нечасто,  -
промолвил  он  с  глубоким  поклоном.  -  Теперь  понятно,  как  вы  нас
распознали. Глаз наметанный.
   - Да нет, - махнул рукой хозяин,  -  где  там...  просто...  ну  сами
посудите - за кем еще в наше время могут гоняться?
   Байхин мысленно усмехнулся: после поклона Хэсситая хозяин вроде бы  и
перестал стесняться своего увлечения зрелищами... но все-таки не совсем.
Видно, мысль о том, что  пристрастие  к  искусству  киэн  не  только  не
предосудительно, но кем-то может быть сочтено  и  похвальным,  была  для
этого славного человека в новинку.
   - Не сочтите праздным мое любопытство, - задумчиво протянул Хэсситай,
прихлебывая легкое золотистое вино. - Я, конечно, суюсь не в свое  дело,
а  все  же  хотелось  бы  знать...  Понимаете,  я  никогда  не  встречал
мастера... м-м-м... своего ремесла, которое  мы  не  станем  называть...
словом,  мне  еще  не  доводилось  видеть  подобных  людей  в   подобных
заведениях. Он ведь другому ремеслу обучен... не тяготит ли он вас?
   Хозяин  и  бывший  киэн  заухмылялись  одновременно,  будто  Хэсситай
произнес необыкновенно удачную остроту.
   - Я бы еще понял, поставь вы его зазывалой... - продолжал Хэсситай.
   - Ну  что  вы!  -  воскликнул  хозяин.  -  Как  можно?  Неровен  час,
признают... Без грима он, конечно, сам на себя не похож...  А  голос-то,
голос - голос ведь не спрячешь, его вся столица слышала. Нет,  никак  уж
не зазывалой. - Внезапно он так  плутовски  подмигнул  Хэсситаю,  что  у
Байхина сердце екнуло. - Я ведь понимаю, что вас  озадачило.  Вы  хотите
знать, что я со всего этого имею, верно?
   - Верно,  -  подтвердил  Хэсситай.  -  Сомнение  меня  взяло.  Уж  не
обессудьте.
   - Я не в обиде, - вздохнул хозяин. - Время сейчас такое. А только  не
извольте беспокоиться, господин мастер. Я с  этого  очень  даже  неплохо
имею.
   Хэсситай вопросительно приподнял брови.
   - Ну как же, - развел руками хозяин. - Веселый человек -  он  ведь  и
посидит за  столом,  и  закусит,  и  выпьет,  и  друзьям  своим  выпивку
поставит... вы меня понимаете?
   - Кажется, да, - кивнул Хэсситай. - Времена сейчас бесприбыльные.
   - Истинно так, - горестно улыбнулся хозяин. - Прискорбные времена. Не
то что бесприбыльные, а прямо-таки убыточные.  Невеселый  человек  тоже,
конечно, есть хочет... так ведь он любую подметку сжует  -  и  стоит  ли
ради такого клиента стараться? У нас  в  столице  многие  теперь  всякой
дрянью потчуют... иначе концы с концами не сведешь!  А  я  не  желаю!  У
меня, если хотите знать, этот погребок еще от прадеда!  Разве  же  можно
семейную честь ронять?!
   Хэсситай покладисто кивнул, словно бы отвечая в том смысле,  что  да,
семейной честью поступиться никак не возможно.
   - А если по-настоящему кормить-поить, а не  отбросами,  так  живо  по
миру пойдешь. К нам ведь не просто утробу набить приходят, а еще и время
провести,  с  друзьями  часок   скоротать,   выпить   для   отдохновения
чего-нибудь этакого... разве нынешний посетитель на это  способен?  Нет,
ну вот вы мне скажите?!
   - Потому вы и открываете только вечером? -  спросил  Хэсситай,  чтобы
поддержать разговор - ответ разумелся сам собой.
