Раскер хмуро взглянул на него.
     - Правда, парень! Ты не видел удара! Ты не уклонился! Согласись,  что
это твоя вина! Ты ничего не сделал! Ты стоял, как вчерашняя собачья  куча,
и позволил мне попасть тебе в  голову!  Твои  мозги  не  обратили  на  это
внимания! И удар, который ты получил, - это твоя вина. Пойми это! Шест шел
прямо на тебя, но ты не понял  этого,  а  уклониться  у  тебя  не  хватило
реакции.
     Раскер повернулся и пошел прочь,  но  внезапно  остановился  и  снова
повернулся к Кевину:
     - Я могу извинить тебе недостаточную реакцию, в конце концов, это моя
вина - недостаток подготовки, который можно исправить.  Но  то,  что  твои
мозги неправильно оценивают ситуацию - в этом виноват только ты!
     Затем наступила очередь Сэнтона:
     - Решать проблемы очень просто, если  ты  сумеешь  правильно  сделать
первый шаг. Вся беда в  том,  что  мало  кто  задумывается  о  том,  чтобы
научиться правильно делать это.
     Первый шаг заключается в том,  чтобы  определить  задачу.  Необходимо
выяснить, как в действительности выглядит этот зверь и  опознать  его.  Не
позволяйте себе заблуждаться относительно его истинной природы.
     Вам не удастся решить ни одной проблемы, если вы неверно очертили  ее
границы, если вы неправильно себе ее представляете, если вы  избегаете  ее
или отстраняете ее от себя под  тем  или  иным  предлогом.  Вы  не  можете
победить противника, напав на его тень. Вы  не  сможете  решить  проблемы,
разобравшись только лишь в том, что лежит на поверхности.
     А эта проблема была...
     Проблема Кевина была столь  же  огромной,  столь  очевидной  и  такой
близкой, что он даже не увидел ее.  В  этой  проблеме  было  нелегко  даже
распознать проблему до тех  пор,  пока  она  не  начала  приобретать  свою
истинную,  уродливую  форму...  и   Кевин   вынужден   был   признать   ее
существование, потому что теперь эта проблема стояла непосредственно перед
ним.
     Никогда раньше он не был побежден.
     Теперь же его превзошли не только в бою. Похоже, он проиграл во  всех
областях. Его мир вырвался  из-под  его  контроля,  и  он  не  смог  жить,
соответствуя тем стандартам, какие требовались от рейнджера.
     И демон у него на плече, тот самый, который постоянно приказывал  ему
помнить, помнить и помнить... что ж, похоже, у  него  появилась  еще  одна
забота.


     Стремительный поток с шумом низвергался с последней каменной преграды
прямо в бурлящее озерцо, поверхность которого была покрыта клочьями  пены.
В  плотных,  мокрых  и  тенистых  зарослях  вдоль  его  берега  неподвижно
поблескивали два темно-зеленых  миндалевидных  глаза,  словно  два  мокрых
листка, устремленные на  противоположный  берег.  На  берегу  стояло  двое
мужчин. По мере того как в лесу сгущались сумерки, они  все  чаще  и  чаще
бросали тревожные взгляды в строну водопада. Два убитых оленя лежали у  их
ног. Оба мужчины были одеты в грязные шкуры и вооружены луками и короткими
мечами. У одного из них на голове был надет шлем, а у второго - коническая
шапочка из толстой кожи. Они, казалось, спорили, часто поворачивая головы,
чтобы оглядеться по сторонам. Один  из  них  глянул  прямо  в  направлении
зеленых глаз, но отвернулся, ничего не заметив.
     Затем, хмурясь и сердито и нетерпеливо жестикулируя, оба  повернулись
по направлению к горе  -  к  огромному  нагромождению  обломанных  скал  и
валунов и, волоча добычу за собой, скрылись в распадке.
     На расстоянии вытянутой руки от неподвижных  зеленых  глаз  появилось
среди листвы нечто длинное и тонкое, напоминающее  наконечник  стрелы.  На
противоположном  берегу  озера,  глубоко  в  листве  темнеющих   деревьев,
закричал  дрозд.  Другой  дрозд  отвечал  ему   откуда-то   от   водопада.
Темно-зеленая пятнистая тень, двигаясь неуловимо быстро, скользнула  между
камней распадка в том месте, где исчезли из виду двое мужчин. На мгновение
и она пропала, но затем снова появилась и некоторое  время  оставалась  на
месте. Она словно кивнула кому-то  по  другую  сторону  пруда.  Скрытые  в
листве глаза мигнули и исчезли, не производя никакого  шума.  Дрозд  запел
совсем близко, плавная мелодия плыла в неподвижных  кронах  деревьев.  Три
неясные лесные тени беззвучно скользнули прочь.
