н-то по крайней мере разумный человек. Ему Кенет
сможет сказать о своем беспокойстве.
   Увиденная им по дороге сценка лишь укрепила его опасения.
   Давешнему  побитому  мужику,  по  всей  вероятности,   не   терпелось
сквитаться. Он выискал в толпе пленных  разбойников  своего  обидчика  и
наотмашь ударил его по лицу.
   - Ну, убей меня! Убей! - выкрикнул парень. - Жену мою и детей ты, что
ли, кормить будешь?
   Дальше  Кенет  слушать  не  стал.  Он  закусил  рассеченную  губу  и,
расталкивая всех, кто ни попадется, быстро зашагал на  поиски  старосты.
Когда Кенет добрался до него, он  едва  держался  на  ногах,  и  старику
пришлось подхватить блистательного господина воина, чтобы тот не упал.
   -  Знатно  вышло,  -  заметил  старик,  кивнув  в   сторону   пленных
разбойников.
   - Знатно, - согласился Кенет. - Ну и что теперь будет?
   -  А  ничего  хорошего,  -  ответил  старик  и  перевел   на   Кенета
уважительный взгляд. - А ведь вы, господин воин, и сами это понимаете.
   - Чего тут не понять, - обреченно вздохнул Кенет. - Одно из двух. Или
ваши односельчане разбойников будут убивать не  до  смерти  -  и  тогда,
стоит мне уехать, деревне конец. Или  деревенские  все-таки  догадаются.
Тогда они этих разбойников убьют по-настоящему.
   А их жен и детей даже убивать не  придется.  Сами  в  лесу  с  голоду
помрут. Тем более зима скоро. Лучше уж сразу их добить.
   Милосерднее как-то.
   - Есть еще один выход, господин воин, - тихо произнес старик.
   Его глаза встретились с глазами Кенета, и юноша понял, что думают они
со стариком об одном и том же.
   - Выход есть, - медленно произнес Кенет. - Но если и  тут  что-нибудь
пойдет не так, меня  деревня  на  моих  собственных  кишках  повесит.  И
сопротивляться я не буду.
   - Все выйдет, как быть должно, - пообещал старик.  -  Вы  мне  только
знак дайте, а я уж подыму тревогу вовремя.
   - Темнеет, - невпопад ответил Кенет.
   - Это хорошо, - кивнул старик. - В темноте далеко видать будет.
   - Ну, совсем издалека лучше не надо, -  не  согласился  Кенет.  -  Не
успеете. Лучше так: на полпути к деревне  я  улизну.  Хорошо  бы  факел,
чтобы мне с огнем не возиться.
   - Факелы есть в крытой повозке, господин воин. Возьмите один себе.
   Кенет кивнул и отошел от старика. Стянуть факел незаметно ему удалось
без труда. Теперь ему предстояло так же незаметно  отстать  от  упоенных
победой жителей деревни - задача тоже не из сложных.  Шел  он  медленно,
почти нехотя. Ему и так сегодня здорово досталось, а совершить предстоит
и вовсе невероятное. Сначала придется бежать.  Очень  быстро  бежать.  А
потом… нет, об этом лучше не  думать.  Все  существо  Кенета  восставало
против самой мысли, а ему ведь не думать - ему нужно сделать.
   Занятый своими невеселыми раздумьями, Кенет не заметил, что селяне  с
пленными разбойниками уже поравнялись с ним. Завидев Кенета,  разбойники
дружно завопили. Трудно сказать, чего больше было в этом крике  -  ужаса
или изумления. Неспособный сейчас на более сильное чувство,  Кенет  вяло
удивился. И чем их, в самом-то деле, так напугал обыкновенный деревянный
меч?
   Никому  не  казалось  странным,  что  господин  воин  едва  плетется:
окровавленный  Кенет  со  скособоченным   плечом   выглядел   прямо-таки
устрашающе. Скорей уж  непонятно  было,  почему  и  как  он  еще  ходит.
Крестьяне,  ведущие  пленников,  почтительно   миновали   его.   Кое-кто
остановился и спросил, не  помочь  ли  чем  господину  воину,  но  Кенет
неизменно качал головой и с преувеличенно  вымученной  улыбкой  отвечал,
что сам справится. Что  ж,  и  это  понятно.  Гордость  господина  воина
одолела. Пусть справляется сам как знает. Такого гордеца  уговаривать  -
себе дороже.
