а возле  двери,  можно  подумать,
что Инсанна заходил сюда только вчера. Отрадно видеть столь трогательную
преданность традициям. В общем-то забавное обыкновение, зато как приятно
каждый раз  садиться  за  тот  же  самый  стол,  а  не  за  какую-нибудь
новомодную придумку. Инсанна был бы немало удивлен, узнай он, что именно
ему "Ветка ивы" и обязана своим внешним видом. Он  изредка  захаживал  в
это  заведение  -  и  многие  поколения  владельцев  попросту  не  могли
осмелиться что-то изменить. С великим  Инсанной  шутки  плохи.  Кто  его
знает, как именно он поразит и заведение, и  его  злополучного  хозяина,
придись ему  что-либо  не  по  нраву.  Убранство  зала  не  менялось  на
протяжении  вот  уже  почти  пяти  веков.  Если   какой-нибудь   предмет
обстановки ветшал до полной непригодности, его заменяли точно таким  же.
Того, что  подавали  в  "Ветке  ивы",  никто  и  нигде  не  готовил  уже
давным-давно. Разве что самые  денежные  и  самые  старые  из  столичных
придворных в тщетной  надежде  вспомнить  утраченную  молодость  изредка
приказывали подать к своему столу что-либо подобное, да немногие молодые
любители экзотики захаживали в "Ветку  ивы",  дабы  подивиться  странным
вкусам своих предков. "Ветка ивы" терпела колоссальные убытки;  по  сути
дела, она была самым убыточным заведением в столице. Закрыть  бы  ее,  и
весь сказ… но все владельцы до единого панически боялись даже  помыслить
о том, чтобы ликвидировать треклятую обузу и дать  деру.  Если  Инсанна,
решив пообедать в городе, не найдет заведения на  привычном  месте…  кто
его знает, до каких пределов может дойти гнев разъяренного мага? Инсанна
и не подозревал, что самым  страшным  проклятием  среди  торговых  людей
столицы было: "Чтоб тебе "Ветку ивы" в наследство получить!"
   Тем более причуд и предпочтений Инсанны не забывал ни один  владелец.
Даже те, кто ни разу в жизни  не  удостаивался  посещений  мага,  всегда
держали под рукой пергамент с записью  всех  его  заказов  за  все  века
существования многострадальной "Ветки". Не прошло  и  нескольких  минут,
как на столе перед Инсанной  возникла  первая  перемена  блюд:  щупальца
кальмара под сладким пряным маринадом, соленые  листья  черноягодника  и
некое сложное  блюдо  с  умопомрачительным  названием  "Сон  дракона  на
тыквенном поле". Инсанна благостно улыбнулся, кивком отпустил  замершего
навытяжку слугу и принялся за  еду.  Издали  за  ним  тоскливо  наблюдал
хозяин, то и дело хватаясь попеременно за сердце и за  толстенькое  свое
пузико. Руки его дрожали, и пузо владельца  сотрясалось  от  каждого  их
прикосновения.
   Повара не подвели. Приготовлено было на славу. Вкус и аромат поданных
яств пробуждал аппетит, тонко намекая на предстоящие кулинарные радости.
Инсанна вмиг расправился с закусками и откинулся назад в ожидании второй
перемены. Хозяин вновь схватился за сердце  и  отчаянно  закивал  слуге,
поторапливая молодого бездельника.  Ишь  навострился  отлынивать!  Нашел
кого ждать заставлять!
   Тем временем возле дверей кухни послышался грохот посуды,  звон,  шум
падения, ругань и заливистый смех кухонных мальчишек. У хозяина от ужаса
не на шутку защемило сердце. Он не вскрикнул  даже,  а  как-то  особенно
бессмысленно булькнул. Остолопы проклятые, вот ведь  время  выбрали  для
своих шуточек! Хотя кто  мог  знать,  что  Инсанна  вздумает  наведаться
именно сегодня?
   Особым спросом услуги "Ветки ивы" не пользовались, наплыв посетителей
не вынуждал прислугу трудиться в полную силу, жизнь  у  слуг  и  поваров
здесь была скучновата, и они развлекались, как могли, благо времени хоть
отбавляй. Шуточки их не были особо замысловатыми. Обычные розыгрыши,  не
более. Что может быть проще, чем разлить украдкой масло и потом  немного
посмеяться над тем, кого угораздит вляпаться  в  масляную  лужу?  Иногда
поскользнуться случалось самому виновнику происшествия,  забывшему,  где
именно разлито масло. В таких случаях челядь радовалась особенно  бурно.
