и губами.
   - Как вовнутрь попасть мыслишь? - шепнул Байхин, силясь унять ужас  и
не  таращиться  на  кошмарное  нарушение  всех  и  всяческих  пропорций,
мыслимое разве что в лихорадочном бреду.
   - Дельный вопрос, - криво ухмыльнулся Хэсситай. - А  как,  по-твоему,
туда вообще попадают?
   Байхин еще раз обозрел чудовищное  строение.  Наспех  сооруженный  из
простого тесаного камня цоколь высотой в три с лишним человеческих роста
- как бы вывернутый наизнанку колодец... бр-р, жуть какая! Ни  окон,  ни
дверей...  а  наверху,  на  недосягаемой  высоте,  красуется  кокетливой
резьбой то, что было раньше парадным входом, да  поблескивает  в  лунном
сиянии затейливый ажур оконных решеток. Попасть вовнутрь?  Полноте  -  с
тем именно расчетом и возводился этот архитектурный кошмар, чтобы к  его
обитателям не войти и наружу никому не выбраться. Чтобы безумный  король
мог чувствовать себя в безопасности от покушений.  Воплощенная  в  камне
мания преследования - вот что такое этот дворец.
   - А ты уверен, что туда попадают? - понизив голос, съязвил  Байхин  и
коротко  хихикнул.  Сквозь  его  смешок   отчетливо   слышался   призвук
сумасшедшинки - Байхин и сам его различал, но  ничего  не  мог  с  собой
поделать. Хладнокровие и здравый смысл упорно  не  желали  возвращаться.
Там, где приходится  задирать  голову,  чтобы  увидеть  порог,  здравому
смыслу не место.
   - Еще как уверен, - отозвался Хэсситай. - Даже самый  сильный  маг  с
голоду ноги протянет, ежели вздумает без еды обойтись. Слуги из  дворца,
может, и не выходят - но еду вовнутрь как-то протаскивают.
   - С помощью магии, наверное, - предположил Байхин.
   - Навряд ли, - возразил  Хэсситай.  -  Станет  тебе  его  королевское
величество  из-за  каждого  окорока  лично  корячиться  и  тратить  свою
магическую силу, чтобы пропихнуть его  через  кухонное  окно.  Нет,  тут
наверняка не обошлось без подъемника. И находиться он должен со  стороны
кухни и прочих  служебных  помещений.  Давай-ка  обойдем  эту  кошмарину
кругом: если здесь парадный вход, то окна кухни где-то сзади.
   - Пойдем, - согласился Байхин и первым двинулся в обход, стараясь  не
глядеть ни на омерзительно изуродованный дворец, ни даже  на  его  тень.
Хэсситай шел следом, то и дело поглядывая со смесью интереса и омерзения
на каменную кладку.
   Они успели как раз вовремя, чтобы услышать, как басовито загудел трос
подъемника - загудел и лопнул с каким-то особо насмешливым звуком. А сам
подъемник,  лишенный  поддержки,  сонно   закачался,   словно   огромная
колыбель, из которой вот-вот выпрыгнет,  проснувшись,  нечто  большое  и
враждебное... потом вздернулся вверх, затрещал и рухнул наземь.
   - Шутки шутит его величество, - бесстрастно заметил Хэсситай.  Байхин
согласно  кивнул.  Ясно  же,  что  не  от  естественных  причин   рухнул
подъемник, а повинуясь  магическому  велению:  падение  от  естественных
причин выглядит иначе.
   - Если я хоть что-то смыслю в королях, - произнес Байхин,  безуспешно
стараясь подражать бесстрастному тону Хэсситая, - тот отряд стражи,  что
застрял в пиршественной зале, был не единственным. А второй с минуты  на
минуту прибудет сюда.
   - Уж будь уверен, - кивнул Хэсситай. - Только  и  у  меня  кое-что  в
запасе есть.
