брезгую".  В  его  голосе  звучала  ледяная
гадливость. Байхина от  самого  его  тона  словно  сквозняком  по  спине
протянуло.
   - Думаешь, до этого дело дойдет? - тихо спросил он.
   - Уверен, - без колебаний ответил Хэсситай. - Ты  ведь  сам  говорил:
пустоглазые сделают  все,  что  им  только  ни  прикажи.  Достаточно  им
приказать  схватить  нас  любой  ценой  -  думаешь,   достаточно   будет
пару-тройку  стражников  трупами  положить,  чтоб  остальные  со  страху
поразбежались? Как бы не так. Нам придется убить их всех. И  мне  что-то
не кажется, что я управлюсь с такой толпой. Даже и с твоей помощью.
   Прятаться от погони  на  широкой,  всякому  взгляду  открытой  дороге
оказалось не так уж и трудно: знай примечай издалека подходящие кусты да
прячься в них при первом же признаке опасности.  Байхин  и  Хэсситай  то
опережали погоню, то намеренно приотставали, пропуская  ее  вперед.  Они
подолгу  высиживали  в  укрытии  и  отдыхали,  ожидая,  покуда  ловцы  в
очередной раз минуют их: те еле плелись, скорбно утирая пот пропыленными
рукавами. Жиэн - народ поворотливый, легкий на ногу, а вот  о  городской
страже этого не скажешь. Хоть и кажется, что стражник весь день на ходу,
а всего-то пути у него - от рыночной площади до управы,  от  Стрельчатой
Башни до городской тюрьмы. И повсюду  найдется  шустрый  трактирщик  или
содержатель притона, который  и  зазвать  к  себе  почтенного  господина
стражника всегда готов, и угостить, а то и напоить в надежде, что тот  в
ответ посмотрит сквозь пальцы кое на какие  делишки,  так  что  на  деле
выходит, что шествуют стражники от трактира до трактира, если  только  и
вовсе не засядут отдыхать от трудов дневных до самого вечера...  словом,
не утруждают себя доблестные стражи порядка излишней  ходьбой.  А  чтобы
весь вечер да всю ночь по  проселочным  дорогам  в  потемках  блукать  -
неслыханное дело! Ноги у стражников были сбиты до хромоты. А разбуженные
среди ночи крестьяне зевали во весь рот и пошатывались  на  ходу.  Когда
они брели мимо  затаившихся  киэн,  Байхин  готов  был  поклясться,  что
расслышал  даже   тихое   всхрапывание.   Нормальные   люди   давно   бы
воспротивились этой бессмысленно безостановочной ходьбе  и  остановились
на отдых - но пустоглазых гнал вперед  полученный  приказ.  Однако  если
голова пуста, тело за ее  дурость  не  в  ответе,  оно  все  равно  свое
возьмет. Даже пустоглазые не могут шагать, не сбавляя ходу, почти  сутки
напролет. Желая отстать  от  погони,  Хэсситай  с  Байхином  все  дольше
отсиживались по кустам и все быстрей нагоняли своих преследователей.
   - Если этот поганец не велит им остановиться, - прошептал  Байхин,  -
они того и гляди свалятся.
   - Ну, это не моя  печаль,  верно?  -  ухмыльнулся  Хэсситай.  -  Хотя
господин наблюдатель, и верно, дурак кромешный. Я бы на  его  месте  дал
людям роздыху.
   Господин наблюдатель оказался повыносливей прочих -  все  ж  таки  из
бывших киэн. Конечно, и он порядком  устал  -  лицо  осоловелое,  взгляд
томный, уголки рта опущены, словно завязки у кошелька.  Однако  ноги  он
переставлял так бойко, словно дорога  обжигала  ему  пятки:  неутоленная
ненависть гнала его вперед. А покуда он сам не свалится посреди  дороги,
остальным нечего и мечтать об отдыхе. Насмерть  загонит,  мертвыми  идти
заставит, а от цели своей не отступится. Найти, настигнуть,  схватить...
хорошо  бы  еще  в  клочья  разорвать...  Впрочем,  королевские   палачи
разделают пленников с большей  фантазией...  Ладно,  так  уж  и  быть  -
схватить и отдать на растерзание.
   Мало-помалу придорожные кусты стали попадаться все реже,  зато  вдоль
обочины то и дело  замелькали  домики  -  поначалу  одинокие,  потом  по
несколько боязливо жмущихся друг к другу хибарок, за которыми так удобно
прятаться от преследователей... Байхин не  сразу  и  понял,  что  дорога
давно уже тянется через предместья.
