енна.  -  Для  того  чтоб  возглавлять
посольство в Загорье, ты слишком склонен к полноте. Ты  бы  там  за  год
превратился в шарик с глазками.
   - Это лучше, чем голодать в приемные дни до вечера, - снова  вздохнул
Хакарай. - В лучшем случае король угостит какими-нибудь  сладостями  или
подсоленными орешками. Я не знаю, что ты ел в Загорье, но я  знаю,  что,
когда мое посольство окончится и я вернусь домой, я в  жизни  больше  не
притронусь к орехам! И к сладостям тоже!
   - А что тебе мешает последовать моему примеру? - удивился  Юкенна.  -
Ты что, пословицу забыл?
   - Какую? - В этот момент распахнулась дверь, и все тот  же  охранник,
что недавно растирал Юкенне ноги, внес в комнату небольшой поднос.
   - Идешь на день - хлеба бери  на  неделю,  собираешься  во  дворец  -
наедайся на месяц вперед, - хладнокровно сообщил Юкенна и принял  поднос
из рук охранника. - Спасибо, дружище.
   - Что это? - сдержанно удивился Хакарай: он не только никогда  не  ел
ничего подобного, но даже и не видел никогда.
   На подносе стояли две миски - одна с горячим супом из  водорослей  на
мясном отваре, другая с кашей из дробленого зерна и большим куском мяса.
Пища отнюдь не изысканная. Такое едят состоятельные  крестьяне,  неплохо
зарабатывающие грузчики, ярмарочные борцы - словом, все те, чье  ремесло
требует  изрядной  затраты  сил,  а   заработок   позволяет   эти   силы
поддерживать. Но никак уж не вельможи, не послы при  дворе  чьего-нибудь
величества!
   - Еда, - хладнокровно  ответил  Юкенна,  заедая  суп  лепешкой.  -  Я
попросил твоего стражника принести мне то, чем он обычно  питается  сам.
Конечно, тебя кормят вкуснее, но он  на  твоем  рационе  давно  бы  ноги
протянул. Кстати, и тебе советую - хотя бы в  дни  королевских  приемов.
Хочешь?
   - Спасибо, -  все  так  же  сдержанно  отозвался  Хакарай,  -  я  уже
позавтракал.
   -  Я  тоже.  -  Юкенна  отставил  пустой  поднос.  -  Теперь   только
переодеться - и я готов.
   Переодевание не отняло у Юкенны много времени. Хакарай позаботился об
этом заранее. Покуда Юкенне полировали ногти и массировали ноги,  купали
его и втирали в тело целебные ароматические масла, дабы привести  его  в
надлежащий вид, Хакарай лично выбирал для него одежду  и  драгоценности:
родственник самого князя-короля просто не может явиться на аудиенцию, не
вырядившись наилучшим образом. Значение имеет каждая  мелочь:  серьга  с
камнем неподобающего цвета или пряжка недозволенной формы может  вызвать
серьезный дипломатический конфликт.
   Результат его трудов заставил Юкенну слегка прищуриться.
   - Я бы предпочел что-нибудь попроще… ну, да и так  сойдет.  -  Юкенна
торопливо облачился в длинный кафтан. - А вот украшений многовато.  Я  -
посол, а не невеста на выданье. Вот это - лишнее… и вот это тоже… а  вот
это тем более!
   Он отодвинул от себя все три перстня.
   - Колец я сегодня надевать не собираюсь, - почти промурлыкал он. -  В
другой раз - да. Но только не сегодня.
   - Юкенна, - запротестовал Хакарай, - так нельзя. Так не  принято.  По
последней моде человек твоего ранга  просто  обязан  носить  кольца.  Ты
будешь похож на провинциала.
   - Хоть на макаку облезлую, - отрезал  Юкенна.  -  Никаких  колец.  Не
шипи,  Кобра.  Это  тебе  нельзя,  а  мне  можно.  За  мной  так  прочно
закрепилась слава шута, что это сочтут еще одной моей выходкой. Только и
всего.
   - Будем надеяться, - только и сказал Хакарай, выходя из комнаты вслед
за Юкенной.
   Хакарай прекрасно понимал, что неспроста Юкенна отказался  от  колец.
Но выспросить у друга детства, что тот задумал, он не успел, а позже ему
не представилось возможности: в паланкине не особенно и побеседуешь.  То
есть поговорить, конечно, можно… но только о том, что обязано достигнуть
посторонних ушей. Поэтому Хакарай смирил свое  любопытство  до  поры  до
времени и заговорил о том, чего на самом деле никогда не происходило,  -
как они с Юкенной и условились.
