дывать,  -
усмехнулся Кенет непослушными от восхищения губами.
   - Вот именно, - кивнул Санэ. - Мало ли на что ты в  мире  моих  песен
нарвешься. Молодой ты еще для такого. Сопливый.
   Кенет хотел возразить,  но  возражений  не  нашел  и  только  шмыгнул
обиженно носом.
   - Не обижайся, - посоветовал Санэ.
   - На правду не обижаются, - вздохнул Кенет.  -  А  что  было  дальше?
Инсанна не заподозрил?
   - Нет. Куда ему! А даже если - как он меня  оттуда  достанет?  Вот  и
вышло, что я был рядом, когда… - Санэ резко замолчал.
   - Когда - что?
   - Молодой ты еще, - отрезал Санэ. - Сопливый. Кому говорено? Вот ведь
любопытный! Сам подумай - долго ты проживешь с таким знанием?
   Кенет подумал. Действительно недолго. Он  уже  один  раз  попался  на
глаза Инсанне. Если попадется вторично, да  еще  с  таким  знанием…  где
находится то самое яблочко, в котором проживает тот самый червячок…
   - Так что не суй носа, мальчик, куда не просят. Я вот сунул и  с  тех
пор ни одного спокойного дня не видел. Даже когда  Инсанна  выкинул  мое
тело за ворота вместе с трупами, даже когда он считал меня мертвым.  Уже
и то плохо, что я тебе столько рассказал. Опасно.
   - Поздно спохватился, - возразил Кенет. -  Забыть  я  уже  ничего  не
смогу.
   - Положим, если я очень захочу - сможешь,  -  поправил  его  Санэ.  -
Только пользы тебе от этого никакой. В жизни Инсанна не поверит,  что  у
тебя ни с того ни с сего память отшибло. Ладно, что сделано, то сделано.
Как оберечь тебя от него на расстоянии, я знаю. Штука нехитрая.  Ты  ему
только лицом к лицу не попадайся.
   - За этим дело не станет, - пообещал Кенет. - А дальше что было?
   - Любопытный ты, - вздохнул Санэ. - А дальше было скверно,  вот  что.
Магические пытки - это, господин воин, такое… в общем, не  приведи  тебя
на своей шкуре попробовать. Крепко у меня от них в голове помутилось. Не
совсем я правильно уходил, не совсем правильно и  вернулся.  Не  весь  я
вернулся, понимаешь? Кое-что я оставил  там,  в  мире  песен.  Раньше  я
мастером рукопашного боя был не из  последних.  С  таким  сопляком,  как
сегодняшний, справился бы шутя. А теперь со мной кто угодно разделается.
Только и могу, что уклоняться, пока сил хватает, так не вечно  же.  Если
противник покрепче меня да помоложе, он меня возьмет, едва я  выдохнусь.
Ни тебе заново выучиться, ни по-старому уметь. Даже  показать  не  могу,
что умел раньше. Только спеть. - Санэ внезапно ухмыльнулся. - Кстати, ты
тогда своим мечом не совсем правильно орудовал.
   - Может быть, - пожал плечами Кенет. -  Все  равно  по-другому  я  не
умею, и показать мне некому.
   - Показать? - переспросил Санэ. - Да ты мне, похоже, не  веришь.  Или
не понял. Что ж, изволь.
   Санэ запел на языке дальнего Загорья. Кенет слышал это наречие  всего
дважды в жизни и не знал на нем ни единого  слова.  Однако  он  понял  с
несомненной ясностью, в чем состояла его  ошибка  и  как  ему  следовало
действовать. Понял так же отчетливо, как если бы Санэ сам  показал  ему,
как правильно завершить прием, чтобы и более опытный  противник  не  мог
сопротивляться.
   - Вот это да! - восхитился Кенет, потирая запястье. Оно слегка  ныло,
словно он добрых полдня упражнялся с мечом.
   - Баловство одно, - сурово осадил его Санэ. -  Настоящей  выучки  так
все же не добудешь. Сам учись своей оглоблей махать. Мне сейчас надо для
тебя оберег подыскать. Струна тебе не годится. Сильные у меня струны,  а
все же…
   Он ненадолго задумался, потом решительно вынул из  мочки  левого  уха
серьгу: тонкое, почти невесомое  золотое  кольцо  с  крупной  ярко-белой
круглой жемчужиной.
   - Волосы назад откинь, - скомандовал Санэ.
   Кенет, как и раньше, подчинился безропотно, даже не задумываясь. Санэ
вынул из воротника иглу, прокалил ее на костре и подождал немного,  пока
остынет.
