, вопли ужаса и победные крики.
   - Все, - отрешенно  произнес  Вейлар,  садясь  прямо  на  пол.  -  Мы
продержались. Конец степнякам.
   Потом победные крики раздались уже во дворе, ворвались  в  форт  -  а
следом за ними ворвались и его спасители, уже  не  чаявшие  свидеться  с
друзьями, которых они в своих мыслях наверняка уже схоронили.
   - Живые, шельмы!  -  ревел  здоровенный  бугай,  осторожно  тиская  в
медвежьих объятиях исхудалых,  но  действительно  никак  уж  не  мертвых
друзей. - Живые! Дьявольщина, Вейлар - как же  ты  отощал,  зараза!  Вот
ей-же-ей - вздумай ты спрятаться за своим луком, я бы тебя и не нашел!
   - Еще денек-другой, я и  за  тетивой  схоронился  бы,  -  ухмыльнулся
лучник. - Хотя грех жаловаться, могло быть  и  хуже.  Вот  не  будь  его
высочество таким шкодником, нам бы точно всем  крышка.  Это  же  везение
какое, что он кладовушку подземную нашел!
   - Какую кладовушку? - скрипуче осведомился Илмерран.
   - Ну... ухоронку такую... растерянно сообщил Вейлар. - С припасами...
а что?
   Лерметт почти не слушал - точнее, почти не прислушивался. Воздух  был
необыкновенно чистым и прозрачным, словно его кто-то  отмыл  до  блеска.
Звуки и краски проступали сквозь эту прозрачность непривычно отчетливо и
ярко. Лерметту нужды не было прислушиваться или  приглядываться.  Скорей
уж наоборот - он предпочел  бы,  чтобы  тревожная  отчетливость  утихла,
сменилась чем-то не столь явственным.
   - В Игрушечном Форте нет никаких подземных кладовых, -  сухо  сообщил
гном.
   Тишина, наступившая после его слов, была такой же яркой, как и  любой
звук...  нет,  ярче.  Гораздо  ярче.  Она  была   очень   отчетливой   и
разноцветной, эта растерянная тишина. Никому ведь и в голову  не  пришло
усомниться в правоте  Илмеррана.  Всему  королевству  не  хуже  Лерметта
известно: гном знает все. И если гном говорит, что где-то чего-то  нету,
значит, его и в самом деле нету. Потому что если Илмерран  о  чем-то  не
знает, такого предмета не существует и не может существовать.
   Ну, сейчас начнется! И ведь не удерешь никак. Стоит только попытаться
улизнуть незаметно - и тогда уж заметят наверняка, это  точно.  Илмерран
первый и заметит. От него ничего не укроется. Нет, лучше стоять спокойно
и делать вид, что  ты  здесь  и  вовсе  ни  при  чем.  Может,  обойдется
как-нибудь... хотя с Илмерраном ничего и никогда не обходится.
   - Как так - нету? - ошарашенно спросил Вейлар. - А что  же  мы  тогда
ели?
   - Вот и мне интересно, - ядовито заметил гном, - что же вы ели?
   Эх, просчитался Лерметт! Драпать  надо  было,  и  сразу...  а  теперь
поздно.
   - Что за припасы были  в  этой  вашей  кладовушке?  -  уточнил  гном,
нетерпеливо притопнув ногой.
   - Орехи, - послушно  пробасил  лучник.  -  Яблоки  сушеные...  грибов
немного, тоже сушеных... мед...  -  Голос  его  пресекся  от  внезапного
понимания. - Мед... свежий... - закончил Вейлар упавшим голосом.
   Гном  развернулся  на  каблуках,   и   его   пронзительные   гляделки
безошибочно уставились на Лерметта. Принц даже не попытался  отвернуться
- а какой смысл? Как ни вертись, а от воспитателя  Илмеррана  ничего  не
скроешь - ни обметанных потрескавшихся губ, ни даже  языка,  обложенного
белесой дрянью.