   - Ты не боялся, что разбойники тебя убьют? - негромко спросил он, как
бы продолжая прерванную беседу. Этот тон и голос  был  им  отработан  за
годы дипломатической службы до безупречности. Чуть тише - и его никто не
услышит. Чуть  громче  -  и  тем,  кто  подслушивает  его,  не  придется
напрягать слух, а подобная неосторожность всяко подозрительна.
   - Было дело, - в тон  ему  очень  доверительно  признался  Юкенна.  -
Особенно когда они  сообразили,  что  я  и  есть  тот  пропавший  посол,
которого всюду ищут.
   Паланкин колыхался  в  прежнем  ритме.  Ни  один  из  носильщиков  не
вздрогнул, не замедлил шаг, не сбился  невольно  с  ноги.  Но  Юкенна  и
Хакарай не сомневались: их слова услышаны.
   - Надо же, до чего неудачно получилось, - вздохнул Юкенна. - Господин
Главный министр хотел оказать мне особый почет, а взамен я едва с жизнью
не расстался. Ведь обычно встречами иноземцев ведает господин  Дайритэн.
Если бы он выехал меня встречать, никто бы меня не похитил.
   -  Это  верно,  -  глубокомысленно  подметил  Хакарай.   -   Похитить
иноземного посла - дело невыгодное и опасное, а вот похитить человека из
свиты министра - затея неглупая. Кого попало министры в своей  свите  не
держат, значит, можно рассчитывать  на  богатый  выкуп.  И  на  то,  что
министр, опасаясь огласки, предпочтет это дело замять. Искать виновников
он, конечно, будет… только они успеют далеко уйти еще до начала поисков.
   Юкенна с трудом удержался от смеха: Кобра-Хакарай излагал соображения
несуществующих разбойников с таким знанием дела и воодушевлением, словно
собирался отныне зарабатывать на жизнь, похищая людей из  свиты  здешних
министров.
   Поскольку все, что должно быть сказано в расчете на подслушивание,  и
было сказано, дальнейшая беседа приняла исключительно светский характер.
Юкенна живописал красоты природы Загорья - впрочем, вполне искренне, - а
Хакарай ответствовал в том смысле, что восхитительные ландшафты  -  это,
конечно, хорошо, но  захолустье  есть  захолустье,  а  по  сравнению  со
столицей любая другая местность, даже сколь угодно красивая, и  является
таковым.  Зато  столичная  утонченность   всенепременно   порадует   его
высочество Юкенну, и уж особенно ему  понравится  дворец  короля  Югиты.
Это… это нечто несравненное! Юкенна покладисто соглашался, что он и  сам
ждет не дождется возможности узреть королевский дворец, -  и  опять-таки
не очень лгал при этом. Ему и в самом деле  было  любопытно  посмотреть,
какой дворец выстроил себе король, вступивший на  престол  в  пятнадцать
лет, после  того,  как  снес  до  основания  ненавистный  дворец  своего
полубезумного отца. Юкенна слышал, что ни один камешек, ни одна  щепочка
из прежнего дворца  не  пропала  даром:  что-то  было  использовано  для
починки сторожевых башен, что-то  -  для  укрепления  главной  дворцовой
стены. Золото и серебро в первый же день царствования Югиты  отправилось
под монетный пресс. Драгоценности по большей части перекочевали в казну.
О  характере  нового  короля  это  говорило  многое.  Любопытно,   очень
любопытно будет взглянуть на новый дворец, на этот воплощенный в камне и
дереве символ нового царствования. Посмотреть на душу короля раньше, чем
увидеть его самого. Да и похвалы Хакарая, насколько Юкенна  мог  понять,
звучали довольно-таки искренне. Тем более любопытно будет посмотреть  на
это чудо.
   Возможность такая ему вскоре представилась. Носильщики  с  паланкином
остановились у главных дворцовых ворот, и Хакарай молча тронул Юкенну за
плечо: пора, мол,  вылезать.  Юкенна  вылез  из  паланкина  без  особого
изящества: вот уже почти десять лет он передвигался почти  исключительно
верхом. От долгого сидения в паланкине у него заломило поясницу. Он было
направился к воротам, но Хакарай остановил его.
   - Не спеши, - предостерег Хакарай. - У тебя нет входного талисмана, и
ты попросту заблудишься в королевском саду. Сейчас за нами  пришлют  еще
один паланкин и отнесут прямехонько к самому дворцу.
