е возвращалось. Несмотря на все выпитое вино, Кевин оставался в том
же состоянии  мрачного  уныния  и  подавленности,  которое  отравляло  все
вокруг.
     - Странно... - пробормотал он, - люди предпочитают... просто сидеть и
сокрушаться по поводу того, с чем ничего нельзя поделать...
     В этом месте он позабыл все то, о чем собирался сказать, но это  было
и не важно. Тем не менее несколько суровых лиц повернулось в его сторону.
     - Тебе-то что за дело до всего этого? Это ведь не твой родной дом,  -
проворчал один из сидящих за столом.
     - У меня дома, по крайней мере, знают,  как  справиться  с  небольшим
паводком.
     - Ну, тогда сплавай туда и разберись, -  предложил  тот  же  мужчина,
оттолкнувшись от стола и вставая. Кевин мрачно взглянул  на  него,  и  тот
сказал: - Твой эль хорош, парень, но твоя компания становится кислой.
     - Ты достаточно испробовал первого, - заметил Кевин.
     - Но и последнего с меня тоже достаточно!
     Да, поистине это был не самый лучший день. И все дни становились  все
больше на него похожими и,  омытые  изрядным  количеством  вина,  начинали
путаться между собой. Кевин  вспоминал  одни  только  обрывки  разговоров,
вспыхивавших то тут, то там споров. Один неотесанный и  грубый,  пьяный  и
взъерошенный, опасный на вид фермер захотел с ним драться, и Кевин был  не
против того, чтобы это случилось, но их разняли, а потом Кевин уже не смог
вспомнить, из-за чего  все  началось.  И  еще  он  вспомнил,  как  он  пел
непристойную морскую песню и слышал неискренний одобрительный смех.  Кевин
вспомнил, что в первый раз он спел эту песенку еще в те времена, когда он,
Тук и Малыш Том...
     А потом, стараясь прогнать от себя это воспоминание, он  попытался  с
кем-то схватиться и, судя по всему, у него это получилось.
     И снова он сидел на своем стуле у стены. Его мир превратился в жалкие
лохмотья, и единственное, о чем он мог теперь  думать,  это  о  потерях  и
только о потерях. Вот он проигрывает схватку с бандитами, вот он теряет  в
пещерах друга, вот гибнут его родители...
     Если раньше им владело унылое нетерпение праздности, то теперь он был
совершенно замкнут, скорчившись в своем углу и закутавшись  в  плащ.  Мало
кто подсаживался  теперь  за  его  стол.  Кевина  это  вполне  устраивало:
компанию  ему  составляли  теперь  собственные  угрюмые  раздумья  и   его
собственный личный демон.
     И снова запел менестрель:

              То повесть о деве, невинном цветке,
                                  что в мирной долине жила,
              Жестокий и горький ей выпал удел,
                                        фортуна ее предала,
              Теперь она бродит одна по ночам
                                  в холодном безумье своем,
              И трупы одни оставляет она на ложе
                                        над быстрым ручьем.

              Был первым скиталец дорог, пилигрим,
                                     кто деву сию оскорбил.
              Ее он схватил, и он ей объяснил,
                               где пес свою кость схоронил,
              Он гнался за ней, чаровал и ласкал,
                                    и ей насладился вполне,
              И дальше отправился в путь без забот.
                              Он сделал все так, как хотел.

              А дева ждала и томилась одна:
                                    "Сдержи обещанье свое!"
              Но он по дороге ушел далеко
                                      и даже не вспомнил ее.
              И в сердце у ней разгорелся огонь,
                                    который нельзя погасить,
              Как ласк, доброты, пониманья,
                               тепла душе невозможно забыть.

              Вторым был соседский тупой паренек,
                                       он в поле ее заманил,
              Там травы шуршали и месяц светил,
                                 стог сена в тумане проплыл.
              И дева кусалась, боролась,
                          но все ж ему ей пришлось уступить,
              А после он бросил ее и бежал,
                                   чтоб ужина не пропустить.

              Но камни не плачут, и дева молчит -
                               что было, то в сердце хранит.
              А следующей ночью тот парень погиб,
                                споткнувшись у старых ракит.
              Нашли его скоро: где песня реки затихла
                                           в глубоком пруду,
              На дне он лежал глубоко-глубоко,
                                       где рыбы находят еду.

