потому что в действительности и не дарил его Кенету. Но  была  и  другая
действительность - та, в которой Кенет спас Аканэ жизнь и получил меч из
его рук... та, в которой Аканэ отплатил ученику  с  лихвой,  пожертвовав
жизнью ради него... Та которую сам Кенет изменил бесповоротно -  и  лишь
потому не забыл подобно всем остальным. Только  деревянный  меч,  давший
Кенету прозвище, и уцелел в неизменности от той исчезнувшей  реальности,
и напомнил Аканэ о том, чего в новой его жизни не было и быть не  могло.
Лицо воина выражало тяжкую растерянность, горестное недоумение - да  как
же это... да ведь не может быть...
   - Это и в самом деле твой меч, - вполголоса произнес Кенет  наклонясь
к Аканэ. - Я потом тебе расскажу, как  он  ко  мне  попал...  потом,  не
сейчас - ладно?
   Аканэ, все еще хмурясь,  кивнул.  Недоумение,  к  немалому  удивлению
Кенета, с лица его исчезло очень скоро. Поначалу он еще  оглядывался  на
Кенета с таким видом, словно собирался спросить его  о  чем-то,  да  вот
позабыл о чем, - а потом и вовсе перестал. Выражение досады сменилось  в
его глазах искренним любопытством, с которым он выспрашивал  Хэсситая  о
людях, Кенету и вовсе не знакомых.
   - Тэйри в Загорье обосновался, - рассказывал  Хэсситай,  -  и  мастер
Хэйтан неподалеку от него. Женаты оба. С ума просто сойти  можно  -  все
женятся!
   - А ты что ж не женился? - усмехнулся Аканэ.
   - И я подумываю, - невозмутимо ответил Хэсситай.
   Вот оно, значит, как... не помнит Аканэ о своем подарке -  значит,  и
не может помнить... а значит, и о вопросе своем тоже помнить не может...
и если не забыл еще о нем, то очень скоро позабудет. И не о  чем  Кенету
беспокоиться.
   Однако не прав оказался Кенет, ой как не прав. О странной неувязке  с
мечом забыл Аканэ - но не его расспросов Кенету следовало опасаться.
   Когда свадебная церемония, ненадолго прерванная  прибытием  Хэсситая,
закончилась, Кенет и Аритэйни заняли свои места подле молодых.
   - Успеем еще наговориться, - пообещал Хэсситай Аканэ  и  Тайин.  -  Я
надолго приехал... на неделю, не меньше.
   Ничего себе надолго, подумал Кенет, провожая молодых  к  их  брачному
ложу. От недавнего смятения он чуть было не позабыл повесить оберег  над
дверью, закрыв ее за собой снаружи, но Аритэйни была наготове  и  подала
ему заранее приготовленный для этой цели амулет.
   -  Ну,  теперь  все,  -  вполголоса  произнес  Кенет,  спускаясь   по
ступенькам в сад.
   - Теперь все только начинается, - возразил Хэсситай.  -  Насколько  я
помню, обычай велит ближайшим друзьям караулить у дверей дома  всю  ночь
до утра - или нет?
   - Ты не ошибаешься, - понуро согласился Кенет.
   - Вот и располагайся караулить,  -  изрек  Хэсситай.  -  Ночь  у  нас
впереди  долгая.  Посидим,  поболтаем,  время   скоротаем.   Заодно   ты
расскажешь, откуда у тебя взялся меч Аканэ, хотя он тебе его  вроде  как
бы и не дарил.
   Нет, но надо же было такого дурака свалять! О чем Кенет только думал,
опрометчиво давая Аканэ обещание все  рассказать  когда  Хэсситай  стоял
рядом и все-все слышал? Ведь говорил же еще Аканэ, что наставник  его  в
воинском ремесле, смастеривший пресловутый меч, был не только воином, но
и магом! Как же Кенета угораздило об этом позабыть? Помнить  исчезнувшую
напрочь реальность он не в силах, тут ему  и  магия  не  поможет,  -  но
позабыть о странном несовпадении он не обязан... все-таки маг... Наедине
с магом Кенет, пожалуй, и пустился бы в откровенности - но ведь они  тут
не  одни...  тут  и  ученик  Хэсситая,  высокий  улыбчивый  Байхин...  и
Аритэйни, которая знает хоть и многое, но все-таки не все... а  главное,
тут Акейро и Юкенна, и глаза их искрятся таким любопытством,  что  сразу
видно - от этих двоих Кенет нипочем не сумеет отвязаться.  Они  бы  тоже
забыли обо всем, подобно Аканэ, когда бы не упорный  Хэсситай...  ну  да
теперь ничего уже не поделаешь.