   - Лериме, налаион, - неожиданно сипло спросил  гном,  -  ты  когда  в
последний раз жрал?
   Лерметт не удивился  ничему  -  ни  уменьшительному  "Лериме",  столь
редкому в устах гнома, ни словечку "жрать", которого он  от  воспитателя
прежде  не  слыхивал  и  вовсе.  В  промытом  насквозь  воздухе  звенели
прозрачные  звезды,  и  этот  звон  отчего-то  делал  всякое   удивление
невозможным... или, по крайней мере, ничего не значащим.
   - Так было надо, -  очень,  как  ему  думалось,  доходчиво  разъяснил
Лерметт. - Надо было продержаться. Я не могу натягивать лук. Есть должен
тот, кто может.
   Прозрачный звон становился все сильнее. Он мешал понять - что же  это
за чувство такое, с которым лучники  уставились  на  них  с  Илмерраном?
Наверное, это ужас. Наверное.
   - Лериме, - совершенно севшим голосом повторил гном, - я  задал  тебе
вопрос. Когда ты в последний раз жрал?
   Ну почему Илмерран не понимает? Он же всегда все понимал... наверное,
Лерметт сказал как-то не так... непонятно сказал... а может, ему  только
показалось, что он  ответил?  Это  из-за  звездочек...  они  так  громко
звенят, что Лерметту самого себя не слышно... а ну их совсем!
   Лерметт попытался пренебрежительно  мотнуть  головой.  Это  оказалось
ошибкой. Воздух ударил его ладонями по  ушам,  и  звон  призрачным  эхом
отдался в мозгу.
   - Так было надо, - упрямо повторил Лерметт одними губами. А больше он
ничего не сказал. Его кости и мышцы словно растаяли, обернувшись  жаркой
водой, и он рухнул, закатив глаза, под ноги лучникам.
   Но сознания он не потерял! Вот кто бы что ни говорил, а это  не  было
обмороком. Еще чего! Не терял он сознания, и все тут... а иначе разве он
смог бы  услышать,  как  Илмерран,  стоя  рядом  с  ним  на  коленях,  с
педантичной гномьей добросовестностью все повторяет  и  повторяет  тихим
монотонным голосом те самые нехорошие слова, которые принцу  произносить
запрещено - повторяет раз за  разом,  словно  плохо  затверженный  урок,
который нужно заучить намертво, чтобы и вправду до смерти не забыть.
   Ничего не скажешь, занятный у Лерметта выдался  день  рождения.  Зато
следующий был ярким и праздничным вдвойне - и за нынешний раз, и за тот,
предыдущий, затерявшийся в голодных буднях Игрушечного Форта.  Следующий
день своего рождения  Лерметт  встретил  самым  настоящим  взаправдашним
взрослым рыцарем - при поясе и при мече. А на левой  его  руке  полыхало
веселым золотом новехонькое кольцо - первое в  его  жизни.  Знак  Ордена
Собаки.  Нипочем  бы  отец  не  стал  посвящать  его  в  рыцари   прежде
установленного возраста, и уж тем более оделять таким неимоверным знаком
отличия. Король Риенн всегда считал, что  принцы  должны  начинать  свой
путь если и не со службы кухонным мальчиком на побегушках, то  уж  пажом
наверняка. И когда происходит раздача наград, принцы  должны  пропускать
пажей и кухонных мальчишек вперед. Только тогда  из  принцев  еще  может
получиться  хоть   какой-нибудь   толк.   Никаких   привилегий,   ничего
положенного по праву рождения, ничего  на  дармовщину!  Но  на  сей  раз
королю  Риенну  пришлось  поступиться  привычной  требовательностью.  За
Лерметта просил весь гарнизон Игрушечного Форта. Все, кто стоял  на  его
стенах, утоляя голод горстью орехов и скудной плошкой  грибного  отвара.
