мне не хочется каждый раз  тащить  седло,  сбрую  и  все
остальное в свою комнату, чтобы ничего не пропало. Но даже в  этом  случае
они не будут в безопасности. Так есть у вас койка для меня  и  стойло  для
коня или нет?
     - Как долго ты собираешься пробыть здесь?
     - В чем вы подозреваете меня, шериф?  Я  -  Королевский  рейнджер,  я
обучался в Королевской военной академии  у  мастеров  Раскера  и  Сэнтона,
моими поручителями были капитан латонской городской стражи Даннел  Лейк  и
сержант Рейлон Уотлинг, которые, я уверен, преданно служат королю Латонии.
Я явился сюда вовсе не для того, чтобы проредить население вашего  городка
и сложить их головы в кучу на базарной площади! Я приехал  сюда  вовсе  не
для того, чтобы быть для кого-то проблемой, шериф!
     Шериф, казалось, не заметил вызывающего тона,  каким  разговаривал  с
ним Кевин, его голос оставался таким же негромким и спокойным:
     - Теперь такое время, что приходится  подозревать  всех  незнакомцев.
Дороги почти закрыты из-за разбойников и  чудовищ.  Ты  мог  бы  оказаться
рыцарем, ступившим на кривую дорожку, который пробирается  в  горы,  чтобы
присоединиться к таким же, как он.
     - А еще я мог бы  оказаться  племянником  короля,  который  послан  с
проверкой деятельности шерифов.
     - Для этого ты слишком смышлен, - он, казалось, что-то  обдумывал.  -
Ты что, остался без гроша в кармане?
     - Я уже объяснил вам, шериф, почему мне не хочется останавливаться  в
постоялом дворе. Похоже, что мы с вами в равной степени не доверяем  чужим
людям, шериф.
     - Да, пожалуй, и мне  не  захотелось  бы  таскать  снаряжение  такого
большого коня, - согласился шериф. Указав в сторону лестницы,  ведущей  на
галерею  второго  этажа,  он  сказал:  -  Там  наверху  есть  комнаты  для
наемников, в соответствии с Хартией Вейла. Если ты действительно на службе
короля, то можешь располагаться. У меня  нет  никакой  бумаги  и  никакого
контракта. Но я присягал на верность королю и готов служить ему  в  случае
необходимости.
     - Ладно, кто-нибудь покажет тебе свободное стойло и ванную.  Это  что
касается квартиры. В "Знаке голубого кабана" подают  выпивку  и  приличную
закуску. Это на Верхней улице, на самой бровке холма. Можешь  выйти  через
задние ворота и сразу попадешь  на  Шестьдесят  Шесть  Ступеней.  -  Шериф
повернулся и крикнул: - Беркс!
     В пролете арки показался старик, двигавшийся медленно,  словно  между
мыслью и действиями его происходила какая-то заминка:
     - Да, сэр!
     - Позаботься о молодом человеке.
     Корке кивнул и медленно подошел. Шериф в это время рассматривал коня.
     - Приходилось когда-нибудь сражаться на этом мастодонте?
     - Один раз.
     - Трудно им управлять?
     - Не очень. Я обнаружил, что если  сумеешь  повернуть  его  голову  в
нужном направлении, то остальное умудряется последовать за ней.
     Шериф кивнул:
     - Наверное, словно скала, катящаяся в пропасть.  Я  -  Люкус  Гаскин,
шериф лорда Мидвейлского.
     Кевин  кивнул  в  ответ,  улыбаясь  своим  мыслям.  Несмотря  на  всю
колючесть и внешнюю неприветливость, в  шерифе,  несомненно,  было  что-то
привлекательное. Он сильно напоминал Кевину Раскера из академии.
     - Как долго вы были шерифом?
     Шериф нахмурился сильнее.
     - Без этих сведений ты, разумеется, прожить не можешь.
     -  Просто  любопытно.  Вы  вовсе  не  похожи  на   высокопоставленных
служителей закона, которых я видел.
     - Не слишком благороден, а?
     - Я этого не сказал.
     - Но ты об этом спросил. Я уже слышал  это  не  раз,  -  он  уверенно
посмотрел Кевину в глаза. - Я был назначен шерифом Мидвейла лордом Дамоном
Восьмым восемнадцать лет назад. Это был отец нашего нынешнего  лорда.  Ему
нужен был кто-то, кто был способен поддерживать  порядок  и  закон  в  его
городе, а благородное происхождение к этому никакого отношения не имеет. В
то время я был командиром стражников. Предыдущий  шериф...  он  вроде  как
делал кое-что по-своему.