   То, что Байхину довелось увидеть в этом предместье, ошеломило его  до
полного остолбенения и в памяти запечатлелось накрепко. И неудивительно:
редкое зрелище могло потягаться со столичным предместьем. Даже и  долгие
годы  спустя  Байхину  виделись  изредка  жуткие  сны:   узкие   улочки,
перегороженные  бельевыми  веревками...  скрипучие  деревянные  настилы,
причудливо  разрисованные  окаменевшим  от  времени  птичьим  пометом...
горластые, пахнущие сыростью коты... и ветхие домики,  теснящиеся  самым
не правдоподобным образом, налезающие друг на друга...  домики,  которые
должны бы лепиться к городской стене... но городской стены  нет,  и  они
прижимаются к пустоте,  готовые  рухнуть  от  малейшего  сотрясения,  от
первого же дождя, даже от жарких солнечных  лучей,  тяжелых  и  тусклых,
словно  свинец...  домики,  домишки,  хибары,  халупы,  незримой  линией
отсеченные от других, точно таких же,  и  так  же  судорожно  облапивших
пустоту по другую сторону невидимой черты. Нет городской стены, словно и
не было никогда. А ворота есть. Крепкие ворота с  прочными  засовами.  И
стражники при воротах имеются - а как же иначе? И хоть бы кому пришло  в
голову миновать ворота, перешагнуть через пустоту - нет, все, кому нужно
попасть в город или выбраться из него, дружно  шествуют  с  умным  видом
через  ворота...  а  перед  тем  долго  плетутся  вдоль   несуществующей
городской стены, как если бы  она  красовалась  на  прежнем  месте...  и
никто, никто ни взглядом, ни жестом не  смеет  выказать,  что  хотел  бы
сократить дорогу! С пустоглазых что и взять - прикажи им видеть стену на
прежнем месте, и они себе лоб об нее разобьют... но ведь и  обычные,  не
затронутые болезнью люди попадались в толпе хоть изредка - однако и  они
пробирались вдоль пустого места к  воротам  и  терпеливо  ждали,  покуда
стражники соизволят впустить их или выпустить.
   Только одним страшные сны, посещавшие Байхина, отличались от яви:  во
сне узкая черта пустоты рассекала землю надвое, уходя  в  невесть  какие
глубины, - а в действительности между столицей и ее предместьем в  земле
не зияла зловещая рана. Там, где еще  недавно  возвышалась  опоясывающая
город  стена,  тянулась  вровень  с  землей  полоса   каменной   кладки.
Распотрошить фундамент потрудней, чем снести стену,  -  вот  пока  и  не
добрались неведомые Байхину разрушители до основания  стены...  пока  не
добрались. Кое-где ровный  тесаный  камень  сменялся  обломками,  словно
кто-то пытался вынуть камень из кладки - не целиком, так  хоть  расколов
его на части.
   - Здесь война была? - тихо спросил потрясенный Байхин.
   - А что, разве похоже? - ощерился Хэсситай.
   - Н-нет, не очень, -  признал  Байхин,  -  но...  стену  ведь  кто-то
разрушил... интересно, что король собирается теперь делать.
   - Расковыривать фундамент, - ехидно и  зло  предположил  Хэсситай.  -
Нет, я не шучу. Собственно, я чего-то в  этом  роде  и  ожидал.  Я  даже
догадываюсь, зачем он это сделал.
   - Он что, сумасшедший? - охнул Байхин.
   - Да, - отрезал Хэсситай. - Я  ведь  говорил  тебе.  Корона  и  магия
несовместимы. - Он помолчал немного и добавил:
   -  Похоже,  этот  мерзавец  рехнулся  куда   основательней,   чем   я
предполагал. И намного раньше.
   Он передернул плечами и решительно двинулся к воротам.
   - Эй, ты куда? - поймал его за локоть Байхин.
   - В город, куда же еще? - ответил Хэсситай. - Конечно, в воротах  нас
могут остановить, а тем временем и погоня подоспеет...  но  все-таки  не
стоит нам сигать через стену. Хоть и нет ее больше. Здесь  это  явно  не
принято. На нас могут обратить внимание.
   - Кто? -  Байхин  улыбнулся  странной  нехорошей  улыбкой,  отдаленно
похожей  на  широкий  зевок,  каким  дикий  кот  выражает   высокомерное
презрение к недостойному противнику. - Сдается, ты до сих пор не  понял,
с кем мы имеем дело. Ты,  может,  и  видел  раньше  тех,  кто  переболел
смертной тоской, - но я-то болел ею  сам.  Пустоглазый  -  это  ведь  не
совсем человек. Это ходячая вещь. Раз ему сказано, что стена на месте, -
значит на месте. Раз велено  не  верить  глазам  своим  -  значит  и  не
поверит. Да никто попросту не сможет нас увидеть. Люди  не  ходят  через
стену насквозь - значит и нет там никаких людей.
