опе и в одиночку вызвал их на поединок? Или набрал  дружину?  Я
не солдат, шериф, я - меч!
     - Тогда держись подальше от города, пока не нажил неприятностей и  не
начал резать своим мечом горожан.
     - Какое вам дело, если я хочу ехать дальше на запад?
     - Никакого, прах его побери.


     Тварь, шатаясь, пробиралась через темный ночной лес. Ее движения были
тяжелыми  и  неуверенными,  словно  ее  мозга  не  хватало,  чтобы   точно
управляться с массивными мускулами, но тем не менее, тварь двигалась очень
тихо. Во тьме раздавался лишь мягкий шелест раздвигаемых молодых ветвей да
шуршание прошлогодних листьев, похожее на дыхание ночного  ветра.  Обычные
ночные звуки.
     Тварь  была  похожа  на  человека  -  она  двигалась  в  вертикальном
положении, и у нее было две руки, две ноги, туловище и голова,  -  но  все
это вдвое больше, чем у обычного человека. Голова, казалось, просто лежала
на широких, сутулых плечах. Никакой одежды на твари не было.
     Тварь пробралась сквозь живую изгородь у края  поля,  вдыхая  влажный
ночной воздух. Ноздри ее трепетали. Тварь еще не могла видеть овец, но она
знала, что они там - ноздрей достигал теплый,  сытный  запах  живого.  Она
знала, что сейчас они занервничали, вскочили на ноги и принялись бегать  и
метаться, издавая слабое, жалобное блеянье. Несомненно, они тоже учуяли ее
запах. Это было нехорошо, так как могло насторожить собак.
     Тварь ощупала небольшой предмет, который свисал с ее шеи на тонкой  и
прочной цепочке. Память ясно подсказывала, как следует действовать.  Нужно
было держать этот предмет вот так и извлечь вот такие звуки... Тварь очень
много училась, снова и снова, и еще раз снова.  Овцы  должны  успокоиться,
должны перестать бояться, а собаки должны уснуть. Это должно быть  хорошо,
потому что до этого твари ни разу не удавалось  изловить  овцу  без  того,
чтобы загнать ее до полусмерти, да  к  тому  же  еще  приходилось  убивать
несколько собак.
     Но теперь тварь держала предмет  совершенно  правильно  и  с  третьей
попытки произвела именно те звуки, которые  были  нужны.  Овцы  затихли  и
снова  улеглись  на  землю.  Тварь  вышла  из-под  прикрытия  деревьев  и,
подгоняемая нетерпением, быстро пошла через поле. Под ногой треснул сучок,
и тварь замерла на полушаге, но никто не  встревожился,  не  очнулся  даже
старый и подозрительный гусак. С  фермы  не  доносилось  ни  звука.  Тварь
пересекла поле и приблизилась к каменной стене загона.  Запах  овец  здесь
был особенно силен и приятно щекотал ноздри, но тварь сдерживалась. На это
тоже было потрачено немало времени.
     Осторожно, чтобы не потревожить ни одного  камешка  на  стене,  тварь
перелезла в загон и на мгновение замерла, припоминая.
     Да, она должна была принести так много овец, сколько могла утащить.
     Это  показалось  удивительным:  ведь  одной  овцы  было   бы   вполне
достаточно, но тварь слишком хорошо усвоила все уроки.  Она  подняла  одну
овцу за заднюю ногу. Животное  безвольно  повисло,  словно  крепко  уснув.
Тварь подняла еще одну овцу, потом еще одну. Ухватив  каждое  животное  за
ногу, тварь легко закинула добычу за спину. Еще три овцы  в  другой  руке.
Тварь остановилась и уставилась на остальных. Хорошо бы  попробовать  хоть
одну... К тому же это будет еще одна овца, добытая сегодня.  Принести  так
много, как только сможет! Да, тварь очень хорошо помнила приказ - принести
как можно больше. Она наклонилась и взяла еще одно животное в  зубы.  Вкус
сладкой, горячей крови чуть было не заставил тварь потерять самообладание,
пробудив в памяти воспоминания о прежней жизни. Добрая кровь!  Но  другая,
новая память одержала верх.
     Тварь не должна была есть сейчас. Позже. Сейчас  она  должна  отнести
добычу.
     Тварь проглотила скопившуюся во рту кровь,  издала  тихий,  хныкающий
звук и растворилась в темноте.



                                    3

     На следующий день рано утром, когда  темно-красное  солнце  поднялось
над горами на востоке всего лишь на толщину пальца, лошадь Кевина была уже
оседлана и снаряжена в путь. Шериф наблюдал  за  ним  из  дверей  казармы.
