набрав  уже
нормальную скорость, сел на хвост уходящей веренице бледных огней. Но  она
перемещалась не так, как метеориты или искусственные космические  объекты.
Бледные огни стояли на месте, покачиваясь  из  стороны  в  сторону,  будто
связанные невидимым тросом, а вдоль вереницы, от головы к  хвосту,  бежали
незримые волны. Передние  шары  росли,  задние  уменьшались.  Шла  как  бы
перекачка пульсирующею сияния от задних  огней  к  передним,  а  потом,  в
какой-то неуловимый миг, последний  шар  исчезал,  в  голове  колеблющейся
колонны появлялась новая сфера, и тут же цикл  повторялся.  За  счет  этот
весь их строй стремительно перемещался, хотя в каждый момент  времени  все
сферы стояли на месте, лишь покачивались из стороны в  сторону.  Казалось,
бледные сферические огни один за другим мгновенно  переносятся  из  хвоста
колонны в ее голову...
     - Не надо стрелять, - тихо повторила Наташа.
     Астероид остался далеко за  кормой.  Насколько  далеко,  трудно  было
сказать, но это неважно. Никуда не денется эта  планетка.  Приборы  найдут
дорогу назад...
     Время от времени Гудков чувствовал, как кто-то  в  него  заглядывает.
Смотрит в нет откуда-то извне и все видит - все, что в нем происходит. Все
его мысли и чувства. И так же смотрит в нее, в Наташу.
     А мысли были такие. То, что он видит - лишь часть  какого-то  целого,
которое он не в силах охватить  своим  убогим  трехмерным  зрением.  Часть
чего-то неизмеримого.
     Звезды плясали в экранах. Ускорения наваливались поочередно с  разных
сторон. Катер шел  сзади  и  немного  сбоку,  исправно  держа  стометровую
дистанцию.  А  вереница  бледных  огней   извивалась   в   видеолокаторах,
бессильная уйти дальше.
     И вдруг пляска звезд в экранах прекратилась.  Шары  остановились  без
видимого усилия, весь их ряд сразу. Двигатели притихли, тут же  включились
на  торможение,  но  катер  по  инерции  проскочил  вперед  на   несколько
километров. Гудков просто  не  успел  среагировать  на  остановку  бледных
огней. И тут же оказалось,  что  возращаться  не  надо.  Огни  возобновили
гонку, но  теперь  катер  Гудкова  ее  возглавлял.  Из  преследователя  он
превратился в преследуемого, но это длилось недолго.
     - Оно уходит, - сказала Наташа.
     Гудков глядел на видеолокаторы. Все, что  происходило,  фиксировалось
на магнитную пленку, но сейчас он  видел  это  своими  глазами.  Хвостовые
сферы  исчезали,  одна  за  другой.  Но  новые  не  появлялись  в   голове
колеблющейся колонны. Спустя секунду вереница огней стала вдвое короче.
     - Оно уходит, - повторила девушка.
     Гудков отрицательно мотнул головой. Нет, все было  сложнее.  Половина
огней исчезла, но с остальными ничего уже не происходило. Они, сблизившись
до прежней дистанции, продолжали невероятную гонку.  И  опять  он  испытал
томительное и дразнящее чувство, будто кто-то неведомый заглядывает в него
и видит его целиком, все его глубины души, все явное и все потаенное...
     Кабину пронзило  вспышкой  мертвого  света.  Раздался  сухой  хлопок.
Девушка вскрикнула.
     Между ней и боковой стенкой появился небольшой, с  кулак,  светящийся
предмет. Точно такая сфера, как тогда, в космосе. Но теперь  она  возникла
внутри кабины.
     Бессильные  приблизиться,  светящиеся  шары  пошли  на  такое,  чтобы
поближе познакомиться с катером.
     Гудков уже не смотрел наружу. Он впервые  видел  шаровую  молнию  так
близко. Да, она отвечала всем описаниям шаровых молний.
     Светящаяся сфера - в космосе с расстояния сотен метров  они  казались
бледными - здесь  была  ослепительной.  Она,  как  живая,  пульсировала  и
раздувалась. Она и была живой - Гудков знал это. Она дернулась к приборам,
прокатилась над пультом, задержалась у  клавиатуры  управления  торпедными
аппаратами. Она была уже с  полметра  в  диаметре.  От  пульта  она  резко
повернула к Гудкову. Он сидел как парализованный. Она парила  в  метре  от
его  лица,  будто  разглядывала.  Время,  казалось,  стояло.  Сквозь   нее
просвечивали зеленые огоньки на табло и экраны видеолокаторов.  Патом  она
вдруг отпрыгнула на метр, и чувство, что кто-то заглядывает в душу,  стало
острее и мучительнее,  стало  непереносимым.  И  тут  она  направилась  ко
второму креслу, к креслу стрелка.  Направилась  по  дуге,  отклонившись  к
стене кабины.
