озилось,  пристраиваясь
отдохнуть на мягком облачке, решил отдохнуть и я.
   Все еще молча я сел, не спеша, на вывороченный какой-то давней  бурей
ствол, снял с плеча дорожную сумку, развязал неторопливо, достал из  нее
лепешку, разломил и протянул мальчишке его долю.
   Тот поколебался, но лепешку взял. Я дождался, покуда  он  запустит  в
нее зубы, улыбнулся мысленно и прикусил свою половинку.  Вот  и  славно.
Теперь и поговорить можно.
   - Тебя как звать? - полюбопытствовал я, угрызая лепешку.
   - Интай, - коротко ответил мальчишка.
   Надо же! Имена у нас, и те похожи.
   Похожи, да не совсем.
   - Интай... а дальше?
   - А дальше - никак, - с твердой  решительностью  ответил  мальчик,  и
подбородок его упрямо задрался. - Интай - и все.
   Ясно. Ясно, дружочек, как ты о себе понимаешь...  да  и  обо  мне,  к
слову сказать. Это ж высший уличный шик -  родового  имени  не  иметь  и
родства не знать. Дескать, я и не родился, а с крыши свалился,  мостовая
меня пеленала, свалка прокормление давала. Все, как у людей.  Сам  такой
был, знаю. А вот ты - не такой.
   Врешь ты все, мальчик. Не уличный ты крысенок, а  домашний.  Те,  кто
взаправду родства не помнят, тоже, бывает, тем бахвалятся, да не так. Не
вызовом их голос звенит, а злостью, и не придуманной - настоящей.  А  то
начнут себе другую похвальбушку придумывать: дескать, я княжеского  рода
незаконный отпрыск... или, скажем, похищенный - а вот как  мой  родитель
меня отыщет, тут вам  всем,  свинохлебам,  жарко  станет.  Наслушался  я
когда-то таких придумок по самое не могу -  а  сочинил  еще  больше,  аж
вспоминать тошно.
   Правда, родню я себе  сочинял  не  такую  замысловатую  -  жизнь  мне
преподнесла куда как заковыристей.
   Говоришь, Интай - а дальше никак? Врешь. Знаешь ты свое родовое  имя.
И семью свою помнишь. Голову готов прозакладывать - ни днем  ты  не  был
младше десяти лет, когда на улице очутился. Нипочем не поверю,  чтобы  к
десяти годам так-таки ничего ты и не упомнил. Десять ведь лет - не  два,
не три. Все ты помнишь, только поминать не хочешь. И не со зла  ведь  не
хочешь. Когда на родной дом сердце несут, тоже по  иному  разговаривают.
Видал я таких, кого семья за дверь выставила. И тех, кто сам ушел,  тоже
видал. Не в рассорке ты со своей семьей - а просто нет ее у тебя больше.
И ты ее очень даже помнишь. Да не просто помнишь - тоскуешь. Тяжко  тебе
слоняться по жизни вот таким - ничьим, неприкаянным, нелюбимым. Оттого и
за мной поволокся, не прекословя. Тебе ведь не друг,  не  защитник  даже
нужен - хотя тебя ленивый только не обидит. Взрослый тебе  рядом  нужен.
Отец, дядюшка, брат старший... а, проваль - да какая  разница?  Главное,
чтобы взрослый. И не потому, что ты сам о себе позаботиться не умеешь. И
не потому, что не хочешь. А потому, что нужен тебе взрослый. Хоть  какой
ни на есть.  Проваль  и  распроваль  -  да  за  какие  твои  грехи  тебя
угораздило наскочить именно на меня?  Да  еще  именно  сейчас...  зачем,
зачем?! Это не я тебе нужен - слышишь? Не я! Не лови  меня  глазами,  не
привязывайся ко мне - я ж на погибель свою иду, куда мне еще  и  тебя  с
собой тащить?
   Да, а куда я тебя дену?
   Защитил, называется.
   Боец. Мастер. Патриарх.
   Дурак, дурак невступный!