   Оказавшись позади всех, Кенет первым делом размотал пояс  и,  закусив
губу, чтоб не заорать на всю округу, примотал левую руку к телу, чтоб не
болталась на бегу. Есть, конечно,  способы  заставить  себя  не  ощущать
боли, но  он  еще  не  настолько  наловчился  их  применять.  Времени  у
неопытного Кенета изгнание боли займет много, а как раз времени у него и
нет.
   Он нырнул в лес и побежал, скрываясь за деревьями. Дорога  через  лес
труднее, но короче. Он успеет. Должен успеть.
   Он запрещал себе думать, сколько часов - дней - недель - лет, сколько
шагов невыносимой боли ему осталось. Он просто  бежал,  пока  не  возник
перед ним общинный амбар. При виде цели  Кенет  разом  лишился  сил.  Он
рухнул на колени, ткнулся лбом в прохладную ночную землю и тихо завыл.
   Прекратить вой оказалось неимоверно трудно. Почти так же трудно,  как
зажечь огонь одной рукой. Кенет и сам не знал, как ему это  удалось.  На
него накатила слабость,  и  он  едва  не  выронил  горящий  факел.  Надо
торопиться.
   То, что он должен  сделать,  ужасало  его  настолько,  что  он  почти
перестал чувствовать боль. Он встал с колен,  твердым  шагом  подошел  к
амбару и поднес к его стене горящий факел.
   Пламя занялось сразу. Кенет был поражен неистовой пляской огня. Он  и
представить себе не мог, чтобы  одним-единственным  факелом  можно  было
сотворить такой кромешный ужас.  Этого  не  могло  случиться  -  но  это
случилось.
   Кенет растерянно отступил от полыхающего амбара. Что ж, нет худа  без
добра. Не надо думать, как подать  знак  деревенскому  старосте:  эдакое
зарево видно издалека. И вообще думать ни о чем не надо, а надо поскорей
убираться  восвояси.  Если  хоть  одна  живая   душа   застанет   Кенета
поблизости, его убьют. И жертва его, и преступление окажутся напрасными.
   Кенет швырнул факел в бушующее пламя, повернулся и  пошел  прочь.  Он
шел нескончаемо долго, не слыша криков за спиной, не  видя  перед  собой
ничего.
   Его нашли лежащим на опушке леса в глубоком обмороке уже наутро.
   Когда Кенет очнулся, губы у него  опухли,  напоминая  две  плюшки,  а
плечо ритмично дергала жгучая боль. Рядом с постелью  сидел  деревенский
староста. Кенет с трудом обвел взглядом комнату: больше никого.
   - Получилось? - хрипло спросил Кенет.
   Старик поднес к его распухшим губам чашку с травяным настоем.
   - Спасибо  вам,  господин  воин,  -  с  глубоким  почтением  произнес
староста, пока Кенет с  наслаждением  пил  прохладную  жидкость.  -  Все
получилось,  как  вы  и  предполагали.  Вы  правильно  догадались:   эти
разбойники и в самом деле бывшие крестьяне. Уж  что-что,  но  если  хлеб
горит… сеять будет нечего… против такого им не  устоять  было.  Вот  как
есть, связанные, на подмогу ринулись. Их уже на  бегу  развязывали.  Как
огонь тушили… ну, господин воин! А дальше все  путем:  после  того,  как
только что вместе пожар гасили и хлеб из огня вытаскивали,  не  очень-то
друг друга и поубиваешь.
   - Никто… не… заподозрил? - морщась от боли, выговорил Кенет.
   - Как есть никто, господин воин. Да на вас никто  бы  и  не  подумал.
Деревня на вас просто молится. А разбойники, бедолаги эти,  до  сих  пор
опомниться не могут. Этот пьянчужка-воин, что их драться  обучал,  -  мы
спервоначалу думали, и вовсе рехнулся. Все какую-то чушь молол. Дескать,
набежал господин воин на него со всех  сторон  сразу  с  таким  огромным
сияющим мечом, что просто душа в пятки. И остальные то же самое твердят.
Ох и напугали вы их!
   "Этот меч  волшебный",  -  вспомнилось  Кенету.  Его  охватила  такая
глубокая благодарность Аканэ, что он едва сдержал слезы.
   - А меч мой… цел? - сдавленно спросил он.
   - А как же, господин воин. Все цело. Вот он, ваш меч,  в  ножнах,  на
стене висит. Как нашли его рядом с вами, так и принесли. Никто его и  не
вынимал даже посмотреть. Как можно!
   "Странное дело, - подумал Кенет. - И когда это я успел вложить меч  в
ножны? Ну ничего не помню".