   Быстрым бесшумным шагом он добежал до высокого  раскидистого  дерева,
подпрыгнул,  ухватился  за   толстую   ветку,   подтянулся,   нырнул   в
серебристо-черную ночную листву и вновь возник на высоте  второго  этажа
вознесенного вверх дворца.
   - Полезай сюда, - велел он Байхину, налаживая небольшой арбалет.
   Байхин повторил его маневр почти так же бесшумно.  Когда  он,  слегка
задыхаясь, устроился  веткой  ниже  Хэсситая,  короткая  тяжелая  стрела
вспорола листву, свистнула в воздухе и воткнулась в  наличник  кухонного
окна. От стрелы к рукам Хэсситая тянулась узкая черная линия... канат?
   - Канат и есть, -  ухмыльнулся  Хэсситай  в  ответ  на  невысказанный
вопрос Байхина. - Тонковат немного... но выдержит. Покуда  стражники  до
нас доберутся, мы уже  окажемся  внутри.  Дойдем  по  канату  и  высадим
решетки. Их ведь высадить - плевое дело, если умеючи. Они тут скорей для
красоты приделаны.
   Хэсситай говорил вполне здравые вещи, но Байхин  его  не  особенно  и
слушал. Ему внезапно почудилось, что  воздух  беззвучно  содрогнулся  от
чего-то незримого, но тем не менее вещественного. Байхин нервно сглотнул
и заставил себя прислушаться к Хэсситаю. А  все  этот  дворец,  будь  он
трижды неладен! Выпялишься на чужой бред, а потом и самому  невесть  что
начнет мерещиться...
   Хэсситай  шагнул  на  канат  с  привычной  сноровкой  -  если  и   не
канатоходцем, то уж Ночной Тенью он был и оставался, нравилось  ему  это
или нет. Байхин, затаив дыхание, смотрел, как уверенно Хэсситай  ступает
по канату... Вот уже меньше половины осталось... Вот сейчас он достигнет
окна, обернется и взмахнет рукой, приглашая Байхина следовать за ним...
   И тут канат растянулся почти до  самой  земли,  словно  тягучая  нить
клейкого вара (не может быть, промелькнуло в голове у Байхина, не  может
быть...), спружинил и вышвырнул Хэсситая вверх. Только немыслимая  удача
позволила Хэсситаю уцепиться  в  полете  за  ветку  и  не  упасть  и  не
вывернуть руку из  плеча  -  и  даже  не  столкнуть  вниз  ошеломленного
Байхина.
   - Что это было? - сорванным фальцетом спросил Байхин.
   Хэсситай вместо ответа подергал пару раз канат -  ничего  необычного,
веревка как веревка - и осторожно оперся  на  него  рукой.  Канат  снова
провис - и вновь принял нормальный вид, едва только Хэсситай отнял руку.
   - Ах так, - пробормотал киэн и попробовал было продвинуться вперед по
ветке.  Два-три  шага  ему  удалось  сделать...  а  потом  он  почему-то
остановился - и  только  мускулы  его  вздулись  буграми,  будто  силясь
преодолеть невидимые оковы.
   Лицо Хэсситая исказилось от  напряжения,  пот  тек  с  него  ручьями,
воздух  с  надсадным  сиплым  присвистом   мерно   выталкивался   сквозь
побледневшие губы.
   - Прости, что втравил тебя в эту историю, - сказал внезапно Хэсситай.
   - Что случилось? - невольно вскрикнул Байхин.
   - Я не могу, - ответил ему Хэсситай тем ровным и чуточку высокомерным
тоном, каким говорят иной раз тяжело раненные в минуты невыносимой  боли
вместо того, чтобы орать и выть. - Я не могу проникнуть внутрь! Меня эта
штука не пускает. Я ведь маг все-таки... и он тоже... и его силы  вполне
хватает, чтоб удерживать меня, - он-то в своем месте средоточия! Мне  до
него нипочем не добраться...
