ст. - Не знаю... прямо на душе
потемнело от боли.
   - Верю, - согласился  Лерметт.  -  А  ты?  -  окликнул  он  Лэккеана,
воспрявшего духом оттого, что признаваться в чем-то неприятном и, по его
мнению, не относящемся к делу, приходится не в одиночку.
   - Вспотел я, - заявил Лэккеан. - Противно так... словно меня с ног до
головы липкой слизью обмазали.
   - Одним словом, вам стало плохо, - подытожил Лерметт. - А  если  эльф
чувствует себя больным, он делает себя здоровым - верно?
   - Нет, - горячо возразил Ниест.
   - Нет? - удивленно переспросил Лерметт.
   - Ничего из этого не вышло, - поддержал  приятеля  Аркье.  -  Я  себя
исцелить не смог.
   - А что ты смог? - Пристальный взгляд Лерметта не  позволял  отвечать
уклончиво.
   - Не знаю, -  растерянно  произнес  Аркье.  -  Сам  не  знаю,  что  я
сделал... как сумел это из себя вытолкнуть... но...
   - Это было не исцеление, - согласно кивнул Ниест. - Другое  что-то...
совсем другое усилие... вытолкнуть, стереть с себя, сбросить...
   - Этого нельзя было терпеть! - Лицо Лэккеана при  словах  "стереть  с
себя"  вновь   передернулось   отвращением.   -   Как   угодно,   только
избавиться... такая мерзость... такая...
   - Вот тебе и  ответ,  -  повернулся  Лерметт  к  Эннеари.  -  Откуда,
по-твоему, взялось это скоропостижное нездоровье? Да еще  чтобы  у  всех
троих разом.
   - Ты хочешь сказать... - Эннеари недоуменно покачал головой. - Это  и
были чары?
   - Вне всяких сомнений, - подтвердил принц. - Я не знаю, достало бы  у
вывертня сил на всех шестерых или нет - если да, то тем больше  стараний
мальчикам приложить пришлось. Опять же, я не знаю, чего он хотел. Может,
он собирался после предъявить мертвых эльфов -  зверски,  между  прочим,
замученных эльфов. И кого он в таком разе думал назвать  их  убийцами  -
людей или доподлинных виновников... сейчас это уже неважно. Но даже если
он и рассчитывал околдовать всего троих... Арьен, поверь мне, это ничего
не меняет.  Такие  заклятия  бросают,  как  пригоршни  теста  -  к  кому
прилипнет, а с кого  и  свалится.  Не  мне  судить,  отчего  оно  сумело
овладеть теми тремя... то ли было в них сродство со злом, то  ли  просто
слабость духа... во всяком случае, Аркье, Лэккеан и Ниест не  поддались.
Они ощутили наведенные чары как мерзость - ну, хотя бы  как  нездоровье,
как нечто чуждое - и стали сопротивляться. Они даже смогли устоять.
   Изумленная  улыбка,  осенившая  уста  Эннеари,  почти  пугала   своей
беззащитностью.
   - Арьен, у них хорошие задатки и сильная воля. Они держались достойно
и заплатили с избытком. Ты не прав.
   Медленно и покорно Эннеари склонил голову, прося прощения.
   Аркье, Ниест  и  Лэккеан,  едва  ли  не  устыженные  своей  нежданной
доблестью, склонили головы в ответ.
   - Одно плохо, - заключил Лерметт, подымаясь на ноги. - Полчаса  назад
все было готово, а теперь наверняка все выкипело.
   - Ужин! - взвыл Лэккеан. - Он же сгорел!
   - И ничего он не сгорел и не выкипел, - сообщил Ниест, все еще  глядя
себе под ноги. - Я котелок с огня снял.