     - А что с ним случилось?
     - Его вызвали в замок... и он уже никогда оттуда не  вышел,  -  шериф
твердо кивнул. -  То,  что  лорд  Дамон  считает  законом,  то  законом  и
является! Это справедливый и честный закон, и он должен быть соблюден.
     - Вы, должно быть, долго были в Страже, прежде чем стать командиром.
     - Около двадцати лет. А еще раньше я состоял на королевской службе  и
сражался в той заварушке с  юго-восточниками  при  Календаи.  Там  я  стал
сержантом.
     Услышав это,  Кевин  заново  оглядел  шерифа.  Его  оценка  сразу  же
повысилась в несколько раз - эта самая "заварушка" с юго-восточниками была
основным объектом изучения в академии.
     -  Могу  еще  чем-нибудь  быть  полезен?  -  спросил   шериф   слегка
насмешливо.
     - Этого уже более чем достаточно, - поклонился Кевин.
     - Это мне известно! - шериф  хмуро  кивнул,  как  бы  еще  раз  делая
ударение на своем высказывании, затем  повернулся  и  пошел  прочь.  Кевин
увидел его прямую спину и чуть  согнутые  руки,  в  любую  минуту  готовые
схватить оружие. Каблуки его гремели по каменным плитам.
     - Бестиан! - заорал он.
     - Кто?! - раздался голос издалека.
     - Бестиан! Пусть придет ко мне в комнату, и поскорее. Я  хочу  знать,
что за подонков они с Викетом арестовали несколько дней назад!


     "Знак Голубого Кабана"  оказался  большой,  беспорядочно  выстроенной
гостиницей, громоздящейся на крыши соседних  построек,  на  самой  вершине
холма. Под крутой черепичной кровлей помещался второй этаж,  сложенный  из
темных тесаных бревен и покрытый облупившейся штукатуркой. Первый этаж был
сложен из каменных блоков,  грубо  отесанных  рукой  каменщика.  По  бокам
строения были прорублены многочисленные окна,  в  которые  вставлены  были
неровные стекла. Тяжелая дверь цвета темного масла стояла открытой.
     Просторный зал уже наполнялся завсегдатаями, празднующими наступление
вечера и хрипло приветствующими друг друга. В зале было  тепло,  благодаря
четырем   забранным   решетками   каминам   и   многочисленным    масляным
светильникам,   которые   излучали   мягкий   уютный   свет.   В   воздухе
распространялся запах эля и множества человеческих тел.
     - И я вам скажу, парни, что никогда не придет тот  день,  когда  Джон
Фэлен сможет меня уложить! Даю слово, я ему его кривой нос поправлю!
     - Этот проклятый  фургон  так  и  ездит  едва-едва,  с  тех  пор  как
Маленький Джек наехал на нем на малую стену...
     - Это тот самый Маленький Джек, который  стал  отцом  мальчишки  Энид
Парн, а потом вдул двум девчонкам Эрли Барра?
     - Он самый и есть.
     - Предприимчивый парень, не так ли?
     - ...и тогда медник и говорит няньке...
     - Истину скажу, если в ближайшие дни торговля не пойдет  в  гору,  то
очень многим не останется ничего другого, как сидеть и слушать, как бурчит
в животе.
     - ...разбойники и чудовища - вот и все, что мы слышим!
     Кевин занял пустовавший стол  в  уголке  у  дальней  стены,  так  что
ближайшие к нему окна выходили на располагающийся внизу город, на путаницу
его улиц и крыш. Он почти расслабился, но,  разумеется,  не  сильнее,  чем
всегда. Конь его был поставлен в стойло, накормлен зерном и  вычищен,  его
комнатка в казармах Стражи оказалась опрятной  и  безопасной.  Впервые  за
долгое время он выкупался и переоделся в чистую одежду  и  запасные  сухие
ботинки. Его дорожная одежда была выстирана  и  повешена  на  просушку,  и
Кевин чувствовал себя настолько близким  к  ощущению  полного  довольства,
насколько  это  возможно  для  человека.  К  тому  же  -  а  осознав   это
по-настоящему, он испытал чуть ли не шок -  в  его  плаще  и  одежде  было
зашито драгоценных  камней  на  двадцать  тысяч  золотом.  Но  это  золото
досталось ему обагренное кровью...
     Кевин поспешно отогнала от себя это воспоминание, демон  памяти  чуть
было не овладел им.