Но чаще  всего  жертвой  подобных  выходок  оказывался  один  и  тот  же
туповатого вида парень из  ближней  деревни,  приставленный  хозяином  к
мытью полов и уборке грязной посуды со стола. По случаю  визита  Инсанны
все слуги стереглись, под ноги глядели с  превеликим  тщанием,  чтоб  не
споткнуться ненароком.  Кто  еще,  кроме  придурка  этого  деревенского,
способен наступить на разлитое масло в такую минуту!
   Мало того, у мерзавца даже промолчать ума не хватило. Остатки  соусов
и маринадов текли по его волосам, с кончика  носа  свисала  мандариновая
кожура. Ему бы тихонько убраться на кухню и там почиститься - авось  все
бы и обошлось. Но он вскочил, тряся  головой  в  порыве  ярости.  Брызги
соуса полетели во все стороны. Слуги вновь разразились хохотом - кто  от
страха, а кто и впрямь не мог удержаться при виде разъяренного  парня  с
выпученными глазами. Когда же он переломил об колено черенок метлы  и  с
воплями принялся гоняться за насмешниками по всему заведению,  никто  из
слуг даже под страхом смерти не смог бы прекратить повизгивающий  хохот.
Хозяин тоненько булькнул и мягко осел прямо в разлитое масло  вперемешку
с объедками. К истерическому  хохоту  слуг  присоединился  нервный  смех
немногочисленных посетителей.
   Понаблюдав немного, Инсанна приподнял руку, и все замерло.
   - Поди сюда, - произнес Инсанна, и парень  опустил  обломок  метлы  и
подошел. Тупая ярость в его взгляде погасла, сменившись страхом.
   Чуть склонив голову набок, Инсанна изучал слугу,  даже  не  дав  себе
труда скрыть это от него.
   -  Хорош,  -  изрек  свой  приговор   Инсанна.   Голос   его   звучал
невыразительно:  то  ли  ободряет,  то  ли  одобряет,  то  ли   попросту
издевается. Парень испуганно дернулся.
   - Лицо утри, - сухо потребовал Инсанна. Он уже не смотрел  на  слугу.
Пока  парень  судорожно  утирался  полой   одежды,   Инсанна   задумчиво
разглядывал кончики своих пальцев.
   - Замечательно, юноша, - рассеянно произнес он. - Толк будет. Подойди
поближе. Да иди же, не бойся. Я думаю,  сегодня  над  тобой  смеялись  в
последний раз.
   Страх  покинул  лицо  парня,  сменившись  такой  откровенной   жаждой
расквитаться с обидчиками, что она напугала всех, кто только был в зале,
не меньше, чем присутствие Инсанны, - а возможно,  и  больше.  Никто  из
замерших от страха и отвращения слуг или посетителей никогда не  обладал
волшебными силами и не представлял себе, что значит быть волшебником, но
каждый хоть раз в жизни да испытывал мстительную злобу.  Инсанна  внушал
страх не только своей мощью, но и загадочной  таинственностью;  то  была
угроза жуткая, но в некотором смысле умозрительная.  Парень  был  ближе,
понятнее. Он представлял собой опасность несоизмеримо меньшую  -  но  от
того лишь более реальную.
   - Легко смеяться над тем, кто не такой, как все,  верно?  -  произнес
Инсанна, по-прежнему любуясь своими ногтями. - Но если  жертва  в  силах
защитить себя, шутка становится куда интереснее. Каждый  человек  должен
уметь защищаться, правда?
   Парень спазматически сглотнул, кивнул и сделал шаг вперед.
   - Постой! - донеслось из-за соседнего столика.
   Ну-ну. Инсанна медленно обернулся и с интересом взглянул, кто же  это
осмелился его перебить. У кого храбрости хватило. Или глупости.
   Из-за  столика  поднялся  худощавый  юноша.  Лицо  его  было  бледно,
унизанные перстнями пальцы дрожали, но голос звучал твердо.
   - Послушай, парень,  -  с  трудом  выговорил  юноша.  -  Послушай.  Я
понимаю, тебе неприятно, что  над  тобой  смеются.  Но  этой  помощи  не
принимай. Нельзя пить отравленную воду. Даже если умираешь от жажды.
   Вот бы кого Инсанна ни за что не заподозрил в  храбрости.  Балованный
изнеженный щенок, сын своих родителей, а пуще того их денег и знатности.
Холеный, дорого разодетый любитель старины, в коей он по  молодости  лет
ни бельмеса не смыслит. Неглуп, следует признать. Но храбрость?..
   - Я милостив сегодня, - мягким шепотом выдохнул Инсанна.
   Юноша покачнулся и упал на стул, сжимая виски  побелевшими  пальцами.