   - Это зачем? - не понял Кенет.
   - Не дергайся, - предупредил Санэ.
   Ухо Кенета проколола резкая боль. Кенет ахнул, но Санэ уже вставил  в
ухо ободок серьги и ловко защелкнул маленький замочек.
   - Продергивать время от времени не забывай,  -  посоветовал  Санэ,  -
иначе присохнет.
   - Да зачем?
   - Все тебе знать надо, - проворчал Санэ. - Из того, что у меня есть с
собой, жемчуг - самый сильный оберег.
   - Столько-то я и сам понимаю, - огрызнулся  Кенет.  -  Я  другого  не
пойму. Тому парню - струну, мне  -  жемчужину,  а  сам  как  от  Инсанны
защищаться будешь?
   - А никак, - ответил Санэ. - Защищать меня от Инсанны будешь ты.
   Кенет вытаращил глаза. Санэ откровенно наслаждался его изумлением.
   - Самому мне ничего не грозит - ушел в  свои  песни,  и  поминай  как
звали. К сожалению, тело я с собой взять не могу. Его  сначала  спрятать
надо. Вот только  довести  его  надо  до  убежища  незамеченным,  а  это
непросто. Если Инсанна сейчас меня видит - а чует отчего-то мое  сердце,
что так оно и есть, - то уйти и увести свое тело  я  могу  разве  что  в
плаще-невидимке.
   - Не обессудь, - хмыкнул Кенет, - чего нет, того нет. Санэ засмеялся.
   - Ошибаешься. Именно ты и сделаешь меня невидимым. Это проще, чем  ты
полагаешь.
   Он встал, завязал свой мешок и закинул его за спину.
   - Вынь свой меч из ножен, мальчик, - мягко произнес он. - Очерти меня
кругом.
   И снова Кенет не замедлил послушаться.  Он  извлек  меч  из  ножен  и
очертил вокруг Санэ линию. Едва круг замкнулся, как Санэ засмеялся вновь
- на сей раз с торжеством. Кенет поднял  глаза  и  остолбенел:  в  круге
никого  не  было.  А  потом  медленно,  постепенно  начал   исчезать   и
начерченный крут.
   - Спасибо, Кенет, - донеслось из пустоты. - Если встретимся, за  мной
не пропадет. Смотри костер загасить не забудь.

Глава 10
ЗОЛОТЫЕ КОЛЕСА

   Главный Каэнский тракт, он же  Большой  Рыбный  Путь,  мог  по  праву
считаться одной из лучших дорог империи. Да  и  вообще  каэнские  дороги
всегда содержались в отменном порядке. Именно рыба и дороги сделали Каэн
тем, чем он был: богатым, мощным, процветающим рыбным портом. Отнюдь  не
только рыбным, конечно. Каэн был одним из  крупнейших  торговых  городов
империи. Именно туда со всех концов света  свозили  самые  разнообразные
пряности, и именно там из них составляли  неповторимые  смеси.  В  Каэне
синтайский сладкий, кисло-сладкий,  ароматный  и  винный  перец,  горные
камнецветки, водяника с хорэйских болот, песчаная полынь и многие другие
травы теряли  свое  наименование  и  становились  знаменитыми  каэнскими
пряностями. Розовый, белый, голубой, черный и золотистый каэнский жемчуг
славился далеко за  пределами  империи.  И  неведомое  коричневато-серое
тягучее вещество - добавь его в благовония, и они будут  сохранять  свой
аромат в течение десятилетий, - добывали только в Каэне и больше  нигде:
каэнцы ревностно сохраняли свой секрет, и  соглядатай  из  сопредельного
королевства, попытавшийся его раскрыть, поплатился за свою  попытку  так
страшно, что охоту разведывать тайну  загадочного  вещества  у  желающих
отбило надолго. Словом, ныне Каэн даже и без рыбы оставался бы  сказочно
богатым городом. И все же процветание Каэна началось именно с рыбы.
   В незапамятные времена, когда люди еще  не  отваживались  выходить  в
море и  добывали  только  речную  рыбу,  Каэн  был  скромной  прибрежной
деревушкой, совсем обычной и незначительной. Но люди, населявшие ее,  не
были ни обычными, ни незначительными. Река одаривала их рыбой, реку  они
называли другом, но море - море было их врагом,  наглым,  насмешливым  и
непокорным. Бывшие кочевники, давным-давно осевшие у речного устья,  они
жаждали завоевать море, как когда-то завоевали его берега, как подчинили
себе реку. И после долгих и безуспешных усилий им это  наконец  удалось.
