поняли. Зикер блаженствовал, выстраивая политику Ордена так, как ему давно хотелось. Великие Магистры, кланяясь, благодарили его за мудрые советы. А потом опять кланялись и снова благодарили.
     Зикер блаженствовал недолго.
     Однажды, привычным небрежным жестом распахнув дверь кабинета Архимага, Зикер вдруг столкнулся взглядом со своим ручным чудовищем.
     Столкнулся - и замер.
     У Архимага были совсем другие глаза. Умные и жестокие. А еще - улыбка. Улыбка, не предвещавшая ничего хорошего.
     Глубоко вздохнув, Зикер сделал шаг и вошел. Дверь захлопнулась за ним, словно крышка гроба.
     - Враг, - сказал Архимаг, глядя на Зикера ледяными, непрощающими глазами. - Хитрый.
     - Не понимаю, - выдавил из себя Зикер, а ручейки холодного пота уже бежали у него по спине.
     - Ты - понимаешь, - убежденно заявил Архимаг. - Ты все понимаешь.
     Зикер молча глядел на Архимага. Вот сейчас. Сейчас. Бесполезно ведь сопротивляться. И на помощь никто не прибежит... Ненормальная муха монотонно билась в стекло. Ее омерзительное жужжание лезло в уши, мешало думать... Вот сейчас. Сейчас.
     - Я не убью тебя, - вдруг сказал Архимаг. - Ты мне нужен. Я буду делать с тобой то, что ты делал со мной.
     - Я только помогал, - сказал Зикер.
     - Ты меня использовал, - возразил Архимаг, и Зикер понял, что благословенное время ушло безвозвратно. Этот Архимаг и в самом деле соображал, что к чему. Но что с ним произошло? Кто потрудился над ним? Кого из тайных недоброжелателей подозревать в первую очередь?
     - Теперь моя очередь использовать тебя, - добавил Архимаг.
     - Слушаю и повинуюсь, - развел руками Зикер. Как бы узнать, чьих это рук дело?
     - Правильно делаешь, - кивнул Архимаг.
     - А как ты догадался? - спросил Зикер.
     - О чем? - нахмурился Архимаг.
     - О том, что я тебя использую. - Ну-ка - ответит, не ответит?
     - Я поглотил демона, - сказал Архимаг. - Из тех, что в библиотеке. Того, который занимался логическими выводами. Теперь я сам могу... Я поглотил его не для силы. Для ума. Того, что ты мне дал, было недостаточно. Добыв недостающее, я понял, почему ты дал мне так мало. Так тебе было удобнее. Я много что понял. И, в частности, то, что ты - с моей помощью - пытался нанести Ордену вред.
     - Вред? - возмущенно воскликнул Зикер.
     - Вред, - решительно объявил Архимаг.
     - Я старался упрочить наше существование, примирится с соседями. Мне хотелось, чтобы все оценили выгоды своего пребывания поблизости от нас.
     - Вот, - обвиняющим тоном сказал Архимаг. - Именно этим ты и занимался. Ты даже не скрываешь этого!
     - Но... что же в этом плохого? - удивился Зикер.
     - А то, что вместо всего этого нужно было готовиться к войне, - решительно брякнул Архимаг.
     - К войне? - поразился Зикер. - А... с кем?
     - Со всеми, - отрубил Архимаг. - Пришло время. Древняя Империя жаждет возрождения! Наша Империя! МОЯ!!!
     - Кто тебе рассказал про Империю? - осторожно спросил Зикер.
     - О ней помнил поглощенный мною демон, - ответил Архимаг.
     - А кто посоветовал тебе поглотить именно этого демона? - еще осторожнее спросил Зикер.
     - Тот недоразвитый мозг, который ты мне дал, - ответил Архимаг. - Сейчас я и сам удивляюсь, что его хватило на такую гениальную идею, но... так все и было, можешь поверить. Я не вижу смысла врать тому, кто настолько слабее меня. Так вот, я серьезно намерен возродить нашу древнюю Империю. Наш Великий Голор. МОЙ Голор!
     - Боюсь, поглощение демонов пагубно сказывается не только на пищеварении, - вздохнул Зикер.
     - Вздор! - рявкнул Архимаг. - Мое сознание в норме. Недавно я создал при своей особе Секретный Отдел.
     "А мне - ни слова!" - мелькнуло в голове Зикера.
     - И вот что они мне притащили, - продолжил Архимаг, потрясая перед носом Зикера выхваченным из-за пазухи пергаментом. - Вот! Смотри! Это - магическая копия "Великого Джанхарского Пророчества"! Читай!
     Быстро пробежав глазами текст, Зикер поднял побледневшее лицо на Архимага.
     - Когда произнесено пророчество? - спросил он.
     - Вчера, - ответил Архимаг.
     - Так, - сказал Зикер. - У тебя хорошая Секретная Служба, и... ты меня переиграл. Я сдаюсь. Приказывай.