Все, кто стоял насмерть. Они и сейчас стояли насмерть за  Его  шкодливое
Высочество. Отцу  пришлось  отступить.  Орденское  кольцо  для  Лерметта
отлили честь по чести. Вот только  оно  оказалось  велико  для  среднего
пальца, и Лерметт носил его на большом, подвязывая шелковой ниточкой для
верности, потому что оно все равно то и дело норовило свалиться с  руки.
Теперь Лерметт мог с полным правом поехать на Ланнский  турнир  -  равно
как и на  любой  другой  -  как  и  подобает  настоящему  взаправдашнему
взрослому рыцарю: не в корзине с капустой и не в мешке  из-под  муки,  а
верхом на собственном боевом коне. Но, странное дело, ему отчего-то  уже
не хотелось тащиться за тридевять земель, чтобы послушать,  как  лязгают
чужие доспехи...

***

   ... Лерметт едва сумел вынырнуть из глубины непрошенных  воспоминаний
и только тут заметил, что не  он  один  молчит.  Арьен  глядел  на  него
серьезно и безмолвно. А что означал пугающе неподвижный взгляд  Ренгана,
Лерметт не смог бы угадать при самом большом желании.
   - Ну что ж, - раздумчиво произнес эльфийский король за миг  до  того,
как общее молчание сделалось окончательно тягостным, и опустил голову. -
Если  Его  Высочество  господин   полномочный   посол   не   откажет   в
любезности...
   Лерметт даже мимолетно не успел удивиться, хотя слова короля  звучали
по меньшей мере странно. С чего бы это вдруг он таким языком  заговорил?
Хотя... мало ли какая блажь может в голову вскочить ни с того ни с сего!
Пусть бы даже и эльфу - а так ли уж сильно они от людей отличаются?
   - ... И если он согласится принести клятву в том, что  не  питает  ни
зла, ни обиды, - Ренган говорил монотонно, словно по заученному; он даже
глаз не  подымал,  будто  на  коленях  у  него  лежал  незримый  огрызок
пергамента с наспех накарябанным текстом, с  которым  король  на  всякий
случай время от времени сверялся. - Равно как и в том, что наш народ  не
вызывает у него неприязни...
   - Конечно, - улыбнулся Лерметт.
   - Нет!!! - вскричал Арьен одновременно с ним.
   - Почему? - удивился Лерметт. От  Эннеари  он  подобного  подвоха  не
ожидал. Что отец его  не  намерен  пускать  непрошенного  гостя  в  свои
владения, Лерметт понял мгновенно и выходкам его не дивился. Но  теперь,
когда  его  эльфийское  величество  сдается,  Эннеари  почему-то  взялся
протестовать - да еще так ожесточенно!
   -  Потому!  -  рявкнул  Арьен.  -  Ты  хоть  узнай  сначала,  на  что
соглашаешься, а уж потом кивай. Или ты, как младенец, всякую дрянь в рот
тащишь, не спросясь?
   Лерметт остолбенел. До сих пор он Эннеари видал во всяких видах  -  и
рассерженным, и негодующим, и гневным, и яростным. А  вот  теперь  Арьен
самым простецким образом освирепел. Конечно, свирепый эльф - зрелище  не
только поучительное, но и на свой лад забавное, и любуясь им  вчуже,  со
стороны, Лерметт бы не преминул тайком улыбнуться. Но  сейчас  при  виде
того, как  Арьен  катает  тяжелые  желваки  по  каменно-белому  лицу,  у
Лерметта враз пропала охота улыбаться.
   - В чем дело? - тихо спросил он.
   - В чем? - Арьен медленно, со злостью выдохнул. -  Как  бы  тебе  так
объяснить,  чтобы  ты  действительно  понял...  -  Он  говорил  нарочито
отчетливо и резко, будто не слова, а гвозди изо рта выплевывал по одному
за миг до того, как ударить по ним молотком. - Разве вот...  говорят,  у
вас, у людей, есть одно такое мерзкое обыкновение - пытка называется.