   - Ты уверен? - приподнял бровь Хэсситай.
   - Еще как, - хмуро ответил Байхин. - Я ведь очень  хорошо  помню  это
состояние. Так и тянет покориться, послушаться... сделать что  велено  -
только то, что велено, и ничего больше... так невыносимо проявлять  свою
волю... да нет, не проявлять даже -  иметь  свою  волю.  -  Он  помолчал
немного, и его лицо вновь исказилось страшной  зевающей  улыбкой.  -  Ты
правильно сделал, что согласился принять мою помощь. Иначе я  бы  взялся
за дело самостоятельно. Я ведь на своей шкуре испытал, каково переболеть
смертной тоской. Маг, напустивший эту мерзость на целую страну, не может
ожидать от меня ничего хорошего. И не получит.
   - Ладно, - вздохнул Хэсситай, - уговорил.  Пойдем  через  стену.  Тем
более что на дороге погоня наша завиднелась, так что мешкать  в  воротах
нам и впрямь не стоит.
   И оба киэн пересекли каменную полосу.
   Пустоглазые и в самом деле их не увидели. Тут Байхин  оказался  прав.
Пустоглазых опасаться не следовало. Вот кого им следовало  остерегаться,
так это обычных людей, а их Байхин как раз  и  не  принял  в  расчет.  И
совершенно зря. Трудно сказать, что руководило  тем  обычным,  здоровым,
нормальным человеком, который поднял крик. Ненависть?  Зависть?  Желание
получить награду? Или просто страх? Да разве это важно? Хэсситай  походя
заставил его умолкнуть, треснув бедолагу ребром ладони по  шее,  но  для
двоих киэн было уже поздно. Во мгновение ока они из лазутчиков  в  стане
врага превратились в беглецов.
   Потом уже, обдумывая на досуге случившееся, Байхин решил, что  заорал
тот человек все-таки со страху. Пустоглазые, конечно, пустоглазыми -  но
и обычные  люди  в  известной  степени  поддались  наваждению.  Нет,  не
магии... но всеобщее мнение  иной  раз  и  посильней  магии  будет  -  и
попробуй ты не даться ему в обман!  Попробуй  не  увидеть  отсутствующую
стену, раз все говорят, что она стоит на прежнем месте. Этот  несчастный
искренне убедил себя, что стена по-прежнему несокрушима, - и завопил  от
ужаса, узрев чудо. Двоих людей, преспокойно проходящих сквозь  нее.  Да,
именно так... от ужаса и отчасти от восторга.
   Но думал об этом Байхин уже потом - а тогда у него минутки лишней  не
было для размышления. Увернуться, поднырнуть, проскользнуть - и  бежать,
и снова подныривать, и снова бежать, стараясь не оторваться от Хэсситая,
и вновь перепрыгивать, уворачиваться и бежать...
   Вопящие рты, расквашенные носы, воздетые кулаки...  внезапно  посреди
истошно завывающего месива бессмысленной плоти  возникло  лицо  -  такое
бледное рядом с багровыми от злобы рожами. Губы его двигались беззвучно,
но Байхин отчетливо прочитал по ним: "Сюда!" И снова ни  минуты  времени
призадуматься - а не ловушка ли это? Пока будешь размышлять, тебя  мигом
сомнут и разорвут в клочья.  Байхин  предпочел  довериться  наитию  -  а
наитие побуждало предложенную помощь  принять.  Он  на  бегу  подтолкнул
Хэсситая, взглядом указывая на неожиданного союзника. Хэсситай кивнул  -
и ринулся в противоположную сторону.
   Байхин уцепился за ветку дерева, подтянулся, одним прыжком перемахнул
на крышу, перескочил на другую, спрыгнул  в  пустой  переулок,  пробежал
немного, поднырнул  под  низенькую  арку,  обогнул  хлопающий  на  ветру
полотняный навес... и тут чья-то рука ухватила  Байхина  за  шиворот,  а
вторая с силой толкнула его в невесть  откуда  взявшийся  узкий  дверной
проем.
   Отдышавшись кое-как, Байхин огляделся по сторонам.
   Погребок, где он так  внезапно  очутился,  больше  всего  походил  на
трактир, знававший лучшие времена: с кухни не тянуло ароматом съестного,
за  пыльными  столиками  -  ни  одного  посетителя.  Только  за  стойкой
незнакомый тип невозмутимо взирает на Байхина,  словно  ему  не  впервой
видеть, как клиентов зашвыривают в трактир пинками.