   Ну, Дайр Кинтар! Ну, Патриарх ты Младший! Вечно у  тебя  руки  вперед
головы думают.
   - А тебя как звать? - полюбопытствовал Интай, запихивая в рот мало не
всю лепешку разом.
   - Кинтар, - коротко ответил я.
   - И все? - со значением вопросил он.
   - Не все, - отрезал я. - Но с меня довольно.
   Интай  озадаченно  замолк.  Я  вздохнул,  отломил  ему  еще  лепешки,
отпластал пару кусков копченого мяса и протянул мальчишке. Интай тут  же
принялся за еду. Эх, парень, парень...  хоть  ты  сто  лет  под  забором
ночуй, а никакой ты не уличный. Я куда как помладше твоего был,  а  знал
твердо: на улице подарков не берут - слишком дорого отдарок  встанет.  А
вот ты не знаешь и посейчас. Я  мог  выпросить  еду  или  украсть  -  но
дареной лепешки, да еще от незнакомца, не принял бы  никогда.  А  ты  не
только за этим незнакомцем невесть куда наладился - ты и еду его  в  рот
за одно только "спасибо"  пихаешь...  ох,  парень  -  да  как  ты  и  до
нынешних-то своих лет дожил? Нет, нельзя тебя  без  пригляду  оставлять,
нипочем нельзя. Греха на душу не приму.
   А как я за тобой, извольте сказать, доглядывать должен?
   И если не я, то кто?
   - Ты чего молчишь? - невнятно поинтересовался Интай, запихивая в  рот
лепешку.
   - Думаю, - честно ответил я. - Размышляю. Что с тобой делать  и  куда
тебя девать.
   - А зачем меня  куда-то  девать?  -  Интай  обиженно  шмыгнул  носом,
стряхнул с ладони крошки и мгновенно поднялся на ноги. - Я и сам  пойду.
Вот только спасибо тебе скажу и пойду.
   - Куда? - обреченно вздохнул я. - Куда ты пойдешь?
   - Как это - куда? - Не понял Интай. - В город, вот!
   Ну как есть сущее дитя. Я  снова  вздохнул.  Ничегошеньки  парень  не
понимает. Что поделать, придется объяснить. Все как есть. И что я его не
только защитил, но и подставил, пусть  и  невольно.  И  что  на  прежнюю
улицу, в прежний город ему ходу нет. И что измордуют его,  дурака,  если
только сунуться вздумает, в мясной блин.
   Выслушав  мои  объяснения,  мальчишка  погрустнел,  посмурнел  лицом.
Поверил, по всему видать.  Однако  плечики  свои  тощенькие  старательно
расправил, голову понурившуюся прямо утвердил. Даже ухмылочку  наискосок
навесил. Это хорошо. Ни  силенок,  ни  опыта  и  в  помине  нет  -  зато
мужество, достоинство душевное есть, и даже в избытке... а это редкость,
и она дорогого стоит. Очень хорошо...
   Опомнись, Дайр Кинтар - что тебе в голову взбрело? Что хорошо? И  для
кого? Для цыпленка этого битого, недокормленного?
   - Одним словом, пропадешь ты в городе ни за ломаный грош, -  завершил
я свою отповедь.
   Интай еще сильнее  голову  вскинул,  взглядом  сверкнул,  грудь  свою
слабую напыжил... а, проваль - да с тебя, парень, и  вовсе  глаз  нельзя
спускать.
   - Ничего, - твердо произнес он прыгающими белыми губами. - Да я, если
хочешь знать...
   - Пропадешь, - безжалостно заключил я. - Грудь не топырь - лопнет. Ты
мне тут мозги не меси - не тесто,  хлеба  не  испечешь.  Ты  боишься.  И
правильно, между прочим, делаешь. А передо мной гонор пущать незачем.  Я
таких, как ты во всех видах видал по двенадцать на дюжину.  Сам  уличным
был, знаю.
   - Был? - прищурился Интай. - А теперь ты какой?