     Но эти двадцать тысяч  -  об  этом  следовало  поразмыслить.  Никогда
раньше ему и слышать не приходилось о таких деньгах, не то что представить
себя их владельцем. Его отец  совершал  сделки  с  грузом,  а  денег,  что
остались  от  продажи  "Кресчера",  он  практически  так   и   не   видел.
"Кресчер"...  Одно  это  имя  причиняло  боль.  Сержант  Рейлон  занимался
продажей шхуны и груза, а затем хранил вырученное от  продажи  золото,  но
Кевин чувствовал к этим деньгам странное отвращение: ему казалось, что это
его жизнь и жизнь его родителей выражены  в  конкретной  сумме  денег.  Он
истратил  это  золото,  выкупая  свой  контракт,  он  приобрел  достаточно
хорошего вооружения. Он также сделал подарки  Раскеру,  Сэнтону,  капитану
Даннелу и Рейлону и после долгих раздумий передал остаток денег  служителю
бога Маррина, который заведовал приютом для списанных на берег, увечных  и
престарелых моряков. Из Латонии он выехал на  взятой  напрокат  повозке  с
парой серебряных монет в кошельке.
     В Северо-восточном королевстве Кевин еще раз удостоверился,  что  бог
Удачи и Везения  имеет  два  лица.  То,  что  он  присоединился  к  группе
искателей приключений, принесло ему больше золота, чем он мог унести,  но,
с другой стороны, эта авантюра принесла ему...
     Кевин  не  в  силах  был  преградить   путь   нахлынувшим   на   него
воспоминаниям. Он в такой степени глубоко переживал это,  что  теперь  эта
пьеса разыгрывалась перед его глазами совершенно против его воли.
     Угольно-черные коридоры казались  туннелями,  прорубленными  в  самом
мраке. Кевин вспомнил влажные стены  и  омерзительный  запах,  царивший  в
подземелье. Он вспомнил, как часто он прикладывался  к  своему  бурдюку  с
вином, совершенно уверенный в своей способности  справиться  со  всем  чем
угодно, и не обращая особого внимания на советы товарищей быть начеку.  Он
только  недавно  вышел  из  стен  Военной  академии  и  удостоился  звания
рейнджера, и ему не надо было указывать, как себя вести. Именно  этому  он
учился и преуспел. Все ему так и говорили.
     Рядом с ним неслышно, словно смертельно опасный  зверь,  крался  Гоун
Тихий, гном с Голубой Горы, держа наготове щит и  боевой  топор.  Их  тени
стелились перед ними, так как позади них тихо ступала Пола, высоко держа в
руке фонарь. Когда они дошли до перекрестка, слева от  них  открылась  еще
одна темная арка-проход. Гоун остановился и вопросительно указал топором в
направлении этого прохода. Кевин кивнул. Он хотел этим сказать, чтобы Гоун
чуть отступил назад, а он - Кевин - собирался вслепую  рубануть  мечом  за
угол, на случай если кто-то - или что-то -  притаилось  там  в  темноте  и
поджидает их. Это было именно такое, подходящее место, но ему  не  хватило
времени. Он слишком промедлил с ударом, слишком расслабился, выпив вина.
     Раздался ужасный рев, огромная  фигура  ринулась  на  них  из  мрака.
Направленный прямо на него сверкнул огромный меч, и  этот  меч  начал  уже
опускаться. Кевин попытался  увернуться,  попытался  прикрыться  от  удара
щитом, прекрасно понимая, что уже слишком поздно. Но удара не последовало.
Раздался яростный лязг железа о  железо,  затем  крик  удивления  и  боли.
Что-то отбросило Кевина назад, и он упал на землю, успев  увидеть  только,
как что-то большое ускользнуло во тьму, и услышал удаляющийся топот.
     Гоун Тихий умирал, придавив к земле ноги Кевина  своим  телом.  Кевин
ясно  представил  себе,  как  гном,  его  друг,  прыгнул   вперед,   чтобы
перехватить удар, как он сбил Кевина с ног, и тогда лезвие огромного  меча
развалило его от плеча до груди. Гоун не  сказал  ни  слова  даже  теперь,
только грустно смотрел на Кевина, и на губах его застыла кривая улыбка,  а
голова в последний раз дрогнула.
     Эту картину Кевин  носил  внутри  себя,  как  тяжелую  якорную  цепь,
обвивающую сердце. И как будто этой тяжести было недостаточно.  Пола  тихо
спросила, сразу после того, как Гоун умер:
     - Еще вина, Кевин?