Если до сих пор каждое слово давалось ему с трудом, то теперь он  просто
не мог говорить от боли. Головная боль еще долго будет мучить его - пока
не смирится, пока не закается раз и навсегда встревать  в  дела  великих
мира сего, а уж Инсанны в особенности.
   - Иди сюда. - Инсанна вновь повернулся к незадачливому  парню.  -  Ты
сможешь себя защитить, я тебе обещаю. Над  волшебником  никто  не  будет
смеяться. Никто не посмеет.
   Предвкушение   расплаты   сменилось   на    лице    парня    радостью
удовлетворенной  мести,  словно  бы  он  уже  совершил  ее.  Рот  его  в
изумленном восторге приоткрылся, и он вновь шагнул к Инсанне.
   Юноша за  соседним  столиком  был,  по  всей  очевидности,  человеком
незаурядным: он нашел в  себе  силы  издать  протестующий  стон  и  даже
ухитрился отнять руку от виска и  умоляюще  протянуть  ее  к  парню.  На
мгновение  Инсанна  даже  восхитился  его  мужеству  и  дал  себе  зарок
разузнать о нем поподробнее: вот кем стоит заняться в первую очередь.
   В отличие от Инсанны парень даже  не  заметил  протянутой  к  нему  в
отчаянии руки. Какое там! Он сейчас только о том и  думает,  как  станут
перед ним пресмыкаться в самом ближайшем будущем недавние обидчики. Хоть
пополам его разруби, не заметит. Он был страшен  -  но  и  смешон;  куда
смешнее, чем давеча с мандариновой коркой на потном носу. Давно  Инсанна
не видывал ничего более смешного. Лишь  с  большим  трудом  он  сохранил
серьезность, когда рука парня протянулась к нему  ладонью  вверх,  будто
сила - это милостыня, и ее можно выклянчить.
   Пальцы Инсанны мутно  засочились  силой.  Одному  ему  зримая  густая
вязкая капля медленно стекла с них на растопыренные  пальцы  этой  нагло
подставленной руки, впиталась и исчезла во мгновение ока.
   Парень заорал и отдернул руку. Кончики его  пальцев  словно  кислотой
обожгло, они вспухли, кожа до самой ладони шелушилась и облезала.
   - Пожалуй, хватит с тебя, - наставительно  произнес  Инсанна.  -  Еще
хоть самую малость, и лопнешь от собственной силы.
   - Больно, - дуя на пальцы и давясь слезами, пожаловался парень.
   - Переживешь, - скривился  Инсанна.  -  Зато  тем,  кто  вознамерится
смеяться над тобой, будет гораздо больнее. Ты ведь этого хотел?
   Он положил плату за обед на стол и встал. Хотя он успел съесть только
закуски, аппетит у него пропал,  да  и  интерес  к  незадачливой  жертве
насмешек внезапно покинул Инсанну. Он направился к выходу и лишь у самой
двери обернулся.
   - Да, и вот еще что, -  бросил  он  напоследок.  -  Не  вздумай  руку
тряпками обматывать или припарки ставить. Не поможет.
   С этими словами он покинул "Ветку ивы",  захлопнул  за  собой  дверь,
отвязал  от  коновязи  своего  коня,  сел  в  седло  и  спокойной  рысью
проследовал домой, в Замок Пленного Сокола.
   Покачиваясь в седле, Инсанна вспоминал то жадно протянутую  за  силой
руку, то сведенные болью  тонкие  пальцы  в  перстнях.  Тупоумный  слуга
занимал его мысли лишь в самой малой степени. Зато мальчишка за соседним
столиком… Инсанна удовлетворенно  улыбнулся,  представив  себе,  как  он
катается по грязному полу от невыносимой боли и судорожно пытается  хотя
бы зарыдать. Или валяется в обмороке, безвольно раскинув руки.  Едва  ли
он при смерти, хотя… наверняка за всю свою жизнь он не испытывал и сотой
доли подобных мучений. Маленький упрямец. Мало  ему  было  одного  раза,
опять возражать вздумал. Инсанна вспоминал его почти с нежностью.  Такой
будет упорствовать до конца. До самой смерти. Именно такой ему и  нужен.
Мстительный глупец позабавил его - но и только. Не то чтобы  его  нельзя
было использовать - можно, он сам так и  просится,  да  пользы  от  него
никакой. А вот юный упрямец… ничего, скоро он станет совсем сговорчивым.