   - А теперь я жутко знатный  и  богатый  и  вообще  большая  шишка,  -
невольно улыбнулся я прихотям судьбы.
   - Ты?!
   Взгляд Интая со вполне законным недоверием скользнул  по  моим  босым
ногам... по штанам моим обтрепанным... по рубахе поношенной - а что  еще
прикажете в дорогу напялить в этакую жару?..  по  запыленному  лицу,  по
волосам, перехваченным  никак  уж  не  повязкой  Младшего  Патриарха,  а
простым шнурком... по сумке моей дорожной, в трех местах  заплатанной...
и по рукояти меча, по ножнам, снова по рукояти...
   Конечно, Киану в дорогу ножны мне подбирал самые неброские, да и  меч
учебный, а не парадный... но "неброский" не  значит  "небогатый"  -  тем
более  для  юноши  из  Дома  Шенно.  Коричневая   благородная   шагрень,
выложенная бронзой - с первого взгляда не приметишь, со второго глаз  не
оторвешь. И бронзовая гарда непривычной для меня формы, но удобная. А  в
бронзе гарды хищно оскалилась "улыбка"  -  прорезь  для  захвата  клинка
противника. Даже не вынимая  меча  из  ножен,  сразу  видать  -  сделано
добротно и красиво. С понятием сделано. Умелой  рукой  -  и  для  умелой
руки. Отменное оружие - и очень, очень дорогое.
   - Ух ты! - восторженно выдохнул Интай, не сводя глаз с рукояти.
   - Это не "ух ты", а меч, - чопорно поправил я.
   - А  можно...  можно  посмотреть?  -  Глаза  его  сияли  завороженно,
умоляюще.
   - Нельзя, - осадил я. - Это меч против демонов. Здесь никаких демонов
нет, значит, и вытаскивать его из ножен попусту не стоит.
   - Против демонов? - восхищенно удивился Интай. - Так ты волшебник?
   - Нет, - усмехнулся я. - Но меч мне подарил взаправдашний волшебник.
   Молодой еще волшебник - но об этом Интаю говорить не обязательно.
   - А зачем? - продолжал допытываться Интай.
   - Против демона, конечно. - А, пропади все пропадом - скажу, как есть
и будь, что будет.
   -  Ты  с  демоном  сражаться  хочешь?  -  Глаза   Интая   округлились
совершенно.
   - Не хочу, - заверил его я. - Но придется.
   Рот Интая округлился в точности как и его глаза.
   - Я потому и размышляю, - объяснил я. - Из города  я  тебя,  почитай,
что и выставил - а куда тебя девать? Нет, я не отделаться от тебя  хочу,
- торопливо добавил я, заметив, как враз опечалился Интай. - А только ты
сам подумай. Не могу же я тебя на верную смерть тащить...
   Впоследствии я узнал, что насчет "верной смерти" у  Интая  было  свое
мнение. И узнал, какое. Эх, знать бы мне тогда! Хотя... а, проваль - что
бы это изменило?
   Совершенно даже ничего.
   - Отправил бы я тебя... ну, неважно к кому, тебе бы там хорошо  было.
- Подумал я при этом, само собой, о школе и о Кеану. - Да ведь тебя  как
и отправить. Ну, дам я тебе денег, еды... и  далеко  ли  ты  уковыляешь?
Такой, как ты есть... ограбят тебя, а то и убьют заодно... и нечего  мне
тут рожи строить! Не дойдешь ты. А если чудом каким дойдешь,  я  про  то
знать не буду. Сердце у меня будет не на месте - и как мне в  бой  идти,
только о том и думая, не лежишь ли ты убитый под кустиком придорожным? А
с собой тебя взять тоже ну никак нельзя. Одно только -  если  какого  по
дороге хорошего человека встретить, надежного, у которого тебя на  время
пристроить... а если я не вернусь, он тебя  сам  и  сопроводит,  куда  я
скажу. - Чем дальше, тем больше мне нравилась эта внезапная мысль. - Я и
письмо для тебя могу оставить... чтоб тебя  приняли  по  моему  слову...