   - Ясное дело, - пожал плечами хозяин. - По дневному времени заведение
открывать да еду готовить - прямой убыток.  Хорошо,  если  один-двое  за
весь день заглянут... А  дровам,  а  еде  переводу  сколько  -  ведь  не
напасешься!
   - Так, значит, вечером... - медленно произнес Хэсситай.
   - Ну да, - кивнул хозяин. -  В  первой  трапезной  кто-нибудь  сохлый
пирожок жует для виду, а здесь посетители собираются. Все  сплошь  свои,
не подумайте чего... случайных людей дальше трапезной никто не пустит. А
здесь уж мы вовсю стараемся. Так что  он,  -  хозяин  мотнул  головой  в
сторону бывшего киэн, - меня не тяготит нисколько. И сам не  даром  хлеб
ест, и мне на вино зарабатывает.
   Байхину сделалось внезапно разом и смешно, и грустно. Ясно же, что по
вечерам  в  потайной  комнате  дается  представление  -   и   посетители
гостеприимного погребка, истосковавшиеся по смеху, готовы платить вдвое,
если не втрое. Можно биться об заклад, что у предприимчивого хозяина  от
клиентов отбою  нет:  ведь  посещать  зрелища  рискованно  -  а  значит,
притягательно вдвойне. Настоящий мужчина всенепременно  должен  утворить
что-нибудь этакое... противозаконное... чтобы сознание  своей  отчаянной
отваги  приятно  согревало  душу,  чтобы  было  чем  похвалиться   перед
ближайшими друзьями - тоже, надо понимать, настоящими мужчинами, которые
и сами изредка тешат себя подобными же вылазками. И смех и  грех,  право
слово. Едва ли владелец погребка укрыл любимого киэн от монаршего гнева,
исходя из этих соображений: ради прибыли  жизнью  не  рискуют.  Зато  он
быстро  смекнул,  какую  выгоду  ему  сулит  его  бескорыстное   деяние.
Оборотистый любитель искусств совершил подвиг - и не прогадал на нем.  И
все же ни единого разочка он не сказал впрямую "киэн",  "представление",
будто слова эти могли обжечь ему рот.  Все  правильно:  в  случае,  если
Хэсситай с Байхином не те, за кого он  их  принял,  а  особо  хитроумные
королевские наблюдатели, хозяин сможет все отрицать и прикинуться, будто
его просто не так поняли, а сам он имел в виду  нечто  совсем  другое...
Все правильно... а тем не менее грустно немножко... грустно и смешно.
   - Я так мыслю, вы и от нашей... м-м-м... помощи не отказались  бы?  -
напрямик спросил Хэсситай.
   Бывший  киэн  незаметно  подмигнул  ему:  дескать,  молодец,   быстро
соображаешь.
   - Был бы прямо-таки счастлив, - просиял хозяин. - Только не  сегодня,
конечно... скажем, через неделю, когда суматоха уляжется... а до тех пор
о пропитании, господин мастер, не беспокойтесь.
   - Почту за честь, - учтиво согласился Хэсситай. - Сегодня мы никак не
могли бы... у нас сегодня вечером дело есть... вы ведь меня понимаете?..
   Хозяин утвердительно кивнул: а что тут не понять - дело нехитрое.  Не
он один такой умный. Многие сейчас набивают мошну, торгуя смехом  из-под
прилавка. Контрабанда - она и есть контрабанда.  Всегда  была  и  всегда
будет. Кем-то заезжие киэн уже  сговорены  -  чего  ж  тут  непонятного?
Главное, что и ему они обещались без обману - а значит, внакладе  он  не
останется.
   - Заняты мы сегодня, - повторил Хэсситай. - А вот через  неделю  -  с
премногим удовольствием.
 
Глава 10 
 
   Миновать стражу и  проникнуть  во  дворец  оказалось,  против  всяких
ожиданий, делом нетрудным. Байхин даже  в  самых  смелых  своих  чаяниях
надеяться не смел, что охрана может быть настолько беспечна. За  спинами
этаких остолопов он и сам мог бы проскользнуть незамеченным,  а  уж  под
началом Хэсситая - тем более. Трудности начались  в  коридорах  Внешнего
Дворца.