   И снова кровь бросилась Лерметту в лицо, только на сей раз уже не  от
смущения. Он даже приотвернулся, чтобы скрыть вспышку гнева,  с  которой
не сумел совладать. Такого он от Арьена тем более не  ожидал.  Вот  так,
внезапно, прямо под дых... Да еще  так  несправедливо!  Конечно,  Арьену
неоткуда и знать... но вот уж кого-кого  а  потомка  Илента,  Клейменого
Короля, в приверженности к подобному обыкновению упрекнуть нельзя.
   - А ты от меня лицо не отворачивай! - Еще несколько слов-гвоздей, зло
блестя новехонькими шляпками, легли под  неумолимый  молоток.  -  Нечего
тебе со стыда глаза прятать. Да и стыдиться  нечего.  Мы  вас  ничем  не
лучше - слышишь, ничем! У нас, у эльфов, знаешь ли, есть точно такое  же
мерзкое обыкновение. Именно его тебе сейчас и предложили.
   Лерметт аж задохнулся от изумления.
   - Этой клятве от роду лет триста с  лишним,  -  продолжал  взбешенный
Эннеари. - И за все это время ее не  сумел  произнести  никто.  Ни  одна
живая душа. Эта клятва на то и придумана была, чтобы людей в  Долину  не
допустить!
   - Не людей, - уточнил король, по-прежнему не  подымая  взгляда,  -  а
человека. - Голос Ренгана был таким усталым, словно эльфийский король за
всю свою долгую, долгую жизнь не изведал ни мгновения отдыха и покоя,  и
совершенно бесцветным -  и  об  эту  бесцветность,  об  эту  воплощенную
пустоту, будто о стену, разбилось и возмущенное  удивление  Лерметта,  и
неистовое негодование Эннеари.
   - Да что с этой клятвой такое... неладное? - негромко спросил Лерметт
не то у Арьена, не то у короля.
   - Все. - Арьен обессиленно опустился на  широкий  плоский  камень.  -
Думаешь, произнес несколько слов, и на том делу конец? Если бы. Чтоб  ты
знал, это неземное удовольствие длится не один час подряд - пол-дня,  не
меньше - так что слов не просто несколько, а куда как много.
   - Не думаю, что у меня от  нескольких  часов  непрерывного  говорения
голос сядет, - попытался неловко отшутиться Лерметт:  видеть  совершенно
больные, измученные глаза Арьена было превыше сил.
   - Да кого заботит твой голос! - махнул рукой Арьен. - Хоть  бы  он  и
совсем пропал. Тем более, что  из  всех  слов  произносить  вслух  нужно
только некоторые, в самом начале. Но я  ведь  эту  клятву  с  пыткой  не
просто так сравнил. Пытка и есть. И вдобавок чудовищно унизительная.
   - Ну, если дело в этом, так нам, послам, к унижениям не привыкать.  -
Лерметт все еще пытался шутить, несмотря на бьющую в глаза очевидность.
   - Да ты просто не понимаешь, о чем говоришь! - вновь вспыхнул  Арьен.
- Так тебя ни одно живое существо унизить  не  сумеет.  Для  этого  надо
сперва догадаться, что придется горше всего именно тебе. Люди, они ведь,
как и эльфы, разные попадаются - что одного насмерть  ранит,  другого  и
краем не заденет. А клятве догадываться нужды нет. Ты и сам за  нее  все
сделаешь. Все вспомнишь и все поймешь.
   Лерметт поневоле передернулся.
   - Понял теперь? - зло осведомился Эннеари. - Тебе ведь предлагают  не
просто самому род казни для себя выбрать, а еще  и  собственные  руки  к
исполнению приложить! Все очень благопристойно,  ты  не  думай:  сначала
становишься на колени и произносишь заклятие... это ничего, что  ты  его
не знаешь, тебе подскажут. Потом идет собственно клятва. "Да  погибну  я
злой смертью, если  питаю  к  кому-либо  из  народа  Долины  вражду  или
неприязнь, злоумышляю или желаю недоброго". - Клятву Арьен  процитировал
с невероятно издевательской растяжкой в голосе. - А потом приходит боль.