***

     Когда много лет спустя пьяный менестрель ввалился в широко распахнутые двери трактира "Тяжелые Кони", никто бы не сказал, что это заурядное событие как-то связано с той, уже успевшей стать древней, историей с магами Ордена Черных Башен. Орден, конечно, никуда не делся - но маги, как никто другой, умеют уходить в тень и становится незаметными. Если им это нужно. Ну, в самом деле - какая связь между магами и менестрелями? Да и произошли эти события слишком далеко друг от друга. И во времени и в пространстве - далеко...
     Лишь тот, кто видит таинственную вязь событий, тот, для кого нет важного и неважного, тот, для кого все случайности закономерны, а закономерности случайны, мог бы, наверное, узреть продолжение тех древних событий - такой же почерк судьбы, ту же прямоту движений - в руке менестреля, решительно вцепившейся в трактирную стойку. Мог бы узреть - если бы задался подобной целью. Но, видно, он был чем-то занят. Поэтому никто не наблюдал этих событий. Разве что одно чудовище. В отличие от разных там рассеянных провидцев, чудовища всегда вовремя оказываются на месте. Они всегда видят то, что их интересует.
     Тяжелое, темное, страшное, оно стояло в густой тени, и его мутные глаза сквозь ярко освещенное окно таращились на менестреля.
     Не надо думать, что чудовище лично шлялось по всем интересующим его местам. Оно обитало и продолжало обитать в своем обиталище. И тем не менее ухитрялось присутствовать во плоти везде, где происходило что-либо для него интересное, не покидая собственного дома. На то оно и чудовище. У него и возможности чудовищные. Могут ведь боги быть вездесущими до назойливости? Могут. А почему чудовищу нельзя? Оно хоть и не бог никакой, а все-таки... и насчет того, что не бог... это как посмотреть...
     Непроглядные глаза чудовища капля за каплей впитывали в себя каждое движение менестреля. Небрежные взмахи его рук. Заносчиво искривленные губы. Вот он широким и чуть театральным жестом швырнул на стойку пригоршню золотых монет. Прикрикнул на и без того заторопившегося хозяина. Плечом оттолкнул завсегдатая. Ведь нарывается, паршивец! Явно нарывается. Вот и столик он для себя отвоевал. Не по хорошему отвоевал. Попросту взял и выгнал пару-тройку засидевшихся пьянчужек. Но пьянчужки были своими, а он - чужак. Приблуда. Как он вообще смеет?..
     Сегодня на площади он пел так, что слезы сами покидали глаза, а золото - кошельки честных граждан. Так поэтому он, что ли, решил, что ему все можно? Ну нет уж! Ему уже заплатили за песни. Сполна. А за этакое хамство и плата отдельная. Другой монетой.
     С грохотом обрушившись на стул, менестрель потребовал вина. Он был уже мертвым, но еще не знал об этом. Живые часто не знают, что они уже мертвые. Ходят, говорят, пытаются что-то делать... Чудовище всегда удивляла эта особенность человеческих существ. Но эта смерть входила в его чудовищные планы. А раз покойный сам для себя старается - тем лучше. Нужно просто подождать. И даже не слишком долго.
     Ну нельзя себя так вести в чужом месте. Так буянить можно там, где тебя уже все знают и связываться побоятся - или не захотят. А здесь ты - чужой. Совсем чужой. А значит - мертвый, потому что здесь тебя никто не боится. Никто ведь не знает, что лет десять назад ты был одним из лучших бойцов. Зато сам ты после второго кувшина вина забываешь, что эти десять лет уже миновали. А вот и вино! Как раз два кувшина. Бедолага, как же ты до сегодняшнего то дня дожил?
     Запыхавшийся хозяин аккуратно выставил на стол перед клиентом два полных кувшина лучшего вина...
     Когда донышко второго кувшина увидело свет, менестрель повторил заказ, подкрепив его энергичным ударом кулака по столу перед собой. Подпрыгнув, как мячик, перепуганный хозяин побежал исполнять приказ клиента, а менестрель с размаху шваркнул один из опустевших кувшинов в потолок, прямо над входной дверью. Осколки разбрызгом грянули во все стороны, посыпались вниз. Вниз, прямо на входящего в трактир человека. Менестрель не обратил на это ровным счетом никакого внимания. Он с интересом рассматривал второй кувшин.
     А зря не обратил.
     Хотя бы потому что на вошедшем также был плащ менестреля. Кроме того, на груди вошедшего менестреля на тонкой золотой цепочке, мягко мерцал знак старшины гильдии уличных музыкантов.
     Старшина стряхнул с себя остатки кувшина и, недобро усмехнувшись, шагнул к веселящемуся менестрелю. Вслед за ним в дверной проем споро шагнули четверо хмурых молодцов, чей внешний вид не оставлял никакого сомнения относительно рода их повседневных занятий. В руках они держали тяжелые железные палки - такой, при случае, меч сломать можно. Старшина Гильдии Уличных Музыкантов подошел к столу и, наклонившись к занятому созерцанием кувшина менестрелю, что-то проговорил.