     Чувство, что внутрь устремлен парализующий взгляд анаконды,  исчезло.
Пронзительно вскрикнула  Наташа.  Гудков  не  понял,  откуда  в  его  руке
появился газовый пистолет. Струя  плазмы  прошла  точно  по  центру  шара,
сквозь светящуюся прозрачную оболочку и темную  сердцевину,  и  ударила  в
стену кабины, не причинив сфере видимого  вреда.  Но  та  тут  же  сжалась
рывком вдвое. Продолжала съеживаться, уменьшаться... Превратилась в  шарик
размером с кулак и исчезла с сухим хлопком.
     В воздухе кабины пахло чем-то дразнящим и необычным. На  видеоэкранах
одна за другой исчезали бледные сферы, но Гудков уже не  смотрел  на  них.
Отстегнувшись,  он  склонился  над  девушкой.  Ее   лицо   было   бледным,
безжизненным. Она была в глубоком обмороке. Было непонятно, дышит она  или
нет.
     Скафандр на ней был тесный, в обтяжку.  Он  сдавливал  ей  грудь,  не
давая дышать.
     Гудков потянул молнию на ее скафандре. Они были  одни  в  бесконечном
космосе. Вереница бледных огней исчезла, а планетка, с  которой  стартовал
катер, затерялась где-то в ночи.
     Гудков осторожно потрепал девушку  по  щеке.  Ее  глаза  открылись  -
большие, синие, как полузабытое небо Земли - и в них уже не было  и  следа
того ужаса, который заставил ее  потерять  сознание.  Она  приподнялась  в
кресле в полумраке кабины, посмотрела вперед.  Из  курсового  иллюминатора
светили яркие звезды.



                                    7

     - Современной науке по плечу любые загадки, - произнес Пинчук. Как  и
вчера, они все четверо сидели  за  столом  в  гостиной  "Астрокупола",  на
прежних местах. Как и вчера, перед ними стояли  бутылочки  с  кофе,  центр
стола украшало блюдо с  арбузообразным  томатом,  как  и  вчера,  напротив
Гудкова сидела Наташа Штуб. Она улыбалась и что-то напевала.  Штуб-старший
сосредоточенно и мрачно молчал.
     Но ситуация, разумеется, изменилась коренным образом. И  даже  Пинчук
уже не разыгрывал из себя детектива, хотя и не перестал важничать.
     - Любые загадки, - повторил Пинчук. - Жаль,  конечно,  что  находятся
люди, - он выразительно посмотрел на Гудкова, - которым ничего  не  стоит,
руководствуясь  лишь   спортивным   азартом   и   собственным   нездоровым
любопытством, сорвать тщательно запланированный  эксперимент.  Но  ничего,
подождем еще четыре дня. Только на этот раз кое-кого неплохо бы  запрятать
в изолятор. Подождем, пока явление повторится.
     Да, это, в частности, изменилось тоже: вчера Гудков сидел  как  бы  в
тени, сегодня он был в центре внимания. Никто уже не смотрел на  него  как
на извозчика.
     - Во-первых, я не уверен, что оно  повторится,  -  сказал  Гудков.  -
Во-вторых...
     - Погодите, - сказал психолог.  -  Что  значит  "не  повторится"?  Вы
полагаете, что  явление,  регулярно  происходившее  на  протяжении  целого
месяца, теперь вдруг ни с того ни с сего прекратится?  В  силу  каких  же,
позвольте полюбопытствовать,  причин?  Уж  не  из-за  вашего  ли  рокового
вмешательства?
     - Зачем вы так, Николай Владимирович? - сказала Наташа. Штуб метнул в
нее мрачный взгляд, но она продолжала: - Почему вы на него нападаете? Ведь
Саша старался для всех. И сделал все как надо. У него же на катере приборы
гораздо лучше...
     - Лучше, чем в прекрасно оборудованном астрономическом отсеке большой
астероидной  станции?  -  громогласно  усомнился  Пинчук.  -  На  каком-то
микроскопическом суденышке?.. А вы, голубчик, сами-то как считаете?