согласен?
   - Ура! - Интай хлопнул в ладоши и подскочил, дрыгнув в воздухе босыми
пятками на радостях.
   Что ж, решено. И решение не из  худших.  Значит,  так  тому  и  быть.
Оставлю мальчишку хорошему человеку, а тот  его  после  отвезет  Тхиа...
Тэйну, Дайру, Сахаи...
   Я ведь ни капельки не сомневался, вернусь я или нет.
   Интай, как оказалось - тоже.
   Вот только мнения у нас на сей счет были прямо-таки противоположные.
   - Слушай, - просительно заглянул мне в глаза Интай, - Раз уж  мы  все
равно покуда вместе идем...
   - Да? - подбодрил я, когда он замолчал.
   - Ты ведь... того... с демоном сражаться собрался... и парней этих...
вообще... вот... ты, значит, наверное, здорово драться умеешь?
   - Здорово или нет, не мне знать, - улыбнулся я, - но драться я умею.
   - Тогда... а ты мне приемчики всякие покажешь? - выпалил Интай.
   Приемчики! Вот оно что. Приемчики.
   Меня мастер Дайр тоже ведь сманил, пообещав, что научит драться. Но -
драться, а не "приемчикам". Что приемчики сами по себе ничего не  стоят,
я еще на свалке убедился - а в школе  понял  окончательно.  И  все,  кто
приходили к нам в  ученики,  это  понимали  -  или  знали  хотя  бы.  Я,
признаться, малость оторопел даже. В первый ведь раз встречаю  человека,
который просит научить  его  "приемчикам".  Научить,  как  же.  Ученичок
выискался. Сроду у меня таких учеников не было. Наскочил ни с моря, ни с
суши. Случайный спутник, только и всего.
   То-то и оно, что случайный.
   А еще я вспомнил,  что  Кеану  говорил.  В  такой  дороге,  как  моя,
спутники не бывают случайными.
   Кеану,  волшебник  ты  мой  драгоценный  -  да   чтоб   тебе   трижды
провалиться... и только дважды вылезть!
 
*** 
 
   Что примечательно - приемчики я ему показал. Целую  уйму  приемчиков.
Самых разновсяких. Вот сразу после ужина и показал.
   Затмение на меня нашло, не иначе.
   Нет, но из всех нелепых, дурацких, немыслимых положений, в которые  я
вляпывался за всю свою изобильную бредовыми ужимками судьбы жизнь, эта -
самая нелепая, дурацкая и немыслимая. Дожил, называется! Я, боец,  воин,
мастер,  я,  Младший  Патриарх,  Дайр  Кинтар  -  недоумку   малолетнему
приемчики показываю.  Именно  приемчики  и  ни  как  иначе.  Голову  мне
напекло, что ли?
   Интай сиял, как надраенная ременная бляха, в  меру  своего  разумения
совершал поклоны и честил меня "учителем" через два слова на третье -  а
меня смех разбирал до щекотки в  носу.  Когда-то  я,  помнится,  дивился
редкостному таланту  Тхиа  гнусно  хихикать.  Теперь  мне  и  самому  не
составило бы никакого труда гнусно хихикнуть. Наоборот, изрядных  трудов
мне стоило от гнусного хихиканья удержаться.
   Потому что едва я только дозволю себе хотя бы усмешку  -  и  все  мои
усилия пойдут прахом, да таким, что лучше было и не начинать.
   Будь Интай мальчиком хоть домашним, хоть уличным -  другое  бы  дело.
Уличные - народ устрашающе практичный. Это они равному ухмылку  раздерут
от уха до уха. Равному - чтоб не возомнил себя высшим. Чтоб  на  темечко
не сел да ноги в рот не свесил. Этого требует все та же практичность. Не
со зла ведь раздерут, а за-ради пользы житейской. Равному - а высший или
сторонний могут ухмыляться как им  нравится.  Да  пусть  хоть  со  смеху
напополам порвутся! А уж человек, от которого  уличному  мальчишке  хоть
что-то  нужно,  и  вовсе  может  себе  позволить  любую  усмешку,  любую
издевку... ну, почти любую... во всяком разе пока нужда в нем не  минет.