   - Хорошо, - произнес, помолчав, Кенет. - Только... только  вы  никому
больше не рассказывайте, ладно?
   - Ну, раз уж это тайна, - усмехнулся Акейро.
   И Кенет,  мучительно  давясь  словами,  как  можно  быстрей  стараясь
оставить позади тягостную необходимость поведать, кому из присутствующих
и каким образом он жизнь спасал и чем  все  это  закончилось,  рассказал
обещанное. Окончив рассказ, он стыдился поднять  голову  и  взглянуть  в
глаза своим друзьям. Хэсситая он в  эту  минуту  почти  ненавидел:  ведь
именно из-за него Кенету пришлось рассказать то,  что  неминуемо  должно
представиться им пустым хвастовством и небылицей.
   - Так оно и было, - произнес после долгого  молчания  Акейро  голосом
чуть надтреснутым, как в той, прежней, жизни. - Когда ты  рассказывал...
я не то чтобы вспомнил - скорей почувствовал... так все и было.
   Кенет был невыразимо благодарен Акейро за эти  слова,  но  чувствовал
себя по-прежнему неловко.
   - А Кэссина я и по этой жизни  помню,  -  внезапно  улыбнулся  Юкенна
своему воспоминанию. - Занятный такой парнишка, восторженный до ужаса. А
кстати, где он сейчас?
   - Там же, где и был, - все еще несколько смущенно ответил Кенет. -  Я
его под присмотром Вайоку  оставил.  Господин  Вайоку,  конечно,  ветхий
старичок, но вполне в своем уме. И за магом будущим присмотреть в  самый
раз сгодится.
   Хэсситаем внезапно овладел приступ неудержимого хохота.
   - Вот это сказал так сказал, - простонал он, утирая  слезы  смеха.  -
Вайоку, конечно, старикашка ветхий, спору нет... и  он  действительно  в
своем уме... а точнее будет сказать - себе на уме, и даже очень... и  уж
мага на путь истинный наставить он очень даже сгодится!
   - Ты что, знаком с  ним?  Расскажи,  -  попросил  Юкенна,  дождавшись
ответного кивка.
   - А заодно и про меч, - мстительно потребовал Кенет. - Раз уж ты меня
заставил объяснить, откуда у меня этот меч взялся,  я  вправе  услышать,
откуда он взялся вообще... да и ты сам, если уж на то пошло.
   - Больно долгая история, - возразил было Хэсситай.
   - Ничего, - в тон ему ехидно заметил Кенет.  -  Ночь  у  нас  впереди
длинная, и спешить нам некуда.
   - Ладно, - вздохнул Хэсситай, - так и быть.
 
Часть первая 
КОШАЧЬЯ ТРОПА 
 
Глава 1 
 
   После недавней слякотной оттепели земля снова промерзла  насквозь  до
звона. Бугристый лед кое-где выблескивал  сквозь  тонкий,  как  рубашка,
снежный покров. Редкие искристые снежинки медленно падали и укладывались
наземь одна к одной. Под ними явственно обозначалась каждая  трещинка  в
земле, каждая вмерзшая в лед травинка. Время от времени среди  крохотных
белых снежинок появлялась крупная, черная.
   Когда ветер  опускал  на  снег  хлопья  сажи,  мальчик  вздрагивал  и
замирал, прислушиваясь. Ни шороха кругом. Только сажа черными снежинками
беззвучно валится на белую землю. Далеко их занесло...  вот  уже  и  дом
сгорел дотла, и защитники его погибли, и  убийцы  убрались  восвояси,  а
сажа и пепел все еще носятся в  морозном  воздухе.  И  тишина  окрест...
такая тишина, что хочется услышать что угодно... как попискивает в  огне
заледеневшее дерево перед тем, как  заняться  пламенем  по-настоящему...
как тягучий свист стрелы сменяется предсмертным вскриком... как  рушатся
с воем и грохотом пылающие стропила... пусть даже и это... все  равно...
только бы хоть что-нибудь услышать...  чтобы  не  мерещился  в  звенящем
безмолвии гул копыт, чтобы не чудилась за спиной неумолимая погоня.
   Мальчик обернулся. Позади - никого и  ничего.  Лишь  его  собственный
едва приметный след. Поначалу снег таял под его босыми ступнями,  и  они
оставляли за собой маленькие черные отпечатки. Теперь же его ноги только
приминали   снег,   чуть   припорошивший   мерзлую   землю.   Если    не
приглядываться, следы почти незаметны. Не найдет его никто... нипочем не
найдет.
