свое дело сделали.
   Когда за танцовщицами закрылась дверь, Юкенна выждал некоторое  время
и извлек из тайника второй пакет - тот, что Лим передал ему  явно.  Экая
досада - он-то старался, устраивал в предвидении обыска ложный тайник, а
тайник и не понадобился. Еще бы. Обыскивающего человека можно  обмануть,
но если с обыском является серенькая киска,  она  устремляется  сразу  к
цели. Киску не проведешь.
   Конечно,  можно  и  не  вскрывать   тайник.   Однако   Юкенну   заело
любопытство. Судя по весу, пакет не был пустым. Что  же  Лим  положил  в
фальшивый пакет? Юкенна торопливо содрал полотно,  обертывающее  футляр,
откинул крышку - и засмеялся.
   По комнате поплыл упоительный аромат.  Нарезанное  тонкими  полосками
копченое мясо степного оленя. Излюбленное его лакомство  в  Загорье.  Не
самое изысканное. Даже не самое вкусное. Просто самое  любимое,  с  того
дня, когда Юкенна впервые поехал на охоту не только с Лимом,  но  и  его
отцом и братом. Юкенна тогда подстрелил первого в своей жизни  оленя,  а
нахальный мальчишка Лэй в  знак  полного  примирения  по  всем  правилам
приготовил его добычу. Такое не забывается. Юкенна готов был побиться об
заклад, что и эту оленину приготовил Лэй. После всего, что случилось  за
минувший  вечер,  после  пьяных   музыкантов,   угарно   соблазнительных
танцовщиц,  сложных  маневров  и  серых  кисок  этот  простодушный  знак
искренней приязни тронул Юкенну почти до слез. Он вынул из футляра  одну
полоску, положил ее в рот, закрыл глаза и стал медленно  жевать  жесткое
мясо, изгоняя привкус крепкого вина и ненужных поцелуев.

***

   Воин Лим не знал в этой жизни мага Кенета, но сразу же почувствовал к
нему доверие и приязнь - совсем как в той, прежней  реальности,  которую
Кенет изменил. Он уже не впервые сталкивался с людьми, в  прежней  жизни
бывшими его друзьями, а в новой знавшими его разве что по слухам,  да  и
то не всегда. И снова  ему  было  отчасти  смешно,  отчасти  неловко,  а
отчасти даже и страшновато: а ну как человек, который был ему так дорог,
в этой новой жизни и знать его не  пожелает?  И  снова  опасения  Кенета
оказались  напрасными.  Пусть  по-иному,  на  другой  лад,  при   других
обстоятельствах, но произошедшее однажды вновь повторялось. Даже слишком
- повторилось не только взаимное уважение, но и мимолетность знакомства.
В той, прежней жизни Лим тоже торопился в родные края.
   - Если б ты меня во дворец сопроводить решил, я бы тоже не отказался,
- лениво заметил Кастет. - Завидую я господину Лиму.  Он  тебя  за  руку
возьмет, шаг сделает - и уже дома. А мне еще во дворец топать и  топать.
Умаялся я сегодня, по правде говоря - сил нет.
   Трудно сказать, что ответил бы ему Кенет, но ответить  он  не  успел.
Покойник и Кастет почти одновременно вскрикнули: "Кто там?"
   Конечно, кроме Гвоздя, быть некому. Никто  ведь  не  знает  о  тайном
портовом убежище. Но откуда сейчас Гвоздю взяться? Да и  зачем?  Неужели
случилось что-то непредвиденное? А если и случилось - разве может Гвоздь
так топать ногами, так громко дышать, разве может он ушибиться о дверной
косяк?
   Сколько ни корми собаку пирожными, а  ей  мясо  подавай:  не  за  меч
схватился Кастет, чтобы встретить незваного гостя, а выхватил из  рукава
свой старый кастет. Покойник выметнул из рукава тонкий  узкий  нож  -  и
через мгновение опустил его. В дверях воздвиглась гигантская фигура.
   - Бантик! - ахнул Кэссин.
   - Значит, не ошибся я,  -  с  явным  облегчением  вымолвил  Бантик  и
потупился.
   - Откуда ты здесь взялся? - требовательно вопросил Покойник. Он и так
уже был недоволен тем, что пришлось открыть тайну убежища Кастету, а тут
еще откуда ни возьмись Бантик появился.
   - Сон мне был, - хмуро объяснил Бантик. - Что я вам пригожусь. Вот  я
и пришел.
   - Но как ты узнал, куда идти надо? - Кастет  был  настроен  не  менее
подозрительно, чем Бантик, и оружие, давшее ему имя, прятать не спешил.