   - О Боги, - вздохнул Юкенна.  -  Не  слишком  ли  много  роскоши  для
пришельца из Загорья?
   Однако он безропотно сел в паланкин и столь же безропотно покинул его
по команде Хакарая уже возле входа во дворец.
   Снаружи дворец не производил особого впечатления. Прежде всего он  не
отличался высотой - сторожевые башни по углам замковой стены, да и  сама
стена были значительно выше. Взоры вновь  прибывших  ласкал  не  столько
дворец, сколько сад, устроенный  и  в  самом  деле  с  отменным  вкусом.
Насыпные горки и небольшие искусственные  водопады,  тенистые  уголки  и
восхитительные беседки…
   - Успеешь еще на сад наглядеться, - прервал Хакарай раздумья  Юкенны.
- Идем. Король не любит опозданий.
   Юкенна последовал за Хакараем -  и  только  сила  воли  помешала  ему
отстать на полдороге. Внутреннее убранство дворца короля Югиты и  впрямь
являло собой весьма примечательное зрелище.
   Дворцовые  переходы  не  блистали  золотом,  не  поражали  безвкусной
затейливой лепниной, не впечатляли агатовыми  стенами  или  малахитовыми
сводами. Стены самые обычные… зато их  роспись  ошеломила  даже  Юкенну.
Фрески были выполнены с большим мастерством. По  большей  части  на  них
были изображены пейзажные сцены: мостик перекинут через ручей, а на  нем
о чем-то беседуют две красавицы… охотник натягивает лук…  олень  выходит
на опушку  леса…  птица  слетела  с  вершины  дерева…  вроде  бы  ничего
особенного.  Вот  только  взмах  руки  охотника   непостижимым   образом
продолжается в плывущем облаке в следующей картине, изгибается  плавными
складками шали, стремительно ускоряется в ударе  тигриной  лапы…  стоило
взглянуть хотя бы на  одну  из  фресок,  и  оторвать  от  них  глаз  уже
невозможно.  Скрытое  движение,  невидимая   линия   заставляли   взгляд
следовать за общим ритмом картины.
   - Ты прав, - прошептал Юкенна, с трудом оторвавшись от созерцания,  -
это и впрямь нечто  неслыханное.  Должно  быть,  эти  художества  дорого
обошлись его величеству.
   - Не особенно, - почти не разжимая губ, ответил  Хакарай.  -  Я  тебе
потом расскажу. Постарайся не глазеть по сторонам.
   - Это я уже понял, - тоже почти беззвучно ответил Юкенна.
   Возле высокой двери Хакарай  остановился  и  что-то  негромко  сказал
человеку в длинном облачении из тяжелого крученого шелка. Тот  кивнул  и
распахнул дверь.
   - Его светлость  господин  посол  Хакарай!  -  возгласил  он.  -  Его
высочество принц Юкенна, посол в Загорье!
   Зал для больших королевских приемов  не  украшала  роспись.  Светлое,
причудливого рисунка дерево, светлая бронза стройных оконных  решеток  и
подсвечников, самая малость  позолоты,  перламутр  и  затканные  золотом
драпировки - наверняка взятые еще из старого дворца: в новом  золота  не
так-то много. Да, этот зал тоже кое-что говорит о короле  Югите.  Юкенна
сам рос во дворце и прекрасно знает, что придать двору блеск и пышность,
не влезая в серьезные затраты, -  искусство  редкостное,  и  ведомо  оно
далеко не каждому правителю. Акейро был большим мастером на такие  дела.
Югита, оказывается, тоже - хотя и совершенно в  другом  роде.  Убранство
зала не потребовало от короля  новых  налогов.  А  между  тем  сочетание
золотистых тонов, небольшого количества золота и перламутрового мерцания
создает удивительное впечатление простора, света и легкости - но  вместе
с тем и надежности…
   Все это промелькнуло в голове Юкенны за какую-то долю минуты. А потом
толпа придворных расступилась, и Юкенна увидел короля.
   Следуя правилам дворцового церемониала, Юкенна  согнулся  в  глубоком
неспешном поклоне. Сердце его бешено колотилось от  предчувствия  удачи.
До сих пор он еще мог сомневаться, хорош ли придуманный им план.  Теперь
он был твердо уверен: план безупречен. Окажись король Югита хоть немного
иным, и замысел Юкенны был бы  обречен  на  провал.  Но  Югита  оказался
именно таким, каким  Юкенна  и  ожидал,  -  даже  больше,  чем  он  смел
надеяться, лихорадочно вспоминая все сведения о короле, собранные им  за
годы посольства в сопредельном Загорье.
