ся Большая ОКС, сокращенно - бокс. Поэтому тех, кто там  работает,
называют боксерами. Или бокситами, кому как нравится.
   - Понятно, - сказал Коровин. Разговор входил в обычное непритязательное
русло.
   - И что вы думаете? - продолжал Гудков. - Знаете, почему я оттуда ушел?
От скуки. Не потому, что там мало происшествий,  нет.  Наоборот,  сплошные
аварии и инциденты. Но я не желаю вам присутствовать при подобной аварии.
   - Почему?
   - Потому что вам не дадут и пальцем пошевелить. Все за вас сделают.
   - Кто?
   - Центр, кто же еще, - сказал Гудков. - Есть у них  такая  организация.
Так и  называется  -  Центр  управления  полетами.  Но  работают  здорово,
молодцы.
   - И поэтому вы перешли сюда?
   - Частично, - сказал Гудков. -  Здесь  намного  свободнее.  Есть  люди,
которые считают, что безопасность превыше всего. Я не отношусь к их числу.
   - Скажите, - проговорил Коровин после непродолжительного молчания. -  А
вот если вы встречаете очень большой метеорит, типа астероида?  Уничтожить
который обычными средствами вы не можете? Что тогда?
   - Не понимаю. Объекты до ста тонн мы расстреливаем уверенно.  Если  вам
угрожает  что-то  грандиозное,  то  штурман  камата  успевает  пересчитать
программу и уйти. Даже на малой тяге. Просто потому,  что  впередсмотрящие
станции засекают большой метеорит на очень большом расстоянии.
   - А если впередсмотрящие недооценивают угрозу?
   - Ясно, - сказал Гудков. - В принципе такое, конечно, возможно. Но  что
делать, я не знаю. Никогда не был в подобной ситуации.
   - Я  вот  к  чему,  -  сказал  Коровин.  -  Говорят,  иногда  конвойный
расстреливает весь боезапас, но не уничтожает метеорит. Тогда он  идет  на
таран. Рассказывают, что были такие случаи.
   Гудков молчал, опустив серые  глаза  и  похлопывая  правой  ладонью  по
широкому подлокотнику. Потом он серьезно посмотрел на Коровина.
   - Нет, вряд ли. Я бы знал. И почему  пилот  должен  гибнуть?  Он  может
катапультироваться, и его подберут Другие.
   Он  замолчал.  В  наступившей  тишине  вдруг  проснулся,  ожил  связной
громкоговоритель. Минуту он  молча  хрипел.  Потом  сказал  металлическим,
нечеловеческим голосом:
   - "Рубин-пять, "Рубин-пять", здесь база. "Рубин-пять",  вызывает  база.
Боевая тревога в вашем секторе.


   Для воображаемого наблюдателя, поднявшегося  над  каматом  к  Северному
полюсу мира, сектор патрулирования простирался  вперед,  левее  траектории
каравана. Конвойный катер находился в вершине конуса, в тысяче  километров
от  камата.  Локаторы  дальнего  обнаружения  засекают  метеорит   средних
размеров на расстоянии, в сто раз большем. При скорости сближения  порядка
100 км/с на все остальное остается 15-20 минут.  Радиус  действия  атомных
торпед составляет десять тысяч  километров.  При  работе  на  максимальной
дальности их следует запускать сразу  после  сигнала  тревоги,  чтобы  они
успели к месту встречи с целью.
   Сейчас  со  стороны  Юпитера,  угрожая  камату  лобовым  столкновением,
приближался метеорит  массой  приблизительно  в  тонну.  В  том  месте  на
курсовом экране, где он  должен  был  находиться,  висела  бледная  точка.
Изображение синтезировалось бортовым вычислителем по данным, полученным из
диспетчерской. Бортовые локаторы катера пока не видели метеорита.  Атомные
торпеды обычно  стартуют  вслепую,  и  до  перехода  на  самонаведение  их
движением управляют по данным, полученным с камата.
   Все, что требовалось от Коровина при сигнале тревоги, он уже сделал. На
мгновение почувствовав себя автогонщиком, он надел  на  голову  прозрачный
колпак шлема, натянул на руки перчатки и пристегнулся к креслу  привязными
ремнями. Сиденье ощутимо давило на него  снизу,  потому  что  катер  менял
позицию, переходя в точку встречи.  Катер  двинулся,  подчиняясь  Гудкову,
который приготовился, казалось, еще до сигнала тревоги.
   - Ладно, - деловито  сказал  Гудков.  -  Уговорили.  Выпущу  еще  одну.