     - Налог?!! Это я должен платить вам налог, кровососы драные?!! - вскакивая, заорал менестрель.
     Стол, за которым он сидел, перевернулся. Пустой кувшин упал и разбился. В руках менестреля сверкнул дорогой старинный кинжал.
     Старшина Гильдии Уличных Музыкантов города Денгера испуганно отскочил, бормоча себе под нос разнообразные слова. Только половину из них можно было условно считать музыкальными терминами.
     - Организуйте ему гастроль! - зло приказал он своим людям. - Долгую.
     - Сделаем, хозяин, - ухмыльнулся один из четверки.
     - С аккомпанементом или без? - деловито поинтересовался другой.
     - Обязательно с аккомпанементом, - важно кивнул Старшина Гильдии Уличных Музыкантов города Денгера. - Такой великий бард имеет право на все находящиеся в вашем распоряжении почести. Но чтоб дышал, - добавил он, направляясь к выходу.
     - Пусть только попробует не дышать, - обронил один из обломов, помахивая своей дубиной.
     Покачиваясь от выпитого вина, бывший великий боец и все еще неплохой менестрель храбро шагнул навстречу тяжелым железным дубинам в молодых недобрых руках.
     Дубины ударили разом. Он дважды увернулся, перепрыгнул стол, наотмашь полоснул кого-то из врагов по неосторожно отставленной руке, еще раз уклонился... он помнил такие бои, что этим молокососам и не снилось... у них нет против него и тени шанса... вот сейчас... проклятье... почему его движения столь медленны... сейчас... сейчас... как гудит голова... и ноги... такие тяжелые... словно по колено в киселе... и воздух... кажется, он забыл дышать... так трудно дышать... подлец хозяин, верно, отравил свое вино... черт, они совершают просто смехотворные ошибки, нет, ну вот кто так двигается? Ему бы хоть немного сил, и... Шаг. Поворот. Выпад. Отскок. Шаг. Еще шаг. Выпад...
     Дубины ударили разом. И некуда было деться. Некуда, потому что кончился пол, а вместе с полом кончилась и вся земля. За миг до удара менестрель отбросил кинжал и отчаянно расхохотался. Расхохотался, потому что понял, как именно его сейчас будут убивать. Такая простая тактика, такая детская... Они ведь щенки перед ним, глупые слепые щенки, а он...
     Дубины ударили разом.
     Очнувшись, менестрель заметил, что он куда-то идет. Медленно, правда, но идет. А значит, жив. Ну, да! Его ж не велено было убивать, вот и не убили. Просто поучили маленько, чтоб вперед не зазнавался и почитал старших. Плащ разорван, правая рука висит набрякшей колодой - вероятно, сломана - голова раскалывается от боли... но он тем не менее куда-то идет... Куда?
     Если бы он мог оглядеться по сторонам, он, вероятно, заметил бы некие смутные фигуры, что, перебегая от дома к дому, осторожно крались за ним - но имея такую больную голову особенно не пооглядываешься. Притишилась боль, и ладно.
     - Мне нужно добраться до гостиницы, - внезапно вспомнил он. - Сын. Я совсем забыл о сыне.
     Но ему уже никуда не суждено было добраться.
     Он свернул в узкий переулок. Тени домов накрыли его бархатным плащом тьмы, а тени людей догнали и окружили. Те самые пьянчужки, которых он разогнал. Те, что побоялись связываться с ним в открытую.
     Он стоял, а темнота вокруг него наливалась лютой злобой и судорожной ненавистью. Он стоял со сломанной рукой и тяжелой до безобразия головой. Безоружный и растерянный, он стоял - впервые за свою долгую, полную драками жизнь, не зная что делать.
     И когда темнота до краев налилась отвратительным кошмаром, насосалась знобкой жажды убийства, прозвучало одно-единственное, короткое:
     - Бей!
     Тяжелый удар сбил его с ног, а дальше...
     В такой темнотище разве поймешь, кто его убил? Кому надо, тот и убил - а нам что за дело? Мы и вообще мимо шли. Да и не видели мы никого. Тут такие лужи - утонуть можно. Успевай, главное, под ноги смотреть. А не то чтоб... по сторонам шариться. Да и вообще, мы - народ занятой. Делать нам нечего - всяких мертвяков разглядывать. Вот вы - стража, вы и разбирайтесь! А мы, как честные граждане, до трактира шли. И желаем, чтобы, значит, этот путь продолжить. А тут темно. Так что ничего мы не видели, вот. И не надо меня руками! Вы этими руками небось зад чесали! И вообще. Вы бы этими руками лучше фонарь тут для смеху повесили. Вам же спокойней выйдет. Я кому сказал, не трожьте меня, меднолобые морды! Не тыркай, рожа! Сам ты благородие! Я человек, а не пакость! Нож в кармане?! Ну и что?!! Ну и что, я вас спрашиваю?! Я что, не имею права в трактире своим ножичком луковку порезать? А ты не шмургай мозгами, шкварка поганая! Ты сперва докажи, что это я его! Мы здесь все свободные люди! Ах, ты...
     Визготня стояла в переулке. Длинная такая. До небес бы добралась, да крыши мешали.
     В конце концов стража кого-то арестовала, но, кажется, даже он сам не был уверен, является ли он участником убийства.