     Дождь, который накрапывал с самого утра, наконец пролился, как  будто
с какой-то определенной целью.


     Кевин очнулся  на  пятый  день.  Как  и  предыдущие,  этот  день  был
холодным, пасмурным и унылым; серые струи дождя жидким  свинцом  падали  с
неба. Постель и простыни были серыми и холодными, одежда тоже была сырой и
липкой, и казалось, что и мозги тоже отсырели и  покрылись  липкой  гадкой
плесенью. Кевину показалось, что все  вокруг  стало  таким  же  блеклым  и
бесцветным, как и погода за окном. Все  мускулы  ныли.  В  желудке  что-то
сердито бурлило и булькало. Голова болела и, казалось,  соображала  как-то
не так. Кевин сильно подозревал, что накануне в таверне он оставил себя  в
дураках, но не знал, каким образом. Его тело было  вылечено,  но,  похоже,
что его разум все еще страдал от ран. Заполненные  дождем  и  бездействием
дни сделали Кевина мрачным и одновременно упрямым.
     Кевин надел серые и холодные ботинки, поеживаясь от сырости  и  время
от  времени  замирая,  ожидая,  пока  комната  перед  глазами   перестанет
покачиваться. Ему хотелось  согреться  и  что-нибудь  съесть...  внезапная
мысль о еде... ладно, с этим можно было подождать  до  тех  пор,  пока  не
успокоится желудок. Сначала куда-нибудь в теплое место; Кевин,  похоже,  в
последнее время утратил  способность  согреваться  без  огня.  И  во  всем
виноват  этот  проклятый  дождь,  пришедший  с  гор.  Здешние  духи  бурь,
вероятно, были по характеру более злобными и хладнокровными, чем  морские.
Кевин ни разу не видел, чтобы кто-нибудь молился им или воздавал  почести.
Неудивительно, что погода взбесилась  и  испортилась.  Эта  горная  страна
оказалась слишком дремучей и отсталой.
     В самой большой комнате казармы - в холле  -  наверняка  жарко  горит
огонь в камине, но Кевин чувствовал себя там неуютно.  При  его  появлении
стражники как-то напряженно смолкали, беседа замирала,  стражники  бросали
на него взгляд, неловко отводили глаза. За его спиной изредка  раздавались
смешки, центром которых был Брекен.
     По крайней мере, в "Голубом Кабане" было тепло и уютно. Кевин отыскал
туда  окольную  дорогу,  которая  вела  его  по  искривленным   аллеям   и
покосившимся ступенькам, по узким улочкам,  где  нависающие  вторые  этажи
домов служили небольшой защитой от дождя. В гостинице  всегда  было  жарко
натоплено, а эль был холоден и приятен на  вкус.  Добрая  компания  всегда
приветствовала его и находила сердечное словцо. Чем чаще  Кевин  заказывал
эль, тем больше друзей оказывалось за его столом.  Но  там  всегда  был  и
Брекен, этот самодовольный осел!
     Кевин чувствовал, что  ему  придется  слегка  осадить  это  ничтожное
собачье дерьмо, слегка стукнув ему между ушами. Мужества, чтобы сойтись  с
ним лицом к лицу, у Брекена не хватало, и он только злобно насмехался  над
Кевином за его спиной. Маленький шакал  в  большой  стае!  Храбрый  лай  с
безопасного расстояния! Молодец на овец, а на молодца... Ладно,  поглядим,
как смело он себя  поведет,  когда  окажется  лицом  к  лицу  с  предметом
насмешек.
     Кевин закончил одеваться, перебросил  через  плечо  влажный  дорожный
плащ и спустился в холл. В холле было полно стражников, которые готовились
к наступающему дню. Как обычно, в воздухе звучали шутки и смех.
     - ...и вот его жена тяжело заболела и  высказала  свое  желание  быть
похороненной на вершине Тибете Хилл, над рекой. Тут муж вскакивает на ноги
и говорит: "Попроси сестру  помочь  тебе  одеться,  а  я  пойду  запрягать
лошадь!"
     Снова раздался громкий смех, который сразу стих,  лишь  только  Кевин
показался в дверях.
     - Брекен здесь? - спросил он во внезапно наступившей тишине.