   - Сон мне был, - повторил Бантик.
   - Что ты заладил… - начал было Покойник. Но на его плечо  легла  рука
Кенета.
   - Все в порядке, - твердо произнес Кенет. - Тебе же  ясно  сказано  -
сон ему был.
   Покойник мигом утихомирился: уж если маг говорит, что все в  порядке,
то скорее всего он знает, что говорит.
   Кенет и знал. Перед ним стоял несомненный горец. Да и странноватый  в
устах жителя равнины оборот "сон мне был" звучал  в  устах  этого  парня
совершенно естественно, как привычный с  детства.  Именно  так  горцы  и
говорят о своих вещих снах.
   - Здравствуй, брат по хлебу, - улыбнулся Кенет.
   Бантик побледнел. Бледность проступила даже сквозь загар. С того дня,
когда погиб весь его клан, а мальчишке,  которого  тогда  еще  никто  не
называл Бантиком, чудом удалось сбежать, он ни разу не побывал в  родных
горах. Однако  горы  его  не  покинули.  Даже  здесь,  на  равнине,  они
ниспосылали ему сны. Из равнинных жителей только один имел право  так  к
нему обратиться. Тот, которого Бантик никогда не видел, но почитал  пуще
покойных родителей. Тот, кто снял с Лихогорья  проклятие  вечной  войны.
Тот, кто принес в горы мир.
   - Здравствуй и ты, Деревянный Меч, - еле  шевеля  непослушными,  враз
отяжелевшими губами, ответил Бантик.

Глава 3
ИСПЫТАНИЕ

   Тагино задумчиво барабанил пальцами по столу. Он уже перестал мечтать
о котле с кипящими нечистотами, в котором так приятно  было  бы  сварить
Юкенну, но никаких других мыслей в голову почему-то не приходило.
   Никогда в жизни над господином Главным министром не  насмехались,  да
притом настолько в открытую. У тех, кто был бы  не  прочь  поиздеваться,
как правило, недоставало ума, а тем, кому ума хватало, хватало его и  на
то, чтобы испугаться последствий. Юкенна последствий мог не опасаться  -
знает, мерзавец, что взять  его  сейчас  не  так-то  просто,  -  и  умом
господин посол не обижен. Он откровенно измывается - но в  такой  форме,
что и упрекнуть его толком не в чем.
   На столе перед Тагино лежал маленький белый прямоугольник. До сих пор
Тагино видел лишь магические копии почерка Юкенны. Теперь же он  получил
долгожданную  возможность   узреть   оригинал.   Юкенна   был   отменным
каллиграфом. Почерк стремительный и четкий, лишенный каких бы то ни было
выкрутасов - благородная простота  штриха,  уверенная  плавность  каждой
линии. Ни одного  затейливого  росчерка,  никаких  забот  о  прихотливой
красивости. Сама  красота,  живое  течение  ритма.  Этим  восхитительным
почерком написано несколько строк. Его высочество посол  Сада  Мостов  в
Загорье Юкенна выражает свое  соболезнование  его  благолепию  господину
Главному министру Тагино в связи с состоянием здоровья этого  последнего
и желает господину  министру  скорейшего  выздоровления.  Засим  дата  и
подпись. Все.
   Казалось бы, что в том особенного? Юкенна мог бы и не посылать письма
с соболезнованиями… но почему  бы  ему  и  не  последовать  предписаниям
дипломатического протокола? Однако при виде этого послания Тагино  жалел
лишь об одном - что он не вправе свернуть Юкенне шею, да и  сделать  это
на расстоянии затруднительно.
   У Юкенны хватило наглости прислать свои треклятые соболезнования не в
его министерские апартаменты во дворце, не в его  столичный  дом,  не  в
поместье и даже не в тайный охотничий  домик.  Он  направил  посольского
курьера именно туда, где Тагино и находился в самом деле.
   Вдобавок у него  хватило  наглости  пометить  свое  письмо  днем  его
отправления. Эта дата, небрежно выведенная все той же  уверенной  рукой,
заставляла Тагино бледнеть от бессильного гнева.  Ибо  если  верить  ей,
письмо было отправлено днем раньше, чем Тагино объявил во всеуслышание о
своей мнимой болезни и испросил у короля дозволения временно удалиться в
свое поместье!  Конечно,  Юкенна  мог  нарочно  пометить  письмо  задним
числом, чтобы задеть Тагино покрепче.  Но  господину  Главному  министру
отчего-то так не казалось. Такой дешевый трюк совсем не в  духе  Юкенны.