Все-таки тысяча килограммов.
   Он что-то нажал, и перед ним послушно загорелся новый  экран.  Знакомые
созвездия  несколько  раз  качнулись  из  стороны  в  сторону,  постепенно
успокаиваясь. На втором малом экране небо было уже неподвижно. Он  зажегся
полторы минуты назад. А в центре пульта управления, в метровом  прозрачном
кристалле, две яркие искры слабели и замедлялись  на  фоне  звезд.  Гудков
направлял их так, чтобы они приближались к бледному огоньку цели.
   - Выпускать торпеды было необязательно, -  сказал  Гудков.  -  Метеорит
некрупный, нам хватило бы бластеров ближнего боя. Правда, я с  ними  давно
не работал. Все больше на  дальних  подступах,  торпедами.  Но  зачем  вам
столько оптики?
   Перед Коровиным было разложено его  собственное  оружие.  Расчехленные,
заряженные и готовые к съемке кинокамера и два фотоаппарата. Они лежали на
широких подлокотниках кресла.
   - Увидите, - сказал Коровин. - Я хочу заснять  процесс  приближения  на
кинопленку, чтобы дать общую картину. А вблизи  -  только  фотокамеры!  Их
две, чтобы не перезаряжать.
   - Я о другом. Ведь  все  фиксируется  на  магнитной  ленте.  Зачем  вам
съемка?
   Коровин засмеялся.
   - Магнитофон ничего не понимает в композиции, -  сказал  он.  -  Но  вы
разрешите мне использовать часть записей? Для фильма?
   - Конечно. Это ваш первый фильм?
   - Пока последний, - сказал Коровин. - Я сделал их не один десяток.
   - Ах вот как, - сказал Гудков. - Тогда уберите камеры с  подлокотников.
Наденьте их на себя. А то еще свалятся.
   - Правильно, - согласился Коровин. - Я их надену,  чтобы  было  удобнее
снимать.
   Они замолчали. Две искры на курсовом экране за это время поблекли.  Они
приблизились уже вплотную к огоньку цели,  но  практически  не  двигались,
потому что торпеды удалялись от катера почти по лучу зрения. Над  экранами
на табло выскакивали числа. Одни указывали расстояние от снарядов до цели.
Другие, пониже, - от цели до  катера.  Еще  ниже  третий  ряд  цифр  давал
дистанцию между метеоритом и каматом.
   - Смотрите, - сказал Гудков.
   Коровин, подняв  кинокамеру,  вгляделся  в  экран  бортового  телеглаза
торпеды. Рядом с центром экрана он с трудом различил едва заметную бледную
точку. Гудков сказал официальным тоном:
   - Цель в поле зрения первой торпеды.
   Коровин, на мгновение подняв  глаза,  удивленно  посмотрел  на  пилота.
Оказывается, тот говорил в  микрофон,  беседуя  с  диспетчерским  пунктом.
Коровин снова заработал кинокамерой. Он осторожно перевел кадр на  главный
экран, где одна из искр слилась с целью,  ставшей  за  это  время  гораздо
ярче. Потом направил камеру так,  чтобы  поймать  в  поле  зрения  профиль
Гудкова, говорившего в микрофон с каматом.
   - Перехожу  на  непосредственное  сопровождение,  -  сказал  Гудков.  -
Поражение через тридцать секунд.
   Коровин  снял  крупным  планом  его  жесткие  металлические  пальцы  на
клавишах управления торпедами. Цель на малом экране сдвинулась  к  центру.
Она становилась ярче.
   - Вторая торпеда в  пределах  оптической  видимости,  -  сказал  Гудков
далекому диспетчеру камата. На втором малом экране  шевельнулся  крошечный
огонек. Повинуясь пальцам Гудкова, он двинулся к центру. Коровин продолжал
работать кинокамерой.
   - Поражение первой торпедой через двадцать секунд, - сказал Гудков.
   Коровин поймал в видоискатель световое табло. Расстояние от снарядов до
цели - 2160 км. Расстояние от цели до катера - 9870 км.  Расстояние  между
катером и каматом - как обычно, тысяча километров.
   - Смотрите, - услышал вдруг Коровин  шепот  Гудкова,  искаженный  двумя
скафандрами. Оторвавшись от кинокамеры, он  глянул  на  экран  передатчика
первой торпеды.
   Оттуда,  увеличенная   маломощным   бортовым   рефрактором,   на   него
надвигалась цель, уже переставшая быть просто точкой.  Но  метеоритом  она
так и не стала.