              Семьи старый друг как-то в гости зашел
                               и сел рядом с ней на кровать.
              Сказал ей: "Дитя! Как ты подросла!
                                   Могу ль я тебя целовать?"
              Они щекотали друг друга, смеясь,
                                     их на пол игра увлекла,
              Но время пришло, и он кончил игру,
                                    что детской уже не была.

              Не много минут пролетело и вот -
                                      в чем дело она поняла.
              Дня жалкий остаток, как ночь, пролетел,
                                  и ночь тоже быстро прошла.
              К рассвету друг старый был хладен и мертв,
                                   ему отомщен был разврат -
              Из чаши покоя отравы испил и,
                                   верно, отправился в ад...

              А дева решила в раздумье ночном:
                                "Мужчин привлекает разврат!"
              Она постарается дать им и флирт,
                                     и все, что они захотят.
              Им нежные ласки охотно даря,
                                к кончине их всех приведет -
              Будь юноша пылкий, будь жадный старик,
                                  но каждого смерть стережет.

              Так вспомни о ней, встретив девичий взгляд,
                                    что вам улыбнется в ночи.
              Она посулит и блаженство,
                                и рай при свете огарка свечи.
              Там ждет волшебство, упоенье,
                                      и ты за это ее не кори:
              К рассвету остынет твой труп,
                           и тебе не встретить грядущей зари.