   Однако на сей раз топот копыт ему не померещился. Только слышался  он
не сзади. Он летел мальчику в лицо вместе с комьями грязного снега.
   Мальчик не попытался убежать: он не то что ног под собой - даже  боли
в ногах не чувствовал. Он только съежился и замер, когда наездник осадил
коня рядом с ним. А потом силы  окончательно  оставили  мальчика,  и  он
начал медленно валиться на вспыхнувший внезапной радугой снег.
   Из-за  слепящей  пелены  до  него   внезапно   донеслось   чудовищное
богохульное ругательство, и мальчик заставил себя приподнять тяжелые  от
инея ресницы: голос был ему смутно памятен - и он не был голосом  врага.
Этот голос мальчик изредка слышал в отцовском доме... давно... когда еще
дом стоял и отец был жив... и этот человек приезжал к нему в гости...  и
называл его своим другом... а мальчика  -  воителем...  и  на  руки  его
подымал... совсем как сейчас...
   Всадник спешился, мгновенно сбросил теплый плащ, укутал им мальчика и
прижал к себе.
   - Значит, я все-таки опоздал, - тихо и безнадежно произнес он.
 
*** 
 
   Мастер-наставник Хэйтан низко склонился, переждал несколько мгновений
и распрямил спину, но не полностью, оставаясь  в  легком,  еле  заметном
полупоклоне. У обычного человека спина бы  заныла  уже  через  несколько
мгновений. Хэйтан мог пребывать в этой позе - равно как и любой другой -
столько, сколько потребуется. Хоть  сутки,  хоть  двое.  И  на  то,  что
нелепая  угодливость  заставляет  терзаться  его  чувство   собственного
достоинства, тоже не пожалуешься: нет у него такого чувства.  Для  воина
из тайного клана Ночных Теней иметь чувства - и  вовсе  непозволительная
роскошь, а уж тем более  чувство  собственного  достоинства  -  пожалуй,
самое неуместное из всех. Но вот здравый смысл мастера  Хэйтана  страдал
сугубо.  Когда  Ночные  Тени  отправляются  на  дело  во  внешний   мир,
прикидываясь обычными  людьми,  они  вынуждены  подчиняться  требованиям
внешнего этикета  -  но  при  этом  не  сам  воин  следует  смехотворным
правилам, а то заурядное создание, которым он притворился. Пустая маска,
оболочка. Поступай с ней, как тебе угодно: хочешь - мни, хочешь  -  гни.
Но здесь, у себя дома, мастер Хэйтан - никакая не оболочка,  не  пузырь,
который можно надуть чем угодно. Он - это он, мастер Хэйтан. Так  какого
рожна он гнет спину перед заезжим гостем, который только то преимущество
перед Хэйтаном имеет, что  родился  во  внутренних  покоях  собственного
столичного дома? Статочное ли дело - унижаться перед существом,  которое
мнит себя воином, а сам и восьмерых противников не одолел бы? И  все  же
тело Хэйтана сгибается  в  поклоне  еще  прежде,  чем  разум  его  успел
вспомнить о необходимости  поклониться,  а  с  уст  сама  собой  слетает
давным-давно затверженная формула униженной вежливости:
   - Благополучно ли добраться изволили, высокородный господин?
   Дурацкий вопрос. Какое там благополучно - всадник с ног до  головы  в
снегу, конь с ног до головы в мыле. А мальчишка, сопровождающий гостя, и
вовсе поморозился в пути: повязки ему явно не в доме  накладывали.  Ноги
мальчика перевязаны впопыхах, чем попало, едва ли не прямо  в  седле  на
полном скаку.
   - Главное, что добрался, - устало ответил гость.
   Несмотря на утомление, гость не норовил расположиться на отдых сам, а
ждал, покуда ему предложат присесть.  Редкая  для  вельможи  вежливость.
Обычно любой высокородный  клиент  считает  себя  вправе  распоряжаться,
словно у себя дома. Надо отдать гостю должное, человек он из понимающих.
   - Извольте присесть, господин. - Хэйтан поколебался немного,  но  все
же пригласил сесть и мальчика-сопровождающего. Вообще-то не  положено...
ну и пес с ним, с неположенным и недозволенным. Мальчишка того  и  гляди
сомлеет. И вряд ли высокий гость будет этим очень  доволен.  -  Извольте
вкусить от наших скромных яств. - Хэйтан широко повел  рукой  в  сторону
низенького столика, на котором красовались те немногие кушанья,  которые
вельможа имеет право отведать под кровом простолюдина,  не  роняя  своей
вельможной чести: соленые орешки, тыквенные семечки, сухое печенье  трех
видов и горячий благоуханный отвар, слегка сдобренный пряностями.