   Вновь приоткрылась дверь, и в погребок протиснулся  бочком  Хэсситай.
За ним следовал их негаданный спаситель. Он задвинул засов,  навесил  на
дверь тяжелый замок и дважды повернул огромный ключ.
   Сбитая со следа толпа осталась снаружи.
   -  Прошу  вон  туда,  -  произнес  хозяин  погребка,   окончив   свои
манипуляции с замком, и махнул рукой куда-то в  сторону  сплошной  стены
позади стойки. - Ломиться ко мне скорей всего  не  станут  -  все  давно
привыкли, что у меня до  вечера  заперто,  -  а  все-таки  верней  будет
спрятаться.
   Он что, мелькнуло в голове  у  Байхина,  наслушался  воплей  толпы  и
вообразил, будто мы и в самом деле сквозь стены ходить умеем?
   Перехватив его  взгляд,  парень  за  стойкой  улыбнулся  и  поддернул
рукава, словно фокусник перед исполнением особо хитроумного трюка. Затем
он подошел к полке с посудой и переставил тяжелую глиняную миску с места
на место, после  чего  выжидающе  замер,  будто  приглашая  почтеннейшую
публику убедиться, что коробочка, из которой сейчас вылезет живой  слон,
и в самом деле пуста. Выдержав  должную  паузу  и  вдоволь  насладившись
откровенным замешательством почтеннейшей публики,  он  легонько  толкнул
полку. Полка повернулась  вместе  с  частью  стены,  открывая  проход  в
надежно укрытую от посторонних глаз комнату.
   - Милости просим, - нараспев протянул парень и слегка откинул  голову
назад.
   - Фигляр, - вздохнул хозяин. - Смотри, довыпендриваешься.
   - Это при своих-то? - ухмыльнулся парень. - Да что  вы,  хозяин...  а
при чужих я ни-ни, вы же знаете.
   Байхин  и  Хэсситай  почли   за   благо   побыстрей   воспользоваться
приглашением, отложив расспросы на потом. Место, в которое они попали, и
владеющие им люди были по меньшей мере странными,  чтобы  не  сказать  -
загадочными, но эти странные люди спасли обоих киэн, здорово рискуя  при
этом собственной шкурой. Подвергать их еще большей  опасности  -  значит
отплатить злом за добро. Лучше побыстрей спрятаться в укрытии, не  тратя
времени  на  неуместные  разговоры...  а  там,  глядишь,  что-нибудь  да
прояснится.
   Потайная  комната  оказалась  большой  -  едва  ли  не  больше  всего
остального погребка - и довольно уютной.  С  потолка  свисал  начищенный
бронзовый светильник на крепкой цепочке. Низенькие столики, не в  пример
стоящим снаружи, чисто вымыты. Самая что ни на есть обычная комната  для
необычных посетителей. В таком помещении трактирщик обычно ублажает едой
и питьем тех нечастых клиентов, которым  полагается  кланяться  в  пояс.
Словом, ничего необычного... Ничего? Как бы не так. Именно  комнате  для
дорогих гостей, а никак уж не внешней трапезной, полагается  покрываться
пылью - ведь комнатой этой так редко пользуются. У входа в такую комнату
трактирщик  часто-часто  кланяется  достопочтенным  господам  и   сыплет
прибаутками да приговорками, выражая свою сверхъестественную радость,  а
сам  зорко  следит,  когда  же   проскользнувший   втихомолку   вовнутрь
прислужник выберется наконец, тщательно пряча  за  спину  побуревшую  от
пыли тряпку, - и лишь потом, не переставая кланяться,  ведет  сиятельных
господ туда, где они смогут перекусить и выпить, не оскорбляя свой  взор
созерцанием всякого сброда. И не стена с потайным механизмом,  а  дверь,
прикрытая  изнутри  красивой  занавесью,  отделяет  залу  для  почтенной
публики от общей трапезной.
   - Располагайтесь, - промолвил хозяин погребка, широким жестом  обводя
комнату. - Вот  только  предложить  мне  вам,  кроме  холодных  закусок,
нечего. Днем мы ничего не готовим и огня не разжигаем. Если вдруг  ни  с
того ни с сего у меня из трубы дым повалит...
   - Понял, - кивнул Хэсситай. - Не  огорчайтесь,  почтенный.  Мы  не  в
обиде. Вы же нам жизнь спасли как-никак.