***

   Пробудившись поутру третьего дня, Эннеари обнаружил, что  Лерметт  на
сей раз проснулся первым. Даже вездесущий Лэккеан еще  дремал,  смущенно
улыбаясь каким-то своим сонным видениям. Тем более его сотоварищи  и  не
думали  просыпаться.  Ровное  дыхание  Ниеста  было  таким  серьезным  и
сосредоточенным, словно сон - это очень важная и ответственная работа, и
выполнять ее следует тщательно, дабы завершить без единой ошибки.  Аркье
как ввечеру простер себя на расстеленном  плаще,  так  словно  бы  и  не
шевельнулся  с  тех  самых  пор,  сохраняя   прежнее   положение   тела,
исполненное неброского достоинства.
   А вот принц не спал. Он сидел почему-то в одних штанах, без майлета и
даже без нательной рубахи, подперев щеку рукой, и созерцал разложенную и
развешенную по веткам собственную одежду. Выражение его лица было  самым
что ни на есть озадаченным и, пожалуй, даже тоскливым.
   - О чем сокрушаешься? - окликнул его Эннеари.
   - О том, что я не женщина, - без улыбки ответил Лерметт.
   - П... почему?! - поперхнулся Эннеари.
   Лерметт со вздохом отвел взгляд от своего платья.
   - Потому что я вот уже битый час думаю, что мне надеть, и пока ничего
толкового не надумал. - Он усталым движением потер виски.  -  А  женщины
таким вопросом не затрудняются. Оно у них как-то само собой выходит.
   -  Это  тебе  только  кажется,  -  просветил  друга  куда  как  более
искушенный Эннеари. - Сразу видно, что у тебя нет сестер.
   - Действительно, нет. - На сей раз Лерметт все-таки улыбнулся.
   - Странное ты все-таки создание, - сообщил Эннеари, усаживаясь рядом.
- Когда надо что-нибудь трудное решить - как толпу укротить, к  примеру,
или догадаться, что Лоайре еще жив - так лучше тебя не  найти.  А  когда
всего-то и нужно, что выбрать, какие штаны напялить...
   - Да кто тебе сказал, что это "всего-то"? - возразил Лерметт. - Разве
я на охоту еду или в гости? - Он выдернул  затычку  из  фляги  и  сделал
несколько быстрых глотков. - Я  ведь  посол,  не  забывай.  Вот  честное
слово, любая дворцовая церемония легче во  сто  крат!  Там,  по  крайней
мере, все заранее известно. И куда  ступить,  и  что  надеть.  А  тут...
ничего, сам съездишь разок-другой с посольством, живо поймешь,  что  это
за морока.
   Эннеари хотел было возразить, что подобное счастье может посетить его
разве что во сне, но промолчал.
   - В таком деле каждая мелочь  значение  имеет,  -  утомленно  пояснил
Лерметт. - Никому ведь не нужно, чтобы из-за  не  правильно  подвязанных
шнурков война вспыхнула.
   - А что, такое бывает? - недоверчиво поинтересовался Эннеари.
   - Еще и не такое бывает, - мрачно заверил его Лерметт. - Я когда  еще
только в дорогу собирался, так намучился, наряд выбираючи - ух! Зеленого
надевать нельзя - это как раз ваш цвет. Иначе получится, что я вроде как
подлизываюсь...  и  уж  во  всяком  случае  ставлю  себя  в  подчиненное
положение - а посол на это права не имеет. Красного надеть не моги - это
цвет войны, а я все ж таки еду не вызов бросать, а  отношения  выяснять.