Заканчивая последние приготовления, Кевин забросил за спину  меч  и  повел
коня к воротам. Могучие копыта гулко ударяли по каменным плитам на плацу.
     Сразу за высокими, тяжелыми  дверьми,  выходящими  на  Коровий  двор,
какой-то человек был пригвожден в крайне неудобном положении  к  позорному
столбу. Руки человека были выкрашены красным.
     "Вор", - подумал Кевин.  Остановившись,  он  повернулся  к  шерифу  и
заметил:
     - Вы уже успели потрудиться сегодня утром.
     - Мы трудимся каждое утро.
     - Я у вас в долгу, добрый шериф, за квартиру и за стойло.
     - Эти расходы предусмотрены хартией.
     Кевин и  шериф  некоторое  время  изучали  друг  друга,  затем  шериф
посмотрел на небо и нахмурился.
     - Направляешься  к  Проходу?  -  в  тоне,  каким  был  задан  вопрос,
проскользнуло что-то похожее на насмешку.
     - Я думаю, что мне удастся его преодолеть.
     - Ты думаешь? - шериф  тонко  улыбнулся.  -  Моя  тетка  Порки  может
думать, что может состязаться в скорости со скаковой  лошадью,  но  ей  не
взять ни одного приза. Ты же сам говорил, что ты  -  просто  меч.  А  там,
наверное, понадобится кое-что побольше, чем это.
     Кевин криво улыбнулся.
     - К чему такая забота, шериф?
     - Забота? - шериф издал сердитый звук, нечто среднее между  кашлем  и
рычанием. - Мне ни к чему заботиться о том, что ты делаешь!
     - Тогда желаю здравствовать, шериф. - Кевин повернулся к воротам.
     - И тебе того же, вольный рейнджер Кевин из Кингсенда!
     Снова насмешка? "Проклятый шериф, -  подумал  Кевин.  -  Есть  в  нем
что-то от Раскера - режет, как новая сабля". Однако, что касается Раскера,
то все знали, что прячется за его вечно недовольным  видом.  Шериф  же  не
позволял заглянуть себе внутрь. Ну и пусть убирается в ад! В конце концов,
Кевина это не должно было беспокоить.
     Кевин вышел из казармы и купил себе в дорогу хлеба и колбасы. Колбаса
была настолько твердой, что ей можно было свалить с  ног  быка.  В  старой
шутке говорилось,  что  в  опасном  путешествии  колбаса  вполне  заменяет
дубинку. Затем Кевин сел верхом и поскакал на  запад.  У  старых  западных
ворот какой-то старик схватил коня за уздечку.
     - Рябиновые прутья, чтобы отвращать чары! - выкрикивал он. - Ольха  и
янтарь!
     Кевин потянул повод и проехал мимо. Что бы ни ждало его у Прохода, он
сомневался, что ольха, окаменелая смола  и  рябиновые  прутья  смогут  ему
помочь.
     Западная дорога пролегала по неглубокой долине Бешеной реки. Конь был
хорошо накормлен и прекрасно отдохнул: он с силой ударял  в  землю  своими
мощными копытами и нетерпеливо вскидывал  голову,  недовольно  всхрапывая,
лишь только Кевин натягивал поводья.
     - Успокойся, успокойся. Не балуй! Оставь  хоть  немного  силы,  чтобы
вскарабкаться на эту горку!
     Он зорко смотрел вперед, где уткнулся в небо мрачный, иззубренный пик
Скалы-Замка. Скала царила над всем Вейлом, возвышаясь, над долиной чуть не
на поллиги, словно невероятный замок какого-нибудь великана. В том  месте,
где дорога карабкалась на склоны, не  на  самую  крутизну,  а  на  дальних
подступах к ней, Кевин различал  среди  скалистых  отрогов  только  тонкую
линию, да еще узкий разрез к северу от Скалы,  который,  вероятно,  и  был
Проходом. Клочья  облаков  отрывались  от  поднебесных  скал  и  торопливо
уплывали прочь, пролетая над долиной.
     На невысоком холме, практически на равнине, Кевин обнаружил небольшой
придорожный алтарь. Он был осквернен и загажен, замысловатые переплетенные
буквы и символы были искрошены и обколоты, словно  ударами  молотка.  Лицо
идола было испачкано грязью, как будто кто-то, стоя на  дороге,  швырял  в
него пригоршни навоза. Кевин почувствовал, как внутри у  него  поднимается
беспричинный гнев. Сам он едва ли  был  глубоко  религиозен,  но  подобное
глупое поведение считал достойным только животных.  Поэтому  он  остановил
коня и спешился. Пучками травы, смоченными в придорожной  канаве,  он  как
мог тщательно счистил грязь. К какому из богов относился этот  алтарь,  он
так и не разобрал, так как не умел читать эти странные буквы.