Жители Каэна первыми вышли в море, первыми стали  промышлять  невиданную
прежде рыбу, первыми стали торговать ею. Огромные бочки  с  живой  рыбой
отправлялись в столицу по реке. Потом землетрясение изогнуло русло реки,
и Сад Мостов перестал быть  столицей,  но  торговля  сохранилась.  Между
Каэном и Садом Мостов, а потом и по направлению к новой столице пролегли
великолепные дороги: чтобы довезти рыбу живой или хотя бы не  протухшей,
везти ее следует быстро, а  быстрая  езда  возможна  только  по  хорошей
дороге. Каэнцы берегли и холили свои дороги, как степняк-кочевник  холит
и лелеет любимого скакуна. За умышленную порчу дороги в Каэне полагалась
смертная казнь,  за  неумышленную  -  пожизненные  каторжные  работы  по
ремонту дорог. И даже герб Каэна украшала широкая дорога,  исходящая  из
отверстого рта огромной рыбы - покровительницы Каэна.

***

   Кенету в своей  глухой  деревушке  неоткуда  было  знать  подробности
истории Каэна. Но отношение каэнцев к своим дорогам было  ему  известно.
Оно вошло в пословицы. Кенет не раз их слышал, даже не зная,  что  такое
этот самый Каэн и где он находится. "Возится, как каэнец с дорогой",  "В
Каэне чаще дорогу мостят, чем досыта едят", и  прочее,  прочее,  прочее.
Пословица  насчет  частоты  дорожных  работ,  кстати,  отнюдь  не   была
преувеличением: с точки зрения обычных горожан, каэнцы и впрямь  ели  не
досыта. Несмотря на свое неимоверное  богатство  и  долгие  века  мирной
жизни,  оседлые   потомки   воинов-кочевников   сохранили   привычку   к
умеренности в еде.  Они  сделали  уступку  качеству  пищи  -  деликатесы
каэнской кухни славились повсеместно, - но не ее количеству. Питались  в
Каэне очень разнообразно, очень вкусно, очень  изысканно.  Но  каэнского
полного обеда из шести-семи блюд жителю императорской столицы не хватило
бы и червячка заморить в промежутке между третьим завтраком и обедом.  А
каэнцы при случае обходились после подобного обеда и вовсе без  ужина  и
притом голодными себя не чувствовали.  Пословица  была  права:  в  Каэне
действительно чаще мостили дороги, чем набивали брюхо  едой.  Не  всякий
чужеземец смог бы прожить в Каэне и  не  быть  прозванным  обжорой.  Для
Кенета это не составило бы труда: он  и  забыл,  когда  съедал  за  один
присест больше, чем было принято в этом странном  городе.  Но  Кенет  не
направлялся  в  Каэн.  Во  всяком  случае,  пока  не  направлялся.   Его
интересовали каэнские дороги. Раз их мостят часто, то  дорожные  рабочие
требуются почти постоянно. При небольшом везении он сможет  наняться  на
дорожные работы и выполнить требование магического устава.  А  уж  потом
можно будет пойти в Каэн. Или еще куда-нибудь.
   Свой синий хайю вместе с узким воинским поясом Кенет заботливо уложил
в дорожную сумку: незачем им пылиться и пачкаться на  дорожных  работах.
Немного   подумав,   он   отправил   в   сумку   и   рубашку,    вышитую
знаками-оберегами, как предписано уставом. Это невестки старика  знахаря
постарались. А может, и он  сам?  На  прощание  старый  знахарь,  бывшие
разбойники и благодарные деревенские жители едва не завалили его  самыми
разнообразными подарками. Прими их Кенет даже  не  все,  а  половину,  и
странствовать  ему  бы  пришлось  в  крытой  повозке.  Он  твердо  решил
отказаться от всех подарков, чтобы не обидеть никого  из  дарителей,  но
отвергнуть уставную одежду ученика мага у  него  духу  не  хватило.  Ему
удалось каким-то образом отказаться  от  остальных  даров,  не  оскорбив
ничьих чувств, но вышитую рубашку Кенет все же принял и берег ее  ничуть
не меньше, чем свой синий воинский кафтан.