   Спрашивать,  из  каких  соображений  гостеприимный  трактирщик  решил
рискнуть собой ради двоих незнакомцев, Хэсситай не стал. Обычный киэн на
его месте скорей всего не удержался бы - но среди Ночных Теней  подобные
вопросы почитались неприличными. Спас тебя человек - будь  благодарен  и
не лезь к нему в душу, не вызнавай, зачем  да  почему:  тебе-то  что  за
дело? Захочет, так и сам расскажет... а не захочет -  радуйся,  что  жив
остался, и молчи, если только твой спаситель не даст понять,  что  готов
дать ответ на твои вопросы.
   Байхину в отличие от Хэсситая не терпелось разузнать, кто их  спас  и
почему, - но, глядя на мастера, он  тоже  прикусил  язык.  Раз  Хэсситай
выказывает одну лишь благодарность без тени любопытства,  то  и  ему  не
пристало  соваться  с  расспросами.  Взамен   он   принялся   пристально
рассматривать помещение.
   Парень тем  временем  вернулся  к  себе  за  стойку,  вытащил  оттуда
небольшой поднос, нагрузил его всевозможной снедью, вернулся в  потайную
комнату и повернул стену, закрывая вход. Байхин так и уставился на  него
- и все же не смог уловить, что именно  парень  проделал  с  механизмом,
задвигающим стену.
   Парень  принялся  сноровисто  снимать  с  подноса  чашки  и  миски  и
расставлять их перед гостями. Руки его так и летали. Сильные, подвижные,
выразительные руки, покрытые ровным загаром - сидя в трактире с утра  до
вечера, таким загаром  не  обзаведешься.  Нет,  не  к  посуде  эти  руки
привычны,  хоть  и  управляются  с  нею  ловко.  Не  трактирному   слуге
принадлежат эти гибкие, точные в движениях пальцы...  и  лица  такого  у
трактирного слуги быть не может. Странное лицо:  вроде  и  не  худое,  а
каждый мускул, каждая жилочка прорисованы отчетливо и явственно.  Словно
бы тонкий слой подкожного жирка, залегающий у обычного человека,  как  и
явствует из названия, под самой кожей, у этого парня не  обливает  собой
лицевые мышцы, а располагается под ними, вынося  их  на  поверхность.  С
таким лицом даже малейшего движения души не укроешь от любопытных взоров
- оно предательски обнажает, выдает любое переживание... Очень неудобное
в обычной жизни лицо... но очень удобное для того, чтобы...
   Байхин не стал мысленно облекать в слова свою нечаянную догадку, а уж
вслух - тем более. Он молча встал и поклонился собрату по  ремеслу  так,
как принято кланяться среди киэн, уперев  руки  в  боки.  Парень  широко
ухмыльнулся и ответил точно таким же поклоном.
   - У хозяина нашего глаз наметанный, - заметил  парень.  -  Как  он  в
считанные мгновения да еще в такой суматохе сумел распознать киэн -  уму
непостижимо.
   Байхин оглянулся на хозяина, тихо о чем-то беседовавшего с Хэсситаем.
Вот оно, значит, как. Не просто укрыть от толпы загнанных беглецов... не
просто приютить незнакомцев... хотя и такое дело тоже отменной храбрости
требует. Нет, хозяин погребка отлично понимал, кого спасет - а значит, и
чем рискует.
   Хэсситай оглянулся мельком на Байхина с собеседником. Нет,  кланяться
он не стал - просто улыбнулся, но такой понимающей улыбкой, что  Байхину
едва не стало завидно. Он пока еще не навострился распознавать собратьев
по ремеслу мгновенно. Годы не те, опыта  недостаточно.  Байхину,  прежде
чем догадаться, пришлось потратить время на наблюдение -  а  Хэсситай  и
мгновения лишнего на догадку  не  потратил.  Да  и  можно  ли  именовать
догадкой спокойную твердую уверенность?
   - Ваша правда, мастер, - вполголоса заметил хозяин, перехватив взгляд
Хэсситая. - Этот парень - один из лучших в  своем  ремесле...  не  будем
уточнять, в каком.
   - Не будем, - покладисто согласился Хэсситай. - Ваш давний  знакомец,
я полагаю?
   Хозяин внезапно  смутился,  словно  Хэсситай  застиг  его  в  детском
слюнявчике и с погремушкой в руках.
   - Давний,  -  пробормотал  он  себе  под  нос,  мучительно  заливаясь
краской. - Я его еще вот таким пацаненком помню. Почитай, пятнадцать лет
на  площадь  бегаю  на  него  посмотреть!  -  добавил  он  конфузливо  и
одновременно с вызовом.
   Хэсситай улыбнулся в ответ широко и уважительно.
   - Истинного знатока и ценителя в  наше  время  встретишь