согласился капитан. - Вот она вспыхнула.
   - Кто?
   - Звезда, которой не хватало, - сказал пилот. Штурман смотрел на  экран
во все глаза, но ничего не видел.  Звезды  спокойно  светили  впереди,  не
мерцая. Звезд было очень много, они покрывали все  поле  экрана.  Если  бы
какая-нибудь из них и  исчезла,  не  в  человеческих  силах  было  бы  это
заметить. А пилот с капитаном переговаривались.
   - Пропала.
   - Да, погасла.
   - Сейчас вспыхнет.
   - Да.
   - Он близко.
   - Но почему он идет без огней?
   - Не знаю. Следующая погасла.
   - Вспыхнула.
   - Как быстро перемещается.
   - Необычная конструкция.
   - Не сказал бы.
   - Все равно пора пощупать радаром.
   - Да.
   - Включите радар, - сказал капитан штурману.
   - Сейчас. - Штурман щелкнул тумблером. Он ничего не видел, и никто  ему
ничего не объяснял. Все равно он щелкнул тумблером.
   - Выведите сигнал на второй экран, - сказал ему капитан.
   Штурман  нажал  нужную  клавишу.  Вспомогательный  экран  был  чист   в
противоположность главному.
   - Вам показалось, - сказал штурман. - Там ничего нет.
   Пилот не повернулся.
   - Десять секунд, - сказал он капитану. - Хочешь пари?
   Капитан не успел ответить, потому что  на  экран  вернулось  отраженное
эхо. Это была просто светлая точка.
   - Вот он, - сказал капитан.
   - Послушайте, - сказал штурман. - Да, раньше я действительно  не  видел
того, что видели вы. Но сейчас-то мы видим одинаково.  Откуда  вы  знаете,
что это корабль? Это ведь просто точка.
   Пилот посмотрел на него.
   - И что же это такое?
   Штурман замялся.
   - Не знаю. Возможно, метеорит.
   - А откуда ему здесь взяться? - сказал пилот.
   Капитан добавил:
   - И появление метеорита совсем не означает конец одиночеству.
   Штурман ничего не сказал. Он сидел в рубке перед экранами. На одном  из
них было очень много светлых неподвижных звезд, а на  втором  только  одна
маленькая светящаяся точка, и он  не  знал,  что  это  такое,  а  пилот  с
капитаном переговаривались:
   - Это чужой корабль. Посмотри, как он гасит звезды.
   - Он гасит слабые звезды.
   - Все равно.
   - У него незнакомый корпус. Он с новых планет.
   - Какая необычная конструкция.
   - Но движется быстро.
   - Это мы движемся быстро.
   - Хорошо, когда корабль без огней.
   - Да. Так красивее.
   - Интересно, как он в эфире?
   - Вероятно, молчит.
   - Нужно спросить у связиста.
   Капитан набрал номер на радиофоне.
   - Это я, - сказал он. - Мы видим корабль.
   - Знаю.
   - Он идет без огней.
   - И без позывных.
   - Понятно, - сказал капитан.
   Он замолчал, и в рубке стало тихо. И так же тихо пели экраны.
   - Послушайте, - сказал  штурман.  -  Может,  мне  пересчитать  курс?  Я
быстро.
   - Зачем? - сказал капитан.
   - Чтобы подойти ближе.
   - Мы и так пройдем чересчур близко, - сказал пилот.
   - Послушайте, - сказал штурман. - Надо же что-то делать.  Надо  узнать,
что там у них. Вдруг у них авария?
   - Нет, - сказал пилот. - Если бы у него была  авария,  мы  бы  об  этом
знали.
   - Каким образом?
   - Он давал бы SOS.
   - А вдруг у них неисправен передатчик?
   - И двигатель, и передатчик? - сказал капитан.
   Люк позади них открылся. Вошел помощник капитана и сел в свое кресло.
   - Это с новых планет, - сказал он. - У нас таких не делают.
   - Он не отвечает, - сказал пилот.
   - Как неудобно, - сказал помощник.
   - Что делать, - сказал капитан. - Не включать же нам двигатель.
   - Послушайте, - сказал штурман.  -  Объясните  же  наконец:  о  чем  вы
говорите? И почему они идут без огней?
   - А зачем ему огни? - сказал пилот.
   - Есть же определенные правила.
   Пилот пожал плечами.
   - Объясните же, - сказал штурман. - Я вижу  там  только  точку.  Но  вы
говорите, что это корабль.  А  если  это  корабль,  мы  должны  что-нибудь
делать.