   Пока Кенет отлеживался в домике деревенского старосты, лесной  лагерь
разбойников прекратил  свое  существование.  Женщин,  детей  и  стариков
перевезли в деревню на тех самых, навеки овеянных боевой славой  телегах
и  приняли  безоговорочно.  На  самих  разбойников   поначалу   нехорошо
косились, но узнав их горестную историю, деревня ужаснулась  и  простила
все.
   Когда-то разбойники мирно жили своей деревней  и  возделывали  землю.
Деревня как деревня, не лучше и не хуже прочих. Однако земля, на которой
деревня стояла, зачем-то понадобилась Инсанне.  Его  слуги  в  одночасье
вышвырнули из  деревни  все  ее  трудолюбивое  население.  А  вернувшись
назавтра, жители своей деревни не нашли.  Их  взору  предстало  даже  не
пепелище, что было бы страшно, но понятно. Земля  на  месте  исчезнувшей
деревни была сплавлена невероятным жаром в единый монолит. А на его  еще
теплой поверхности пестрели  вдавленные  следы.  Кто  его  знает,  какие
существа могли ступать по жидкому огню, оставляя ни на  что  не  похожие
отпечатки.
   Делать нечего, пришлось уходить. Да только никто не проявлял  желания
даже на ночлег пустить изгнанных великим магом: у страха  глаза  велики.
Несчастных гнали отовсюду.  Они  голодали,  питались  ягодами,  грибами,
кореньями. Уже в первую зиму кое-кто начал подворовывать в деревнях,  но
у стариков не хватило  духу  упрекнуть  за  содеянное:  те,  что  крали,
кормили всех. Жители деревни не  умерли.  Они  двигались  все  дальше  и
озлоблялись все сильнее.  К  исходу  второй  зимы  воры  превратились  в
грабителей.
   Кое-что от прежних деревенских устоев у них все же сохранилось,  хотя
и  приобрело  на   редкость   причудливый   вид.   Неприязнь   настоящих
земледельцев  к  пьянству   сделалась   чем-то   вроде   самооправдания:
разбойники грабили только те деревни, где вина было вдоволь, - ведь  там
живут грешники, а значит, и грабить их не грех. Своего пьянчужку-атамана
- бывшего воина, подобранного в придорожной канаве, - разбойники  дружно
презирали.
   Трудно сказать, чем бы закончились их похождения, не  повстречай  они
Кенета. Зато  теперь  эти  самые  похождения  закончились  бесповоротно.
Принявшая их деревня порешила сменить  гнев  на  милость:  рабочие  руки
лишними не бывают. Пусть уж лучше чужаки землю пашут, чем бесчинствуют.
   Выздоравливал Кенет медленно и мучительно. Хотя деревенский  староста
и оказался заодно и деревенским знахарем,  хотя  и  лечил  он  господина
воина на  совесть,  прошло  много  времени,  прежде  чем  Кенет  впервые
переступил порог его дома.
   Легенды, окружившие его за это время,  к  моменту  его  выздоровления
достигли поистине эпических размеров. Меч его из деревянного превратился
даже не в сияющий, а попросту в пламенный.  Пьянчужка-воин  таскался  за
Кенетом следом и канючил, умоляя показать меч, - а  увидев,  отказывался
поверить, что это тот самый и  есть.  Разбойники  внимали  гласу  своего
победителя, как  велениям  некоего  божества.  Деревенские  превозносили
храбрость господина воина в таких выражениях, что он начинал чувствовать
себя хуже, чем в бою. Нужно было срочно уходить.
   Однако  ноющее  плечо  напоминало  Кенету,  что  он  еще   не   готов
отправляться в дорогу. А глядя на хмурое осеннее  небо,  Кенет  понимал,
что уйти он не успеет. Лужи по утрам уже  подергивались  тонким  ледком.
Снегопад застигнет Кенета в пути, если даже он и сумеет покинуть деревню
до наступления зимы.

Глава 7
ТЕНЬ МЕДВЕДЯ

   Раздосадованный  задержкой  Кенет  решил  посоветоваться  со   старым
знахарем: не  найдется  ли  в  здешних  местах  какого-нибудь  укромного
уголка, где он мог бы перезимовать подальше от людей. Заговорил Кенет об
укромном уголке не вдруг: как объяснить подобное желание, он не знал.  В
деревне господин воин ни в чем не ведал отказа, и каждый был  бы  рад  и
счастлив принять его в своем доме, буде ему надоест гостить  у  прежнего
хозяина. Нужно  быть  уж  очень  неблагодарным  человеком,  а  заодно  и
полоумным, чтобы сорваться с места без  объяснения  причин  и  променять
теплый дом и всеобщую приязнь на прелести одинокой лесной зимовки.