Желтого и медового ни-ни - династические цвета, коронационные.  В  таком
наряде я как бы заранее давление оказываю. И не только... я ведь заранее
знать не могу, что в Луговине случилось и почему - может,  это  и  вовсе
мелочь, раздутые до неприличия слухи - а стоит мне, принцу, заявиться  в
желтом, и я сразу возвожу пограничную стычку в ранг повода для войны.  В
желтом я не смогу ни требовать, ни уступать. И в лиловом тоже не могу  -
траур, он и есть траур. Если жертв на самом  деле  не  было,  явиться  в
трауре глупо, а если были... я же знать не знаю, кто первый начал и  что
об этом на  вашей  стороне  говорят.  -  Лерметт  на  мгновение  замолк,
припоминая. - Однажды, к слову сказать, я  так  и  поступил.  Приехал  в
лиловом. Когда  посол  надевает  траур  по  убитым,  это  само  по  себе
заявление. Сильное и жесткое, хоть и безмолвное. Но тогда  я  знал,  что
именно случилось, и сразу хотел поставить этого венценосного мерзавца на
место. А сейчас... - Лерметт зябко  повел  плечом.  -  Никаких  значащих
расцветок - все только нейтральное. Предельно никакое.
   - Понимаю. - Педантичное перечисление заставило Эннеари улыбнуться  -
но и призадуматься.
   - И если бы только цвет! - вздохнул принц. - Фасон  ведь  тоже  какой
попало  не  годится.  Длинный  нарретталь   надевать   нельзя,   слишком
официально, слишком серьезно. Короткий нарретталь -  тем  более  нельзя,
его ведь поверх доспехов носят. Еще кто в подобном выборе  наряда  вызов
усмотрит - а я ведь не ссориться приехал... во всяком разе, до тех  пор,
пока не уяснил, нужно ли затевать ссору. А одеться слишком уж  просто...
ну, это и вовсе значит пренебречь должным уважением.
   - Понимаю, - повторил Эннеари, на сей раз уже без улыбки.
   Принц допил остаток воды и аккуратно закупорил пустую флягу.
   - А теперь оказалось, что все  мои  старания  -  коту  под  хвост,  -
заключил он.
   - Почему? -  вновь  оторопел  Эннеари.  Все  до  единого  рассуждения
Лерметта звучали складно и разумно, и эльф, хоть убейся, не мог  понять,
когда же в них вкралась ошибка.
   - А ты вот на это посмотри,  -  предложил  принц,  кончиками  пальцев
коснувшись висящего перед ним майлета. - Да не издали - ты  его  в  руки
возьми, разгляди, как следует.
   Эннеари снял с ветки майлет - и  едва  не  вскрикнул  от  восхищения.
Майлет был чудо  как  хорош.  Расшитый  серебром  атлас  с  отделкой  из
крупного жемчуга безупречной формы... нет, все-таки лучшие кружевницы  и
вышивальщицы рождаются среди людей!
   - Красота какая! - потрясенно выдохнул Эннеари.
   - Именно, - хмуро подтвердил Лерметт. - Легкость, изящество -  верно,
да? И вот я во всем этом роскошестве, беззаботный красавчик в жемчугах и
серебряном шитье, привожу к вам троих догорающих мальчишек... - Лицо его
скривилось, словно от зубной боли. - Худшей бестактности да чтобы так, с
ходу, даже и не придумаешь. То-то сраму! Уж лучше бы я в лиловое оделся,
честное слово.
   - Понимаю, - помолвил Эннеари в третий раз - тихо, одними губами.
   - Ладно. - Лерметт слегка дернул уголком рта. -  Все  едино  выбирать
придется из того, что есть. Никакой другой наряд  на  меня  с  небес  не
свалится.
   Он забрал майлет из рук Эннеари, старательно сложил и засунул обратно
в дорожную сумку. Эннеари полагал, что на  этом  с  размышлениями  будет
покончено,  однако  взгляд  Лерметта  оставался  прежним,  рассеянным  и
сосредоточенным одновременно.
   - Еще что-то не так? - негромко спросил его Эннеари.
   -  Все  не  так,  -  мрачновато  усмехнулся  Лерметт,  с  невероятной
быстротой облачаясь в белую рубашку и черные штаны. -  А  в  особенности
вот это.
   Он отцепил от пояса кинжал и швырнул его, не глядя, в короткую густую
траву.
