. Потому что Лерметт не рассказал  ему  всего.  На  самом
деле посольский узел воплощает в себе не только хитрость Эйнелла,  но  и
постыдное   предательство   владыки,   посмевшего   замыслить   убийство
посланника.  Могущество  хитроумия  -  и  мерзость  предательства.   Все
поговорки о посольском узле имеют не один смысл, а два - как  завязанный
поверх рукояти меча ремешок имеет два хвоста. А потому пускать в ход эти
поговорки следует с осторожностью сугубой - как и сам  узел.  Ведь  если
собеседник потянет твое неосторожное высказывание не за тот хвост...
   Лерметт обязательно расскажет Эннеари про этот, второй  смысл.  Иначе
как бы  эльф,  решив  щегольнуть  настоящей  человеческой  поговоркой  в
обществе людей, не совершил поистине роковой ошибки. Да, непременно надо
будет рассказать.
   Непременно.
   Но не сейчас.

***

   Эннеари тоже молчал. Ему тоже было о чем призадуматься. Вот  и  опять
человек отказался  от  предложенной  им  дружбы  -  да  еще  как  резко,
прямо-таки наотмашь! Как и прежде,  Лерметт  не  зовет  его  Арьеном,  а
честит Эннеари - а уж о долге благодарности так и вовсе  ничего  слышать
не хочет. Конечно, люди - создания возвышенные, и эльфы им никак  уж  не
чета... но не слишком ли много этот человеческий принц о себе  понимает,
отказываясь даже от благодарности?
   Разум  Эннеари  зацепился  именно   за   это,   последнее   слово   -
благодарность. Он обдумывал его и так и этак - и  внезапно  эльфа  будто
жаркой волной обдало. Прав Лерметт, тысячу раз прав! И как же он сам  не
подумал прежде, чем ляпнуть такое? Ведь для того, чтобы  кому-то  спасти
жизнь, этой жизни должно что-то угрожать. Какая-то опасность. Это что же
получается - он, Эннеари, желает своему спасителю попасть в беду? И  все
для того, чтобы расплатиться и больше  не  чувствовать  себя  ничем  ему
обязанным? Хороша благодарность,  нечего  сказать!  Ведь  именно  против
благодарности Эннеари и погрешил, высказав подобное хотение.  Именно  от
нее он и возжелал себя избавить, пусть ему даже спервоначалу  так  и  не
показалось. Спасти своего спасителя - и не чувствовать больше того,  что
сердце велит. Мерзость какая, Эннеари - да тебе ли это в голову  пришло?
А ведь пришло же. Так вот почему  подобный  долг  именуется  неоплатным!
Если в тебе есть хоть искра  благодарности,  подобные  долги  оплачивать
попросту  нельзя.  И  если  тебе  и  впрямь  придется  избавить   своего
избавителя от беды, это может быть только сердечным порывом -  но  ни  в
коем случае не долгом. Только не долгом.
   А  еще  он  погрешил  против  права  каждого  разумного  существа  на
собственную жизнь. Неужели благородство должно вознаграждаться настырным
неотвязным приставучим спутником, от которого, хоть тресни, а никуда  не