   Когда же Кенет решился наконец заговорить со стариком об  уходе,  тот
только вздохнул. Кенету было  невыразимо  жаль  обижать  этого  славного
человека, к которому он успел привязаться.
   - Самому бы не хотелось, - признался  Кенет,  -  а  только  надо  мне
уходить.
   - Понимаю, господин ученик мага, - ответил старый знахарь. -  Надо  -
значит надо. Вы не тревожьтесь, место подходящее найдется.
   Кенету показалось, что он ослышался: он ведь ни малейшего повода  для
подозрений не подавал, даже посохом своим,  как  раньше,  без  нужды  не
пользовался, чтобы не привлекать внимания.
   - Да ведь все понятно было сразу,  -  поспешил  старик  рассеять  его
недоумение. - Еще когда мы с  вами  мыслями  встретились  -  помните?  И
потом, когда вы огонь зажгли. Да разве может простой огонь так быстро  и
сильно разгореться? Все маги поначалу овладевают волшебством огня.  Иной
раз даже незаметно для себя. Это ведь самое простое.
   Кенет криво ухмыльнулся.
   - По-моему, мне самая пора написать на лбу "ученик мага",  да  так  и
ходить. Никак мне тайну сохранить не удается. Сначала один  человек…  он
гадал на мое имя. Учитель мой вроде тоже понял что к чему. И вот  теперь
опять…
   - Сохранить тайну можно, - возразил старик, - только смотря от  кого.
Если гадатель искусный, от него, как говорится, нос на лице не спрячешь.
Учителю стыдно не догадаться. А  я  какой-никакой,  а  все  же  знахарь.
Конечно, знахарь - не то что маг,  мы  люди  маленькие.  А  все  ж  таки
кое-что и мы умеем.
   Называя  себя  по  сравнению  с  магом  человеком  маленьким,  старик
лукавил. Он был горд своим ремеслом и не променял бы  его  ни  на  какое
другое. Конечно, настоящий великий волшебник и настоящие великие  чудеса
творит, да поди его поищи, когда нужда припала. А знахарь - вот он  тут,
всегда рядом, всегда под рукой. Лошадь ли у кого захворала, или  у  жены
пастуха прялку сглазили. Или,  скажем,  если  господину  молодому  воину
сломанную ключицу срастить - извольте. И ходить далеко не надо. Опять же
маг сколько пар обуви истаскает по нехоженым дорогам, пока  найдет  свое
место средоточия. А знахарю вольно поселиться, где  сам  пожелает.  Сила
его хоть и невелика, зато, пока он еще только учится ремеслу,  людям  от
него  опасности  никакой.  И  жениться   знахарь   может   безо   всяких
предосторожностей - была бы девушка согласна да ее родители  не  против.
Хорошая жизнь, спокойная. И без дела не сидишь, и односельчане  уважают.
Не всем же бегать по большой дороге и посохом махать,  должен  кто-то  и
коров лечить.
   - А место есть, хорошее место. Я его давно нашел. Все  не  знал,  для
кого оно. Там если с умом, так и всю деревню спрятать можно.  Думал,  от
разбойников туда уйдем, если уж совсем донимать станут.  Самое  для  вас
подходящее место.
   Старик был прав. Место оказалось действительно хорошее. Кенет был  им
очарован с первого взгляда. Сама природа так  удачно  укрыла  его  среди
лесных холмов, что если не знать о его существовании, так и не  найдешь.
В голову даже не придет  искать.  А  посреди  этого  великолепия  стояло
несколько старых дубов. Поздней осенью для неопытного взгляда  они  мало
чем отличались от остальных деревьев, но Кенет понял:  то  были  мертвые
деревья. При жизни они срослись кронами, а кое-где и стволами, и  смерть
не разлучила их. Древние стволы не обратились в  труху.  Былая  мощь  не
покинула их и  в  посмертии.  Даже  и  теперь  их  вид  невольно  внушал
уважение.
   - Необычайное дело, - тихо произнес Кенет. - Дубы ведь так не растут.
   - Вот и я полагаю, - согласно кивнул старик, - самое подходящее будет
место.  Конечно,  надо  будет  щели  между  стволами   заделать,   крышу
настелить…
   Кенет и сам видел, куда лягут опорные потолочные балки. Могучие ветви
и не такой вес выдержат. Всего-то и надо -  срубить  несколько  мешающих
веток. Не все, далеко не все - зачем? Ему не  хотелось  обрубать  лишнее
без нужды, хотя деревья и давно мертвы. Он  уже  наметил,  какие  именно
ветки необходимо убрать, и почти ощущал в руке тяжесть топора.