     - Что тут считать, - пожал плечами Гудков. - Конвойный  катер  -  это
специализированная машина для обнаружения, перехвата и  уничтожения  малых
небесных тел, угрожающих  межпланетным  караванам  малой  тяги...  Которые
курсируют от Земли до Юпитера и  обратно,  -  не  смог  удержаться  он.  -
Естественно,  каждый  такой  катер  оснащен  самыми  новейшими   приборами
наблюдения и регистрации. Оснащен вполне хорошо.
     - Лучше, чем обсерватория? - произнес психолог.
     - Стандартная обсерватория? Разумеется, лучше.  И  лучше,  чем  самая
лучшая. Ведь это боевое судно, от нет зависят жизни людей.
     - И вы полагаете, голубчик, что  вам  удалось  получить  какую-нибудь
принципиально новую информацию о наблюдавшемся нами феномене?
     - Конечно, - сказал Гудков. Он сделал непроницаемое  лицо.  -  Только
давайте с вами договоримся. Я с удовольствием вам помогу, но не надо  меня
ловить. Мы с вами договорились?
     Пинчук не нашел, что ответить. Наташа радостно улыбнулась.  В  глазах
Штуба, как и вчера, появились и тут же  пропали  веселые  искорки.  Гудков
достал из кармана кассету.
     - Вот результаты моего легкомысленного поступка, - сказал он. - Здесь
записаны данные  о  размерах,  абсолютных  и  относительных  перемещениях,
скоростях и оптических характеристиках множественного светящегося объекта,
наблюдавшегося сегодня утром в районе астероида Цирцея. Здесь с  привязкой
ко времени зарегистрированы мельчайшие  подробности  его  пространственных
эволюций, пульсаций, цветовых оттенков и радиоотражающей способности.  Все
это есть здесь. И здесь есть все относительно шара, появившегося в  кабине
катера.
     Пинчук недоверчиво смотрел на плоскую металлическую кассету.
     - Значит, вы считаете, абсолютно все?
     Гудков посмотрел через стол на Наташу. Девушка опять  улыбнулась,  но
ее лицо тут же стало серьезным.
     - Нет, - твердо сказал он. - Здесь есть все, кроме  самого  главного.
Здесь отсутствуют наши субъективные ощущения. Отсутствует  психологическая
среда субъекта, по современной терминологии, - не смог  удержаться  он.  -
Здесь нет нашей стопроцентной  уверенности  в  том,  что  это  было  живое
существо, причем все время одно и то  же.  И  здесь  нет  того  леденящего
чувства, когда кажется, будто оно заглядывает вам в душу.
     - Да,  -  неожиданно  сказал  Штуб.  -  Если  говорить  откровенно...
Впрочем, вы уже понимаете.
     - Так, - произнес психолог. - Но что они дают, все  эти  субъективные
ощущения? Их ведь, как говорится, к делу не  подошьешь.  Что  прикажете  с
ними делать?
     - Вы профессионал, вам виднее,  -  сказал  Гудков.  -  От  себя  могу
добавить одно. Вы видели когда-нибудь озеро в безветренную погоду?
     - Разумеется, - недоуменно проговорил Пинчук. - Но...
     - А рыбу, резвящуюся на его зеркальной поверхности? А лучше  -  змею,
плывущую рядом с берегом?
     - Да... То есть  нет,  -  совсем  растерялся  психолог.  -  То  есть,
разумеется, да. Рыбы видел сколько угодно. А вот змей, по-моему, как-то не
довелось. Но зачем...
     - А еще лучше - картинку с изображением Великого морского змея?
     - Конечно, видел, - оживился Пинчук. - Знаете,  сейчас  общепризнано,
что Великий морской змей суть такой  же  объективно-субъективный  феномен,
как и шаровая молния. В обоих случаях для успешного наблюдения  необходимо
присутствие воспринимающего субъекта. Так и в квантовой механике,  творят,
прибор иногда влияет на результат измерения... Вы, наверное, знакомы  и  с
квантовой механикой?
     - Изучал, - кивнул Гудков. - Так вот,  морской  змей,  как  и  многие
водные животные, имеет,  грубо  говоря,  форму  тела  вращения.  В  первом
приближении, форму трехмерного цилиндра. Но вы помните, как обычно  рисуют
плывущего морского змея?
     - Да, конечно, - заторопился психолог. -  Обычно  рисуют  так,  -  он
показал рукой. - В виде этакой извилистой линии...