   Без кафтана и рубашки Кенет являл собой зрелище хотя и редкостное, но
отнюдь не необычное. Полуголый мускулистый парень с огромным  деревянным
мечом за спиной. Что ж,  случается  и  такое.  Ученику  воина  иной  раз
доводится зарабатывать отхожим промыслом. Уставы  не  воспрещают.  А  уж
если учитель болен или ранен, так даже и поощряют. Воины-ученики не  так
уж и редко грузили бочки, мостили дороги, вырезали узоры  на  деревянных
шкатулочках или помогали в  лавке  приказчику,  на  что  гильдии  обычно
смотрели сквозь пальцы. Не всем же так  везет,  как  Кенету,  который  в
подобных промыслах не нуждался и мог  всецело  посвятить  себя  изучению
воинского ремесла. Аканэ видел в Кенете не только ученика, но  и  что-то
вроде младшего брата и не раз, как младшему брату, давал  ему  денег  на
расходы  и  напутствие  поразвлечься.  Однако  Кенет  был  до  городских
развлечений не охотник и за исключением платы за обед во время вылазки в
"Весенний рассвет" ни разу ни гроша не потратил. Лесная зимовка тоже  не
истощила его кошелька: никто и слышать не хотел о плате за ту  невеликую
толику еды, которой деревня единственно и  смогла  отблагодарить  своего
спасителя. Тем более не могло идти и речи о плате за еду после  сражения
с драконом: гордые перечники оскорбились бы до глубины души.  Впервые  в
жизни Кенет располагал собственными  наличными  деньгами.  В  городе  на
такую сумму можно было прожить месяц-другой, ни в чем себе не отказывая,
а по деревенским меркам Кенет стал просто зажиточным человеком.  Он  мог
выбирать  себе  работу,  не  торопясь:  разрешение   наместника   Акейро
позволяло ему заняться чем угодно, а деньги, подаренные учителем  Аканэ,
избавляли  от  необходимости  хвататься  за  первый  же   подвернувшийся
приработок. А решение наняться на дорожные работы давало ему возможность
не притрагиваться покуда к деньгам Аканэ: они все еще  вызывали  у  него
некоторую неловкость,  даже  недоумение.  При  его  более  чем  скромных
запросах заработка дорожного рабочего  должно  было  хватить  Кенету  на
жизнь. Не всем будущим воинам так везет. Многие  зарабатывают  на  кусок
хлеба себе, а то и учителю тяжким трудом. Так что распорядитель дорожных
работ вовсе не был удивлен, когда пред ним предстал обнаженный до  пояса
юноша с дорожной котомкой и громадным деревянным мечом. Не  только  этот
меч изобличал в пришельце  воина.  Его  гибкая  мускулистая  худоба  без
малейших признаков лишнего жира говорила сама за  себя.  Правда,  обычно
ему подобные даже  на  самых  грязных  работах  не  расстаются  с  синим
воинским кафтаном, а этот парень  полураздет…  но,  в  конце-то  концов,
разве это не его дело?
   - Трамбовщика из вас, господин ученик  воина,  не  выйдет,  -  сказал
распорядитель, окидывая Кенета цепким взглядом знатока. -  Силой  вы  не
обижены, но для этой работы нужен детина дюжий, не вам чета.
   С этим Кенет не мог не согласиться. Он  уже  видел  трамбовщиков.  Из
самого хлипкого из них можно было бы выкроить трех таких, как Кенет.
   - Притом же это еще уметь надо, - задумчиво продолжал  распорядитель.
- Месить и укладывать глину… тут тоже свои  хитрости  есть.  Зря  только
глину испортите. Вот если щебенку дробить?..  На  это  вы  в  самый  раз
годитесь. Только платят дробильщикам не так уж много.
   - Мне много и не надо, - возразил Кенет.
   - Значит, дробить, - кивнул распорядитель. -  Поди  возьми  свободную
кирку вон у того лопоухого толстяка и иди к тем троим дробильщикам,  они
тебе все покажут. Да поживей поворачивайся, парень! Заснул, что ли? А ну
шевелись!
   Кенет побежал за киркой, посмеиваясь в душе  над  тем,  как  легко  и
непринужденно распорядитель перешел от обращения "господин ученик воина"
к обращению "эй ты, парень".  Потом,  когда  Кенет  отработает  свое  на
починке Каэнского тракта и получит расчет,  распорядитель  снова  станет
его величать "господином учеником воина". А если встретит Кенета в синем
хайю с черным поясом, так даже и "уважаемым господином  воином".  Но  до
тех пор Кенет будет для него только "эй ты, лежебока - как там тебя -  а
ну живей!". В отличие от  большинства  будущих  воинов  Кенета  подобное
обращение  не  унижало,  а  забавляло,   и   распорядитель,   мстительно
называющий на "ты" любого ученика воина, оказавшегося под  его  началом,
при любом удобном и неудобном случае, достаточно быстро перестал шпынять
Кенета. Не прошло и недели, как распорядитель признал, что парнишка  нос
не задирает, работник хороший, да и  вообще  не  чета  этим  белоручкам,
только и знающим, как мечом махать. Разумеется, он не перешел  снова  на
"вы", но больше не называл Кенета ни соней, ни лежебокой.