Интаю я  был  нужен.  Настоящий  уличный  пацан  на  его  бы  месте  мои
усмешки-подначки либо и вовсе за плечо  кидал,  либо  в  мешок  дорожный
складывал  -  дескать,   пусть   покуда   полежат   в   сохранности,   а
расплачиваться после будем, за все сразу. Но Интай  не  был  уличным.  И
домашним не был. Домашние  мальчики,  любимые  дети  любящих  родителей,
пусть и не готовы стерпеть  унижение,  сцепив  зубы  -  зато  они  и  не
обидчивы. Смеется человек чему-то? Ну и  пусть  себе  смеется:  мало  ли
какая у него радость приключилась? Домашнему мальчику редко когда на  ум
придет, что смеются-то над ним. Но Интай - Интай не был ни домашним,  ни
уличным. Так, нитонисейчик невнятный. И держаться с ним мне  приходилось
ой как сторожко. Смехом меня распирало  изнутри  -  впору  повалиться  в
корчах и ногами дрыгать. Как никогда в жизни. И  я  крепился,  удерживал
смех в себе, не давая ему воли - удерживал, опять-таки,  как  никогда  в
жизни. А, проваль - Патриарх я или кто?! Если не удержусь сейчас, рявкну
хохотом - значит, или кто. Потому как - что я за  Патриарх,  если  такую
ерунду, как гнусное хихиканье, одолеть не в силах?
   А трудно, оказывается, удержать  смех,  когда  смешно.  Я  аж  взмок.
Держись, Кинтар. Нипочем ведь Интай не поймет и не поверит, что смеюсь я
не столько над ним, сколько над собой. А и поймет, так ливень  дождя  не
суше. До того я усиливался - сам себя не помнил. И про путь свой опасный
забыл, и про Оршана - как есть начисто забыл.
   А все приемчики, будь они неладны.
   Повторял Интай мои движения, надо  отдать  ему  должное,  хорошо.  Во
всяком разе, старательно. Всем бы моим  ученикам  столько  старания.  Ни
силы, ни знания, ни подготовки - зато парень  прямо  наизнанку  из  себя
лезет, тела своего не щадит, за каждым моим  движением  в  четыре  глаза
глядит.
   Так то - за движениями. А слова мои с него скатывались,  как  вода  с
железа намасленного, следа по себе не оставляя. А  как  иначе?  Мир  для
такого несмышленыша - опасное место, и не чуять этого он не может. Он  и
чует. И выжить, конечно же, хочет. А если не выжить, так между смертью и
смертью хоть  дух  перевести.  Чтобы  выжить,  нужно  себя  обезопасить.
Причиной безопасности этот мальчик мнит силу - что ж, люди и поумнее его
впадали в то же заблуждение, а с него какой и  спрос.  Основой  силы  он
почитает умение, мастерство - что ж, это хотя  бы  неглупо.  Вот  только
сутью мастерства мнятся  ему  пресловутые  приемчики.  И  приемчиков  он
жаждет всей душой. Приемчиков -  и  ничего  другого.  Что  бы  я  ему  о
подлинном мастерстве ни говорил, он меня  попросту  не  слышит  -  и  не
услышит. Заметит  ли  умирающий  с  голоду  бесценный  самоцвет  в  пыли
дорожной, когда он ищет кусок черствой лепешки?
   А даже если и заметит...
   Добро же, мальчик. Будь по-твоему. Накормлю я тебя. Столь вожделенным
куском черствой лепешки, раз уж пирог  сдобный  в  твой  рот  покуда  не
пролазит. Сперва сухарем черствым, потом уже пирогом  пышным...  а  там,
помалу, глядишь, и  до  камешков  самоцветных  доберемся,  благословясь.