Уж настолько-то Тагино его изучил. Нет, Юкенна действительно  предугадал
его следующий ход - и даже не  счел  необходимым  скрыть  свою  догадку.
Напротив, он с великолепной дерзостью осведомил своего противника о том,
что тот разгадан.
   Но зачем?
   Позлить, вывести из равновесия? Заставить совершить  в  растерянности
что-нибудь нелепое?
   Для этого существуют и другие способы.
   Почему Юкенна решил играть в открытую?
   Отвлечь внимание? Вынудить думать не о том, что следует сделать, а  о
том, почему Юкенна ведет себя настолько странно?
   Тоже навряд ли. Даже в выигрышной  позиции  разумный  игрок  имеет  в
запасе несколько фишек, неведомых  противнику.  Просто  так,  на  всякий
случай. Все свои фишки можно  продемонстрировать  в  позиции  не  просто
выигрышной, а прямо-таки обреченной на выигрыш, да и то за два-три  хода
до завершения партии. Значит,  Юкенна  обречен  на  победу  -  и  потому
остерегаться перестал? Значит, именно это он  и  хочет  внушить  Тагино?
Сломить. Запугать. Заставить сдаться?
   А вот это, пожалуй, возможно. Юкенна - великий мастер блефа. Тагино и
раньше в его мастерстве не сомневался, а уж  после  той  сцены,  которую
Юкенна с таким блеском разыграл во  время  королевского  приема,  -  тем
более.
   Да, но даже Юкенна с его  умением  превращать  заведомый  проигрыш  в
несомненную победу не станет блефовать  из  откровенно  слабой  позиции.
Что-то у него все-таки есть в запасе.
   Есть, еще бы не быть. Те самые уличающие  бумаги.  Неизвестно,  какие
именно и сколько их, но они все же существуют.
   Успел-таки Юкенна собрать улики на Тагино! Знать бы точно,  что  этот
мерзавец ухитрился разыскать? Может, у него в руках смертоносное оружие,
а может, и соломенный меч, который Юкенна принимает за настоящий?
   Хотя нет. Если уж Юкенна посмел поставить под письмом подлинную дату,
он держит Тагино за глотку. Пока держит.
   - Ваше благолепие, - прошелестел над самым его ухом слуга,  -  курьер
прибыл.
   - От короля? - равнодушно осведомился Тагино.
   -  Нет,  ваше  благолепие.  Ваш  собственный  курьер.  Из   поместья.
Прикажете впустить?
   - Нет, - покачал головой Тагино. - Бумаги - сюда. А курьера отправить
назад немедленно.
   В ожидании бумаг Тагино сцепил  пальцы  и  хрустнул  ими.  Курьер  из
поместья - это хорошо. Поскольку согласно общеизвестной версии он сейчас
находится именно в поместье, то все послания, отправленные в его кабинет
и в городской дом, переправляются туда. Так что сумка курьера  наверняка
набита доверху. Будет чем заняться. И замечательно.  Безделье  -  тяжкая
пытка. Будет чем заняться - и чем отвлечь себя от  мыслей  о  хитроумном
Юкенне.
   Тагино по опыту знал, что зачастую от неотложной задачи  лучше  всего
отвлечься - и решение придет как бы само собой.
   Когда слуга внес в комнату целый ворох бумаг, Тагино едва не застонал
от удовольствия. Не успел  еще  слуга  выйти,  а  Тагино  уже  перебирал
письма, быстро сортируя их: вот это письмо пришло  на  городской  адрес,
это тоже и вот это… а это адресовано прямиком в поместье… и те послания,
что пришли в министерские покои во дворце, тоже здесь…  смотри-ка,  даже
пара писем, отправленных в его охотничий домик,  почему-то  оказалась  в
общей куче…
   Внезапно Тагино  нахмурился.  Четыре  разных  адреса.  Четыре  разные
стопки писем. Но в каждой из них Тагино заприметил одинаково сложенные и
одинаково запечатанные послания.  Различались  они  только  адресом.  Но
надписывала послания, несомненно, одна и та же рука.
   Тагино извлек четыре одинаковых письма, быстро распечатал их одно  за
другим - и с проклятием швырнул на стол, словно дохлых мышей.
   Письма и в самом деле  были  одинаковыми.  До  последнего  слова.  До
последнего штриха.
   Его высочество Юкенна соболезновал его благолепию…  и  так  далее…  и
желал скорейшего  выздоровления.  Ни  одно  из  писем  ни  на  волос  не
отличалось друг от друга и от того послания, над которым Тагино  до  сих
пор ломал голову. И на всех письмах стояла одна и та же дата.