   Меньше всего Байхин ожидал услышать этот ласковый шорох.  Он  подумал
было,  что  ослышался,  потряс  головой  -  шорох  не  исчезал.   Тихий,
совершенно во дворце неуместный и  оттого  удивительно  печальный  шорох
опавших листьев. Они не отзванивали еле слышно на ветру,  как  давеча  в
осеннем лесу. Шорох был прерывистым, наподобие всхлипываний - откуда  же
взяться ветру в  дворцовых  коридорах?  Разве  только  если  сквознячком
протянет,  когда  очередной  слуга  распахнет  дверь,  чтобы  внести   в
пиршественную залу поднос с яствами или кувшин вина. Или взметнет листву
с мрамора длиннополый кафтан кого-либо  из  придворных,  покинувшего  на
время своих титулованных сотрапезников.  Хэсситай  сделал  шаг,  за  ним
другой. Листва всплакнула, потянулась за его одеждой и вновь улеглась.
   - Это, выходит... - прошептал Байхин, бледнея в темноте от  внезапной
догадки - благо еще, что в  темноте  не  видать.  -  Это  нас,  выходит,
ждали... и листьев насыпали... чтоб мы не могли пройти незаметно.
   - Если бы, - сквозь зубы процедил Хэсситай. -  Здесь  о  безопасности
никто и не помышляет... А тот, кто помышляет, таких  глупых  ловушек  не
устраивает. Здесь просто пируют.
   - Так и что? - не понял Байхин.
   -  Пируют,  -  терпеливо  повторил  Хэсситай.  -  Листва-то  осенняя,
взгляни.
   Байхин осторожно поднял с пола несколько листьев и поднес  поближе  к
окну, стараясь в неверном лунном  свете  разглядеть  их.  Прав  оказался
Хэсситай - листва была осенняя, тускло-рыжая и лилово-красная  в  лунном
свете. Края и кончики листьев мутно отблескивали серебром и золотом.
   - Что это? - растерянно произнес Байхин. Листья выпали  из  его  рук,
покружились немного и почти беззвучно опустились на пол.
   - Роскошь, - зло зашипел Хэсситай. - В  здешних  краях  ни  зимы,  ни
осени не бывает. Местные уроженцы иной раз и не знают толком, какая  она
из себя, осень. Зато они наслышаны, что знатные  и  утонченные  ценители
прекрасного в других странах любуются прелестью осенней листвы. Разве  ж
можно чужедальним вельможам хоть в чем-то  уступать?  Ни-ни.  Их  еще  и
переплюнуть надо, чтоб обзавидовались до смерти.
   - Так ведь осень рядышком, за горами. -  Байхин  все  еще  ничего  не
понимал. - Перейди через  горный  проход,  да  и  любуйся  себе  сколько
влезет.
   - И опять ты дурак выходишь, - возразил Хэсситай. - Тогда это  станет
удовольствием  для  простонародья.  Слишком  просто  и  слишком  дешево.
Тащиться через  горы,  чтобы  посмотреть,  как  листья  прямо  на  земле
валяются, - разве ж это достойно вельможи? А вот бешеные деньги платить,
чтоб тебе нагребли с десяток возов этих листьев, да не каких  попало,  а
самых отборных, листочек к листочку, да чтоб доставили прежде,  чем  они
посохнут-повянут, - это да,  это  по-княжески.  А  еще  каждый  листочек
тронуть золотым или серебряным напылением... и опять же не как попало  -
поверь мне, над этим самолучшие художники не покладая рук трудились... и
не на землю вывалить отмытую да расписную листву, а на  мраморные  полы,
на шелковые полотнища, на дорогие ковры... Вот этим  уже  и  придворному
полюбоваться не зазорно. Он ведь не чета всяким там землепашцам  вонючим
и торговцам презренным. И иноземным вельможам тоже. Об заклад бьюсь, что
весь Внешний Дворец листьями усыпан.