     Кевин яростно стиснул зубы и заставил себя  вернуться  к  настоящему.
Итак, теперь у него был огромный конь и достаточно денег, которые  помогут
ему добраться до западных краев. Чего еще он мог бы желать?
     Немного мира?
     Толстый кусок тушеной  говядины  с  луком  исходил  горячим  паром  в
закрытой глазурованной миске. Кроме него, на  столе  был  изрядный  ломоть
черного ароматного хлеба, чашка  с  маслом,  острый  сыр  и  вместительная
кружка с пенистым добрым элем. Еду аккуратно  и  ничего  не  расплескивая,
подавала миловидная девушка в голубом  платье  с  узким  лифом  и  широкой
юбкой. Насколько Кевин успел заметить, она даже была в башмаках.
     - Спасибо, - поблагодарил Кевин, улыбаясь, и был вознагражден быстрой
гримасой и дерзким реверансом.
     "Дерзкая девчонка", - подумал Кевин и подавил невольный смешок.
     Он сразу вспомнил, как старина Раскер, бывало, выговаривал курсантам:
"Не  знаю,  для  чего  я  трачу  свое  время,  пытаясь  научить  искусству
уверенного ведения боя такое ленивое собачье дерьмо,  как  большинство  из
вас! Все, что вы когда-нибудь сможете, это махать мечом в воздухе, а  ваши
копья обломает первая попавшаяся дерзкая девчонка  с  косящим  взглядом  и
другими спрятанными сокровищами".
     Он вытащил из внутреннего кармана свою  ложку,  еще  одну  память  об
академии. Она была сделана из твердого серебра с ручкой  в  форме  факела.
Это было что-то вроде награды выпускникам,  и,  по  слухам,  их  оплачивал
лично Раскер.
     "Всякий раз, парни, когда вам  случится  повесить  голову,  подумайте
хорошенько, кто вы такие - или, по крайней мере, кем  вы  должны  были  бы
быть и кого мы пытались из вас сделать. Не теряйте их!"
     Он начал есть, а учеба в академии снова ожила в его памяти.
     Очень  многие  не  выдержали  и   исчезли,   ушли,   заняв   какие-то
бессмысленные должности, и в конце концов растворились в безвестности,  не
оставив никакого следа. Многие из них были прекрасными фехтовальщиками, но
их постигла неудача из-за  отсутствия  способности  думать.  Из  тех,  кто
остался - лучше сказать "сумел выжить" - не  было  никого,  к  кому  Кевин
чувствовал  бы  близость  или  дружеское  расположение.   Часть   из   них
принадлежала к аристократическим родам, и они  с  молоком  матери  впитали
понимание древних традиций, прекрасно осознавая, что  это  -  их  право  и
обязанность. Остальные были сыновьями торговцев. Их называли "купленными",
и они старались изо всех сил, побуждаемые либо собственным желанием,  либо
волей отцов. Они трудились в поте лица, с тихой  яростью,  под  постоянной
угрозой неудачи. Но все они были чужими Кевину, они были людьми суши. Или,
скорее, это он был для них чужой.
     "Страшный талант", - называли его. "Палач с дубиной",  "Кевин-убийца"
и еще много-много подобных кличек, большинство из которых он уже  позабыл.
Но все равно академии ему подчас сильно не хватало. Там, по крайней  мере,
хотя и без друзей, но он не чувствовал себя таким...
     Одиноким?
     Он отогнал от себя и эти воспоминания. Пусть все провалится в ад!  По
крайней мере, ему повезло, и он мог выкупить свой контракт. Те, кто не мог
себе этого позволить, нынче, скорее всего, сражались на восточных рубежах,
получая и нанося удары мечом в столкновениях, происходящих там. Почему  же
он не ввязался в эту драку, как они? Сражающимся  на  том  дальнем  рубеже
наемникам король платил немалые деньги. Именно для этого его и готовили  в
академии.
     Быть может, он был слишком независимым?
     Раскер часто говорил ему:
     - Ты, парень, держишься слишком  сам  по  себе!  Это  было  групповое
упражнение! Ты что, не понял? Или ты не заметил,  что  рядом  были  еще  и
другие, когда бросился вперед? Вы должны были сражаться группа  на  группу
так, чтобы научиться взаимовыручке и бою. Это вовсе не значит,  что  можно
ходить гоголем и разыгрывать из себя героя!
     - Но мы же победили! - возражал на это Кевин.