   Невдалеке уже послышался лязг и торопливый топот.
   - Тогда сиди здесь и отбивайся. - Байхин перелез на  другую  ветку  и
оказался почти рядом с канатом.
   - Не смей! - вскинулся Хэсситай. - Слышишь?
   - Не слышу, - отрезал Байхин. - Это ты у нас маг, а я и вовсе  дурак.
- И с этими словами он ступил на канат.
   Хэсситай шепотом выругался ему вослед, но попытки помешать не сделал:
он уже не мог удержать Байхина -  только  столкнуть...  пусть  уж  лучше
идет.
   А шел Байхин хорошо - быстро и спокойно.
   Хэсситай совсем уж было изладился издать вздох облегчения...  но  тут
канат лопнул у Байхина прямо под ногами - лопнул в том самом месте,  где
незримая  магическая  преграда  окружала  замок,  не  позволяя  Хэсситаю
приблизиться.
   Байхин, однако, оказался настороже,  будто  чего-то  в  этом  роде  и
ожидал. Он скользком упал вдоль  каната,  перехватил  руками  оборванный
конец, перегнулся пополам, выставив ноги вперед, да так и въехал пятками
в окно, высадив с треском и грохотом оконную раму вместе с решеткой.
   Внутренний дворец встретил его  влажной  затхлой  тишиной,  густой  и
вязкой.  Казалось,  недавний  грохот  ничем  не  потревожил  ее.  Байхин
осторожно разжмурился и только тогда понял, что  прыгал  через  запертое
окно, плотно закрыв глаза. Он потряс головой, словно  мокрая  собачонка,
приходя постепенно в себя, и медленно огляделся по сторонам.
   Ничего особенного, дворец как дворец. Вот  только  пыльный  какой-то,
что ли... нет, даже и не пыльный... словно мутью подернутый.  Не  только
краски, но и звуки  тоже  мутные,  неотчетливые,  как  бы  припорошенные
невидимой пылью. Скучно  здесь  живется,  невпопад  подумалось  Байхину.
Снаружи  вечное  лето  -  а  здесь  все   тусклое,   выцветшее,   словно
помороженное... а ну его совсем! Байхин вновь решительно тряхнул головой
и поднялся.
   Шаг, еще один. Под ногами захрупало, загромыхало. Байхин  нетерпеливо
перешагнул через останки выломанного окна и зашагал дальше. Он  не  стал
выглядывать наружу, не стал всматриваться в росистую ночную мглу - иначе
не ушел бы от окна вовеки. И без того отойти  от  окна  и  углубиться  в
переплетение дворцовых коридоров  было  невыносимо  трудно.  Разум  гнал
Байхина вперед - а  сердце  принуждало  остаться,  не  покидать  мастера
Хэсситая... Вот он еще на шаг отдалился от мастера... и  еще  на  шаг...
отдалился... ушел... покинул... бросил... предал... оставил на  расправу
дворцовой  страже...  одного...  безоружного  и  беззащитного...  Байхин
остановился и прикусил губу до крови. Потом сплюнул и  засмеялся  зло  и
победительно. Это Хэсситай-то беззащитный? Это грозная Ночная Тень?  Вот
еще нашел беззащитного и безоружного! Да Хэсситай, покуда жив, сам  себе
оружие - смертоносный меч, беспорочный клинок,  -  и  никто  никогда  не
изловит пляшущий белый огонь лезвия за рукоять, потому что  нет  у  него
рукояти... А если Байхин не сплошает, то и не  будет.  Беззащитный,  как
же! Да соберись хоть вся дворцовая стража под этим  чертовым  деревом  -
все равно он в большей безопасности, чем Байхин. Это ведь не он идет  по
безмолвным коридорам, не зная толком, зачем он здесь и что ему предстоит
исполнить. Интересно бы знать, спроста Хэсситай выбрал для проникновения
во дворец первое попавшееся окошко или точно знал, что находится позади,
и избрал его с какой-то неведомой  Байхину  целью?  Если  так,  то  дело
плохо. Байхин совсем ведь не в то окно  угодил,  куда  метил,  а  этажом
ниже. Еще чуть-чуть - и его бы просто размазало о стену...  но  ведь  не
размазало, и теперь он бредет по незнакомым коридорам невесть куда...  а
может, давно уже кружит,  заблудившись  в  затхлых,  словно  бы  нежилых
дворцовых закоулках? А заблудиться здесь немудрено: не в лесу ведь -  во
дворце оказался. А дворцы, дружочек Байхин, не для того строят, чтобы  в
них легко можно было найти то, что тебе нужно... а что,  кстати  говоря,
тебе нужно?