   Ни одному человеку не под силу  воспроизвести  свой  росчерк  один  к
одному. Как ни старайся, но где-то дрогнет рука, где-то тушь размажется,
какой-то штрих окажется тоньше или, наоборот, шире. Однако  пять  писем,
лежащих на столе, походили друг на друга  словно  оттиски  с  деревянной
резной доски. Хотя тоже нет, Оттиски - и  те  отличаются  сильнее.  Чуть
больше краски, чуть слабее нажим,  незаметно  прилипший  комочек  грязи…
Нет, это не оттиски. Письма написаны от руки, очень хорошей  кистью.  Но
эта  рука  с  нечеловеческой  точностью  воспроизвела  свой  собственный
почерк. Без помощи магии тут не обошлось.
   Вот и гадай теперь - то ли Юкенна и в самом деле маг, как уже однажды
подумалось Тагино, то ли маг  на  него  работает?  Но  в  обоих  случаях
остается все тот же вопрос - а зачем? Если  Тагино  еще  мог  худо-бедно
понять, для чего Юкенна отправил свои гнусные соболезнования  по  адресу
самого  тайного  из  его  убежищ,  то  четыре  точно  таких  же  письма,
разосланные  по  всем  остальным  адресам,  никакому   истолкованию   не
поддавались.
   Зачем? Чего он этим хочет добиться? На что намекает лукавый посол?
   Ну нет! Порассуждали, и довольно. Хватит  пытаться  понять  то,  что,
возможно, и понимать-то не стоит. Хватит! Ведь  еще  немного,  и  Тагино
начнет мучительно соображать - идти ему в нужник или не идти?  Взаправду
ли у него живот схватило  -  или  это  очередная  провокация  несносного
Юкенны?
   Тагино сердито отпихнул от себя послания Юкенны и решительно принялся
за разбор всей прочей корреспонденции. Он работал сосредоточенно, молча,
заставив себя на время забыть о таинственных письмах своего  противника.
И это ему удалось, как удавалось всегда. Забыть о постороннем или просто
несвоевременном и сосредоточиться на главном. Кстати  о  главном.  Самое
главное из сегодняшних посланий, безусловно, вот это. А  он,  предавшись
размышлениям о Юкенне, чуть было не упустил его из виду. Кэйто сообщает,
что прибудет сегодня сразу после полудня, и не с пустыми руками.  Вскоре
после полудня. Значит, с минуты на минуту.
   Тагино убрал со стола все бумаги. Незачем  Кэйто  хотя  бы  мимоходом
видеть  корреспонденцию  Главного  министра.  Тагино  с  большей  охотой
продемонстрировал бы ее Юкенне или даже самому королю Югите.  Ненадежный
человек его двоюродный племянник Кэйто  Обычно  даже  на  самых  отпетых
мерзавцев можно хоть в чем-то положиться. Один никогда не поднимет  руки
на мать, другой смехотворно верен своей шлюхе-жене, третий даст изрезать
себя на куски ради детей,  четвертый  готов  на  все  ради  славы  своих
дальних предков, пятый скорей умрет, чем расстанется со своей  кубышкой…
всегда найдется какая-нибудь мелочь. Но на племянника своего  Тагино  не
полагался ни в малейшей малости и  не  доверял  ему  ни  единой  минуты.
Потому что полагаться на Кэйто и в самом деле мог только круглый дурак.
   Конечно, Кэйто исполнял самые тайные  приказы  Тагино  -  за  деньги,
разумеется. И конечно, Тагино знал, зачем ему нужны деньги. Можно  бы  и
не платить - но тогда этот дешевый интриган поймет, что он разгадан. А в
этом случае с него станется  прирезать  Тагино.  Или  устроить  любимому
дядюшке несчастный случай - Кэйто большой мастер на такие штуки. Он ведь
не умеет толком затаиться и выжидать. К счастью  для  Тагино.  Пусть  он
тешится своими несбыточными мечтами - устранить Тагино  сразу  же,  едва
лишь Тагино освободит престол от короля Югиты. Пусть лелеет утешительное
сознание собственной хитрости. До тех пор он не предаст Тагино. Ведь сам
он не в состоянии расчистить себе дорогу к трону. Вот пусть  и  помогает
Тагино проложить эту дорогу. Пусть старается.  Исполняя  тайные  приказы
Тагино, он в результате находится под  постоянным  присмотром.  Прогнать
его, отпустить на сторону - себе дороже. Предаст и глазом не моргнет. На
службе у Тагино он будет молчать, воображая,  что  преследует  при  этом
свои собственные интересы. А когда настанет желанный день… что ж,  Кэйто
придется очень и очень разочароваться.