   - Это же сколько золота... - почти неслышно присвистнул Байхин.
   - Меньше, чем ты думаешь, - блеснул зубами  в  полутьме  Хэсситай.  -
Придворные, конечно, народ безмозглый - а вот король хоть и безумец,  но
не дурак. Пыль в глаза пустить  всегда  приятно,  особенно  золотую,  но
перемалывать всю свою казну на пыль он не станет. Я  слыхал,  что  после
пира всю листву сей же час собирают и на вороха раскладывают -  отдельно
серебрёную, отдельно золоченую, а потом придворные ювелиры ее сжигают  и
все золото-серебро до крупиночки извлекают - и не приведи Боги им  самой
малости недосчитаться. Разбираться, кто украл, не  станут  -  всех  слуг
через пыточную камеру пропустят, пока не возместят недостающее.  Правда,
теперь с этим вроде как полегче: прислуживают на  пирах  пустоглазые,  а
они без приказа не воруют. Конечно, если им прикажут... сам понимаешь.
   - Так ты и раньше про этакое любование листьями слышал? -  При  слове
"любование" Байхин поморщился: сам он хоть и  в  знатной  семье  рос,  а
таких безобразий даже за его  кичливым  отцом  не  водилось,  и  осенней
листвой Байхин привык любоваться в ее естественном виде.
   - Слышал, - признал Хэсситай. - Только одно дело - слышать, а  другое
- собственными глазами  увидеть.  Я  и  не  предполагал,  что  это  хоть
вполовину так мерзко.
   - А если слышал, - ядовито поинтересовался Байхин, - может,  скажешь,
как мы теперь через все это шуршание пройдем?
   - Обыкновенно, - в тон ему ответил Хэсситай, - ногами.  Сначала  одну
ногу перед собой ставишь, потом другую...
   - Сам понимаю, что не на руках,  -  огрызнулся  Байхин.  -  Тут  ведь
прокрасться немыслимо.
   - А мы и не будем, - возразил Хэсситай.
   - Но ведь нас услышат, - запротестовал Байхин. Хэсситай вздохнул.
   - По-моему, ты наслушался всяких песен о  деяниях  великих  героев  и
прочих баек. В жизни так не бывает. Зачем нам подкрадываться? Нас  мигом
заприметят. Мы просто пойдем. Как все. Подумаешь, услышит кто-то, что  в
коридоре зашуршало! Мало ли кто может там шуршать. Слуга выпивку  несет,
к примеру. Нет, приятель, если ты надумал  незаметно  подкрадываться,  -
Хэсситай покачал головой, - ты мне эти штучки брось, пока не поздно.
   И с этими словами он ступил на ковер из листьев и зашагал, не обращая
внимания на шорох.
   Байхин волей-неволей последовал за ним. Неотвязный шелест по-прежнему
преследовал его, мучил своей  неуместностью,  и  Байхин  что  есть  силы
старался побороть себя и не вздрагивать на каждом шагу.
   - Какого же я дурака свалял, - произнес внезапно Хэсситай  самым  что
ни на есть обыденным тоном.
   - В каком смысле? - не понял Байхин.
   - В самом прямом, - тем же невыразительным тоном пояснил Хэсситай.  -
Я имел глупость пошутить. Подтрунивать над тобой начал. Тут моя магия во
мне и колыхнулась. Я совсем упустил из виду, что король -  тоже  маг,  а
маги друг друга чуют... вот он и почуял, как сила во мне пошевелилась.
   - Почем знаешь? - не поверил Байхин.