   Невысокий.  Холодноглазый.  Утративший  юношескую   угловатость,   но
по-прежнему гибкий. Движения плавные. Очень плавные, как у многих людей,
вынужденных скрывать свою порывистость. Впечатление такое, словно  огонь
пожелал притвориться водой. В результате текучая мягкость этих  движений
напоминает сокрушительно тяжкое течение расплавленного металла.
   Король Югита, с восторгом подумал Юкенна, низко склонясь  перед  ним,
очень опасный человек. Хвала Богам. Это именно тот человек, который  мне
нужен.
   - Рад видеть вас в добром здравии, - произнес  король,  когда  Юкенна
выпрямился. Голос у него был низкий и  сильный  -  голос  военачальника,
привычный перекрывать большие расстояния, но без обычной  для  командира
профессиональной хрипотцы. Хотя говорил король негромко, слышно его было
во всех концах огромного зала.
   Голос военачальника? Нет… скорее голос актера! Удача,  яростно  думал
Юкенна, удача, удача! Этот человек - куда лучший актер, чем я или Тагино
вместе взятые. На такое везение я и надеяться не смел!
   - Я счастлив,  что  доставил  вашему  величеству  эту  радость,  -  с
изысканной церемонностью ответил Юкенна. - По правде говоря,  я  потерял
всякую надежду… особенно когда услышал, как  мои  похитители  обсуждают,
как именно меня следует убить.
   - И все же вам удалось спастись? - улыбнулся  король.  -  Расскажите,
каким образом?
   - Увы, ваше величество, - вздохнул Юкенна,  -  моей  заслуги  в  этом
ровным счетом никакой.
   И Юкенна принялся враль,  глядя  королю  прямо  в  глаза  -  дерзость
неслыханная. Но и король не отводил взгляда от Юкенны. И  в  глазах  его
посол видел понимание. Да, король прекрасно понимает, что все, сказанное
Юкенной, - сплошная ложь. Но вслух этого не скажет. Ибо  ложь  посла  не
противоречит  его  интересам.  Она  снимает  с  короля  всякую  вину  за
исчезновение высокого гостя, она помогает  избежать  войны  -  и  король
примет эту заведомую ложь и поддержит ее. Конечно, он захочет узнать  не
только официальную версию, но и подлинную историю - вот почему так важно
любой ценой избегать свидания с королем наедине. Иначе  господин  Тагино
нанесет  удар  раньше,  чем  Юкенна  будет  готов  его  отразить.  Нужно
дождаться подходящего момента… а до тех пор - никакой правды! Ни единого
слова правды!
   Лгал Юкенна, как и положено  всякому  уважающему  себя  дипломату,  с
большим вдохновением. Он повествовал о том, как его, сонного, в  поисках
выкупа похитили разбойники, приняв по ошибке  за  богатого  вельможу  из
свиты министра. Как разбойники узнали о своей ошибке и со страху едва не
убили  чужеземного  посла,  ибо  выгоды  от  его   поимки   никакой,   а
неприятностей от него не оберешься. Как здравый смысл все же возобладал,
и разбойники, опоив пленника сонным зельем, скрылись, разрушив тот домик
в лесу, где они все это время содержали пагубную добычу. Как он, Юкенна,
очнувшись в незнакомом месте, долго блуждал сначала по лесу, а  потом  и
по разным другим местам, опасаясь назваться раньше, чем он доберется  до
посольства, чтобы не попасть ненароком в руки каких-нибудь злонамеренных
интриганов. Рассказывал Юкенна все это с  такой  обезоруживающей,  почти
простодушной искренностью, что никто и не помыслил бы усомниться. Никто,
кроме короля. Ибо королю Юкенна смотрел прямо в  глаза.  Это  все  ложь,
говорил его взгляд. Это ложь. Но я скажу правду. Не здесь. Не сейчас.  И
все же я скажу правду. Клянусь. Пойми. Поверь.
   Король слегка наклонил голову. Уголки его губ осенила  чуть  заметная
улыбка. Все было принято как должно - и явная ложь, и обещание правды.
   Только  теперь  Юкенна  осмелился  отвести  взгляд  и  посмотреть  на
остальных слушателей. Вернее, на одного-единственного слушателя.