   - Зачем? - сказал капитан.
   - Но ведь вы говорите, что это корабль.  Вы  говорите,  что  это  чужой
корабль. А если так, то мы должны что-то делать. Должны установить с  ними
контакт. Разве вы не хотите установить контакт?
   - Хотим, - сказал пилот.
   - В контакте участвуют двое,  -  сказал  капитан.  -  И  мы  свое  дело
сделали.
   - Он уходит, - сказал помощник.
   - Почему? - сказал штурман. Он смотрел на экран. На экранах  ничего  не
изменилось. - О чем вы говорите?
   - Слушайте, - сказал помощник капитана.
   Штурман  прислушался,  но  ничего  не  услышал.  Зато  он  увидел,  как
вспыхнула яркая звезда на центральном экране,  на  фоне  далеких,  слабых,
красивых звезд, и как светлая точка на боковом экране двинулась и пошла  -
сначала почти незаметно для глаза, а потом все быстрее  и  быстрее,  пошла
прочь, за край экрана.
   - Объясните же наконец, - сказал штурман, - что происходит?
   - Выключайте локатор. Уже ничего. - Капитан был спокоен.
   Штурман обиженно потянулся к тумблеру.
   - Погодите, - сказал помощник. Экраны тихо пели дуэтом. - Какая хорошая
песня!



   Михаил Пухов.
   Костры строителей

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Картинная галерея".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 13 September 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   - Не успеем, - сказал Егоров.
   - Вы все-таки пристегнитесь, - сказал Бутов. - Скорость  большая,  мало
ли что. Потом - темнеет.
   Егоров послушно затянул ремень безопасности. Солнце уже зашло, и,  хотя
небо на западе еще играло красным, впереди сгущалась ночь. Глайдер  мчался
над зеленой стрелой шоссе, пронизывающей тайгу. Деревья подходили к  самой
дороге, но сейчас слились в высокие стены, лес потерял глубину, и осталось
только шоссе - бесконечный коридор с искаженной от скорости перспективой.
   - А насчет остального не  беспокойтесь,  -  продолжал  Бутов.  -  Будем
вовремя, я гарантирую. Мне сегодня еще домой нужно попасть.
   Бутов полулежал  в  водительском  кресле,  повернув  загорелое  лицо  к
Егорову. На дорогу он не смотрел - машина сама их везла. На вид Бутов  был
настоящий сибиряк, и познакомились они  всего  два  часа  назад  -  Егоров
расспрашивал всех на автовокзале,  как  побыстрее  добраться  до  Станции,
никто не мог посоветовать ничего путного, но тут появился  Бутов,  потащил
его к стоянке, втолкнул в  глайдер,  запер  снаружи  и  удалился,  сказав:
"Ждите. Я скоро".
   И ушел. И не появлялся целый час, и это стоило  Егорову  много  нервов,
потому что времени оставалось в обрез, и Егоров по  инерции  нервничал  до
сих пор.
   - А хоть бы и не успели, - продолжал Бутов.  -  Подумаешь,  пуск  новой
электростанции. Каждый день появляются новые объекты.
   - Это не какой-нибудь объект, - объяснил Егоров. - Это Станция, Станция
с большой буквы. Станция,  которая  даст  энергии  больше,  чем  остальные
электроцентрали мира, вместе взятые.
   - Каждый день тоже не какие-нибудь пускают, - возразил Бутов. -  Каждый
раз что-то новое, что-нибудь "самое". Зачем куда-то спешить? События  сами
происходят вокруг.
   Егоров усмехнулся. Спокойствие Бутова постепенно передавалось ему, и он
уже верил,  что  они  успеют  вовремя,  хотя  до  пуска  оставалось  менее
получаса, а впереди лежала еще сотня километров с лишним. Но  мысленно  он
был уже  на  месте.  Он  знал  -  что-то  произойдет,  и  хотел  при  этом
присутствовать, и теперь уже верил, что это ему удастся.
   - Потом, что вы хотите увидеть? - продолжал Бутов. - Обычная, банальная
церемония. Станция  заработает  -  толпа  закричит  "ура!".  Когда  "Томь"
выигрывает у "Спартака", ликования куда больше.
   -  Для  физика  Станция  -  это  уникальный  объект  с  очень   высокой
пространственно-временной концентрацией  энергии,  -  объяснил  Егоров.  -
Особенно в самом начале, сразу же после пуска, еще  до  выхода  на  режим,
Здесь  может  наблюдаться  ряд  побочных  эффектов  -  новых,   совершенно
неизученных.