И унижение. Не какие-нибудь, а лично твои, собственные, для тебя  одного
сотворенные. Потому что сам ты их и сотворяешь. Самые нестерпимые. И все
это  время  ты  стоишь,  как  стоял,  протираешь  штаны  на  коленях   и
испытываешь добрые чувства к народу Долины. Пока можешь. Я не знаю,  как
долго можно удержаться и не вызвериться в ответ на такое издевательство,
по мне, так и получаса никто не стерпит. Уж если не всему народу Долины,
так  виновнику  этих  страданий  точно  пожелает...  чего-нибудь  вполне
достойного. А этого достаточно. Насчет "умереть злой смертью" -  никаких
преувеличений.
   Лерметт потрясенно молчал. Да и какие слова тут можно найти?
   - Да будь ты даже ходячим сосудом всех добродетелей, тебе этой клятвы
не перенести! - Эннеари с размаху ударил себя ладонью по колену,  словно
печать ставил на приговоре. - А хоть бы даже и  перенести  -  не  бывать
этому! Не дозволю. Разве что вместе со мной.
   - Арьен, - посеревшими губами вымолвил король, - ты с ума сошел...
   - Я? Нет. -  Издевка  перекривила  рот  Арьена  в  нечто  совсем  уже
немыслимое. - Разве это  не  обязанность  хозяина  -  отведать,  что  за
кушанье он предлагает гостю? Обычай такой. А если обычай велит - кто мне
вправе запретить? Или для эльфов это блюдо иное на вкус?
   - Такое же... - еле слышно ответил король.
   - А тогда вместе его и есть будем!  -  выдохнул  Арьен.  -  Из  одной
миски. Потому что самим хлеб есть, а гостю помои предлагать - это...
   - Арьен! - негромко, но властно окликнул его Лерметт. Меньше всего на
свете он хотел бы делать то, что ему предстоит сейчас сделать и говорить
то,  что  придется  сказать.  Но  он  обязан  перебить  Арьена.   Обязан
вмешаться. Обязан прервать друга любой ценой - прервать  прежде,  чем  с
его уст слетит непоправимое "это подло!"
   Эннеари обернулся к нему.
   - Успокойся, - прежним тоном произнес Лерметт, - я не  младенец  и  в
рот беру не всякую дрянь, а  с  разбором.  Чего  и  тебе  советую.  Тебе
незачем так кипятиться. Я уезжаю.
   Он встал, подошел к телеге и принялся быстрыми уверенными  движениями
распрягать недоумевающую Мышку. Король даже не шелохнулся.  Но  Арьен  -
ох, будь же все трижды проклято! - Арьен вскочил и направился следом  за
ним.
   - Я не могу позволить, - чуть задыхаясь, произнес Эннеари, - чтобы ты
уехал. Тем более с обидой на душе.
   Лерметт опустил голову. Ну что  тут  скажешь  в  ответ?  Что  Ренгану
действительно удалось его задеть? Замечательно придумано.  Арьен  и  так
между отцом и другом  на  части  раздирается  -  так  что  же,  Лерметт,
признаешь обиду и тем самым потянешь в свою сторону? Давай, тяни сильней
-  авось  тебе  хоть  половинка  достанется!  Ты  решил  уехать,   чтобы
предотвратить  беду  -  неужели  только  затем,  чтобы  накликать  более
тяжкую?
   Есть конечно, и другой способ расставаться. Не  к  себе  потянуть,  а
прочь оттолкнуть. Нахамить на  прощание  посильнее.  Чтобы  Арьену  и  в
голову не пришло тосковать об уехавшем друге - да какой он после  этого,
к свиньям собачьим, друг? Сыграть тупую  бестактную  скотину,  выставить
себя бесчувственным мерзавцем... оказаться  не  самим  собой,  а  кем-то
совсем  другим...  обманщиком,   исподволь   вкравшимся   в   доверие...