   Нет, так нельзя. Нельзя, чтобы такие мысли в  голову  приходили.  Так
ведь и вправду заблудиться недолго... потеряться и  шнырять  по  дворцу,
как подгулявший призрак... Вот,  значит,  откуда  привидения  берутся  -
никто их не убивал и не мучил, они просто заблудились и  шастают  теперь
по  мраморным  лабиринтам,  осыпая  их  усталыми  проклятиями,  и  будут
блуждать по  ним  до  изнеможения,  до  потери  рассудка,  до  скончания
веков... Эй, Байхин, да ты никак опять за свое? Там,  снаружи,  Хэсситай
из последних сил отбивается от дворцовой  стражи  -  и  нипочем  ему  не
отбиться, если ты не достигнешь цели, -  а  ты  тут  заумь  разводишь  и
мечешься бестолково от одной стенки до другой... Ох недаром Хэсситай так
не хотел брать тебя в  ученики,  недаром  пытался  от  тебя  отвязаться,
бестолочью честил... бестолочь ты и есть! Мелкое, безмозглое,  ничтожное
создание... блоха, заскочившая по недомыслию в  беломраморное  облачение
дворца -  запрыгнула  сдуру,  а  теперь  не  чает,  как  и  выбраться...
крохотное  насекомое,  затерявшееся  в  безбрежности   сонной   каменной
громады... жалкая, глупая, смешная  блоха...  невыразимо  смешная...  до
кончиков своих хрупких тощеньких лапок - смешная, смешная, смешная...
   Байхин запрокинул голову и расхохотался в голос - громче, еще громче,
пока не заболели скулы, пока не обожгло горло смехом, как крепким вином.
Нет, не ошибся Хэсситай, приняв его в ученики! Байхин усвоил  его  науку
сполна, достиг своей цели в совершенстве: он научился  быть  смешным!  А
сегодня он самого себя превзошел - никогда прежде ему не удавалось  быть
смешным  настолько...  Байхин  в  упоении  раскинул  руки,  всем   своим
существом отдаваясь наивысшему счастью - быть смешным...  Поистине,  что
может быть забавней - безмозглое насекомое мечется по белокаменным полам
в поисках другого насекомого... Блошка, ищи блошку...
   Волна хохота накатила и схлынула. Из глаз у  Байхина  потекли  слезы,
будто он и вправду хлебнул обжигающе крепкой настойки, глотка  горела  -
но дышать  стало  легче,  в  голове  прояснилось.  Все  еще  посмеиваясь
тихонько, Байхин побрел дальше на поиски безумного короля-мага.
   А он-то еще сомневался  в  правоте  Хэсситая!  Ничего  не  поделаешь,
сомневаться Байхину свойственно. Потому-то  и  стал  он  клоуном,  а  не
воином. Он никогда не мог убивать по приказу. Убивать только потому, что
некто, облеченный властью, скомандовал: рази!  Хэсситаю  он  верил,  как
самому себе, но никакая вера не мешала ему спрашивать себя: а доподлинно
ли враг моего друга - и мой враг? А что,  если  Хэсситай  ошибается?  Но
теперь все сомнения исчезли.