   - Все я не правильно выбрал, -  пояснил  он  недоумевающему  Эннеари,
застегивая пояс. -  Сколько  мы  с  этой  железякой  дурацкой  в  дороге
намаялись, а все впустую. Лучше бы я сюда с  двуручным  мечом  заявился,
чем с этой зубочисткой.
   - А что с  ней  не  в  порядке?  -  Эннеари  и  сам  чувствовал,  что
безобидная придворная игрушка сейчас неуместна,  однако  почему  именно,
еще не сообразил.  Слишком  богато  изукрашена,  как  и  майлет?  Нет...
драгоценная мишура сделала бы кинжал окончательно уже безобидным с  виду
-  а  он  выглядел...  Глаза  Эннеари  изумленно   распахнулись:   такой
игрушечный прежде, сейчас кинжальчик выглядел опасным!
   - Еще не догадался? - устало спросил принц.
   - Нет, - помотал головой Эннеари. - Чую, что с этим кинжалом неладно,
а вот почему...
   Лерметт нагнулся и подобрал кинжал.
   - Он слишком узкий, - негромко произнес принц.  -  Слишком  тонкий  и
длинный. Он слишком похож на...
   - На то, чем раненых добивают,  -  выдохнул  Эннеари  свою  внезапную
догадку.
   Лерметт молча кивнул и запихал кинжал вместе с ножнами  в  сумку,  да
поглубже.
   - Все ты на самом деле понимаешь, - бросил он. - Привычки только нет,
а так... из тебя неплохой посол может получиться.
   Это только если мир перевернется, подумал Эннеари. Ни в каком  другом
случае с посольством мне не ездить.
   - Плащ надевать сейчас будешь или уже перед самой дорогой? -  спросил
он немного громче, нежели следовало, чтобы отогнать неприятную мысль.
   Лерметт на мгновение задумался.
   - Нет, - ответил он решительно. - Плаща я надевать не стану.
   - Ты уверен? - На сей раз Эннеари был сбит с толку совершенно. До сих
пор все, что говорил Лерметт, имело смысл, и неоспоримый... но,  во  имя
всего святого, какой смысл для посла в том, чтобы отказаться  от  своего
синего посольского плаща?
   - Да, - отрезал Лерметт.
   Ступая твердо и уверенно, он подошел к телеге, взметнул в воздух чуть
запыленный синий плащ,  словно  боевое  знамя,  и  накрыл  им  недвижных
эльфов.
   Эннеари сглотнул подступивший к горлу комок.
   - Буди своих беглецов, - промолвил  Лерметт,  поправляя  расстеленный
поверх телеги плащ. - Что-то они сегодня разоспались. А ведь нам уже и в
путь пора.
   Эннеари обернулся. Аркье, Ниест и Лэккеан спали так старательно,  как
того и требовало от них хорошее воспитание и врожденный  такт.  Впрочем,
другого от них Эннеари и не ожидал.

***

   За перевалом открывалась огромная долина, сплошь покрытая холмами - и
высокими, и не очень. Лерметт вздохнул. Он примерно догадывался, что  за
зрелище его ожидает.
   - Приехали, - объявил Эннеари. - Честное слово, приехали. Или ты  мне
не веришь?
   Зубы его обнажились в непередаваемо лукавой усмешке.
   - Зануда ты, - вздохнул Лерметт. - Верю, конечно. Приехали, а как же.
Вот только ты видишь, куда мы приехали... да что  там,  даже  кони  наши
видят. А я, само собой, нет. Ни я, ни Мышка. И как мне прикажешь  войти,
если я входа не вижу? Как  девочка  из  сказки?  Просить,  чтобы  Долина
впустила то, что ей  не  принадлежит?  -  Стоило  Лерметту  упомянуть  о
слышанной в детстве сказке, как она  пришла  на  ум  вся,  в  мельчайших
подробностях,  а  вместе  с  нею  -  непреодолимое   желание   вымолвить
что-нибудь этакое... сказочное. -  И  как  просить?  В  этаком  примерно
роде... - Он на мгновение примолк, частью вспоминая,  а  частью  сочиняя
нужные слова прямо на ходу, и произнес с улыбкой. - Холм, холм,  зеленый
холм, отворись-откройся! Впусти старую  телегу  и  мышастого  коня...  и
меня. Ой...