обманщиком... предателем... Что страшнее - расстаться  с  другом  против
своей воли - или узнать, что он тебе и не  друг  вовсе?  Разлука  -  это
всегда рана... но предательство - жгучая грязь, разъедающая эту рану.
   Лерметт колебался недолго. Он поднял голову  и  улыбнулся.  Это  было
трудно, но он сумел.
   - Как ты только что сказал - а кто вправе мне запретить? -  промолвил
он. - И я вовсе не в  обиде.  Какой  же  я  посол,  если  позволяю  себе
обижаться! Просто... знаешь, того, что я увидел на перевале, мне на  всю
жизнь хватило. Второй раз я этого видеть не хочу. А способствовать - тем
более.
   - Ты о чем? - растерянно произнес Арьен.
   - О том, что ты опять в ловушке, - веско произнес  Лерметт.  -  опять
под камнем. И не переломав себе кости, не выберешься. Один раз я тебя со
сломанными ногами из-под камня уже вытягивал. На этот раз я  предпочитаю
увезти камень.
   Он сел на неоседланную Мышку, сжал  ее  бока  коленями,  и  лошаденка
послушно тронулась в  путь,  повинуясь  всаднику,  который  не  стал  ни
прощаться, ни даже оборачиваться.
   - Как... из-под  камня  вытягивал?  -  вскрикнул  у  него  за  спиной
эльфийский король. Но Лерметт все равно не обернулся.

***

   Обмотанные тряпками копыта коней, приученных  не  ржать,  что  бы  ни
случилось, топтали короткую травку, покрывшую собой каменное тело  левой
седловины Хохочущего перевала. Люди стояли рядом со своими  скакунами  и
тоже переминались с ноги на ногу. Вполне обыденное движение - так почему
же бывшего канцлера при виде того, как  топчутся  наемники  и  их  кони,
охватывало дикое раздражение?
   Стараясь подавить неуместную  озлобленность,  Селти  окинул  взглядом
своих людей. Четыре  арканщика,  пятеро  мечников  и  десяток  лучников.
Девятнадцать человек и он сам,  опальный  канцлер...  бывший  канцлер...
бывший человек... ничего, это уже ненадолго. Ожидание почти завершилось.
Оно оказалось непомерно долгим -  но  затевать  что  бы  то  ни  было  в
присутствии Илмеррана...  нет,  это  безумие,  если  не  хуже.  Пришлось
стиснуть зубы и ждать. У всех гномов полным-полно родни.  И  любой  гном
почитает своим святым долгом хоть изредка, а родню эту самую  проведать.
Отлучка Илмеррана была неизбежной. Следовало всего лишь дожить  до  нее.
Иногда Селти казалось, что в этом и заключена главная  трудность.  Гномы
живут долго - пусть и не так долго, как эльфы, но  они  все  же  гораздо
долговечнее людей. Что им десятилетие-другое? Доживет ли  Селти  до  той
минуты, когда проклятый гном наконец-то соизволит воспылать родственными
чувствами и убраться в Арамейль? Или же этому  суждено  случиться  через
поколение, а то и два, когда  правнуки  будут  вывозить  трясущегося  от
ветхости седенького Селти на прогулку в паланкине?
   Ожидание, вечное ожидание. Сперва изволь  дождаться,  покуда  сдохнет
черная псина - при ней ничего затевать  нельзя,  проклятая  тварь  любую
затею вынюхает. Вот  прямо  в  голове  и  вынюхает.  Потом  жди,  покуда
Илмеррана к родне потянет...
   Однако  Селти  все-таки  дожил.  Всех  провел.  Всех  обманул.   Всех
переждал. И  дождался.  Осталос