   А все этикет, будь он неладен! Иззябшего путника  надо  бы  накормить
досыта да напоить горячим вином. Равного себе Хэйтан и накормил бы.  Так
ведь предложи он, простолюдин, высокородному  гостю  откушать  запросто,
чем богаты... худшего оскорбления и измыслить невозможно. Как невозможно
и предугадать, что вытворит гость в ответ - снесет  ли  голову  дерзкому
оскорбителю, возомнившему о себе невесть что, или себе глотку перережет,
не в силах пережить сей несмываемый позор? Вот и  приходится  клиенту  с
мороза семечки щелкать. Притом что живет Хэйтан если и не побогаче  его,
то уж посытнее - наверняка.
   Гость и  мальчишка-сопровождающий  одновременно  воздели  вверх  свои
чаши, выражая почтение к приютившему их крову, отхлебнули отвар и так же
одновременно поставили чаши на стол. Гость кинул в рот несколько соленых
орешков. Мальчик прикусил  узкое  длинное  печенье,  даром  что  мог  бы
проглотить его не жуя, и за вторым тянуться не стал, хотя  от  голода  у
него  так  скулы  сводило,  что  разве  слепой  не  заметит.   Редкостно
воспитанные гости. Для таких Хэйтан в охотку постарается. Если, конечно,
гость не запросит чего-нибудь совсем уж невероятного...  но  это  навряд
ли.
   - Чем могу быть полезен высокородному господину? - осведомился Хэйтан
с небывалой для него приязнью в голосе: обычно он встречал клиентов куда
как холодно.
   - Не мне, - покачал головой гость. - И я не уверен,  что  сможете.  Я
только надеюсь.
   - До сих пор ни один из наших достопочтенных гостей не жаловался, что
мы не выполнили задания, - отрезал Хэйтан.
   - Речь идет не о задании, а о просьбе, - возразил  гость.  -  И  если
вы... не захотите... значит, так тому и  быть.  Я  постараюсь  придумать
что-нибудь другое.
   - Значит, господин сомневается не в том, сможем ли мы  исполнить  его
уважаемую просьбу, а в том, захотим ли? - уточнил Хэйтан.
   Гость утвердительно склонил голову.
   Любопытно. Крайне любопытно. С подобным  мастер-наставник  Хэйтан  за
всю свою жизнь еще не сталкивался.
   - Не соизволит  ли  высокий  гость  удостоить  нас  изложением  своей
просьбы? - Хэйтан мысленно слегка поморщился, окончив  фразу.  Ясно  же,
что гость не из обычных, - так стоит ли с  ним  обращаться,  как  обычай
велит?
   - Моя просьба касается вот этого мальчика, - тихо произнес  гость.  -
Это сын моего близкого друга... и долг велит мне укрыть его  от  судьбы,
пристигшей его отца.
   Хэйтан чуть заметно кивнул в знак того, что понял. Ай да гость!  Хоть
и молод, а все едино не промах. Он не сказал ни  одного  слова,  которое
можно бы почесть уликой. Ничего непоправимого. Ничего, что заставило  бы
Хэйтана отказать ему, даже не дослушав, ибо на сей счет имеются  строгие
предписания закона  -  предписания,  кои  Ночные  Тени  давно  научились
обходить. И судьба неведомого Хэйтану отца этого мальчишки - не  секрет.
Такими обиняками не говорят о смертельной болезни, случайном пожаре  или
землетрясении. Отец этого парнишки был убит людьми  короля  Сакурана.  А
дело-то  серьезно  оборачивается.  Что  могло   заставить   взбалмошного
мстительного короля не только отправить  человека  в  ссылку  в  здешние
гиблые места, но и отдать приказ уничтожить ссыльного? И ведь не  только
его: если парнишку приютить некому... если  вообще  возникла  нужда  его
приютить... нет у него больше ни дома, ни родни. И ни  малейшей  надежды
выжить. Уж если король порешил извести весь род неугодного ему человека,
так просто от преследования он не откажется.
   Так вот что привело молодого рассудительного гостя в поселение Ночных
Теней! Теперь ясно, почему он перевязывал обмороженные ноги мальчика  не
в теплом доме, а под открытым небом, под валящим снегом - и, вне  всяких
сомнений, на полном скаку! Тут уж не до поисков тепла и крова -  в  пору
хватать мальчишку и мчаться во весь опор, да не к себе  домой  -  именно
там в первую очередь и  станут  искать,  если  заподозрят.  Так  молодой
вельможа и поступил. Умно. Очень умно.