   Тот, кто способен целую страну поразить смертной  тоской  и  спокойно
взирать на дело рук своих... тот, кто отрядил ловцов на поиски уцелевших
киэн... тот, кто присвоил себе  право  на  смех  и  сделал  его  орудием
унижения - да ведь это же все равно что взять целебное лекарство и яду в
него подмешать... тот, кто изуродовал древний  дворец,  как  собственную
душу... этот человек не имеет права на пощаду - и не получит ее.
   Он ее и не получил. Мертвые в пощаде не нуждаются.
   Байхин остолбенел, когда дверь в тронный зал, к которой он едва успел
прикоснуться кончиками пальцев, внезапно распахнулась перед ним настежь.
А на полу прямо перед дверью скреб мрамор желтоватыми, словно костяными,
пальцами левой руки тот, кого  Байхин  так  долго  искал.  Правой  рукой
умирающий безумец натягивал корону на лоб с такой  силой,  словно  хотел
пропихнуться насквозь и напялить ее себе на шею. Жизнь еще  теплилась  в
нем, но глаза были гладкие и мертвые, как пуговицы,  и  лунный  свет  из
приоткрытого  окна  не  проникал  в  них,  а   бессильно   скользил   по
поверхности. Они и раньше такими были, с ужасом понял  Байхин.  До  чего
нелепое, должно  быть,  зрелище  -  величественно  отблескивает  корона,
надвинутая почти до бровей, а  из-под  нее  зыркают  невидящим  взглядом
пуговичные глазки... быть того не может, чтобы никто  из  придворных  ни
разу  не  засмеялся  хоть  исподтишка...  может,  именно  тогда  в   эту
венценосную голову и проникло безумие?..
   Лицо короля перекосилось от  обиженного  недоумения  -  словно  муха,
которой он забавы ради отрывал лапки,  вдруг  превратилась  в  шершня  и
ужалила его, - дернулось раз-другой и застыло навсегда.
   Байхин был готов если и не ко всему, то ко многому - или так ему,  во
всяком  случае,  казалось.  Например,  он  был  готов  убить  совершенно
незнакомого человека, с которым  он  в  своей  жизни  и  парой  слов  не
перемолвился, - и не на поле боя, в горячке всеобщего сражения, не успев
даже заметить толком, кого лишила жизни твоя рука, а хладнокровно, лицом
к лицу. А еще он был готов совершить  это  голыми  руками  -  неприятное
занятие... а уж если твой противник вооружен, то неприятное вдвойне,  да
вдобавок еще и опасное... А у Байхина были все основания  полагать,  что
король встретит его при оружии. И  к  тому,  что  он,  площадной  шут  и
фигляр, должен будет  наброситься  на  сумасшедшего  мага  -  а  значит,
погибнуть наверняка, - Байхин тоже был  готов...  Но  он  не  был  готов
застать противника при последнем издыхании. Все свои силы Байхин собирал
для последнего  рывка,  для  убийственного  и  самоубийственного  порыва
смертельной схватки - а схватки возьми и не случись...
   Тело Байхина  чувствовало  себя  в  чем-то  обманутым.  Оно  все  еще
стремилось куда-то идти, бежать, мчаться, что-то совершить -  но  бежать
было уже некуда и делать нечего. Невостребованная ярость  сводила  мышцы
тугой судорогой. Только левая щека растерянно подергивалась, словно весь
неистраченный порыв, все несовершенное  движение  достались  именно  ей.
Голова кружилась, ноги подкашивались... нет, не подкашивались - это  пол
уходил из-под ног, неудержимо кренясь все сильней.
   Дворец! Дворец ведь только силой магии и держался - но теперь,  когда
безумный король умер и его магия вместе с ним... Байхин еще и мысль свою
до конца обдумать не успел, а ноги уже несли его во всю прыть - подальше
от тронного зала, от мертвого короля, к спасительному окну -  туда,  где
свисает сверху веревка... и поскорей, пока дворец  не  завалился  набок,
непристойно задрав кверху свое мраморное брюхо!