     Расшатанная  фермерская   подвода,   запряженная   костлявым   быком,
единственная  попалась  ему   навстречу.   Подводу   сопровождал   сутулый
крестьянин, который украдкой бросал на Кевина испуганные взгляды.  Завидев
Кевина,  он  взмахнул  хлыстом  и  попытался  заставить  старое   животное
побыстрее перебирать ногами. Кевин кивнул ему:
     - Доброго дня, путешественник!
     Ответа не последовало.  Крестьянин  сильнее  заработал  хлыстом  и  в
последний раз испуганно обернулся вслед Кевину через плечо.
     Долина тем временем стала уже. Порывы ветра  стали  сгибать  верхушки
деревьев на холмах, а мрачные тени облаков скользили  по  земле  неслышно,
словно дозорный отряд тьмы. Поля и огороды  встречались  все  реже,  а  их
размеры  уменьшились.  Вскоре  они  уступили  место  сорнякам  и  зарослям
ежевики. Домики арендаторов и батраков словно приникли к земле, здесь  они
были беднее и меньше, чем вблизи города. Многие из  них  были  покинуты  и
захвачены наступающим лесом. Где-то виднелись следы вырубок,  и  один  раз
Кевин разглядел заброшенную хижину и угольную печь. Затем - снова  ничего,
кроме густого леса на склонах холмов.
     За гребнем очередного холма дорога внезапно вырвалась в поле, большое
и  неожиданно  хорошо  ухоженное,  которое  тянулось  вниз  по  склону  до
сверкающей реки. На мгновение Кевину показалось, что это снова Бешеная, но
эта река была меньше и прозрачней. Параллельные ряды берез, словно часовые
в форме, указывали дорогу туда,  где  через  реку  был  перекинут  большой
каменный мост. За мостом дорога снова уходила в поля. Возле дороги  стояло
небольшое, приземистое здание, частью сложенное из бревен, а частично - из
досок. Вокруг здания Кевин разглядел изгороди, надворные  постройки,  двух
коров, коня; куры и козы паслись во дворе. Словом, здание было  похоже  на
небольшую придорожную харчевню, однако  двор  зарос  травой  и,  казалось,
никем не посещался.
     - Это, наверное, Хрустальный ручей и Первый мост,  -  объяснил  Кевин
коню. - Помнишь эту дорогу?
     Конь протестующе всхрапнул и мотнул головой.
     - Ах да, тебя же тогда не было. Я позабыл, - и Кевин стал  спускаться
с холма.
     По мере того, как они приближались к харчевне, Кевин  внимательно  ее
разглядывал. Когда он проезжал мимо, в дверном  проеме  показалась  тонкая
фигура. На первый взгляд Кевину показалось,  что  это  девушка,  одетая  в
мужскую одежду.
     - Добрый день, - поздоровался Кевин.
     - Добрый, - голос был похож на голос юноши. - Вы  едете  по  тропе  к
Проходу?
     - Да.
     Небольшая морщина показалась на молодом, узком лице.
     - В  последнее  время  мне  не  приходилось  слышать  ничего  плохого
относительно дороги отсюда до Второго моста, но дальше... -  юноша  слегка
пожал плечами, - там время от времени что-нибудь случается.
     Кевин кивнул.
     - Я слышал об этом в городе.
     - Тогда счастливого пути, - снова последовало легкое пожатие плечами.
- Добрый у вас конь.
     - Спасибо. - Кевин прощально поднял руку. - И тебе удачи.
     Дорога понемногу уходила все выше, взбираясь на поросшие лесом холмы.
С каждым поворотом  ее  в  просветы  между  стволами  все  яснее  и  ближе
виднелась крутая стена отвесных скал. Утро все еще было тихим, но время от
времени с гор доносилось дыхание холодного ветра с вершин.  Кевин  отъехал
от харчевни  уже  на  пол-лиги,  когда  неясная  мысль  наконец  полностью
оформилась в голове: вспоминал все сказки, которых он наслушался в  городе
о Западной  дороге  и  сравнивая  харчевню  с  полуразваленными  хижинами,
которые попадались ему на пути, он был удивлен  тем,  что  постоялый  этот
двор выглядел весьма ухоженным и аккуратным.