   Это был  вытянутый  металлический  цилиндр,  освещенный  яркими  лучами
Солнца, к которому он приближался из глубокой черноты космоса. Цилиндр был
маленький, еле видный на  пределе  разрешения  телескопа  торпеды.  Но  он
быстро увеличивался в размерах, приближаясь.  Скоро  стало  видно,  что  с
одной стороны он  обломан  или  оборван,  а  с  другой  кончается  гладким
сферическим утолщением. Металлический предмет горел в свете Солнца.  И  он
приближался.
   - Пятнадцать секунд.
   Цилиндр увеличивался. Он занимал уже  половину  площади  экрана.  Стало
заметно,  что  его  поверхность  неоднородна.  Нет  -  в  солнечный  блеск
незнакомого металла вплетался сложный узор круглых матовых пятен. В  руках
Коровина был фотоаппарат. Он делал снимки.
   - Десять секунд до поражения цели.
   Разве  бывает  поражение  цели?  Поражение  терпят  люди.  Те,  кто  ее
поставил. Те, кто идет к ней, поставив на карту все.
   - Пять.
   Изображение росло. Вот весь экран заняло одно из матовых пятен. И вдруг
все исчезло, как будто ничего никогда  не  было,  будто  странный  предмет
сдуло  ветром  из  телеэкрана.  Там  остались  только  звезды,  далекие  и
холодные.
   Глаза Коровина наткнулись на резкий, чужой взгляд Гудкова. Тот,  ничего
не сказав, отвернулся к пульту управления. Последовав за  его  взглядом  и
увидев знакомое изображение на втором малом  экране,  Коровин  понял,  что
произошло. Первая торпеда прошла  мимо  не  разорвавшись.  Теперь  история
повторялась.
   - Двадцать секунд, - сказал Гудков. Пленка у Коровина кончилась, в  его
руках появилась вторая фотокамера. Она щелкала  совершенно  независимо  от
его желания. Он  смотрел  на  невозможную,  немыслимую  вещь,  похожую  на
металлическую колбу или на половинку гантели, стремительно  выраставшую  в
экране торпедного телескопа. Но потом ее не стало и здесь, как  будто  она
им приснилась  или  пришла  галлюцинацией  в  награду  за  долгую  пустоту
дежурства.
   -   "Рубин-пять",   "Рубин-пять",   -   сказала   база   металлическим,
нечеловеческим голосом. -  "Рубин-пять"  вызывает  база.  Почему  цель  не
уничтожена?..
   Громкоговоритель умолк на полуслове, внезапно, будто его выключили.  На
главном экране возникла медленно толстеющая асимметричная точка.
   - Вот он, - сказал Гудков. - Наши телескопы его достали.
   Рисунок созвездий на малых экранах утратил устойчивость. Звезды  начали
вращаться. Ставшие неуправляемыми торпеды теряли стабилизацию.
   - Чуть не забыл, - сказал Гудков.
   Малые экраны погасли одновременно с двумя нестерпимо  яркими  вспышками
на главном экране, по эту сторону звезд. Некоторое время ничего там нельзя
было различить, но постепенно двойная сверхновая потускнела, и  от  взрыва
осталось  медленно  расплывающееся  облачко,  на  фоне   которого   быстро
увеличивался в  размерах  диковинный  цилиндр  с  шаровым  расширением  на
неповрежденном конце.
   - Вы уверены, что это не наше? - спросил Гудков неожиданно спокойно.
   Коровин кивнул. Во рту у него пересохло, и он не мог говорить.  Он  еще
раз кивнул. И он делал снимки.
   На потолке кабины, над дистанционными индикаторами зажегся транспарант:
"Дистанция лазерного огня".
   - Тридцать секунд до встречи, - сказал Гудков.
   Коровин смотрел на экран сквозь видоискатель,  лихорадочно  нажимая  на
спуск.  Вот  она  приближается.  Красивая,  цилиндрическая,  шарообразная.
Чужая, неземная,  изготовленная  в  недоступных  глубинах  вселенной.  Она
прилетела в Систему, оставив позади себя десятки и сотни световых  лет.  И
вот она приближается - для того, чтобы они ее уничтожили.
   - Пленка, - сказал  он,  с  трудом  ворочая  сухим  языком.  -  У  меня
кончилась пленка.
   - Ничего страшного, - сказал Гудков. -  Все  фиксируется  на  магнитной
ленте.
   Коровин опустил камеру на грудь.  Числа  на  указателе  расстояния  все
уменьшались. На потолке кабины  горел  транспарант:  "Дистанция  лазерного
огня". Обломанная гантель надвигалась из глубины курсового экрана.  Гудков
смотрел на нее из своего кресла молча  и  сосредоточенно.  В  кабине  было
жарко. Коровин начал расстегивать привязную систему.