   - Я тоже его почуял, - ответил Хэсситай, - Давно я с магами  дела  не
имел, вот и позабыл...  Тут-то  мне  и  напомнилось.  Ты  прибавь  шагу,
прибавь. Магия, конечно, магией, но и о  страже  дворцовой  забывать  не
стоит. Наверняка они уже вышли наперехват. Нам надо поспеть раньше.
   - Уже не поспеем, - заметил Байхин.
   - Слышу, - почти беззвучно шепнул  Хэсситай.  Действительно,  мудрено
было бы не услышать. Осторожный лязг несмелым тихим эхом  отпрыгивал  от
стен - и, опережая его, вдоль по коридорам катились волны шороха.
   - У нас только один путь остался, - выдохнул Хэсситай на ухо Байхину,
указывая  на  массивную  дверь   пиршественной   залы,   темную,   почти
неразличимую в полумраке коридора.
   Байхин содрогнулся, но кивнул: лучше уж погибельный путь,  чем  вовсе
никакого.  Хэсситай  отошел  на  полшага,  примерился  и  мощным  пинком
распахнул дверь.
   Хмельные выкрики хлынули разом в коридор  -  и  разом  же  растерянно
стихли. Из темноты отлично было видно,  как  повскакали  со  своих  мест
пирующие, как заозирались в недоумении... но  яркое  пламя  светильников
слепило им глаза, выгадывая  для  обоих  киэн  еще  несколько  мгновений
относительной безопасности.
   Пол пиршественной залы был усыпан золочеными листьями почти до колен.
Только посредине оставалось немного чистого пространства - там,  где  на
небольшом  возвышении  стояла   огромная   клетка,   где   кружились   в
смертоносном танце двое бойцов с каменно-недвижными лицами  и  прыгучим,
не способным остановиться взглядом. Тяжелые мускулы бойцов лоснились  от
пота. Лишь эти двое не обратили внимания на неожиданное  вторжение.  Они
продолжали свой исполненный бесцельной ярости поединок. Безумные  бойцы,
любимое   развлечение   пустоглазого   простонародья...   и   утонченных
придворных, ценителей прекрасного и любителей  схваток  до  смертельного
исхода.
   - За мной! - хриплым шепотом велел Хэсситай, и Байхин повиновался, не
раздумывая. Он ринулся к середине зала, держась позади Хэсситая - а  тот
уже добрался до клетки и сокрушил замок, привешенный снаружи. Даже и это
не помешало безумцам кидаться друг на  друга  с  прежней  нерассуждающей
злобой - до тех пор, пока Хэсситай не схватил одного  из  них  сзади  за
волосы и не отправил ударом в спину прямо на визжащую толпу  придворных.
Второй боец уже обратил было к новому противнику безумное яростное лицо,
но Хэсситай невероятным усилием опередил его движение и оказался позади.
   - Вон они! - взревел Хэсситай, схватил  безумца  за  уши  и  повернул
лицом   к   набежавшей   страже.   Мыслишки   у   того    были    куцые,
коротенькие-прекоротенькие. Он тут же и думать забыл и о  прежнем  своем
поединщике, который в это время успешно  крушил  выложенный  перламутром
палисандровый стол, и о новом, невесть откуда  взявшемся  оскорбителе  и
весь без остатка отдался сражению с теми, кого  видел  перед  собой.  Он
ринулся на стражников с таким неистовством, что едва не  оставил  уши  в
руках Хэсситая.
   -  Туда!  -  крикнул  Хэсситай,   указывая   Байхину   на   дверь   в
противоположном конце зала. Байхин бросился к ней, стараясь ненароком не
угодить на глаза одному из безумцев. Двери он  достиг  первым:  Хэсситай
задержался ненадолго. Он схватил со стола  огромный  кувшин  с  вином  и
грохнул его об пол, за ним другой, третий... Алое и  желтое  вино  щедро
оросило позолоченную листву.
   Это на случай, если кто пробьется к  двери,  смекнул  Байхин.  Мокрая
листва - самая скользкая штука на свете. А уж на мокром-то мраморе она и
вовсе любого остановит... или хотя бы задержит.