     Так  он  ехал,  то  освещенный  солнцем,  то  снова  попадая  в  тень
очередного облака, и наконец, преодолев очередной подъем, увидел и услышал
стремительно несущийся поток.  Словно  пытаясь  оправдать  свое  название.
Бешеная яростно билась в берега, ревела и клокотала.  Она  не  была  такой
спокойной и безмятежной, как ниже по течению, где она спускалась в долину.
Здесь она была гораздо уже, но скромные размеры  с  избытком  восполнялись
силой ее неистовства. Бешеная то с ревом уходила в  расщелины  каменистого
склона, то каскадами низвергалась с узких  каменных  ступеней.  Над  рекой
возвышался еще один высокий и узкий каменный мост. Вокруг моста  в  воздух
взмывали миллионы крошечных брызг, в том месте, где стремительное  течение
разбивалось о контрфорсы моста, о его береговые  устои.  Сразу  за  мостом
вверх вздымались крутые бока Скалы-Замка, окаймленные у  подножия  крутыми
лесистыми складками. Остроконечная скала виднелась над вершинами  деревьев
сразу за рекой.
     "Прекрасный наблюдательный пункт, - подумал Кевин, -  ...если  только
кто-то или что-то станет наблюдать за дорогой".  Слегка  нахмурясь,  Кевин
слез с коня и принялся  приводить  в  порядок  сбрую  и  надевать  конское
снаряжение. Огромное животное  сразу  заволновалось,  слегка  возбужденное
знакомыми приготовлениями - надеванием нагрудного щитка, кольчуги и прочих
доспехов. Конь раздувал ноздри, фыркал,  выгибал  шею  и  сверкал  глазами
из-под налобника.
     - Что, конь, чувствуешь, что придется поработать? - спросил Кевин.
     Он  надел  набедренники  и  наголенники,  укрепил   поверх   кольчуги
нагрудник и наспинную пластину, укрепил  наплечики,  затем  надел  шлем  и
латную рукавицу на правую руку. Старый кривой нож он пристегнул к  правому
бедру. Взобравшись в седло, Кевин  снял  с  его  передней  луки  небольшой
ромбический щит и проверил, легко ли вытаскивается меч из ножен на спине.
     - Медленно, - приказал он. Это была рабочая команда,  и  боевой  конь
взял с места четкой  рысью.  Гром  его  копыт  по  каменной  кладке  моста
перекрывал глухой рев воды.
     Кевин всегда чувствовал себя в доспехах немного глупо; воображая себя
со стороны, он  представлял  нелепую,  неуклюжую  и  тяжелую  конструкцию,
полуслепую,  лязгающую  железом,  едва   способную   совершить   несколько
нескладных движений. Однако с самого начала ему  крепко-накрепко  вбили  в
голову, что человек  в  доспехах  обладает  в  первые  минуты  неоспоримым
преимуществом... вопреки его постоянным возражениям и  протестам,  которые
он, бывало, высказывал, в то время как Раскер кидал в него камни в учебном
бою.
     - Как тебе этот камешек, парень? - булыжник размером в кулак врезался
Кевину между наплечниками. - Будь это стрела,  ты  бы  уже  кашлял  кровью
где-нибудь на обочине!
     - Они замедляют мои движения! - протестовал Кевин.
     - Замедляют, да? - еще один камень отскочил от брони на плече. -  Мне
кажется, что неожиданный  удар  клинка  замедлил  бы  твои  движения  куда
сильнее. Не хочешь ли проверить,  насколько  мне  удастся  замедлить  твои
движения при помощи еще дюжины камней?
     Кевин слегка вздрогнул,  вспомнив,  как  несколько  дней  он  пытался
скрывать  сильную  хромоту,  появившуюся  в  результате  удара  по   бедру
деревянным мечом в учебной схватке с Раскером "трое против одного".
     - Может быть, паренек, доспехи долгое время будут тебе не нужны. Но я
скажу тебе нечто  настолько  очевидное,  настолько  реальное,  что  можешь
вешать это на свой шлем: когда они  тебе  понадобятся,  у  тебя  не  будет
времени надевать их.
     Но Кевин все равно продолжал чувствовать себя неуклюжим,  как  бы  на
пяти ногах.


     Дорога  продолжала  подниматься  вверх,  следуя  извилистому  ущелью,
пересекающему склон горы. Склон этот был испещрен промоинами и  ручейками,
которые кое-где  все  еще  просачивались  между  камнями  струйками  воды,
стекающими с вершин гор. Все чаще из густых  вершин  деревьев  высовывался
невысокий утес или острая скала. Кевин завернул за  угол  одного  из  этих
утесов и остановился. На дороге перед ним сидели  волки.  Он  насчитал  их
ровно десять штук.