Когда утолю я твой голод привычной для тебя пищей. Вот только медлить  с
пирожками мне тоже не след: не то ведь могу и не успеть  -  а  тогда  не
скажет мне Рамиллу спасибо за такой подарочек.
   На том и порешили. А покуда... покуда пусть будут приемчики. Все, как
ты хочешь.
   Вымотали  его  столь  желанные  приемчики  очень  быстро.  И   ничего
удивительного. Бессвязно зубрить бессмысленные с виду телодвижения  куда
утомительнее, чем просто  понимать.  Есть  же  разница  -  запопугаивать
неведомые речения на чуждом, непонятном языке,  звук  за  звуком  -  или
просто говорить то, что и хочешь  сказать,  не  обинуясь  соображениями,
какой звук должно произнести на полтона выше, а где надо  вытянуть  губы
трубочкой и надуть щеки.
   Ничего, парень. Ты эту разницу  еще  поймешь.  Очень  скоро  поймешь.
Чтобы с таким старанием, да не понять?
   Гонять парнишку, покуда он от усталости на кисель  не  растечется,  я
все-таки не стал. Пожалел его. Опять же, с утра нам в дорогу  пускаться,
а загнанный он и двух шагов не сделает - и  что  мне,  спрашивается,  на
закорках его нести?
   Вот же проваль -  да  если  бы  я  знал,  чем  моя  снисходительность
обернется, я бы его и вовсе до обморока гонял. А потом поднял бы  пинком
под ребра - и заново гонял. Чтоб не то что рукой, пальцем  шелохнуть  бы
не мог. Если бы я знал, если бы я только знал!
   Хотя... а что бы изменилось, даже если бы я и знал?
   Совершенно даже ничего.
   Когда я велел заканчивать дрыгоножество и рукомашество,  ополоснуться
в лесном озерке и собирать ужин, Интай - и откуда только силы взялись  -
вприпрыжку умчался  туда,  где  за  деревьями  подмаргивала  в  сумерках
озерная гладь. Потом и я сходил поплавать - а когда вернулся,  ужин  был
готов, и Интай томился, как каша в котелке, но без меня  начинать  и  не
подумал.
   - Ешь, - посоветовал я, плюхаясь возле костра.
   Интай приступил к  еде  незамедлительно.  Надо  же,  какой  послушный
мальчик. Я-то привык, что в ответ на мои  патриаршие  распоряжения  меня
потчуют разными там "учитель, а почему?"  Сам  приучил.  Хуже  нет,  чем
бессмысленное подчинение.
   Приучил. Вот и пользуются.
   А тут такое послушание - аж умилительно.
   - Учитель, - невнятно промычал Интай с полным ртом, - А почему...
   Вот тебе и раз.
   А вообще-то вечер прошел превесело. Стряпня  Интая  оказалась  вполне
съедобной, особенно если не придираться (хотя впредь еду  готовить  буду
все-таки я, а он пусть глядит и запоминает). И побеседовали мы славно. Я
на пробу запустил пару-другую бойцовских баек из арсенала мастера Дайра.
С умыслом запустил: может, хоть теперь,  когда  по  части  приемчиков  я
Интаю душу успокоил, он будет более склонен думать хоть о чем-то,  кроме
приемчиков? Вдруг да окажут действие старинные притчи? Не  впрямую,  так
хоть окольно объяснить парню. Как говорится, не  в  рыло,  так  хоть  по
уху...
   Байки Интаю понравились, и в долгу он не остался. Во всю свою жизнь я
столько сказок  не  слышал,  как  тем  вечером  у  костра.  А  где  мне,
спрашивается, было их слушать? Родителей  своих  я  и  вовсе  не  помню.
Служки храмовые если чем  таким  и  перемолвятся  во  всеуслышание,  так
обрывками преданий - предпочтительно священных - а вовсе не сказками.  И
то если подслушать повезет. На свалке сказок не рассказывают.  А  мастер
Дайр меня все больше байками да притчами воинскими потчевал... интересно
- а  знает  ли  Дайр  хоть  одну-раз