   Его  уважение  досталось  Кенету  недешево.  Труд  воина  легким   не
назовешь, но ежедневные, даже и изнурительные тренировки - одно дело,  а
тяжелая работа от восхода и до заката - совсем другое. За  минувший  год
Кенет стал сильнее, выше ростом  и  выносливее,  но  от  тяжелой  работы
отвык. После первого дня он так устал, что  едва  сумел  заснуть:  плечи
болели, кожа горела, в голове гудело. Заснуть он все же ухитрился.  Зато
когда проснулся, разогнуться без посторонней  помощи  он  смог  еле-еле.
Второй день оказался еще тяжелее первого. К тому же осколком щебня Кенет
едва  не  повредил  глаз.  Левое  веко  вспухло  и  время   от   времени
подергивалось, словно Кенет любовно подмигивал собственной кирке.
   И все же память тела хотя и  прячется  глубже,  чем  память  ума,  но
восстанавливается  быстрее.  Тело  Кенета  хорошо  помнило,  что   такое
ежедневный труд, и старые привычки  взяли  свое.  Через  несколько  дней
движения Кенета утратили  рваную  торопливость.  Они  стали  спокойными,
точными и размеренными. Судорожная усталость больше не сводила  мышцы  в
тугие комки боли, и Кенету перестало сниться по ночам, что из него тянут
жилы заживо. Он больше не торопился - и все же работал куда быстрее, чем
в первые дни. Распорядителю почти не приходилось его подгонять  -  разве
что  перед  приездом  высокого  начальства.  Но  в  течение  двух  дней,
предшествовавших визиту  начальства,  распорядитель  подгонял  всех  без
исключения, в  том  числе  и  себя.  Грядущая  инспекция  заставила  его
потерять голову. Он присутствовал при всех работах одновременно  и  даже
сам брался за них: к приезду смотрителей все должно быть  в  безупречном
порядке. Распорядитель  словно  ополоумел,  и  это  никому  не  казалось
странным. Слишком велика была  награда  за  исправное  ведение  дорожных
работ, слишком сурово наказание за нерадивость.
   Привычный ритм работ нарушился. Суета и суматоха сводили на нет  все,
чего удавалось достичь сверхурочным трудом. Если где-то недоставало пары
рабочих рук, никто никого не  ждал:  кликали  кого  попало,  отрывая  от
других работ.
   - Эй, парень! - окликнули Кенета. - Живо  хватай  щебенку  и  тащи  к
развилке, там она уже вся вышла! Скорей!
   Кенет быстро нагрузил тачку и бегом бросился, толкая ее перед  собой,
к тому месту, где от Главного Каэнского тракта отходила боковая дорога.
   Там Кенета уже  ждали.  Под  вопли  "Быстрей!  Быстрей!"  он  вывалил
щебенку почти на бегу. Поднялось облако слепящей  белой  каменной  пыли.
Кенет невольно зажмурился: глаза сразу заслезились. Правой рукой  волоча
за собой тачку,  а  левой  протирая  глаза,  Кенет  брел  почти  наугад.
Дорожные рабочие с проклятиями на  устах  едва  успевали  посторониться:
некогда им было замечать молодого остолопа. Кенет уже почти добрался  до
своего рабочего места, когда прямо перед ним  возник  какой-то  человек.
Кенет видел еще не очень хорошо, человека заметил в последнюю  минуту  и
посторониться не успел. Он налетел на него с размаху и лишь тогда понял,
что здесь что-то  не  так:  от  одежды  незнакомца  исходил  легкий,  но
несомненный аромат дорогих благовоний.
   - Ой! - вскрикнул Кенет и с трудом проморгался.
   Да, незнакомец явно не имел ничего общего с дорожными работами. Вид у
него был величественный до невозможности -  примерно  как  у  Верховного
Мага  на  деревенской  лубочной  картинке.   Сияющая   стальная   седина
окладистой бороды и ниспадающих на плечи  волос,  ослепительная  чистота
белого плаща и струящиеся мягкие складки длинных уставных одежд казались
неуместными, почти нарочитыми в пыли и суматохе  дорожных  работ.  Кенет
застыдился: рядом с незнакомцем  он  незамедлительно  почувствовал  себя
потным, грязным и неуклюжим.  Он  опустил  взгляд  -  и  заметил,  какое
громадное пятно он ухитрился посадить на великолепные одежды незнакомца,
когда налетел на него.
   - П-простите, - только и