     Разумеется, волки нигде не были в диковинку. На протяжении всей своей
жизни Кевин наслушался немало  историй  о  серых  разбойниках.  Однажды  в
Северо-восточном королевстве целая стая этих созданий преследовала Кевина,
но он никогда не слышал о том, чтобы волки расселись прямо на  дороге  при
свете  дня,  словно  деревенские  лодыри,  которые  лениво   ждут,   чтобы
что-нибудь произошло. Тем  временем  волки,  которые  сидели  или  лежали,
встали на ноги. Теперь все они смотрели на Кевина.
     - Медленно, - тихо приказал Кевин.
     Теперь конь двигался вперед медленным шагом,  сильно  выгибая  шею  и
прижимая голову к груди, чтобы защитить горло. Кевин ощущал, как на  спине
животного вздуваются и опадают сильные мускулы.
     Волки и не думали уступать дорогу. Они опустили головы низко к  земле
и смотрели сверкающими желтыми глазами; двое волков переместились  к  тому
краю дороги, которая обрывалась вниз с холма.
     Кевин тронул коня  носком  ноги,  давая  сигнал  приготовиться.  Конь
заржал, его копыта выбивали из земли ритмичные, грозные  звуки.  Когда  до
волков оставалось около  двадцати  шагов,  Кевин  скомандовал  в  галоп  и
выхватил меч.
     Словно действуя по заранее обдуманному плану, волки распределились по
сторонам и бросились, кто на ноги коня,  кто  высоко  подпрыгнул,  пытаясь
вцепиться во всадника. Взметнулся и опустился меч, сначала  справа,  затем
слева. Кевин не промахнулся. Одновременно он ощутил, как конь  лягается  и
брыкается на ходу. Послушался болезненный визг. Два волка  набросились  на
коня сзади, норовя перекусить сухожилия задних ног. Конь снова  взбрыкнул,
и Кевин услышал сухой хруст.
     Управляя конем то при помощи носка  ноги,  то  при  помощи  поводьев,
Кевин поднял животное на дыбы, и конь стал бить  передними  ногами.  Попав
под удар  огромного  копыта,  еще  один  волк  погиб  на  лету,  не  успев
взвизгнуть. Тем временем Кевин взмахнул мечом и чуть  не  полностью  отсек
голову волка, который прыгнул на него. Мертвое тело обрушилось на  Кевина,
заливая его кровью. Тогда он дал коню  команду  пяткой  ноги,  чтобы  конь
защищался от волков в полную силу, не  управляемый  более  всадником.  Сам
Кевин принялся рубить мечом тех тварей, что  оказывались  в  пределах  его
досягаемости. Вскоре  трое  волков  -  все,  кто  уцелел,  избегнув  удара
копытами или меча - развернулись, чтобы снова  перекрыть  дорогу  в  горы.
Кевин подобрал повод и снова атаковал. Еще один волк упал и  покатился  по
земле,  второго  конь  вышиб  с  дороги  ударом  копыта,  и  он,   жестоко
искалеченный, свалился с дороги вниз, на  растущие  под  обрывом  деревья.
Последний  оставшийся  зверь  некоторое  время  глядел   на   них   своими
удивленными желтыми глазами, а затем  юркнул  в  придорожный  кустарник  и
исчез.
     Кевин осадил коня и, нахмурясь, вглядывался в  то  место,  где  серой
тенью растворился последний из волков, пытаясь восстановить в  памяти  то,
что он видел. В последний миг ему  показалось,  что  на  волке  был  надет
ошейник, полускрытый густой шерстью на загривке. Неужели это так?
     Нет, этого быть не могло.
     Кевин спешился и осмотрел коня. На  его  задних  ногах  он  обнаружил
несколько ран, но кровь почти не текла, и он смазал эти места мазью. Затем
он очистил меч от крови и налипшей шерсти, глядя на неподвижных зверей  на
дороге. Никогда раньше, даже в самых  неправдоподобных  рассказах  ему  не
приходилось слышать о таком поведении волков. Возможно, что в самую  лютую
стужу, в середине зимы, в месяц Яннинг, который еще называют месяц Волчьей
Луны, они могли отважиться на подобное дерзкое  нападение.  Но  не  в  это
время года! Волки словно дожидались его,  уверенные  и  не  боящиеся.  Это
нападение было об