   - Почему - неизученных?
   - Физики не занимались  Станцией,  -  объяснил  Егоров.  -  Ее  строили
инженеры, и никто не знает,  что  произойдет,  когда  эта  энергия  начнет
выделяться в фиксированной точке пространства.
   - Взорвется, что ли? - усмехнулся Бутов.
   - Нет, пуск Станции безопасен. Этим как раз занимались, и это доказано.
Но освобождение такой колоссальной энергии исказит геометрию  мира.  Может
быть, это будет длиться мгновение, но так будет.
   - Фантазия какая-то. Вы где про это читали?
   - Я это считал. Вчера вечером, на клочке бумаги. И  сегодня  утром,  на
ЭВМ. Результат, по-моему, любопытен. Как я и думал, пока  Станция  выходит
на  режим,  возможны   ограниченные,   строго   локализованные   нарушения
причинно-следственных связей. Как это будет выглядеть, я не знаю.  Но  это
будет.
   - А я фантазий не уважаю, - заявил Бутов. - Все помешаны на  фантазиях.
А что в них такого?..
   - Говорят, фантазия будит мысль.
   -  По-моему,  она  ее  усыпляет,  -  сказал  Бутов.  -  Если  вам  надо
проснуться, сделайте глубокий выдох. Вберите в легкие лучший воздух  Земли
и посмотрите вокруг. Вы увидите только лес, тайгу на тысячи километров.  И
вы можете блуждать по этим лесам целый год, питаться  грибами  и  ягодами,
которых здесь уйма, и не догадываться, сколько тонн руды  перерабатывается
ежесекундно у вас под ногами.
   - Да, это хорошо придумано, - согласился  Егоров.  -  Двухэтажный  мир.
Промышленность в подземелье - остальное снаружи. Мы  получаем  необходимое
сырье, и природа остается нетронутой. Когда-то делали по-другому.
   - Когда-то автомагистрали строили из асфальта, - сказал Бутов.
   Егоров ничего не сказал, глядя вперед, на дорогу, Наступили сумерки,  и
травяное  покрытие  наполовину  потеряло  свой   неповторимый   изумрудный
оттенок.  Гордость  сибирских  селекционеров  -  вечное  покрытие,   мечта
дорогостроителей.  Когда  ее  создавали,  эта  трава  предназначалась  для
футбольных полей. Но оказалась незаменимым дорожным материалом, не имеющим
соперников. Конечно, когда  над  шоссе  проносится  глайдер  на  воздушной
подушке, все равно - трава или бетон, и то и другое не пострадает. Но если
проходит тяжелый трактор или, допустим, танк - плохо  придется  бетону.  А
трава примнется, и встанет снова, и ничего с ней не случится.
   - Просто счастье, что освоение Сибири  чуть-чуть  запоздало,  -  сказал
Бутов. - Прежде наступление на новые территории проводилось стихийно,  без
оглядки на будущее. Результаты вы знаете. А здесь все идет по правилам, по
науке, и иначе нельзя. Современная техника - она любую природу в состоянии
искалечить. Потом уже не исправишь.
   Егоров молчал, глядя вперед. Прямой участок  шоссе  закончился,  дорога
плавно вильнула вправо и по широкой дуге вылетела на берег  реки.  Плотный
многотонный поток с трудом угадывался  под  невысоким  обрывом,  было  уже
темно, и только кое-где на черной воде лежали двойные огоньки бакенов.
   - Выходит, вы у нас отдыхаете, -  сказал  вдруг  Бутов.  Не  спросил  -
сказал утвердительно. Егоров усмехнулся.
   - В командировке.
   - А то у нас многие отдыхают, - сказал Бутов. -  Почти  из  всех  стран
мира. И нельзя сказать, чтобы я этого не понимал.
   Дорога взлетела вверх, темная лента реки осталась позади, и шоссе вновь
превратилось в прямой коридор с отвесными стенами на  фоне  почти  черного
неба. Бутов включил дальний свет, по  шоссе  побежали  тени,  и  вне  двух
световых цилиндров стало совсем темно.
   - Что вы собираетесь делать после пуска? - спросил Бутов.
   - Еще не знаю.
   - Хотите, заглянем ко мне. В  моем  хозяйстве  много  интересного.  Все
время иностранцев возят, в порядке обмена опытом.  Только  никакого  опыта
они не перенимают, восхищаются и грустно вздыхают. У нас, говорят, так уже
не получится. Слишком поздно спохватились, говорят.
   - А это далеко? Впрочем, вам  незнаком  этот  термин.  Для  вас  тысячи
километров - по соседству.