   - Долг дружбы  свят,  -  медленно  выговорил  Хэйтан,  выбирая  самые
подходящие слова - выражающие все и не выражающие ничего. -  И  поистине
прискорбно, если выполнить его нет возможности.
   Лицо гостя закаменело. Он не знал, в каком смысле  истолковать  слова
Хэйтана - как согласие или как отказ.
   - При всем моем  искреннем  почтении  к  высокородному  господину,  -
склонил голову Хэйтан, - я вынужден заметить, что вы  не  в  силах  дать
этому отпрыску поистине достойного рода столь же  достойное  воспитание,
которое вооружило бы его против жизненных тягот.
   Гость прислушивался к словам  Хэйтана  очень  внимательно,  чтобы  не
прозевать  скрытый   в   них   намек.   Однако   Хэйтан   сделал   столь
недвусмысленный упор на слове "вооружить", что и  дурак  бы  понял  -  а
молодой гость отнюдь не был дураком.
   - Воистину так, - улыбнулся гость. - Признаться, я и сам так  считаю.
Моя заветная мечта - отыскать тех,  кто  мог  бы  позаботиться  об  этом
мальчике как должно.
   - Полагаю, мои воины воспитаны не худшим образом, - деланно  чопорным
голосом произнес мастер Хэйтан, веселясь в душе. Они с гостем уже  давно
поняли друг друга, но надо же и церемониал соблюсти.
   - Я был бы счастлив, если бы мальчик получил хоть вполовину столь  же
высокодостойное воспитание, как ваши несравненные  воины,  -  поклонился
гость.
   - У Ночных Теней не принято делать что бы то  ни  было  вполовину,  -
позволил себе усмехнуться Хэйтан. - Мальчик получит все, что нужно, дабы
ему не пришлось беспокоиться о чести своего имени или о хлебе насущном.
   Гость судорожно сглотнул. Значит, понял. Принять на  воспитание  сына
опального ссыльнопоселенца даже и для Ночных Теней  небезопасно.  А  вот
усыновить приблудного бродяжку, едва не замерзшего насмерть в метель,  -
совсем другое дело. Гостю не придется беспокоиться об оплате этой услуги
- когда мальчик станет одним из воинов клана, он и сам  отработает  свой
хлеб. Вот только пожелает ли гость такой судьбы сыну своего  друга?  Что
ему дороже - честь покойного или жизнь его сына?
   - Если мастер изволит заняться воспитанием этого  мальчика,  -  после
недолгого молчания выговорил гость, - я буду совершенно спокоен  за  его
будущее.
   А в здравом смысле тебе не  откажешь,  дорогой  гость!  Что  ж,  будь
по-твоему. Уж если твой ум взял верх над вельможной спесью, отказа  тебе
не будет.
   - Вино сюда, - негромко распорядился Хэйтан, -  и  три  чаши...  нет,
четыре.
   Мальчишка, еще не прошедший первого  посвящения,  в  чьи  обязанности
входило прислуживать за столом, помчался исполнять приказ. И  нескольких
минут не прошло, как на столе возник кувшин вина и  четыре  чистые  чаши
для совершения обряда.
   Хэйтан, как и положено, налил вино в чашу гостя - кровь,  переходящую
в клан Ночных  Теней,  следовало  возместить  кровью  земли,  как  велит
обычай. Когда же гость поднес чашу к губам, Хэйтан плеснул немного  вина
в четвертую  чашу  и  вылил  вино  в  очаг  -  ибо  по  праву  эта  чаша
предназначалась тому, кто уже не может ее пригубить. Отцу мальчика.
   - Приведи кого-нибудь из старших учеников, - велел Хэйтан, когда он и
новоиспеченный ученик, в свою очередь, испили вина. Все тот же мальчишка
выбежал из комнаты и вернулся с высоким ладным парнем  лет  шестнадцати.
Парень поклонился Наставнику и гостям и замер в ожидании приказа.
   - Риттай, - произнес Хэйтан, - это новый безымянный. Покажи ему,  где
он теперь будет жить, и выдай ему новую одежду.
   Мальчик  встал,  молча  поклонился,  старательно  подражая  движениям
Риттая, и вышел вслед за старшим учеником. Ничего не  скажешь,  воспитан
малыш отменно. Пожалуй, для Ночных Теней это не такое уж обременительное
приобретение, как думалось Хэйтану поначалу.  Может,  и  будет  толк  из
мальчугана.
   Хэйтан подошел к  окну.  Мальчик  ковылял  за  Риттаем,  стараясь  не
отставать. Что ж, он не только неглуп и наблюдателен. В присутствии духа
ему тоже не откажешь.