   Хэсситай вслед за Байхином вынырнул из пиршественной залы, прикрыл за
собой дверь и остановился перевести дух. Теперь он  мог  позволить  себе
этот мгновенный отдых. Всего несколько минут заняла сцена в зале, полном
придворных, - но сколько переменилось за эти минуты!
   - Уф... едва успел, - произнес Хэсситай, утирая лоб. -  Сам  даже  не
понимаю, как успел. С перепугу, не иначе. Эти бойцы куда проворней меня.
И стражу, к слову сказать, задержат надежно. Куда лучше,  чем  любой  из
нас.
   - Почему? - поинтересовался Байхин. Не то чтобы ему  было  и  вправду
интересно или он усомнился в словах Хэсситая -  просто  ему  было  нужно
сказать хоть что-нибудь, разжать запечатанные недолгим страхом губы.
   - Самый опасный противник, - изрек Хэсситай, вновь устремляясь вперед
по коридору, - это псих, который твердо вознамерился откусить тебе  нос.
Ему ведь все равно, что с  ним  станется.  Он  ничего  не  боится  -  ни
калечества, ни смерти. Так что нос тебе он хоть умрет, а откусит. А  эти
бойцы... они готовы откусить нос всему миру. Они бросаются на  все,  что
видят. И их невозможно взять на испуг или отогнать. Они будут  сражаться
до смерти. Их можно только убить. А времени это займет много.
   - Значит, мы теперь  вправе  ползти,  как  раки  вареные?  -  съязвил
Байхин. - По-моему, нам лучше бы поторопиться.
   - Незачем, - невозмутимо ответил Хэсситай. - Мы уже почти пришли. Это
в обход зала долго, но через зал совсем  рядом.  Вон  за  тем  поворотом
дверка во внутренний сад.
   - В какой сад? - не понял Байхин.
   - Во внутренний. - Хэсситай  свернул  за  угол,  увлекая  Байхина  за
собой.  -  Мы  с  тобой  только  Внешний  Дворец  прошли.  Лачужку   для
придворных. Приют изящных развлечений. Король здесь не живет...  а  этот
так даже и не бывает.
   - А где он живет? -  с  неожиданным  для  себя  же  самого  интересом
спросил Байхин.
   - Мне и самому любопытно, - признался  Хэсситай  и  осторожно  открыл
маленькую дверку.
   После пропахшего ароматами благовонных курений Внешнего Дворца ночной
воздух казался необычно  свежим,  благостно  отрезвляющим.  Лунный  свет
густыми волнами изливался  на  землю.  Лунный  свет,  веселый  лжец,  до
неузнаваемости   искажающий   реальность,   заправский   шут,    дерзкий
пересмешник, коварный и безжалостный собрат по ремеслу... Но нет, на сей
раз то были не шутки лунного света, а самая что ни на  есть  доподлинная
правда.  Дворец  короля  был  именно  тем,  чем  и  представился   взору
потрясенных киэн, - воплощением безумия.
   Байхин схватил руку Хэсситая и стиснул ее, не  отдавая  себе  отчета,
что творит. Он даже не понимал, что хочет проснуться как можно быстрей и
никогда не вспоминать, что за нелепый сон ему приснился.  Ну  нельзя  же
так нагло глумиться над рассудком!
   Если бы камни, вывороченные из  городской  стены,  взгромоздились  на
верхушку этого сооружения, то это было бы всего лишь уродством. Но  нет,
королевский дворец достраивался не сверху, а снизу. Он всползал все выше
и выше на кривые, поспешно возведенные поверх прежнего фундамента стены,
одной лишь силой магии удерживаясь, чтобы не рухнуть с  этих  немыслимых
каменных ходулей вовнутрь себя.
   - Такого даже я не ожидал, - прошептал Хэсситай дрогнувшим