   - Нет, действительно  близко.  Недавно  поворот  был.  150  километров,
полчаса ходу. Собственно, все эти леса мои.
   - Наверное, здесь и родились? Вы, сибиряки, оседлый  народ.  Живете  на
одном месте. Или это наше предвзятое, неверное представление?..
   - Не знаю, -  сказал  Бутов.  -  Мне  до  настоящего  сибиряка  далеко.
Приезжий  я.  Москвич,  если  вам  интересно.  Окончил  лесной   институт,
направили сюда по распределению. Жена была недовольна. Глушь, говорит. Три
года, говорит, жить в этой глуши. И было это 15 лет назад.
   В кабине было еще темнее, чем  снаружи,  темноту  подчеркивали  зеленые
огоньки на приборной панели, и лица Бутова Егоров не видел. А  впереди  он
видел только прямоугольный вырез звездного неба в отвесных стенах тайги  и
вдруг понял, что небо  подсвечено  снизу,  будто  за  горизонтом  прячется
большой город, к которому они приближаются.
   - Посудите сами, какая же здесь глушь? - продолжал  Бутов.  -  Глушь  -
значит глухое место, тупик, и деться некуда. А если здесь  глушь,  где  же
тогда простор?..
   Егоров  не  ответил.  Сначала  ему  показалось,  что  в  голосе  Бутова
мелькнуло  сожаление,  но  потом  это  ощущение  исчезло.  Бутов   говорил
искренне, и иначе быть не могло.
   - И еще дети, - сказал  Бутов.  -  Детишкам  здесь  больно  уж  хорошо.
Поймите меня правильно. Я никого не осуждаю. Центр есть Центр,  и  природу
там сейчас охраняют. Охраняют и лечат, если можно так  выразиться.  Но  во
многих местах лечить-то нечего. Ведь лес  -  он  как  лошадь  или  собака,
хорошее обращение любит. А если с  кнутом  -  остается  бесплодная  земля,
прикрытая слоем мусора. Культурный слой, как говорят археологи.
   Он надолго замолчал. Егоров тоже молчал, глядя вперед, на слабое зарево
в узком проеме дороги. Свечение не усиливалось - скорее  наоборот,  потому
что глайдер вместе с дорогой поднимался сейчас по склону плоского холма, и
невидимый источник свечения из-за этого опускался глубже за  горизонт.  Но
через несколько минут глайдер вынес пассажиров на вершину,  дорога  отсюда
полого стремилась вниз, и, если бы был день, перед ними открылась  бы  вся
панорама мира. Но равнина пряталась в темноте, и только  громадное  здание
парило на горизонте,  квадратное,  белое,  озаренное  светом  прожекторов.
Здание, которым кончалась дорога.
   Станция.
   Дорога стремительно неслась вниз. Здание Станции стояло над горизонтом,
выхваченное светом из темноты. Оно плавало над невидимым  лесом  -  белое,
как теплоход,  громадное,  как  пирамида,  хотя  его  главные  этажи,  как
подводные части айсберга, уходили далеко в землю. Станция была уже  совсем
близко, не выдвигалась из-за горизонта, а  увеличивалась  только  за  счет
приближения. Как стремительный призрак, глайдер мчался  вниз  над  стрелой
шоссе, распарывая тьму ножами прожекторов.  Стены  леса  уносились  назад,
потом впереди под прожекторами  сверкнул  рыжий  комочек,  дорога  куда-то
исчезла, ремни перерезали грудь, а сбоку уже  вновь  надвигалось  шоссе  -
медленно, страшно. Удар - скрежет металла - мрак.
   - Жив?
   Егоров открыл глаза. Он лежал на  мягкой  траве  на  обочине,  по  лицу
разгуливал ветер, неярко светили звезды. Бутов стоял перед ним на коленях,
уже улыбаясь.
   - Обошлось, слава богу.
   Да, обошлось. Ныло плечо, мысли метались. Рядом на  дороге  угадывалась
темная груда глайдера. Он лежал днищем вверх, распахнув  пасть  кабины.  В
кронах невидимых деревьев шелестел ветер.
   - Лисица, - сказал Бутов. - Выскочила на дорогу, машина пошла в прыжок,
но...
   Бутов махнул рукой. Егоров помнил.  Мрак  -  скрежет  металла  -  удар.
Опрокинутое шоссе, рыжее пятно под ножами прожекторов. Но  что-то  было  и
раньше.