   Он замер, пораженный. Холмистая долина истаивала  в  воздухе,  словно
дымок над угасающим костром. Очертания холмов еще дрожали на ветру -  но
под ними явственно проступала совсем другая долина. Ива,  согбенная  над
прихотливо изогнутой рекой... луг с высоченными  травами  почти  в  рост
человека... следы конских копыт на еще влажной после недавнего  дождичка
тропинке...
   - Ой, - еле слышно, почти одними губами повторил Лерметт.
   - Действительно, ой, - невозмутимо подтвердил Эннеари. - Твой учитель
магии был прав. Ты по этой части и в самом  деле  не  без  способностей.
Чутье у тебя, во всяком разе, отменное. Сказки. Ну надо же. Не всякий бы
на твоем месте догадался. Вообще-то я собирался впустить тебя сам...  но
ты и без моей помощи вошел. - Он помолчал и добавил. -  Надеюсь,  это  к
добру. Очень надеюсь.
   - Что ты имеешь в виду?
   Арьен ответил не сразу.
   - Если уж сама долина тебе открылась,  -  медленно,  словно  стараясь
убедить самого себя, произнес он, - ведь не могут те, кто в  ней  живет,
отказать тебе в праве войти?

***

   Только  долголетняя  привычка  позволяла  королю  Ренгану   сохранять
спокойствие хотя бы внешне, однако и оно давалось ему с трудом.  Смутное
беспокойство  снедало   его   ежемгновенно,   беспокойство   тем   более
мучительное, что  почти  и  незамечаемое.  Тревоге  резкой,  яростной  и
внезапной, словно удар  клинка,  возможно  и  противостоять,  как  удару
вражеского меча - но что  делать  с  тревогой  беспричинной,  приходящей
словно бы ниоткуда, медлительной и невидимой, как удушье? Ни  битвы,  ни
схватки, ни поединка - ни  победить,  ни  погибнуть,  а  на  душе  тесно
делается до изнеможения. Напрасно король эльфов повторял себе в  который
уже раз, что тревожиться, в сущности, не о чем. Самоуговоры потому и  не
помогали, что беспокойство невозможно было ни с чем соотнести.  В  самом
деле - разве впервые мальчишки, вопреки запрету, утягивались за перевал?
Да нет,  подобные  побеги  случались  уже  не  единожды.  Случай  вполне
обыкновенный: даже мертвый булыжник, и тот не  во  всем  послушен  рукам
камнетеса, что же о живых существах  говорить!  Одно  только  -  прежние
убеги бывали обычно недолгими: выказать  себя  дерзновенным  смельчаком,
посмевшим переступить запрет - и сразу назад. Иной раз король уже спустя
несколько месяцев случайно узнавал о самовольной  отлучке.  Однако  и  в
этом никакого правила  нет  -  случалось,  что  юнцы,  полные  решимости
отважно пуститься во все тяжкие, задерживались среди людей  и  подольше.
Чаще всего мальчишки возвращались сами, изображая совершенно непосильное
раскаяние - но ведь бывало, что за подгулявшими молокососами приходилось
и   отправлять   кого-нибудь   постарше.    Нет,    ничего    решительно
необыкновенного не стряслось. А что отправился за  беглыми  на  сей  раз
Арьен, так это  и  вовсе  правильно:  кто-нибудь  постарше,  снисходя  к
молодости ослушников, может и помирволить им - а даже если  и  возьмется
отчитать нахальных побродяжек... да когда это юнцы слушали взрослых,  не
пропуская наставления мимо ушей, как  присущее  зловредным  наставителям
занудство? А вот Арьен спуску соплякам не даст нипочем, и к тому  же  от
укоров почти что сверстника, едва ли не друга, не отмахнешься  запросто.