     - Правильно, - сказал Гудков. - Плывущий  морской  змей  имеет  форму
вертикальной синусоиды. Над водой при  этом  выступает  несколько  горбов,
остающихся неподвижными относительно друг друга. На деле змей очень быстро
извивается, и поэтому быстро плывет, а  его  тело  пересекает  поверхность
воды в нескольких местах. Какую форму, по-вашему, имеют эти пересечения?
     - Пересечения тела змея с поверхностью? - переспросил психолог. - Ну,
они... По-моему, они круглые.
     -  Правильно.  В  первом  приближении  это  окружности  или  эллипсы,
поскольку, как мы уже знаем, тело змея в первом приближении - цилиндр.  Но
поскольку это цилиндр неправильный, постепенно сужающийся,  то  и  радиусы
этих окружностей неодинаковы...
     - Понятно, - отозвался психолог. -  Вы  объясняете  очень  доходчиво.
Никогда в жизни бы не поверил, что смогу разобраться в  такой  казуистике!
Но зачем вы, голубчик, так подробно нам об этом рассказываете?
     - Этот простой пример  позволит  нам  с  ходу  решить  проблему,  над
которой вы и ваши коллеги ломали голову не  один  десяток  лет,  -  твердо
сказал Гудков.
     Он посмотрел на Наташу. Она слушала очень  внимательно,  было  видно,
что она все понимает, и это означало - он выбрал правильный путь изложения
своих мыслей.
     - При чем здесь мои коллеги? Никто из них, по-моему, даже не слыхал о
Цирцее.
     - Я имею в виду проблему НЛО, - объяснил Гудков. - Представьте  себе,
что в плоскости,  которой  является  поверхность  воды,  живут  двухмерные
существа.
     - Двухмерные? - переспросил Пинчук. - Какие такие двухмерные? Что  вы
хотите этим сказать?
     - Двухмерные - значит, плоские. Плоские, как бесконечно  тонкий  лист
папиросной бумаги. Существа, живущие  только  в  двух  измерениях.  У  них
двухмерные тела, и органы чувств  тоже  двухмерные.  Они  не  воспринимают
ничего, находящегося за пределами плоскости, в которой живут.  Ничего  вне
пределов  бесконечно  тонкой  пленки  воды.  Как  они  воспримут  Великого
морского змея?
     - Ну, не знаю, - признался Пинчук. - Мне, право, трудно сообразить. А
вы, голубчик, сами-то как считаете?
     - Я? - сказал Гудков. Он говорил  все  более  убежденно,  потому  что
мысль, которая возникла у него во время погони за вереницей бледных огней,
до  сих  пор  была  всего-навсего  мыслью.  Теперь   она   осуществлялась,
превращалась в высказанные слова. - Естественно, они воспримут его  только
как эти окружности, как вереницу окружностей, которые получаются в  местах
пересечения тела нашего змея с их плоским двухмерным миром.
     Он снова посмотрел на Наташу. И опять взгляд  ее  внимательных  синих
глаз придал ему вдохновения.
     - Ну, допустим, что так, -  согласился  Пинчук.  -  Только  зачем  вы
все-таки это рассказываете? Ведь ваши слова не имеют отношения не только к
теме нашего разговора, но и вообще к миру, в котором мы с вами живем.  Это
просто игра ума, фантазия, но не более. Какие-то двухмерные  вещества,  то
есть существа...
     - Вы так думаете? - спросил Гудков. - А теперь представьте себе,  что
наш мир является частью более сложного, четырехмерного мира, точно так же,
как произвольная плоскость - это лишь ничтожная часть  нашего  трехмерного
пространства. Представьте себе, что в этом высшем четырехмерном мире  наша
вселенная суть то же самое, чем  представляется  нам  плоская  поверхность
озера или моря. Представьте себе, что этот мир,  невидимый  и  неосязаемый
нашими  органами  чувств,  населяют  существа,  тоже  лежащие   в   другом
измерении, четырехмерные. Они - если это  аналоги  наших  птиц  -  носятся
где-то над нашим миром, любуются своими отражениями в нем, но остаются для
нас непознаваемыми. А аналоги наших рыб плавают под нашим пространством  и
дышат своими четырехмерными жабрами, не подозревая о нашем  существовании.
Но есть и другие. Они, как Великий морской змей, живут где-то в пучине,  в
бездне глубоко под нашим миром, но иногда всплывают к нему - к поверхности
своего моря - подышать, глотнуть свежего воздуха...
     - Четырехмерного воздуха? - язвительно поинтересовался психолог.