     Внезапно песня оборвалась, когда фатоватый и шумный щеголь,  сидевший
за одним из столов у самого очага, сцапал  проходившую  мимо  служанку  за
бедра и посадил себе на колени.
     - А вот еще одна, которая хочет чего-то в этом роде! - рассмеялся он.
     Его собутыльники за столом тоже принялись ухмыляться и  насмешничать.
Среди остальных  посетителей  раздалось  всего  два  или  три  неуверенных
смешка. Затем раздался громкий  взрыв  смеха,  когда  служанка  ухитрилась
извернуться и ударить обидчика по щеке тыльной стороной руки. С  внезапной
яростной гримасой, мгновенно  исказившей  рот,  он  изо  всех  сил  ударил
девушку кулаком в  лицо,  и  она  распласталась  на  полу.  В  наступившем
молчании голос Кевина прозвучал четко и ясно:
     - Грязная скотина!
     Надменное лицо снова исказилось,  и  недобрые  глазки  устремились  в
дальний темный угол.
     - Ты не должен так  разговаривать  с  господами,  пьяное  деревенское
быдло! - воскликнул он.
     Раздался стук опрокидываемых стульев и шорох быстрого движения, когда
Кевин встал из-за стола и все сидевшие  поблизости  бросились  освобождать
ему дорогу. Он медленно пошел вперед, давая возможность убраться с прохода
всем, кто там находился, в том числе и паре задремавших на полу  собак.  В
спешке кто-то опрокинул стол. Девушка незаметно исчезла. Кевин остановился
прямо перед мужчиной и стал с  холодным  вниманием  изучать  наглое  лицо,
полуприкрытые  веками  глаза   и   слишком   аккуратно   подстриженную   в
соответствии с городской модой бороду.
     - У меня нет никаких господ, - негромко сказал он.
     Мужчина рассматривал его с медленной, холодной улыбкой.
     - Нам придется это выяснить.  Позволь,  я  представлюсь.  Мое  имя  -
Лестер из Милфорда, и я...
     - Это правда - то, что здесь говорили о  жителях  Верхнего  Вейла?  -
перебил Кевин. - Правда ли, что они настолько глупы, что не могут нащупать
в темноте свою девушку без посторонней помощи?
     В комнате повисла напряженная тишина, нарушаемая  негромким  шепотом,
доносящимся  со  стороны  собутыльников  Лестера.  Кевин  чувствовал  себя
совершенно трезвым, сосредоточенным и беспощадным. За то  короткое  время,
пока он шел через комнату, он  снова  привел  себя  в  знакомое  состояние
готовности к бою и знал, что рука не задрожит и ноги не подведут.  Он  был
уверен, что его слова прозвучат кратко и выразительно. Иногда и  демон  на
плече тоже оказывался на его стороне.
     Тем временем Лестер сделал своим собутыльникам знак замолчать, а  его
всепоглощающая улыбка поблекла:
     - Мне кажется, юноша, что ты оскорбил и оклеветал нас. Мне кажется...
     - Много же тебе понадобилось времени, чтобы это понять. Должно  быть,
все рассказы о Верхнем Вейле - правдивы.
     Лестер из Милфорда вскочил.  Он  был  одет  в  прекрасную  одежду  из
тонкого  полотна,  его  изукрашенный  плащ  и  сверкающие  ботинки   резко
контрастировали с грязно-бурыми и  полинявшими  одеяниями  всех  остальных
посетителей таверны. С вышитого пояса свисал легкий меч.
     - Ты что, вызываешь меня? - его  улыбка  больше  походила  на  волчий
оскал.
     Кевин улыбнулся в ответ.
     - Почему бы тебе не разобраться в этом самому? Я  думаю,  это  должно
быть нетрудно, - сказал Кевин, небрежно указав  рукой  в  сторону  мужчин,
сидящих за одним столом с Лестером. - Или ты считаешь, что раз  ты  ешь  и
одеваешься с помощью этих ублюдков, то они понадобятся тебе  и  для  того,
чтобы справиться со мной?
     Раскер заговорил с ним из прошлого:
     - Изолируй противника, заставь его выйти против тебя в одиночку!
     Лестер напрягся, теперь его самодовольная улыбка исчезла:
     - Для того, чтобы справиться с таким, как  ты,  мне  не  нужна  ничья
помощь!
     Кевин выглядел совершенно счастливым.
     - Кажется, я тоже получил вызов? - мягко спросил он.
     - Мое положение не позволяет мне драться на дуэли с таким низкородным
мужланом, как ты, но я непременно задам тебе хорошую трепку в наказание за
грязные оскорбления, которые ты нанес мне! - он круто повернулся к  одному
из сидящих за столом мужчин. - Подай мне тот шест, вон он, у очага.
     - Принеси два! - вмешался Кевин.
     Человек, побежавший за шестом,  вопросительно  обернулся  к  Лестеру,
который в свою очередь озадаченно уставился на Кевина.
     - Ты собираешься драться со мной?
     - Если ты думаешь, что я собираюсь стоять смирно и получать  от  тебя
удары, то ты действительно так глуп, как о тебе говорят.
     Лестер некоторое время изучал Кевина.  Нечто  похожее  на  запоздалое
раскаяние промелькнуло в его глазах, но  быстро  потухло,  зато  его  щеки
зарделись алым.
     - Очень хорошо, - сказал он, кивая. - Я окажу  тебе  эту  любезность,
хотя  шесты  вовсе  не  подходящее  оружие   для   человека   благородного
происхождения.
     - Вот почему ты их выбрал. - Кевин выскользнул из плаща и швырнул его
на ближайший стул.
     Он ждал этого, но...
     Академия. Снова Раскер:
     - Всегда  должны  быть  мужчины,  которые  умеют  сражаться  и  умеют
сражаться хорошо! Но не дай бог, парни, вам это придется слишком по вкусу,
иначе вы сами превратитесь в то, против чего сражаетесь.
     У вас, парни, есть немаловажная обязанность, долг перед товарищами  и
перед самим собой. Вы не должны причинять никому вреда просто потому,  что
вы это можете и умеете. Нападать на беззащитного,  нападать  на  человека,
который владеет оружием хуже тебя  -  это  оскорбление  вашей  собственной
чести и позор для академии. Это низко и недостойно вас...
     Очень хорошо, Раскер... но я могу преподать  урок  этому  надутому  и
наглому отродью уличной проститутки.
     - Ваше... "оружие", сэр. - Лестер насмешливо протянул ему шест. Кевин
быстро осмотрел его: дубовый и довольно толстый. Отлично! И он  отвесил  в
сторону Лестера насмешливый поклон.
     - Мне следует предупредить благородного Лестера из  Милфорда,  что  в
результате нашего небольшого поединка он  будет  вынужден  всю  оставшуюся
жизнь ходить весьма странной походкой.
     Лестер  презрительно  улыбнулся  и,  быстро  размахнувшись,  направил
оружие по дуге, словно намереваясь снести Кевину голову с плеч,  но  Кевин
нырнул, и шест только безопасно  просвистел  в  воздухе,  сбив  Лестера  с
позиции. Кевин ответил увесистым ударом между лопаток противника,  который
он нанес концом своего шеста.
     - Очко! - сказал он.
     Лестер развернулся и снова  взмахнул  шестом.  Кевин  легко  отбил  и
ударил в грудь.
     - Два очка.
     Следующую яростную  атаку  Кевин  встретил  прямым  блоком.  Раздался
громкий треск столкнувшихся  шестов.  Кевин  ловко  повернул  свое  оружие
вокруг шеста противника и коснулся его головы.
     - Три очка.
     Легкий вздох одобрения пронесся по притихшей в испуге публике. Лестер
ждал, тяжело дыша. Затем он выбрал  более  подходящее  положение  и  начал
атаку более продуманно. Шесты сталкивались с сухим  треском  в  фейерверке
ударов и контрударов со стороны Кевина.
     - Четыре очка.
     - Пять очков.
     - Шесть. Ты что, не умеешь считать?
     В этот раз приветственные крики прозвучали  громче,  призывая  Кевина
атаковать самому.
     - Врежь ему, парень!
     - Пусть у него глаза на переносицу вылезут!!
     - Пошли его домой без кой-чего!!!
     Остальные жители Верхнего Вейла за столом Лестера собрались в кучу, и
выражения  их  лиц  постоянно  изменялись  от  простой  озабоченности   до
ненависти. Лестер с хрипом дышал, воздух словно застревал у него в глотке.
Но и Кевин начинал задыхаться, несмотря на то, что  в  драке  он  прилагал
гораздо меньше усилий, чем его противник. Тем не менее он пока не нанес ни
одного атакующего удара.
     - Семь очков.
     - Восемь.
     Лестер издал отчаянный, хнычущий звук и сделал выпад в живот  Кевина,
действуя своей палкой, словно копьем. Кевин отбил выпад в сторону.  Бросив
свой шест, он перехватил руками шест Лестера, повернул в  руках  и  вырвал
его у врага. Его концом он поразил Лестера в пах.
     - Девять. Достаточно!
     В зале раздался  гром  приветствий,  быстро  сменившийся  угрозами  и
оскорблениями в адрес верхневейльцев, угрюмой группой стоящих в  окружении
остальных посетителей. Лестер стоял согнувшись и, скаля зубы, с ненавистью
смотрел на Кевина.
     - Грязное волчье отродье! - выругался он и,  конвульсивным  движением
выхватив свой меч, бросился на Кевина.
     В тот же миг Кевин пригнулся, крепко схватил  шест  обеими  руками  и
хмуро  уставился  сопернику  в  центр  грудной  клетки.  Меч  опустился  и
встретился с деревом. Меч при этом дрогнул и зазвенел, а  вокруг  полетели
щепки. Лестер  задыхался  от  недостатка  воздуха,  и  каждое  его  усилие
сопровождалось  звериным  рычанием.   Удары   его   становились   тише   и
неуверенней, очевидно, он был в отчаянье.
     В тот момент,  когда  Лестер  замахивался,  чтобы  нанести  еще  один
яростный удар с размаха, держа меч обеими руками, Кевин внезапно выгнулся,
словно кот, и встретил удар на полдороги, вложив в контрудар немалую силу.
Клинок  зазвенел  как  колокол,  отломанный  конец  его  отлетел  на  пол,
ударившись о железную решетку камина. В тот же миг Кевин  ударил  его  под
вздох концом иссеченного шеста.
     - Десять! Слышишь,  скудоумный  ублюдок,  навозная  муха!  Больше  не
получишь!
     А  затем,  словно  вдруг  увидав  в  Лестере  воплощение  всех  своих
разочарований, сосредоточие всех причин,  которые  когда-то  вызывали  его
гнев и бессильную ярость, Кевин  с  силой  ударил  его  шестом  по  правой
стороне головы. Это вышло у него так удачно, что  он  немедленно  повторил
удар с другой стороны, и Лестер рухнул как тряпичная кукла. Кевин  смотрел
на него сверху вниз и пытался подавить в себе яростное желание ударить его
еще и еще, втоптать его в пол, а потом  пинком  ноги  выбросить  за  порог
расквашенное месиво. Прежде чем это желание успело овладеть им, он швырнул
шест в угол и протиснулся через толпу приветствовавших его людей к  выходу
на улицу.