   Он приподнял голову и посмотрел  вниз  вдоль  шоссе.  Белый  освещенный
квадрат отгораживал половину неба. Раньше,  из  кабины  глайдера,  Станция
казалась ближе. Там, где дорога упиралась в ее основание, все было  усеяно
разноцветными точками. Люди.
   - Потеряла устойчивость, - сказал Бутов. - Скорость, вы понимаете?..
   Егоров смотрел вдоль дороги. Что-то произошло. Кажется, свечение вокруг
Станции неуловимо изменилось. Нет,  там  все  осталось  как  было.  Что-то
произошло, но не там.
   Егоров по-прежнему лежал на земле, но одновременно ощущал, как  сильный
восходящий поток как бы приподнимает его в воздух и уносит высоко вверх  -
вверх в пространстве и  времени,  вверх  над  эпохами  и  просторами,  над
людьми, событиями и судьбами - вверх, помогая окинуть  взглядом  мир,  над
которым он поднимался. Он поднимался все выше, и все  менялось,  становясь
неоднозначным, туманным, таинственным, и многоликая жизнь текла  в  каждой
клеточке пространства, раскинувшегося вокруг на тысячи километров.
   В лесах горели костры. И лес изменился, стал совершенно другим. Вернее,
он оставался прежним, но  одновременно  был  первобытным  дремучим  лесом,
древней тайгой, по которой бродили  саблезубые  тигры  и  мамонты  трубным
гласом сотрясали предутренний воздух. И там горели костры.
   У костров сидели люди. Одетые в тяжелые шкуры, с каменными топорами  на
коленях. Красные блики пламени лежали на их  волосатых  лицах,  обращенных
туда, где высоко над землей поднималось белое здание Станции. В их  глазах
была не тревога. Другое, новое чувство.
   А немного поодаль по вольной бурливой  воде  плыли  на  север  казацкие
струги под белыми парусами в манящую неизвестность.  Казаки  гребли,  пели
песни и одобрительно усмехались, глядя туда, где в  ночи  вдруг  вспыхнуло
невиданное доселе сияние.
   И уже совсем в другом месте геологи XX века устало смотрели на странный
свет, разлитый над горизонтом. А  по  чистому  небу  полуночи  проносились
диковинные летательные аппараты, и прекрасные  дети  грядущего  невесомыми
мотыльками стремились к  призрачному  сиянию,  исходившему  от  работающей
Станции.
   Так  было  всюду,  по  всей  территории   необъятного   края.   Станция
заработала,   и   концентрированный   поток   энергии   изменил   свойства
пространства, сломал время, соединил будущее и прошлое. И люди этой  земли
- нефтяники и лесорубы, сплавщики и  золотоискатели,  водители  поездов  и
автомобилей, землепроходцы, охотники, строители - со всех сторон и из всех
эпох  одобрительно  смотрели  на  дело  рук  своих  потомков,  предков   и
современников.
   Потом видение померкло, растаяло, растворилось. Егоров снова  лежал  на
земле, рядом стоял "На коленях Бутов, их окружали ночь и тайга, а издалека
несся многоголосый ликующий крик.
   - Все, пустили вашу Станцию, - сказал Бутов.
   Вверху шелестел ветер.



   Михаил Пухов.
   На попутной ракете

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Картинная галерея".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 13 September 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Десятикратная  перегрузка  все  так  же  вдавливала   испытателя   Юрия
Воронцова в окаменевшее кресло,  а  небо  впереди  оставалось  холодным  и
черным, лишенным звезд, слабый свет которых  терялся  в  лучах  маленького
отсюда Солнца, вмороженного в экран курсового телевизора.
   Да, оно так и висело там, неподвижное, неприближающееся, хотя, если  бы
все шло как следует, корабль на своей скорости давно вонзился  бы  в  него
или прошел рядом, скользнув по краю хромосферы,  и  находился  бы  уже  на
противоположной границе системы. Нет, уже оставив систему, шел бы сейчас в
холодном пустом пространстве, направляя свой бег в ставшее звездным  небо,
а Солнце превратилось бы в обыкновенную звезду позади.
   Однако Солнце не приближалось. Несмотря на то, что  Юрий  Воронцов  вел
корабль на немыслимой скорости, расстояние между ним и Солнцем  оставалось
неизменным, будто оно само обрело фотонный двигатель и удирало  вместе  со
своими планетами, двигаясь  по  той  же  программе,  что  и  корабль  Юрия
Воронцова. Не только Солнце, не только Солнечная система - и звезды,  даже
ближайшие, оставались на своих местах, а это означало, что  в