     Брекен поднял голову от шлема, который он чистил.
     - Тебе что-нибудь нужно... рейнджер? - последнее слово  он  произнес,
как обычно, с легким превосходством, а издевательская улыбка чуть  тронула
уголок его губ.
     Кевин кивнул, сохраняя на лице выражение безразличия:
     - Да... я хочу тебе сказать, что я не желаю  тебе  беды,  Брекен,  но
когда ты сегодня вечером вернешься домой, то берегись, как бы твоя мать не
вырвалась из свинарника и не укусила тебя за задницу!
     Кевин ухмыльнулся в ожидании.  На  мгновение  комната  напомнила  ему
картину, которую он когда-то видел в городе:  застывшие  фигуры  в  полной
тишине, которая нарушалась одним только потрескиванием огня в очаге.  Лицо
Брекена налилось багровой краской, он сжимал шлем в руках с  такой  силой,
словно хотел выдавить на нем углубления при помощи одних  пальцев.  Он  не
отвечал, уставившись в полированную поверхность шлема.
     - Если имеешь что-нибудь сказать обо мне, храбрый Брекен, - продолжил
Кевин, - то, может быть, ты наберешься храбрости  шепнуть  мне  пару  слов
снаружи, в темном переулке? Если ты умеешь писать, то можешь изложить свое
мнение в письменном виде и послать его мне. Ну а если ты не умеешь писать,
то вот тебе медяк, заплатишь писцу, -  и  Кевин  бросил  к  ногам  Брекена
звякнувшую на каменном полу мелкую монету. Он ждал.
     Пламя в очаге треснуло и взорвалось фонтаном искр, но ни один человек
в комнате даже не моргнул.  Стражники  переводили  взгляды  с  Брекена  на
Кевина  и  обратно.  Брекен  продолжал  рассматривать  свой  шлем.  Прошло
несколько секунд,  прежде  чем  Кевин  повернулся  и  вышел.  "Никогда  не
поворачивайся к трусу спиной", -  гласила  старинная  пословица.  Отлично!
Пусть он попробует хоть что-нибудь  предпринять!  Раскер  описывал  одного
подобного типа, обладающего опасным интеллектом - слишком развитым,  чтобы
полагать себя выдающимся мыслителем, и слишком ограниченным, чтобы понять,
что он таким не является.
     Серый  дождь  смазал  весь  мир,  превратив  его  в  размытое   узкое
пространство между неясными призраками мокрых домов, пересеченное  ручьями
улиц. Редкие прохожие, мелко семеня и скорчившись, расплескивали  холодную
воду, перебегая из одного укрытия в другое. Кевин натянул капюшон плаща и,
пригибаясь, зашагал вверх по улице в направлении постоялого двора.
     Маленький человечек скрючился над кружкой пива, словно защищая ее  от
хищников своим тщедушным телом.  Часто  хмурясь,  он  поглядывал  в  окно,
полосатое от струй дождя. "Весь этот дождь - не к добру", - бормотал он.
     Круглолицый толстяк, сидевший у торца стола, покачал головой:
     - Эх, Перси, если бы в городе была только одна лошадь и если  бы  она
наложила на улице только одну кучу, то ты непременно бы вляпался в  нее  и
явился бы сюда жаловаться. Ты и тощим-то  таким  стал  от  того,  что  все
хорошие качества каким-то образом тебя покинули.
     - Смейся... тебе к  лицу  смеяться  по  всяким  дурацким  поводам,  -
возразил тощий Перси. -  И  все  равно:  пять  дней  дождя  подряд  -  это
неестественно.  Наверняка  это  действуют  темные  силы.  Этот  волшебник,
который живет в горах, - он точно задумал что-то злое, - он потрогал  себя
за нос. - Попомните мои слова!
     - Маг Экклейн не принадлежит к Темному миру, - вступил в разговор еще
один человек, - так что ты глуп, Перси. - С этими словами он повернулся  к
остальным сидящим за столом и осклабился: - Вы видите, какой он  тощий?  А
известно вам, что один раз он так долго стоял у дороги,  что  Питер  Ньюли
прикрепил к нему перекладину для новой изгороди?
     За столом раздались приглушенные смешки, и еще  один  человек  поднял
вверх палец.