   Конечно, одному, да еще с недавно зажившей ключицей,  да  с  запретом
касаться живого металлом Кенету бы  не  управиться.  Помогали  ему  двое
сыновей знахаря.  Сам  знахарь  наведался  разок-другой  присмотреть  за
работой и только в бороду ухмыльнулся, видя, как ловко  орудует  топором
"господин воин", отсекая мертвые ветки.  Однако  обустройство  очага  он
своим сыновьям не  доверил.  Сам  его  и  складывал  вместе  с  Кенетом,
наставительно повторяя, что очаг, в котором маг  будет  огонь  зажигать,
сам же маг должен и складывать, и не будь господин воин,  он  же  ученик
мага, столь зелен и неопытен в  этом  полезном  искусстве,  не  стал  бы
старый знахарь с таким делом связываться. Опасная это работа  и  муторно
кропотливая. А потому господину воину  лучше  как  следует  усвоить  все
тонкости этого занятия, ибо в другой раз рядом с ним старика знахаря  не
окажется, и посоветоваться будет не с кем.
   - И вообще, -  бурчал  старик  себе  под  нос,  -  раньше  надо  было
посоветоваться. Оно конечно - ну что может посоветовать господину  воину
и будущему великому магу жалкий деревенский  знахарь?  Господин  воин  и
сами все знать изволят. А только куда годится -  к  зимовке  готовиться,
когда зима на носу? Ни снаряжения, ни припасов…
   - Перезимую, - уверенно ответил  Кенет.  -  С  охотой  мне,  конечно,
трудновато  придется,  но  ведь  можно  стрелы   сделать   с   костяными
наконечниками… силки ставить… ягоды сизянки с кустов только после первых
сильных  заморозков  обирают,  иначе  кислятина  выйдет  несусветная.  А
сизянку я в лесу видел. У вас подснежники водятся?
   - Сколько угодно, - ответил старик, поглядывая на Кенета с  внезапным
уважением. Похоже, молодой господин воин - не просто парень с головой  и
не только о магии и ратной славе думает. Он и вообще в жизни толк знает.
Ягоды сизянки - типично деревенское  лакомство.  До  первых  морозов  от
сизянки попросту скулы сводит, зато потом она становится столь же нежной
и сладкой, сколь прежде была кислой  и  деревянистой.  Ягода  лесная,  и
только лесная: в садах она отчего-то ну никак не приживается.  Устав  от
попыток  культивировать  сизянку,  садовники  объявили   упрямый   дичок
растением для простонародья.  А  посему  пироги  с  сизянкой  -  любимое
кушанье  сельской  детворы.  Горожане  от  них  нос  воротят,  даже   не
попробовав, а зря: отведали бы - пальчики бы облизали.
   С  подснежниками  и  того  веселее  получается.   Занятный   гриб   -
подснежник. Летом для него слишком жарко. И лишь когда землю  припорошит
первый снежок, лиловато-розовые грибы начинают дружно  лезть,  взламывая
тонкий ледок, к искрящемуся инеем солнечному свету. Самый поздний  гриб,
настоящее спасение в неурожайную осень.  И  самый  ранний:  едва  осядет
ноздреватый весенний снег, а в первых проталинах уже жмутся зябко первые
бледно-розовые грибочки-протальники. Весенний протальник не так  вкусен,
но тоже вполне съедобен. А подснежник - лакомство  изысканное.  Ни  один
сборщик налогов слова поперек не скажет, даже если всю подать  выплатить
ему подснежниками: он же на этом первый и заработает.  Огромными  возами
отовсюду, где только водятся  подснежники,  гонят  их  по  первопутку  к
императорским поставщикам. На дворцовой кухне их выдерживают  в  сладком
маринаде,  пропаривают  в  густых  сливках  со   знаменитыми   каэнскими
пряностями, и получается нечто невероятное.  А  деревенские  мужики  эти
самые подснежники попросту, без затей, жарят. Язык проглотишь,  до  чего
вкусно! Вот и получается, что нигде, кроме императорского двора и  самых
захудалых деревень, подснежники не едят. И откуда господин  воин  только
знает о подснежниках? Что-то не  похож  он  на  столичного  придворного.
Конечно, старый знахарь этих придворных  отродясь  не  видывал,  но  все
равно выглядят они по-другому, голову готов прозакладывать. И уж в любом
случае столичный  придворный  не  может  знать,  где  и  когда  собирают
подснежники.
   - Беру свои  слова  наза