Вряд ли он сможет вытерпеть долго. Еще день, ну два, и  ради  избавления
от боли он что угодно сделает. И  это  не  ученый  маг,  всю  силу  воли
растерявший за тупым повторением одних и  тех  же  приемов.  Характер  у
парня определенно есть. Инсанне очень нужен человек с характером. Именно
он и займется другим парнем с характером. Как  только  Инсанне  доставят
Кенета, он  тут  же  заставит  одного  мальчишку  обрабатывать  другого.
Упрямый спорщик быстро сойдется коротко с Кенетом: оба они молоды, и  он
легче найдет слова, забирающие за живое молодого еще мага,  не  знающего
толком своей силы. Столько искренности, прямоты… самые  нужные  качества
для соблазнителя. Похоже, не только силы, но и везения у Инсанны сегодня
прибавилось. Когда порученец Инсанны, побеседовав с  Кенетом,  ухитрился
потерпеть поражение там, где это казалось  невозможным,  Инсанна  решил,
что переубедить сопляка, соблазнить его  просто  невозможно.  А  значит,
наглого мальчишку придется не уговаривать, а ломать. В  восторг  Инсанна
по этому  поводу  отнюдь  не  пришел:  сломанная  вещь,  конечно,  может
сгодиться в хозяйстве, но сломанное - оно и есть сломанное. Досадно, что
и говорить, но лучше уж не совсем исправное приобретение, чем  никакого.
Инсанна никогда  не  тешил  себя  несбыточными  надеждами  и  без  труда
смирился с неприятной неизбежностью. Решение  уничтожить  Кенета  далось
Инсанне с большим трудом, но иного выхода не было. И вот  он,  выход,  о
котором Инсанна даже и не мечтал.  С  такой-то  силой  он  с  мальчишкой
справится шутя. Можно не торопиться, не требовать у императора смертного
приговора. Достаточно указа о поимке. А когда мальчишку доставят к нему,
ломать не придется. Хватит  с  него  и  разговоров.  Им  займется  самый
подходящий человек - честный, прямой, искренний и по  молодости  лет  не
слишком умный. И ведь где встретить этого нужного человека привелось - в
"Ветке ивы"! Удивительное просто везение!
   Положительно, надо  почаще  обедать  в  подобных  местах!  Сначала  в
"Весеннем рассвете" Инсанна повстречал Кенета, а сегодня в  "Ветке  ивы"
он нашел человека, который для него справится  с  Кенетом.  Удивительное
все-таки везение.
   В упоении от собственной удачливости Инсанна даже и не  подумал,  что
на самом деле  с  Кенетом  в  "Весеннем  рассвете"  ему  не  очень-то  и
посчастливилось. Раньше он изгнал бы подобную мысль усилием воли. Теперь
же она просто не пришла ему в голову.

***

   На душе у Кенета было тихо и спокойно, как после наводнения. Он  сам,
своей собственной рукой, уничтожил мир сбывшихся желаний. Возможно, весь
этот пригрезившийся мир был сплошным обманом. Даже наверняка. Но  думать
об этом Кенету  сейчас  не  хотелось.  Боль  утраты  иссякла  вместе  со
слезами, но память об увиденном не покидала Кенета. Она  застила  глаза,
она была ярче ослепительного сияния  снегов.  Кенет  шел,  вперив  сухие
глаза в несуществующее, не в силах даже горевать о том, что для него оно
уже никогда не сбудется. Обратной дороги он не помнил.  Очевидно,  Лихие
Горы все же хранили его: он не только никуда не  свалился,  но  даже  не
споткнулся ни разу.
   Он не знал, какими словами он  расскажет  Толаю  о  Черном  Камне,  и
сомневался, что вообще станет рассказывать.
   Вид поселения мигом отрезвил его.
   Кенет еще на подходе к поселению ощутил  беспричинную,  казалось  бы,
тревогу. Ощутил, но не осознал, не задумался, что же именно  встревожило
его. Взгляд его отрешенно скользнул окрест и вновь вернулся к созерцанию
мысленных картин. Кенет не заметил ничего тревожного. Вообще ничего.
   Даже струйки дыма от затопленных очагов.
   Дом, над которым зимой не поднимается ни струйки дыма, мертв.  В  нем
никто не живет. Люди ушли или  умерли,  и  дом  медленно  остывает,  как
мертвое тело  -  еще  недавно  такое  теплое,  полное  жизни,  а  теперь
бездыханное, неподвижное.
   Но ведь не мог же весь клан Седого Лиса помереть или сняться с  места
в одночасье! Или мог?
   Кенет  вбежал  в  дом,  задыхаясь  от  тревоги.  На   мгновение   ему
показалось, что произошло наихудшее. Куда ни кинь взгляд, везде вповалку
тела в самых немыслимых позах. Живой  человек  не  устроится  соснуть  в
таком положении. Это мертвому безразлично, куда  упасть  и  как  лежать.