Они сами собой западают в душу... нет,  если  кто  и  сумеет  не  просто
устроить выволочку приятелям, а чего-то этой  выволочкой  добиться,  так
только Арьен. Все правильно, и даже грохот лавины, донесшийся со стороны
правой седловины перевала - не причина для  тревоги.  Невозможно  Арьену
угодить под лавину.  Ни  с  одним  эльфом  такого  не  случалось,  да  и
случиться не могло. Разве что оставить эльфа связанным там,  где  лавина
должна сорваться... или чтобы он, тяжко раненный, успел истечь кровью до
помрачения в сознании... так ведь на Арьена и нападать некому. А что сын
не возвращается  так  долго...  нет,  и  здесь  не  из  чего  произрасти
беспокойству. Конечно, пересечь Хохочущий Перевал по правой седловине  и
одного дня довольно... однако за время  своей  отлучки  семеро  беглецов
могли ой как далеко уйти - поди, догони их... а прежде того сыщи!  Скоро
ждать Арьена домой даже и думать нечего...
   Но ведь откуда-то должна была взяться эта смутная тревога?
   Отвлечься от  тоскливого  беспокойства  королю  никак  не  удавалось.
Мало-помалу оно так властно заполонило собою сознание, что думать о  чем
бы то ни было сделалось почти невозможно. Тревога не то, чтобы отвлекала
от прочих мыслей - она просто-напросто  высасывала  их,  оставляя  после
себя ничем не заполняемую пустоту. Тягостная эта пустота снедала Ренгана
так неотвязно, что он силком приневоливал себя к любому делу, только  бы
одолеть ее. Руки  его  без  всякого  участия  мысли  полировали  недавно
выточенную деревянную чашу,  смоченная  лимонным  маслом  тряпица  ровно
ходила по ее округлому боку - однако к  работе  своей  король  испытывал
такое безучастие, словно  вот  эти  вот  его  руки  находились  от  него
далеко-далеко, на совсем уже дальнем краю  света,  чуждые  ему  и  почти
забытые.
   И  когда  наконец-то  земля  едва  приметно  дрогнула,  отзываясь  на
перестук копыт, король так и рванулся навстречу долгожданному их топоту,
сжимая в руках почти отполированную чашу.
   Мерный перестук копыт доносился от левой седловины - вот  и  разгадка
долгого ожидания:  ведь  если  правую  накрыло  сходом,  пройти  по  ней
невозможно никак. Да и не  смог  бы  Арьен  по  ней  возвращаться:  ведь
мальчишки удрали конно - значит, и вернуться им пришлось бы  на  тот  же
манер.  Не   оставлять   же   коней   за   перевалом!   Все   окончилось
благополучно... одна беда - тревога отчего-то медлит, не желает уходить,
так и цепляется  за  сердце,  все  требует  прислушаться...  к  чему?  К
невнятному звуку, вплетенному в конский топот?
   Источник этого звука Ренган увидел еще издалека. Тележный скрип - вот
что  это  такое...  давненько  ему   не   приходилось   слышать   ничего
подобного... откуда Арьен взял телегу? Откуда - потому  что  спрашивать,
зачем, и вовсе излишне. Если уехало семеро мальчишек, а вернулись,  сидя
в  седле,  только  трое...  ответ,   страшный   своей   единственностью,
напрашивается сам собой. Трое из семерых, да Арьен четвертым... Арьен во
главе этой мучительной процессии  -  и  притом  не  один.  Он  о  чем-то
переговаривается  негромко  со  своим  неожиданным  спутником...  совсем
ровесники на вид... а на самом деле собеседник Арьена раз  в