   Лицо  господина   Главного   министра   Тагино   выражало   безмерное
сострадание мукам несчастного посла, проистекшим в известном  смысле  по
его вине. Но взгляд его был неотрывно устремлен на руки Юкенны. Руки, то
и дело выразительным жестом взмахивающие в такт повествованию. Руки,  на
которых не было ни одного кольца.
   Юкенна улыбнулся господину  Главному  министру  с  поистине  чарующей
доброжелательностью и очень медленно поправил волосы. Обеими руками.
   - Одним словом, все хорошо, что хорошо кончается, - заключил  Юкенна,
обращаясь к Тагино. - Не правда ли, ваша светлость?
   Больше всего на свете господину Главному министру  хотелось  схватить
массивный мраморный стол и грохнуть его об стену. Пожалуй, у Тагино даже
хватило бы  сил  воплотить  это  неординарное  желание  -  такая  дикая,
безысходная ярость переполняла его. Но он не мог этого сделать.  Не  мог
даже стукнуть кулаком по тщательно  отполированной  столешнице.  Не  мог
выругаться или хотя бы нахмуриться. Он давно  отвык  давать  себе  волю.
Господин Главный министр попросту не умел проявлять какие бы то ни  было
чувства. А чувств было много - и любое из  них  обратило  бы  в  бегство
целую армию с воплями ужаса, вырвись оно на свободу.
   Давно уже удалился слуга, пожелавший своему господину спокойной ночи,
давно догорела свеча, а Тагино не спал. Это он-то, повелитель всех своих
чувств и властелин собственного тела! Ничего  не  поделаешь,  не  спится
господину министру. Стоит закрыть глаза, и мысленному взору Тагино вновь
представляются эти руки - сильные, гибкие, выразительные. Их жесты мягки
и округлы, в движениях  столько  завораживающей  плавности.  Руки  такой
красоты в украшениях не нуждаются: и без  колец  видно,  что  обладатель
этих рук не землепашец. Руки, открытые до  самого  запястья.  Обнаженные
руки. До чего издевательски небрежный взмах -  взмах  непристойно  голой
правой руки. Руки, на которой нет ни одного кольца. Взмах, указующий  на
него, на господина Главного министра Тагино.
   Воображаемая рука вновь взметнулась в воздух, как-то особо насмешливо
описала полукруг  и  беззвучно  прищелкнула  пальцами.  Тагино  мысленно
изрыгнул  проклятие,  встал,  бесшумно  подошел  к  окну   и   раздвинул
скользящие ставни. Надо же, а ведь кто-то считает лунный свет призрачным
- глупцы! Он плотный и тяжелый, его яркость  почти  весома,  в  нем  нет
ничего бесплотного. Великолепный, восхитительный, яростный лунный  свет,
изгоняющий призраков! Синюшная лоснящаяся белизна шелка. Блики, дрожащие
на полированной поверхности красного дерева…  нет,  уже  не  красного  -
почти черного, черного смутной чернотой осенней реки. Резкие острые тени
поперек словно вылинявшего мрамора. Лунный свет, навязчивый,  как  запах
ночных  Цветов.  Благословенный  лунный  свет,  такой   простой,   такой
понятный, Даже уютный. Ничего загадочного или угрожающего.  Угрожающего…
как взмах обнаженной  руки  с  едва  заметной  светлой  полоской  вокруг
среднего пальца.
   Значит, все-таки было кольцо! Там,  во  время  большого  королевского
приема, Тагино чуть было не решил, что  при  первой  встрече  с  Юкенной
кольцо ему попросту примерещилось. Но нет, раз кольцо оставило  след  на
руке, значит, когда-то оно там красовалось На том самом месте, где его и
увидел Тагино. Нет-нет, память работает исправно, она не подвела Тагино.
   Встречая Юкенну, Тагино первым делом  бросил  беглый  взгляд  на  его
руки. Не потому, что ожидал не  узреть  своего  подарка,  а  просто  для
порядка. Наговорный перстень был там, где ему и  надлежало  быть,  -  на
правой руке жертвы. Тот самый перстень. Юкенна не любил носить кольца  -
что он сегодня и продемонстрировал, - а это кольцо сидело на его  пальце
так ловко, будто Юкенна родился с ним.
   Вид наговорного перстня, приятно поблескивающего на руке ненавистного
принца-гадальщика, принес господину министру редкостную радость. Вот  ты
и попался, посол! Скоро, очень скоро ты станешь  предателем,  презренным
убийцей. Ты убьешь короля  Югиту.  И  новый  король  из  старого,  почти
угасшего рода велит казнить тебя и пойдет войной на твою страну. И  даже
если