***

     В суматохе никто не заметил внезапно появившееся чудовище. Мы вообще редко замечаем чудовищ. Так уж они, чудовища, устроены, чтоб их замечали как можно реже. Встречая их, люди обычно пугаются до обморока, а потом возносят хвалу богам, что подобные вещи происходят с ними не каждый день. А между тем, стоит им научится вовремя оборачиваться через плечо... Впрочем, нет. Лучше не стоит.
     Чудовище медленно наклонилось над убитым менестрелем и подняло его. Подняло осторожно, как младенца. А потом шагнуло в ночь. Далеко, за город, прямо сквозь стены зданий, сумрак фонарей, ругань стражи, храп обывателей, сквозь все то, что составляет ночное тело города. Крепостная стена чуть качнулась, словно отодвинутая занавеска, сон часовых на башнях стал чуть менее ровным, городскому голове приснился кошмар - его дочь вышла замуж за какого-то пьяного офицера, который на радостях спалил полгорода. Крепостная стена качнулась обратно, и ночь спрятала все. Никто не увидел странных, пугающих чудес. Ну, да ладно, может, оно и хорошо. Некоторых вещей лучше не видеть - пищеварение портится.
     Когда стражники хватились убитого, он уже исчез, что вызвало новые яростные споры между ними и подозреваемым. В самом деле - раз никакого убитого нет, значит и убийства не было? Не мог же мертвый самостоятельно уйти!
     Что? Хотите сказать, что я его в карман спрятал?! Да вы ж на меня все время таращитесь! Небось дырку уже проглядели!

***

     Оказавшись за стеной, чудовище мягко подуло на менестреля - и его раны затянулись. Подуло еще раз - и он открыл глаза.
     - Сын, - выдохнул он. - Я должен...
     - Уже нет, - тихо сказало чудовище человечьим голосом. - У него другой путь...

Часть 1

СЛОМАННЫЙ СИД

     ...Невесомая, в облаках соткалась тень всадника... тень всадника поднесла к губам тень рога... но неожиданный ветер разметал облака. Всадник исчез, и непролитый звук повис в воздухе. И тени деревьев, и тени домов согласно качнулись. Еще не время. Слово, не имеющее звуков, чтобы облечься их плотью... быть может, еще не имеющее?