     - Тут поблизости жил один фермер, которому  случилось  нанять  одного
парня из Верхнего Вейла, чтобы тот построил  забор.  В  первый  день  этот
парень построил ему двести шагов отличного забора, и наш фермер был  очень
им доволен. "Отлично! - сказал он работнику. - Не могу  понять,  почему  о
вас, жителях  Верхнего  Веяла,  говорят  так  много  плохого".  Однако  на
следующий день работник построил всего восемьдесят шагов изгороди.  Хозяин
удивился, но сказал: "Что ж, и это неплохо, как я  думаю".  Но  на  третий
день его забор стал длиннее всего на десять шагов, и тогда фермер попросил
его объяснить, почему он начал так хорошо, а  потом  работал  все  хуже  и
хуже. И тогда этот верхневейлец ему говорит: "Это не моя вина, сэр, просто
с каждым днем мне приходилось все дальше ходить за топором!"
     Раздался взрыв одобрительного смеха. Затем заговорил еще кто-то:
     - Старый дурак Ленсер отправился как-то в каменоломни. Он очень долго
там ходил и все рассматривал, а потом потряс головой и говорит:  "Назовите
меня дураком, коли это не так, но мне кажется, что все эти статуи, которые
стоят здесь то тут то там, совершенно не нужны". Тогда один  из  возчиков,
случившийся поблизости,  ответил:  "Разуй  глаза,  старик.  Какие  же  это
статуи?  Разве  ты  не  знаешь,  что  в  этой  каменоломне  работают  одни
верхневейльцы?"
     Кевин откинулся назад и улыбнулся. Заметив, что служанка  смотрит  на
него, он сделал ей знак повторить. Ему нравилось ощущать себя частью всего
этого - быстрого обмена непристойными шутками, что было для него внове,  и
хотя в последнее время он часто чувствовал себя одновременно  и  вялым,  и
нервозным, но в этой компании он находил много приятного для  себя.  Из-за
дождя он не мог продолжить свой путь на запад, если бы даже и захотел, а в
этой таверне, среди этих шумных людей, среди смеха и кружек с элем он  мог
ни о чем не думать. Эль и вино вытеснили из его головы всякие раздумья,  и
даже голос сидящего на плече демона звучал теперь глухо, как бы издалека.
     Кевин купил для сидящих за  столом  еще  несколько  кувшинов  эля,  и
сумеречный день покатился дальше, с элем и вином, с едой и смехом, с серым
ливнем за стеклами. Кто-то сунул ему в руку кружку  и  настаивал  на  том,
чтобы Кевин выпил, выпил залпом. Кевин не обратил внимания  на  усмешки  и
улыбки и сделал хороший  глоток.  Ему  показалось,  что  он  выпил  кружку
расплавленного свинца, во всяком случае, ощущение было именно таким. Кевин
застыл, широко раскрыв глаза и уставившись в кружку, не в  силах  вдохнуть
воздуха. Окружающие корчились от смеха. Тот, кто подсунул Кевину  огненный
напиток, взял кружку и допил до конца, затем повернулся к  Кевину,  утирая
стекающие по щекам слезы.
     - Это действительно жуткий напиток, - выдохнул он, - но с его помощью
можно проверить, как человек переносит боль.
     - Тогда я, очевидно, не умру? - спросил  Кевин,  слегка  отдышавшись.
Новый взрыв смеха был ему ответом, и кто-то хлопнул его по спине.
     Бродячий певец с узкими и блестящими зелеными глазами затянул  песню.
Потом Кевин смутно припоминал, что и он пел вместе со всеми.
     И было еще много-много, очень много вина и эля,  много  разговоров  и
смеха, и вскоре стало поздно.
     А дождь все лил и лил.


     Вода каскадами стекала вниз по Шестидесяти Шести Ступеням и  по  всем
другим лестницам города, образуя изящные водопады.  Дворы  превратились  в
озера, улицы превратились сначала в  ручьи,  а  затем  -  в  стремительные
потоки. Вместо людей на площадях под музыку дождя плясали маленькие волны.
Магазины  закрылись,  и  люди  отступили  на  вторые  этажи  зданий.  Река
Солнечная бурым пенным валом прокатилась по Нижнему Рынку вплоть до  самой
Кроссхилл-стрит, сметая на своем пути и унося прочь деревянные прилавки  и
навесы.  Влекомая  потоком   огромная   сосна,   словно   таран   древнего
стенобитного орудия, пробила  стену  каменного  склада.  Длинный  Башенный
мост, уступая напору Бешеной реки, начал раскачиваться, от него отрывались
отдельные доски и перекладины. Внезапно  он  прогнулся  и  обрушился  вниз
целиком со страшным треском. Бурлящий поток потащил его прочь, разбивая  в
щепки массивные бревна конструкции.  К  этому  времени  та  часть  города,
которая называлась обычно Кроссривер,  превратилась  в  обширное  бурлящее
озеро, над поверхностью которого, словно неустойчивые  и  шаткие  острова,
возвышались  уцелевшие  постройки,   обитатели   которых   заблаговременно
перебрались повыше, на склоны Стальных гор.