   Обратную дорогу Байхин нашел так легко, словно это и не он блуждал по
коридорам, то  и  дело  ошибаясь  и  возвращаясь  на  прежнее  место.  И
бесценная веревка, благословение Богам, все еще свисала вдоль окна.  Все
почти по-прежнему - кроме картины, открывшейся взору  Байхина  в  лунных
лучах.
   Говорил ведь Хэсситай, что со  смертью  мага,  наложившего  заклятие,
смертная тоска преобразится в обычный насморк? Говорил. Вот по его слову
и сбылось. Байхин от изумления едва канат  из  рук  не  выпустил.  Он-то
ожидал застать Хэсситая если  и  не  мертвым,  то  целиком  и  полностью
предавшимся смертельной схватке  с  отрядом  стражников...  а  по  саду,
безудержно чихая, бродили  человек  тридцать.  Они  ну  никак  не  могли
сражаться - чихать, и  только  чихать.  Их  обнаженные  мечи  беспомощно
вздрагивали в такт взрывам чихания, бессмысленно болтаясь в  воздухе,  и
отчаянно  мешали  схватиться  тем,  кто  еще  был  в  силах   сражаться.
Потрясенный Байхин углядел в  чихающей  толпе  человек  пять,  способных
осмысленно передвигаться, - наемники, не иначе. Но ни они к Хэсситаю, ни
Хэсситай к ним пробиться не могли. Под каждый шаг, под каждый взмах меча
неизменно подворачивалась  сотрясаемая  громовым  чихом  фигура  бывшего
пустоглазого. Кое-кто  из  наемников  сыпал  проклятиями,  но  иные  уже
начинали зловредно ухмыляться, а то и похохатывать.
   - Прекратите это занудство! - заорал Байхин, болтаясь на  веревке.  -
Король мертв!
   - Я им говорил уже! - прокричал снизу Хэсситай. - Не верят!
   - Сейчас поверят! - пробормотал Байхин, когда дворец вновь  вздрогнул
и накренился  -  по  счастью,  не  в  сторону  внутреннего  сада,  а  по
направлению к Внешнему Дворцу.
   - Ну, сейчас пойдет потеха! - с восторженным ужасом выдохнул Байхин и
съехал по канату вниз так быстро, что едва не ободрал ладони.
   Деревянный сарайчик  заскрипел  бы,  падая,  -  но  мраморный  дворец
загрохотал  и  завыл.  Он  склонился  так  низко  набок,  словно   желал
рассмотреть,  мягко  ли  ему  будет  падать.  С  самого   верха   наспех
возведенного цоколя выкатился потревоженный камень и  рухнул  вниз.  Его
падение  будто  послужило  сигналом.  Громыхая  и  подскакивая,   словно
одержимые безумным желанием обогнать друг друга, камни устремились вниз.
Во мгновение ока вознесенный кверху постамент обратился в кучу камней, и
куча эта раскатывалась, будто незримый великан дал ей  пинка.  А  по  ее
склонам с невозмутимой торжественностью горной лавины несся перекошенный
дворец. Перед взором Байхина промелькнули вздыбленные двери и выпученные
окна... а потом бесформенная мраморная громадина всей тяжестью въехала в
самую  середину  Внешнего  Дворца,  давя   и   калеча   хрупкие   стены,
разворачивая их поперек себя и вынося на улицу обломки.  Грохот,  вопли,
тучи пыли, щебенка... Внезапно, осеняя собой  всеобщее  разрушение,  над
обломками развернулся на  мгновение  страшный  золотой  веер,  вознесся,
разлетелся по ветру золотом осенних листьев и исчез.
   Надсадно кашляя, Байхин озирался по  сторонам,  пытаясь  хоть  что-то
разглядеть в обступившей пылище. Позолоченные листья медленно  кружились
в