   - Перестаньте, - прозвучал в наушниках искаженный голос Гудкова. - Ведь
вы же мужчина!..
   Коровин не мог найти запоров. Он рвался из ремней,  хотел  порвать  их,
рассчитанные на стократную перегрузку. В кабине ничего не осталось. Только
цепкая паутина привязных ремней, да вязь матовых пятен в прицеле курсового
локатора, да Гудков  со  взглядом  охотника.  Его  жестокие  металлические
пальцы лежали на клавиатуре.
   - Нет, - беззвучно сказал Коровин. Он вырывался из душивших его ремней.
- Нет!..
   Цель  висела  сейчас  в  центре  курсового  экрана,  она  была  красива
небывалой,  небесной,  так  никем  и  не  понятой  красотой,  начиная   от
замысловатого орнамента темных пятен на  зеркальной  поверхности  сферы  и
кончая волнистым,  разорванным,  с  острыми  зазубринами  краем  цилиндра.
Проклятый запор наконец поддался. Но было поздно.
   Экран стал белым, потом ослепительным, глаза перестали видеть, и, когда
катер тряхнуло в туче газообразных, еще не успевших рассосаться  осколков,
ничего не осталось, на всем лежал черный квадрат, отпечаток взрыва.
   Только пустота и тишина. И так было долго.
   - "Поймите, - сказал Гудков. -  Если  бы  мы  его  пропустили,  его  бы
уничтожили батареи камата. Если бы успели.
   Коровин ничего не ответил.
   - От него в любом случае ничего не осталось бы, - сказал Гудков. - И от
каравана тоже. Все-таки сто километров в секунду.
   Коровин молчал.
   - Вы не думайте, что я не понимаю, - сказал Гудков. - Я  вас  прекрасно
понимаю.
   Коровин молчал, глядя в слепое пятно экрана.



   Михаил Пухов.
   Услуга мага

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Картинная галерея".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 13 September 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   - У  меня  есть  мысль,  -  сказал  незнакомец.  -  Ведь  вы,  конечно,
разбираетесь в физике?..
   Откуда  он  появился,  осталось  неясным.  Мы  сидели  на  бережке,  на
камушках, запивая николаевскую добычу пивом  из  белой  канистры,  и  пляж
вокруг был пустынный. Метров на двести в обе стороны не  было  никого,  и,
если кто-нибудь проходил мимо нас  справа  налево  или  наоборот,  мы  еще
издали следили, как он приближается, особенно если женщина. Но на этот раз
никто не заметил никакого движения ни справа, ни слева от нас.
   Он возник внезапно.
   Позднее Виталик утверждал, что  незнакомец  сконденсировался  прямо  из
воздуха - не упал с неба, а сгустился из  воздуха,  постепенно  приобретая
очертания, и что он, Виталик, видел это своими глазами. Но после  ухода  -
вернее, исчезновения - незнакомца любой мог бы поклясться в  этом,  потому
что ничего удивительного в этом не стало. Но остальные не видели,  как  он
появился.
   А он - он появился и спросил:
   - Ведь вы разбираетесь в физике?..
   Конечно, эти слова  вызвали  замешательство.  Из-за  способа  появления
незнакомца. Минуту мы  смотрели  на  него  во  все  глаза  -  только  Адам
Сергеевич вроде спал. Незнакомец не представлял  собой  ничего  особенного
Скромный и чуть печальный - человек, каких много. Когда  народ  за  минуту
привык к его обыкновенному виду, Славка Владимиров сказал:
   - Есть один специалист.
   Незнакомец почему-то посмотрел на Виталика. Тот застеснялся.
   - Нет, - выручил Виталика Славка. - Вы посмотрите в воду.
   Из бескрайнего моря, которое начиналось  у  наших  ног,  взлетел  узкий
фонтанчик - Николай всплыл со  дна  передохнуть.  Он  давно  плавал  среди
подводных валунов и добыл уже много крабов. Он  находит  их  под  камнями,
крупных, как блюдце, и  стреляет  из  пневматического  ружья  собственного
изготовления. Незаменимую закуску под пиво добывает нам  Николай.  Сам  он
пива не пьет и крабов не ест, но охотится на них с удовольствием.
   Именно на него -  единственно  трезвого  и  вооруженного  представителя
нашего  коллектива  -  и  показал  незнакомцу  Славка  Владимиров  как  на
величайшего физика всех времен и народов. Он всегда так делает, и  Николай
не возражает, а часто даже способствует этому.