   Конечно, хорошо бы поручить это дело кому-нибудь другому. Да вот беда
- некому. Бумаги господина посла - слишком большое искушение. Для  всех,
кроме Кэйто. Заполучив бумаги, он не сможет шантажировать Тагино -  ведь
он и сам увяз в этом деле по уши.  И  наверняка  часть  улик,  собранных
Юкенной, обличает и Кэйто. Разумеется, он мог бы по пути вскрыть пакет и
уничтожить те бумаги, которые повествуют о его подвигах… мог бы.  Но  не
станет. Потому что  тем  самым  выдаст  себя  сановному  дядюшке  раньше
времени. Вот и выходит, что некому больше поджидать  у  дворцовой  стены
серую киску с тяжелым футляром.
   Футляр он, по крайности, раздобыл. Уже хорошо.
   С минуты на минуту он привезет футляр сюда.
   А это значит, что Юкенна  может  соболезновать  вволю.  Сколько  душе
угодно. Пусть соболезнует, пусть  злорадствует,  пусть  хоть  на  голове
стоит!  Пусть  придумывает  какие  угодно  хитроумные  ходы,   пока   не
запутается в собственных расчетах. Без этих  бумаг  все  его  угрозы  не
опаснее комариного писка. Даже меньше - комар хотя бы укусить  может,  а
Юкенна без своих бумаг может кусать разве что собственные губы в  порыве
бессильной злобы.
   Кэйто вошел, по своему обыкновению, неслышно. Пустая похвальба своими
умениями - Тагино никогда не садился спиной к двери, а уж тем более если
ему случалось ожидать визита своего бесценного племянничка.
   - Где они? - коротко спросил Тагино.
   Кэйто молча положил на стол небольшой футляр для  бумаг.  Футляр  был
грязный,  исцарапанный,   обмусоленный.   На   долю   мгновения   Тагино
посочувствовал несчастной кошке, которая  волокла  футляр  аж  до  самой
дворцовой  стены.  Надо  будет  как-нибудь  наградить  ее.   Пожизненное
довольствие выписать, что ли. Ведь если  бы  не  грязь,  не  царапины  -
Тагино пришлось бы гадать, не открывал ли Кэйто футляр, не  запустил  ли
руки в бесценную добычу. А сейчас все предельно ясно. Даже Кэйто не смог
бы снова закрыть футляр таким образом, чтобы  царапины  совпали  все  до
единой. Слишком уж прихотливо они расположены. Нет,  Кэйто  не  открывал
футляра. Рассудил, что не стоит -  как  Тагино  и  предполагал.  Приятно
убедиться в справедливости собственной догадки.
   Тагино  осторожно  откинул  крышку  футляра.  Кэйто  стоял  рядом   -
замерший, неподвижный, безгласный. Ничего удивительного: ему  тоже  есть
чего опасаться. Вернее, было. Теперь им обоим -  и  Кэйто,  и  Тагино  -
опасаться нечего.
   Одного взгляда хватило, чтобы понять: улики Юкенна собрал и  в  самом
деле смертоносные. Избранные  места  из  тайной  переписки  Тагино  -  и
недавней, и относящейся еще  к  царствованию  отца  Югиты.  Контракты  с
полевыми агентами - и копии,  и  даже  несколько  оригиналов.  Несколько
писем Кэйто и ответы на них - сплошь несомненные оригиналы. Откуда?  Как
Юкенна раздобыл их?
   Впрочем,  без  ответа  этот  вопрос  не  останется.  Верно  пословица
говорит: и боги в волчью яму проваливаются, коли под  ноги  не  смотрят.
Ай-ай-ай, как же вы  неосмотрительны,  господин  посол!  Разве  можно  с
вашим-то умом вести дневник? Да еще прятать его  вместе  с  драгоценными
уликами?  Поистине  божественных  размеров  самоуверенность.  Под   ноги
смотреть надо, под ноги…
   Тагино  с  наслаждением  листал  страницы,  исписанные  знакомым   до
отвращения почерком. Он не вчитывался в  ровные  строки.  Зачем  портить
себе удовольствие? Он прочитает дневник Юкенны медленно, не торопясь. На
досуге. Теперь, когда Юкенна повержен, у него будет много досуга. Вот он
и займется своей добычей некоторое  время  спустя.  Тщательно  выискивая
всякую подробность. С наслаждением смакуя каждую деталь.
   И вдруг пальцы Тагино замерли над  дневником.  Что-то  было  не  так.
Тагино нетерпеливо перелистал несколько страниц в обратном порядке. Нет,
ему не показалось. Среди множества убористо испи