***

     Деньги - это такой специальный общественно полезный предмет, который сделан для того, чтобы его не было, подумал Курт.
     Он заглянул в свою кружку для подаяний, и убедился в вечности возвышенных истин. Того, чего не должно было быть, действительно не было.
     Курт сидел у высокой стены, и на него с безмолвным грохотом падала синяя тень. А люди шли мимо и делали вид, что ничего не случилось. Хотя все знали - случилось. Они прятали это знание от себя и друг от друга, но перепуганные взгляды выдавали их нехитрую игру. Вторую неделю через королевство Оннер шла война. Она шла мерно и неторопливо. Ее поступь напоминала надвигающийся прилив. И в Денгерском порту больше не было кораблей из Брила, потому что Брил лежал в руинах, и уже пылали крепости к северу и западу от него.
     - Никто не дает, - сказала Элна, старушка-нищенка, сидевшая неподалеку от Курта.
     - Никто, - вздохнул Курт, проводя ладонью по струнам сида. Жалобный, нестройный звук - проклятая сырость скоро совсем доконает отцовский инструмент.
     - И не даст никто, - сказала Элна - Война...
     - Надоело умирать с голоду, - глядя в отворачивающиеся лица прохожих, сказал Курт.
     На центральных улицах Денгера еще подавали. Там чаще случались действительно богатые люди, а среди проходящих город насквозь вражеских захватчиков иногда встречались щедрые за чужой счет. В конце концов, если удалось награбить столько, что руки все равно не несут, почему бы и не дать монетку-другую нищему калеке? Охотней других подавали разного рода наемники, люди сентиментальные и жестокие. Они волокли на себе ворох всяческих суеверий, одно из которых гласило: "Подающий убит не будет." Да и жалко ли денег из чужих карманов? Главное, чтоб не переводились люди, у которых можно их отобрать. Однако на центральные улицы Курту с Элной путь заказан. Там другая компания. Нищенская элита. У нищих тоже есть свои короли, и их власть ничуть не меньше чем у тех что во дворцах. Так-то вот.
     - Уходить надо, - сказала Элна - Здесь не житье теперь.
     - Куда уходить? - эхом откликнулся Курт - Куда вообще можно уйти?
     - В деревню, милок, - ответила старушка. - Здесь скоро страшно станет, а там... тоже конечно плохо, но...
     В этот момент однообразный поток прохожих распался. Равнодушную синюю тень, что отбрасывала стена, перечеркнула другая, короткая и сердитая - вывалившись из толпы, над Куртом застыл человек. Он стоял, чуть покачиваясь из стороны в сторону, и глядел на Курта. Глаза его были недобрыми и неумными. Он просто стоял, но Курту казалось, что он с воплем несется на него. "Убьет" - в ужасе подумал Курт - "Псих какой-то"
     В глазах незнакомца мешались жестокая радость и яростное желание повеситься. Убийство и самоубийство плясали в нем танец неутолимой страсти. Он был до краев полон желания сделать хоть что-нибудь - еще шаг, и его безумие выплеснется...
     Курт смотрел на него, с ужасом осознавая: что бы ни сотворило сейчас это человекообразное чудовище, ему, Курту, это вряд ли понравится... и это еще в том радостном случае, если ему повезет и он останется в живых, чтобы оценить содеянное.
     Только не сид..., подумал он. Только не Элна... только не насмерть... ну пожалуйста... только не...
     Лицо незнакомца внезапно переломила ужасающая солнечная улыбка - эдак вот пополам лицо треснуло. Курт едва не заорал от страха - на таком лице просто не могло быть такой улыбки, не могло - потому что мертвые не улыбаются... а этот был мертвым, хотя и вполне живым. В этот миг Курт вдруг понял, что некоторые просто рождаются мертвыми. Рождаются - и живут себе. Мертвые.
     Курт весь сжался, готовясь к чему-то омерзительно-неотвратимому, а незнакомец наклонился и смачно плюнул в Куртову чашку для милостыни, после чего резко развернулся и, буркнув что то неразборчивое, пошел прочь, деревянно перебирая ногами.
     Курт услыхал тихий облегченный вздох и, обернувшись, увидел, как Элна аккуратно кладет возле себя довольно крупный и острый с угла камень.
     - Вот... - выдохнула она. - Уходить надо. Деревни, конечно, будут грабить, даже жечь будут, а в городах... в городах такое тво