   Во взгляде незнакомца появилось недоверие.
   - Мне казалось, вы все в некотором роде...
   Наш коллектив ответил дружным вопросительным взглядом.
   - Мне нужны люди, разбирающиеся в физике, - объяснил незнакомец.
   - Зачем? - проснулся вдруг Адам Сергеевич.
   - Я, видите ли, волшебник, - скромно сказал незнакомец. - И у меня есть
мысль.
   Минуту мы смотрели на него во все глаза. Невероятно, но  это  проясняло
непонятное. Гипотеза о существовании волшебников не  противоречит  законам
природы. Закон и преступление - разные вещи.
   - Вы новатор, - сказал через минуту Адам Сергеевич. - Я  полагал,  дело
волшебников - творить чудеса.
   Незнакомец печально улыбнулся.
   - Творить чудеса просто. А я хочу сделать  что-нибудь  полезное.  Совет
мне просто необходим.
   Из бескрайнего моря взлетел новый узкий фонтанчик. Потом там забурлило,
у берега встал во весь рост Николай, встряхнулся  телом  и  пошел  к  нам,
шлепая по камушкам треугольными ластами. Он нес ружье и веревку с закуской
под пиво. Но никто  не  среагировал.  Раскрыв  рты,  все  мы  смотрели  на
незнакомца, который оказался волшебником и которому легче творить  чудеса,
чем думать.
   - Например, я знаю о вас многое, - сказал незнакомец. -  Мне  известно,
что вы физики, что вы делаете какую-то фотонную ракету и  что  недавно  вы
что-то такое запустили и теперь приехали сюда вместо премии.
   Возразить на это было нечего.
   - И многое другое, - добавил незнакомец.
   Шлепая ластами, подошел Николай, удивляясь, что никто  не  подпрыгивает
от радости, не хлопает в ладоши и не  кричит:  "Где  это  ты  добыл  таких
тарелков?"
   - Вот и наш физик, - представил его Славка Владимиров.
   - Не надо, - вежливо сказал незнакомец. - Я прекрасно вижу,  что  он  у
вас лаборант или другой обслуживающий персонал.
   Николай побагровел и уронил крабов на гальку.
   - Это волшебник, - объяснил ему Виталик.  -  Поэтому  он  знает  все  о
каждом из нас.
   - А другие чудеса умеете? - спросил Николай.
   Незнакомец взял камушек и подбросил его вверх. Камушек скоро  потерялся
из виду, исчез в необъятном небе. Все ахнули.
   - До Луны долетит? - спросил у волшебника Николай.
   Волшебник печально пожал плечами.
   - Не знаю. Я траектории не умею рассчитывать.
   Славка Владимиров оскорбительно засмеялся.
   - Мне хочется принести пользу, - сказал волшебник. - Я  должен  с  вами
посоветоваться.
   - Тогда вам надо учиться, молодой человек, - сказал Адам  Сергеевич.  -
Чтобы приносить пользу, нужно много знать.
   - Но я волшебник.
   - Следовательно,  вы  должны  знать  гораздо  больше  других.  Если  бы
всемогущий бог был невеждой, мир остался бы хаосом.
   - Не понимаю, - сказал волшебник. - Ведь как я захочу, так и будет.
   Он щелкнул пальцами. Через минуту закуску под пиво можно было  собирать
голыми руками, потому что вода  отступила  и  на  месте  бескрайнего  моря
осталась  огромная  плоская  яма,  дно  которой   было   укрыто   влажными
водорослями.
   - Мир остался бы хаосом, - повторил Адам Сергеевич. -  Не  удивляйтесь,
если завтра прочтете, что вчера на побережье обрушились  волны  невиданной
силы и стерли с лица земли города и селения.
   Волшебник смутился, печально взмахнул рукой, и море  вернулось  в  свои
берега.
   - Поэтому  я  и  пришел  посоветоваться,  как  лучше  принести  пользу.
Помогите мне, и я помогу вам.
   - Вам нужно не советоваться, а учиться, - повторил  Адам  Сергеевич.  -
Вам сколько лет, молодой человек?
   - Да, - подхватил Славка Владимиров. - С какого года, папаша?
   - Тридцать, - сказал волшебник. - Даже чуть больше.
   - Тогда все, - сказал Владимиров. - Физике  вам  обучаться  поздно.  Не
примут вас ни в одно приличное учебное заведение.
   Всем нам стало жалко волшебника, который был хоть и невежественный,  но
челове