     Несмотря на наводнение, выстроенный высоко на холме  "Голубой  Кабан"
оставался открытым.


     И еще один день прошел, прокатился  мимо  в  непрекращающейся  пелене
дождя, который превратился  в  похоронную  холодную  морось,  медленную  и
противную, словно боги устали от бурь и не смогли придумать  ничего  более
выдающегося.  И  беседа  в  "Голубом  Кабане"  стала  менее  оживленной  и
приятной.
     - Затопило все земли между  Нижним  Дубом  и  Верхней  Рощей.  Жители
выбирались оттуда на крышах домов вместо плотов.
     - Некоторые говорят, что река никогда так высоко не поднималась...
     - Говорю вам, что все горы Макааб, это их злая тень...
     - Да... пусть я и не верю в Темный мир и обратную сторону волшебства,
однако приходится признать, что что-то тут не так. Никогда раньше реки так
себя не вели...
     - Барр Мельник потерял свое колесо и желоб. Их оторвало и унесло.
     - Подумаешь... Джон Доббс потерял всю свою проклятую  мельницу.  Река
подмыла берег прямо под ней и унесла всю мельницу вместе с жерновами и  со
всем прочим.
     - К Мельничному ручью невозможно подойти ближе,  чем  хижина  старого
Поуди. Река протекала через верхние газоны и потекла вниз  по  улице  Трех
Овец, а там пробила новое русло прямо через харчевню "Знак Свиного Рыла".
     - Вот и поделом, а то ихний эль по вкусу совершенно как моча.
     - Откуда ты знаешь, какой у мочи вкус?
     Кто-то взмахнул рукой так, словно отгоняя комариный рой.
     - Да, парни, давненько в городе не было приличного пожара!
     - Это верно! - согласился кто-то еще.
     Кевин откинулся на стуле и прислонился  спиной  к  стене.  Это  место
теперь принадлежало ему, как завсегдатаю. Он прислушивался, но в разговоре
участвовал мало.
     "Какая, в конце концов, разница? - размышлял он. - Ну - дождь,  ну  -
река вышла из берегов... что из того? Это бывает. Неужели это должно  быть
важным для меня?"


     Дождь продолжался, но он  уже  не  был  так  постоянен.  По  временам
налетали  последние  шквалы,  сопровождающиеся  сильным   ливнем,   словно
умирающая буря собирала последние силы. Затем проливной дождь  превращался
в мелкий моросящий дождь, который то ослабевал, то припускал сильнее, но в
конце концов он превратился просто в серый туман. Но несмотря на это, небо
оставалось пасмурным, угрюмым серым покрывалом нависало оно над  вершинами
деревьев и низкими дымоходами.  Из  задних  окон  "Голубого  Кабана"  весь
Мидвейл напоминал  убогую  рыбацкую  деревушку,  прилепившуюся  к  крутому
берегу над грозным и бурлящим грязным морем.  Несколько  каменных  стен  и
полуразрушенных домов возвышались из воды, как рифы на мелководье  Нижнего
Рынка. Замок лорда Дамона выглядел как невероятный  остров,  расположенный
на  месте  слияния  двух  вышедших  из  берегов  рек.  Его  крутые   стены
поднимались прямо из воды. Скалистого  основания,  на  котором  замок  был
выстроен, не  было  видно  из-за  паводка,  и  замок  напоминал  волшебный
корабль,  вставший  на  якорь  у  берега.  То,  что   некогда   называлось
Кроссривер, теперь представляло собой неглубокое замусоренное  озерцо,  по
поверхности которого  плавали  разнообразные  деревянные  обломки,  а  над
ленивыми волнами торчали несколько крупных камней и разрушенных  строений.
Несколько  уцелевших  лодок  было  привязано  прямо  к  вершинам  деревьев
неподалеку от  того  места,  где  со  Стальных  гор  спускалась  в  долину
Солнечная дорога. Одна из этих лодок, привязанная к вершине высокой сосны,
так и осталась здесь  на  несколько  лет  и  служила  в  качестве  местной
достопримечательности.
     Однако прежнее бодрое настроение, царившее в  таверне  все  эти  дни,
никак н