     Кевин шагал по темным сырым улицам, плотно завернувшись в собственные
мысли. Он не захотел принять участия в шумном празднике, который начался в
"Голубом Кабане" в честь  его  победы.  Они  настаивали  на  том,  что  он
совершил героический поступок, тем более, что Лестер довольно долгое время
был чумой и язвой упомянутой таверны, но сам Кевин не знал, кто он  такой.
Кем бы он ни был - это ему не нравилось. Ему хотелось бы поговорить сейчас
с Раскером и Сэнтоном, а не слушать их  лекции,  которые  подсовывала  ему
услужливая память. Он было пытался отыскать ответ внутри себя, но в голове
у него вертелись обрывки уроков, лекций  и  фраз,  когда-то  произнесенных
обоими преподавателями. Кевин пытался задавать им вопросы, и все трое  так
шумели, перебивая один другого, что Кевин  пришел  в  себя  только  тогда,
когда двое запоздалых прохожих бросились от него прочь, и Кевин понял, что
громко разговаривает сам с собой.
     Что же, ради всех адов, с ним случилось?
     Кевин не был уверен, что он такое и кто он такой. Он вообще ни в  чем
не был уверен. Он  был  побежден  соперниками,  имен  которых  он  не  мог
назвать.
     Академия. Сэнтон:
     - Не важно, в какой схватке  ты  участвуешь,  битва  это  или  просто
соревнование, но ты всегда оказываешься в меньшинстве. Кроме противника, с
которым  ты  бьешься,  всегда  находится  один  из  двух  врагов,  который
сражается не на твоей стороне. Эти  двое  врагов  -  фантомы  Поражения  и
Самоуверенности.
     Призрак Поражения делает твоего противника больше,  чем  он  есть  на
самом деле, чем больше ты боишься его, тем больше он становится.  Если  ты
страшишься возможности поражения, то оно станет следить  за  каждым  твоим
движением и ждать, пока в  конце  концов  твое  самосознание  невольно  не
поможет ему, и ты совершишь ошибку именно потому, что ты так ее боялся.
     Призрак Самоуверенности делает тебя слепым, он выставляет тебе твоего
соперника меньшим, чем он есть. Самоуверенность - могучая волшебница.  Она
может заставить исчезнуть очевидное  и  показать  тебе  вместо  очевидного
нечто несуществующее. Самоуверенность настолько преуспела  в  обмане,  что
часто выступает под другим именем: Я-знаю-все-ответы.
     - Нет, Сэнтон, - сказал Кевин в темноту. - У меня нет больше ответов,
они все куда-то пропали.
     Снова Сэнтон:
     - Ты, Кевин, дерешься с яростью, стиснув зубы,  с  усердием,  которое
часто бывает излишним. Почему?
     Кевин сощурился и пожал плечами:
     - Чтобы победить.
     - Тогда победа - это единственная цель?
     Пауза, морщина пересекла нахмуренный лоб:
     - Разве это не так?
     - Мне бы хотелось, Кевин, чтобы ты сумел сломать жесткие рамки  твоих
представлений о том, что в битве всегда  есть  победитель  и  побежденный.
Сейчас ты подходишь к схваткам в полном вооружении с твердой уверенностью,
что это - вопрос жизни и смерти...
     Кевин коротко и цинично усмехнулся над его уверенностью:
     - Так ведь оно и есть. Меч  убивает,  стрела  убивает,  копья,  пики,
палицы, секиры - все это не плотницкий инструмент!
     - Но мечи также  разоружают,  стрелы  предупреждают,  копья,  пики  и
топоры угрожают. Оружие, если применять его с умом, поможет  сохранить  не
только твою жизнь, но и  жизнь  достойного  противника.  -  Он  наклонился
вперед и пристально поглядел Кевину прямо в глаза: - Если  ребенок  ударит
тебя палкой - разве ты убьешь его?
     - Конечно же, нет