Что-то страшное, немыслимое разразилось  над  поселением,  покуда  Кенет
упивался грезами о мире сбывшихся желаний.
   Онемевший от горя Кенет нагнулся к одному  из  тел  -  и  отпрянул  в
изумлении. Предполагаемый мертвец тихо, но явственно  похрапывал.  Кенет
судорожно вздохнул и нагнулся к другому. Тихое сонное дыхание скользнуло
по его щеке.
   Боясь довериться внезапно вспыхнувшей  надежде,  Кенет  обошел  всех,
наклонился к каждому. Когда он закончил обход, колени его подогнулись, и
он опустился возле остывшего очага, обессилев  от  неожиданной  радости.
Живы. Все живы. Все до одного попросту уснули. Это просто сон.  Хотя  не
так и просто обстоит дело в Лихих Горах, если речь идет  о  сновидениях.
Вероятно, недаром на все поселение напал  повальный  сон,  недаром  всех
сморило, да так быстро, что никто даже не добрался  до  шэна.  Вероятно,
стоит об этом расспросить Толая  после  пробуждения.  Но  с  расспросами
можно и обождать. Это все-таки не  главное.  Главное,  что  все  живы  и
ничего страшного не случилось.
   Кенет встал и отправился за дровами. Иначе,  когда  его  сородичи  по
хлебу проснутся, им будет очень холодно.
   Память о мире сбывшихся желаний отчего-то  потускнела,  поблекла.  Он
уже не казался таким привлекательным. Когда Кенет  вновь  зажег  угасший
было огонь, он окончательно забыл  о  том,  что  ему  привиделось  возле
Черного Камня, и больше никогда не вспоминал.

Глава 21
АРИТЭЙНИ

   Странный сон сморил не только клан Седого Лиса. Все  обитатели  Лихих
Гор уснули средь белого дня. Сон они  увидели  один  и  тот  же.  Первый
свободный сон, ничем не  замутненный,  не  потревоженный.  И  каждый  из
спящих знал, что и остальные видят то же, что и он, и  слышат  такое  же
повеление. Трудно в одночасье забыть многовековую вражду… ну да с Горами
не поспоришь. В Лихие Горы пришел мир.
   Видели спящие и того, кто этот мир принес. Сон позволил им  узнать  о
Кенете многое. И откуда он, и кто таков, и то, чего  он  о  себе  и  сам
покуда не знает, и почему говорить ему об этом нельзя. Видели  и  то,  о
чем можно сказать: куда и когда должен направить свои стопы Освободивший
Сны.
   Вот и получилось, что пробудившиеся горцы обращались со  своим  сыном
по хлебу, как и прежде. Хотя каких усилий  им  стоило  сохранить  тайну,
лучше даже не думать. Кенет об этих усилиях так и не узнал.
   Прожил он в клане Седого Лиса долго,  несмотря  на  уставный  запрет.
Зимой, понятное дело, по снегу недалеко уковыляешь.  Но  даже  по  весне
Кенету уйти так и не удалось. Сколько уже раз собирался -  и  словно  не
пускало что-то, тянуло остаться, властно шептало: "Не время еще".  Кенет
хорошо помнил, отчего устав  запрещает  магу,  не  нашедшему  еще  места
средоточия, подолгу засиживаться на одном месте, и  его  начала  снедать
тревога. Ни за что на свете не хотел бы он причинить зло своим сородичам
по хлебу, пусть даже и невольно. И  так  уже  из-за  него  неприятностей
случилось за минувшую зиму предостаточно. Все же он смирился: голосу Гор
лучше  поверить.  Деревенский   парень   Кенет   не   привык   слушаться
собственного разумения больше, чем седобородой мудрости старших, хоть  и
обделен этим самым разумением не был.  А  что  Лихие  Горы  старше  его,
сомневаться не приходилось.
   Только в самом начале лета Кенет ощутил, что волен уйти из Лихих Гор.
Клан Седого Лиса собирал нового сородича по хлебу в  путь  основательно.
На сей раз Кенет не отказывался от даров: мыслимое ли  дело,  чтобы  сын
отказался взять с собой в дорогу то, чем его семья оделила? Да и одарили
его толково: ни  одной  лишней,  тяжелой  или  попросту  ненужной  веши.
Потомственные воины, горцы-то знали, какая мука пешему -  нести  тяжелую
кладь. Даже если бы туго набитый кошелек Кенета не остался  на  каэнском
постоялом дво