     И Раскер орал на него, подойдя почти вплотную:
     - Пусть бы ты даже захватил королевский замок и арестовал королеву  в
ее спальне - меня это ни капли не  волнует!  Если  я,  прах  меня  побери,
говорю тебе, что это, прах его побери, должно быть  групповое  упражнение,
значит, это и должно быть групповое  упражнение.  В  одиночку,  Кевин,  ты
острее бельдийского клинка, но в группе ты не стоишь и воробьиного чиха!
     И даже в воспоминаниях Кевин вынужден был признать, что  это  отчасти
верно. Он не любил, когда вели его, не любил вести сам и не  желал,  чтобы
кто-то стоял на его пути. Однажды он услышал, как кто-то сказал:  "Вера  -
это та монета, которую лучше заработать,  чем  истратить".  Он  не  совсем
понимал, что это означает, но прозвучало это торжественно  и  значительно.
Он же был маленьким кораблем в большом море, и сам себе прокладывал  курс.
Иногда Кевину казалось, что  у  этого  высказывания  может  быть  и  такое
значение.
     Итак, он снова встал на якорь. Академия занимала такое важное место в
его памяти, потому что была одна из лучших якорных стоянок  в  его  жизни.
Нет, конечно, не сама академия, это были Раскер  и  Сэнтон  -  их  ему  не
хватало.
     -  Ну,  ладно,  -  пробормотал  Кевин  сам  себе,  припоминая  старое
присловье времен академии: "Не важно, куда идешь,  важно,  что  там  ты  и
будешь".
     Кевин оперся спиной о стену в своем углу, взял в руку кружку с элем и
стал смотреть, как солнце покидает долину. На севере собирался мрак,  и  в
темных тучах сверкали далекие  зарницы,  особенно  загадочные  в  неровном
стекле окна. "Сегодня утром  восход  был  красным,  -  вспомнил  Кевин.  -
"Восход красный - день опасный". Ладно, крыша есть, пусть теперь льет",  -
решил он.
     Между тем на лежащий внизу  город  наползала  странная  тень,  словно
отбрасываемая копьем какого-то из богов. Кевин прижался лбом  к  стеклу  и
стал смотреть на запад. Эту тень отбрасывала Скала-Замок, вырисовываясь на
фоне закатного неба, словно  обломанный  черный  клык.  Позади  него,  над
горами Макааб, тоже громоздились грозовые облака, словно  боги  всех  бурь
готовились отразить нападение ночи... Кевин отвернулся и оглядел  комнату.
В зале было тепло и, несмотря на надвигающуюся тьму, уютно и безопасно.  С
соседнего стола донесся взрыв смеха, и Кевин прислушался.
     - ...и тогда Биллингс говорит сапожнику: "Не могли бы вы починить мне
обувь, пока я тут жду?" А сапожник отвечает: "Дурачина,  я  могу  починить
твои ботинки, только пока ты ждешь!"...
     Гостиница заполнялась. Кевин устроился поудобней в своем углу и велел
подать еще эля.


     Кевин хмуро посмотрел на  жилистого,  суетливого  человечка,  который
налегал на стол напротив него.  Очевидно,  Кевин  допустил  ошибку,  когда
сказал, что  в  Мидвейле,  как  ему  кажется,  нет  ничего  интересного  и
занимательного. С тех пор, вот уже на протяжении часа, этот  человек  один
за другим опустошал кувшины с его, Кевина, элем и,  не  переставая,  сыпал
словами, пытаясь доказать ошибочность этого представления.
     А вот еще был случай! - воскликнул вот уже в двенадцатый  раз  старый
хмурый ворчун. Тут он сделал еще один большой глоток эля, рыгнул и вытер с
лица пену тыльной стороной ладони. - Разве это не удивительно?
     Кевин кивнул, взглянув еще на двоих мужчин, присевших к его столу,  и
сделал  знак  служанке,  чтобы  принесли  еще   эля.   Такое   вступление,
несомненно, предшествовало очередному рассказу о чудесных  приключениях  и
таинственных  происшествиях,  имевших  место   в   сказочном   королевстве
Мидвейла...
     Он узнал, как собака дубильщика  Роба  загнала  корову  мясника  Худа
прямо в омут на Мельничном ручье и как эта корова камнем пошла ко дну.
     Он узнал,  как  бондарь  Джеймс  вытащил  всю  паклю  из  только  что
проконопаченной лодки Блинки Таггерта, за то что Блинки не заплатил ему за
изготовление четырех бочонков,  и  как  эта  лодка  затонула  на  середине
Солнечной, и Блинки, уцепившись за один из этих бочонков, плыл