     - Конечно, - кивнул Гудков. - И еще представьте себе, что они, как  и
наши змеи,  тоже  имеют  форму  тела  вращения  -  только  четырехмерного.
Например, форму четырехмерного цилиндра. И когда такое существо, всплывая,
пересекает наше пространство, его сечение нашим пространством дает  сферу.
А если такое существо пересекается с нашим миром несколько раз - например,
когда изгибается, чтобы быстро плыть, - то цепочку  сфер.  Это  совершенно
аналогично веренице окружностей, которой является в  плоскости  воды  тело
Великого морского змея...
     - Так, - сказал Пинчук. - И значит, вы полагаете...
     - Да, - продолжал Гудков. -  Представьте  себе,  что  одно  из  таких
существ наделено любопытством. Ему, этому существу, интересно.  Трехмерные
предметы - такие, как наш астероид - для него то же, что для нас  радужные
пятна нефти на поверхности воды. И  вот  однажды  оно  случайно  всплывает
подышать рядом с таким пятном. Ему любопытно, что это за пятно. Наш космос
для него - поверхность необъятного  океана,  граница  раздела  двух  сред.
Одной, в которой оно плавает, другой - в которой дышит.  И  оно  всплывает
каждые сто часов - именно настолько хватает ему его четырехмерного воздуха
-  и  плещется  на  поверхности  своего  океана,  и  разглядывает   всякие
разноцветные пятна - нам кажется, что оно заглядывает к нам внутрь, ибо мы
так же раскрыты ему, как полностью видны нам плоские пятна нефти... А  нам
это  существо  представляется  то   шаром,   то   вытянутым   извивающимся
эллипсоидом вращения, то колеблющейся вереницей разнокалиберных сфер.
     Гудков умолк. Несколько секунд за столом царило молчание.
     - Я, конечно, не могу дать исчерпывающей  оценки  вашей  гипотезе,  -
произнес наконец  психолог.  -  Однако  фантазия  у  вас,  надо  признать,
поставлена хорошо. Поверьте слову  профессионала.  Рассуждаете  вы  вполне
убедительно. Только, по-моему, слишком  большое  место  занимают  в  вашем
воображении   всякие   эллипсоиды   вращения,   четырехмерные    цилиндры,
пространственные сечения и прочая  казуистика.  Вот  когда  вы,  с  вашими
способностями, научитесь строить свои фантазии на  основе  вещей  попроще,
тогда мне придется с вами согласиться. И если бы вы придумали что-нибудь в
этом роде...
     - С  удовольствием,  -  сказал  Гудков.  -  Как  вам  нравится  такая
гипотеза, действительно попроще.  Вообще  все  астероиды  -  всего-навсего
разные сечения  одною  и  того  же  четырехмерного  объекта,  какой-нибудь
четырехмерной водоросли. И, например, все  планеты.  И  все  звезды,  само
собой. И, естественно, все животные.
     - А люди? - тихо спросила Наташа.
     - И люди тоже. А что, отличная мысль.  Все  мы  -  просто  трехмерные
сечения одною и тот же четырехмерного человека, какой смысл нам спорить  и
ссориться? Но можно и подругу. Скажем,  не  все,  но  какой-то  мужчина  и
какая-то женщина - это два сечения одной четырехмерной личности.  И  когда
такой мужчина встречается с такой женщиной...
     Гудков  замолчал.  Наташа   покраснела.   Пинчук   размышлял,   какую
профессиональную оценку дать последней гипотезе.
     - Ну ты и змей, если говорить откровенно, -  вдруг  нарушил  молчание
Штуб, пристально и мрачно посмотрев на Гудкова.



    Михаил ПУХОВ
    Цейтнот

    Мы  познакомились  в  порту.  Рейс задерживался, детектив я забыл дома и
    скучал.   Публика   была   обычная   -  человек  двадцать  туристов,  их
    сопровождающий  и толпа командированных вроде меня. Поговорить не с кем,
    послушать некого. И вдруг в зале появился совсем другой человек.

    Опытный  взгляд различает таких сразу. Он был разведчик дальнего космоса
    или что нибудь в этом роде.

    Его  пояс  оттягивала огромная желтая кобура. На лице, покрытом неровным
    космическим  загаром,  красовался  большой  белый  шрам  в виде ущербной
    луны.  При  ходьбе  владелец  шрама  прихрамывал  на  левую ногу. Словом
    истинный   ас,   битком   набитый   разными  байками  и  нуждающийся  во
    внимательном слушателе.

    Он  взял  в  ав